Глава 7. Гардиния сегодня проснулась рано. Девушка любила субботу — в субботу, по обычаю, они топили купальню

Гардиния сегодня проснулась рано. Девушка любила субботу — в субботу, по обычаю, они топили купальню. Мать в этот день откладывала прочие дела и доставала полотенца, стелила новые простыни, тихо напевая. Вечером они сидели в родительских покоях и вышивали. За этим занятием Пелагея могла часами рассказывать обо всем на свете: о местах, где побывала, о лесных чудищах и их проказах, о том, как наказывают и милуют людей боги. Иногда они доставали из сундуков наряды и примеряли их...

Девушка привела себя в порядок и прошла в покои матери, — та уже была на ногах и суетилась возле шкафа.

— Знаешь, нет ничего лучше отвара крашеницы! — пробормотала Пелагея, открыв дверцу, — Смотри, какое белье после нее чудесное. А запах какой!

Перед тем как идти стирать белье к ручью, они замачивали его в отваре травы. Белье становилось чистым, мягким и пахло приятно. Гардиния вдохнула запах чистой наволочки. Мать продолжала:

— А в соседнем селе пользуют какую-то другую травку. И одежка после нее другая. Я у соседки нашей — Марии спрашивала, да ведь она молчит. Гляди-ка, какой секрет! А мне-то что? И моя мать, и моя бабка крашеницу использовали. Наверное, не глупее их были... Ты бы по воду сходила. Раза три сбегай — помыться нам хватит. Иди. Еще натопить надо успеть...

Пелагея спустилась вниз, прошла через кладовые с запасами солений, варений, маринадов, сушеных трав. Там же стояли и шкафы с тканями и тесьмой. Наконец, она попала в отделанную деревом и украшенную резьбой купальню. Мать присела на низкую скамью. Век бы отсюда не выходила! Сейчас вернется Гардиния, она разведет очаг, и весь дом наполнится ни с чем не сравнимым запахом душистых листьев и домашнего мыла...

Девушка же накинула меховую безрукавку, надела теплую обувку, выглянула на улицу. И сразу ощутила свежесть прохладного утра. Вдалеке виднелся лес, — оттуда доносился шум. Лес всегда шумел — и днем, и ночью. А в селе еще было тихо. Высокая трава стояла не шелохнувшись, словно еще не стряхнув с себя сладкую дремоту. Капельки росы звенели под лучами восходящего солнца.

Гардиния не спеша направилась к колодцу, наслаждаясь погожим днем. Поставила ведра на край. Прислушалась. Затем настороженно оглянулась: что-то подсказывало, что она здесь не одна. Откуда опять этот неотвязный страх и предчувствие? Девушка сплюнула через плечо и поспешила обратно. Поставила ведра на крыльцо. Вернулась с полными ведрами во второй раз. Еще разок, и можно отдыхать. Она легко добежала до ручья. За спиной вновь раздался легкий шорох. Она с опаской оглянулась — никого. Гардиния вздохнула, постаралась отогнать дурное со своих дум, зачерпнула воды, обернулась... и тут же растерянно отступила назад. Перед ней стоял молодой мужчина. Гардиния вздрогнула: как он здесь оказался?

Мужчина был высок, строен, широк в плечах. Красив. Черные как смоль волосы были зачесаны назад. Черты лица отличались благородством. И какой пронзительный взгляд! Зовущий, идущий прямо из сердца. «Странно! На местного совсем не похож, а одет как все мужчины в селе!» — думала Гардиния, отмечая вышитую белую рубаху, широкий кожаный пояс, темные штаны, короткие кожаные сапоги.

— Кто ты? Я тебя раньше никогда не видела... — пробормотала она.

— Меня Михас зовут. Напрасно ты боишься меня, Гардиния. У меня и в мыслях нет причинить тебе зло.

Девушка почувствовала искренность в его словах. Она потянулась за коромыслом, зацепила ведра. Парень залюбовался ее горделивой осанкой, нежностью кожи, под которой чувствовалась горячая кровь.

— А ты еще красивее, чем я думал.

На лице девушки заиграл румянец.

— Думал? Разве ты обо мне слышал?

— Слышал. И многое про тебя знаю... Послушай! Приходи завтра сюда, к ручью. Я ждать тебя буду. Придешь?

Он осторожно дотронулся до ее руки. Девушка отметила, как сильно вздымается молодецкая грудь. Она чуть склонила голову, затихла, прислушиваясь к голосу своего радостно забившегося сердца. В синих глазах блеснул огонек.

— Приду. Об эту ж пору и приду.

Гардиния откинула длинную косу и плавно двинулась прочь. Она еще долго ощущала завороженный мужской взгляд, устремленный ей вслед.

Бросив ведра на крыльце, Гардиния метнулась в свои покои, подбежала к зеркалу — щеки ее пылали, глаза сияли, улыбка не сходила с лица. Послышался укоряющий голос матери:

— А ведра что не убрала на место? Век им тут стоять? Гардиния!

— Иду!

Она плеснула в лицо воды. Вытерлась рушником. Сбежала по ступенькам вниз.

— Летает как стрекоза! — продолжала ворчать мать. — Что, думаю, покушать сготовить? Может, крошенку? Я кваса развела. И каша есть с молоком. Или ну ее, эту крошенку — возиться неохота в выходной-то день. Чего сама желаешь? А? Отчего улыбаешься? Что-то случилось?

— Ничего! — мотнула головой девушка. — Лучше крошенку — каша уже надоела!

Гардиния скрылась от пытливых материнских глаз в кладовую. Бросила в корзину овощей, сходила в сад за пучком зелени. Зовущий горящий взор Михаса неотступно преследовал ее. Кто он? Откуда? Ночью девушке было не до сна.