Глава 32. Пламя свечи покачивалось от неровного девичьего дыхания

Пламя свечи покачивалось от неровного девичьего дыхания. Гардиния потянулась за цветной нитью, сделала новый стежок, всхлипнула. Мать заглянула в покои дочери, почуяв неладное, присела рядом на кровать. Ласково погладила по волосам:

— Что ты, доченька? Что ты все грустишь? Хватит уж... Радогор — выгодная партия, от которой можно иметь все, что только душе угодно. А не он, так будет другой. Любой красавец будет у твоих ног — только помани. Что ты?

— Не знаю, матушка... На душе так тяжело, словно не в светлый путь собираюсь, а... на кладбище. Я счастливой хотела стать...

Пелагея положила голову дочери себе на грудь, прижала, покачала, словно малое дитя.

— Все думы мои только об этом и есть. Только о тебе, о твоем счастье. А в чем оно — счастье-то? Любовь на хлеб не намажешь, сыт ею не будешь. Счастье — это крепкое плечо, надежный мужчина рядом, поверь мне. Благополучие и достаток. Я — мать, жизнь прожила. Неужели я тебе зла когда пожелаю? Радогор может сделать тебя счастливой. Только позволь ему, доверься...

Гардиния пуще прежнего залилась слезами.

— Тяжко мне без него... Вся душа изболелась — как он там? А вдруг я его убила? Вдруг его уже нет в живых?

— Не бери на себя ношу эту, не надо. Он выбрал свой путь, ты — свой... Все пройдет. Время все раны залечит. Забудется твой ворон...

Дни потянулись в привычных хлопотах. Через месяц Гардинии предстояло войти в новый дом уже супругой, полноправной хозяйкой. Днем — в заботах о хозяйстве, ночью — в объятиях Радогора. Получится ли когда-нибудь забыть Михаса? Каждый раз при воспоминании о нем слезы подступали к горлу. Она строго-настрого запретила себе думать о нем, но сердце ныло, беспокойство и горечь светились во взгляде. Для чего она сама себя терзает? Выбор сделан. Мать счастлива. Обратного пути нет. Уже назначена дата свадьбы и гости приглашены, и старейшины обоих поселений тоже. Матушка, как и обещала, расплетет ей косу и заплетет надвое и тогда уже ничего нельзя будет повернуть вспять. Перед богами и людьми она станет женой. Нужно смириться со своей долей, с такой судьбой. Радогор — тоже достойный муж, и почему он не способен сделать ее счастливой? Ведь если она даст ему такую возможность... Права матушка. И от нее многое зависит так же, как и от него. Если уж она решилась... Нужно лучше присмотреться к нареченному спутнику жизни. Целый век им вместе куковать...

Раздумья Гардинии прервала вошедшая в покои Пелагея.

— Что ж ты жениха на улице держишь? Приглашай в дом да угощай! Покажи, что не только красой богата, но и я кой-чему научила...

Гардиния послушно кивнула, поспешила в столовую, куда пожаловал Радогор. Тот оценивающе оглядывал дом, затем похлопал по лавке, присел. Его длинные ноги, обутые в высокие кожаные сапоги, вытянулись почти до другого конца стола. На лице без труда угадывалось самодовольство. Гардиния у него в руках. Наконец-то! Девушка кожей ощущала, как тот успокоился. Чуть искоса посмотрев на жениха, невеста любезно спросила:

— Что подать тебе? Есть уха, и крошенку могу принести. Творог с молоком. Скажи мне, что ты любишь, — я ведь совсем ничего про тебя не знаю.

— А и не надо! — громко хохотнул Радогор. — Главное, что я про тебя знаю достаточно.

— Достаточно? Что ты знаешь?

— Что мне верной спутницей будешь и хозяйка ты хорошая. Детей здоровых родишь. Что еще мужчине надо? Да и женщине тоже...

Его глаза с интересом блуждали по комнате, задержались на толстой перине материнской спальни, на горе подушек, а потом на сундуке — приданом невесты. Девушка поймала его взгляд. Внутри неприятно кольнуло.

— Так что подать?

— Ухи принеси. Сама готовила?

— Да.

— Вот ее и неси.

Гардиния скрылась за занавесью, затем явилась с котелком в руках. Молча налила в глубокую чашу суп, отломила ломоть хлеба и тихо присела рядом. Радогор пододвинул чашу к себе, стал жадно поглощать содержимое. Вытер под конец все мякишем, бросил его в рот.

— Отменная уха, а ты — отменная стряпуха. Дай поцелую.

Гардиния не отстранилась, когда губы Радогора коснулись ее.

— Что-то ты бледная опять!

Радогор встал, еще раз прошелся по комнате. Половицы в одном месте скрипнули.

— Хорошо отец твой дом ставил. Долгую службу сослужит. Только вот пол поменять придется. Могу плотников прислать.

— Пришли, — пожала плечом девушка.

— Жаль, что отец твой погиб, посоветовал бы он мне. Я сейчас хочу новый амбар строить, но отдельно от отца. Для начала у меня свои сбережения есть...

— Про такое с матушкой разговаривай. Она всем добром пока распоряжается.

— Хорошо. С матушкой так с матушкой.

Радогор выглянул в окно, провел одобрительным взглядом по крепким ставням, по двору...

Гардиния же становилась все более хмурой. Что-то было не так. Ее что-то смущало, но что — она никак не могла взять в толк. Михас тоже смотрел на нее, тоже спрашивал обо всем, но как-то по-другому. И все ее радовало и грело.

— Вышиваешь сама?

— Да.

— И вот эти полотенца? Сама вышивала?

— Сама.

Радогор остановился, потрогал материал.

— Хорошо получилось. Красиво.

Словно зацепка, которую она все искала и никак не могла найти, выскочила наружу, и все сразу встало на свои места. Все, что ее окружало, интересовало Михаса, потому что делала это она. Часть ее была в том, и потому было важным и ценным для него. Для Радогора — нет. Тот смотрел на полотно и видел лишь красивую и полезную вещь и в том видел ценность, — вот в чем разница! Но почему...

Радогор спиной почувствовал настойчивый взгляд, растерянно обернулся. Неожиданно девушка подошла к нему совсем близко, пытливо заглянула своему жениху в глаза, стараясь проникнуть в его душу, увидеть то, что...

— Ты же меня не любишь, — медленно, удивленная собственной догадкой, проговорила она и отступила назад.

— Почему? Люблю!

— Это не так, — мотнула она головой и отступила еще дальше.

Радогор крепко схватил ее за плечи, прижал к себе. Она чуть вздохнула. Отстранилась. Отвернулась к окну.

— Ты просто создана для меня!

Она снова внимательно всмотрелась в его лицо... Что-то промелькнуло, как искра... Бледная тень... Радогор начал что-то искать в карманах.

— Смотри, что я тебе привез! Сейчас! — В ее руках оказалось плетение из бисера. — Разве я тебя не люблю? Смотри. К сарафану пришить можно или к чему там... Я ваших женских хитростей не знаю...

Гардиния равнодушным взглядом скользнула по плетению. Тогда Радогор схватил ее в охапку, силой прижался к ее губам. В этот момент в столовую зашла Пелагея. Весело подмигнув молодым, она стала убирать со стола. Гардиния отшатнулась, помрачнела.

Мать и испуганный жених старались изо всех сил, желая ей угодить. Радогор каждый день приезжал с подарками, яствами, каких в их селе и не видывали. Все дивились. Невеста же сначала пробовала, затем отодвигала новое кушанье в сторону. Или вообще отворачивалась. Все чаще мать заставала дочь в слезах.