Гла­ва две­над­ца­тая

 

К нам приш­ла бу­ря. Со­седям дос­та­лось по пол­ной прог­рамме: ве­тер сто семь­де­сят ки­ломет­ров в час, две ты­сячи шесть­сот че­ловек си­дят без элек­три­чес­тва, ку­ча до­рож­ных про­ис­шес­твий, пе­ревер­ну­тые гру­зови­ки, раз­ру­шен­ные до­ма, сор­ванные кры­ши, вы­битые стек­ла. На­ше вос­точное по­бережье, счи­тай, поч­ти не зат­ро­нуто, так, по ме­лочи: оп­ро­кину­тые му­сор­ные ба­ки, по­ломан­ные де­ревья и рас­ку­рочен­ные дет­ские пло­щад­ки. Мож­но ска­зать, лег­ко от­де­лались.

Но все же и на на­шей ули­це эта ночь ока­залась весь­ма бур­ной.

Раз­би­ра­юсь с бу­мага­ми, ко­торые дал мне Сан­ди, и пы­та­юсь най­ти связь меж­ду пра­вами че­лове­ка и гло­баль­ным из­ме­нени­ем кли­мата. И вдруг в мои раз­мышле­ния втор­га­ешь­ся ты.

Нет, не так, как всег­да. Ты не при­ехал до­мой пь­яный, в ма­шине у те­бя не орет му­зыка, ты до­ма и ты трезв. С тех пор как от те­бя уш­ла же­на, ты рез­ко по­утих, сры­вать­ся боль­ше не на ко­го. И хо­тя ты иног­да воз­вра­ща­ешь­ся пь­яный и по­рыва­ешь­ся ус­тро­ить свой обыч­ный кон­церт, быс­тро вспо­мина­ешь, что до­ма ни­кого нет, ус­по­ка­ива­ешь­ся и за­сыпа­ешь в ма­шине. Ли­бо за сто­лом в са­ду.

Ког­да у всех со­седей са­довая ме­бель так и ле­тала по учас­тку, твоя ос­та­валась не­зыб­ле­ма. У Мэ­лони гно­мик рух­нул и рас­шиб се­бе нос. А у те­бя раз­ве что пра­вые нож­ки сто­ла чуть глуб­же уш­ли в зем­лю. И те­перь у те­бя по­яви­лось но­вое раз­вле­чение. Ты кла­дешь за­жигал­ку на ле­вый край сто­ла и ждешь, ког­да она спол­зет вниз, пря­мо в под­став­ленную ла­донь. Не знаю, осоз­на­ешь ли ты, что де­ла­ешь, но вы­раже­ние ли­ца у те­бя со­вер­шенно от­ре­шен­ное.

Я по­мога­ла те­бе вой­ти в дом лишь триж­ды, и вся­кий раз ты зах­ло­пывал дверь пе­ред мо­им но­сом. По­нят­но, что на­ут­ро ты ни чер­та не пом­нил.

Сей­час ме­ня от­влек от чте­ния гром­кий скан­дал. Ты вы­яс­ня­ешь от­но­шения с Фин­ном. Слов не ра­зоб­рать, слиш­ком шу­мит ве­тер, но от­дель­ные фра­зы до ме­ня до­лета­ют. Мож­но да­же по­нять, о чем вы спо­рите. Выг­ля­дываю из ок­на спаль­ни, ви­жу вас в са­ду: ожес­то­чен­но что-то друг дру­гу втол­ко­выва­ете и ма­шете при этом ру­ками. Оба без кур­ток, ста­ло быть, это спон­танно воз­никшая скло­ка под ноч­ны­ми звез­да­ми. Финн длин­ный, ху­дой как щеп­ка, его мо­та­ет от вет­ра из сто­роны в сто­рону. Нет, не от вет­ра. Он аб­со­лют­но, то есть прос­то в хлам пь­ян. Ты вы­сокий, креп­ко сби­тый, с ши­роки­ми силь­ны­ми пле­чами, на­деж­но сто­ишь на зем­ле. Вет­ру те­бя не сдви­нуть. Ты пы­та­ешь­ся до­тянуть­ся до сы­на, при­об­нять его и под­держать, но вся­кий раз он от­талки­ва­ет те­бя, бе­шено ма­шет ку­лака­ми и но­ровит уда­рить.

Те­бе уда­ет­ся об­хва­тить его за по­яс и да­же под­тол­кнуть к до­му, но Финн вы­вора­чива­ет­ся, выс­каль­зы­ва­ет из тво­их рук и с раз­ма­ху бь­ет те­бя под дых. Ты рез­ко пе­реги­ба­ешь­ся по­полам. Но вый­ти к вам я ре­шаю не по­это­му. Я ви­жу, как от­кры­ва­ет­ся дверь и на крыль­цо вы­ходят ма­лыши, та­кие без­за­щит­ные и тро­гатель­ные в сво­их пи­жамах, что я не­мед­ленно на­тяги­ваю спор­тивный кос­тюм и спус­ка­юсь вниз. С тру­дом от­кры­ваю вход­ную дверь – ве­тер силь­ню­щий. Зак­рыть ее то­же не так-то прос­то. На­пираю на нее обе­ими ру­ками, уф, по­лучи­лось. Как же хо­лод­но, до кос­тей про­бира­ет. Но вы не за­меча­ете это­го в го­ряч­ке спо­ра, ярос­тно кри­чите друг на дру­га, буд­то вто­ря не­ис­то­вой бу­ре.

И тут, пря­мо на мо­их гла­зах, про­ис­хо­дит неч­то ужас­ное. Ты ни­ког­да се­бе это­го не прос­тишь, я в этом уве­рена. И хоть я не склон­на те­бя под­держи­вать, мо­гу зас­ви­детель­ство­вать, это выш­ло слу­чай­но. Ты не хо­тел его уда­рить, на­обо­рот, ты пы­та­ешь­ся как-то его ути­хоми­рить и от­вести до­мой. Но при этом слу­чай­но за­дева­ешь лок­тем по ли­цу. И тут же, пот­ря­сен­ный, от­ша­тыва­ешь­ся на­зад. Мне ка­жет­ся, что те­бе пло­хо, так ты поб­леднел. И сно­ва ты тя­нешь­ся к Фин­ну, что­бы при­лас­кать, из­ви­нить­ся, по­жалеть его, но он гнев­но кри­чит и от­пи­хива­ет те­бя прочь. И про­из­но­сит та­кие сло­ва, ка­кие ни один отец не дол­жен слы­шать от сво­его сы­на. Ма­лыши на крыль­це при­нима­ют­ся пла­кать, и те­перь ты пы­та­ешь­ся ус­по­ко­ить уже их, а ве­тер ре­вет и не­ожи­дан­но сры­ва­ет с мес­та са­довые стулья. А ка­залось, они пря­мо врос­ли в зем­лю. Но нет, сти­хия ре­шила по­дыг­рать ва­шей се­мей­ной дра­ме. На­кал страс­тей воз­раста­ет. Один стул бес­по­мощ­но ва­лит­ся, зад­рав квер­ху нож­ки, а дру­гой про­лета­ет, как тор­пе­да, в опас­ной бли­зос­ти от ок­на. В мои на­мере­ния от­нюдь не вхо­дит раз­ни­мать ку­лач­ный бой от­ца с сы­ном, я хо­чу увес­ти де­тей в дом, ус­по­ко­ить их и чем-ни­будь от­влечь. Но в тот мо­мент, ког­да я про­хожу ми­мо вас обо­их, Финн кри­чит, что но­ги его не бу­дет в тво­ем до­ме, раз­во­рачи­ва­ет­ся и нап­равля­ет­ся вниз по ули­це – с раз­би­тым но­сом, без кур­тки, пь­яный вдрызг. Ве­тер ед­ва не сби­ва­ет его с ног, но он упор­но та­щит­ся даль­ше. И это ме­ня­ет де­ло.

В ито­ге твой сын ока­зыва­ет­ся у ме­ня до­ма. Я ве­ду его на­верх, в гос­те­вую спаль­ню, он не рас­по­ложен бе­седо­вать, да и мне не­охо­та что-ли­бо об­суждать. Умы­ваю его, убеж­да­юсь, что нос, сла­ва бо­гу, не сло­ман, при­ношу чис­тые по­лотен­ца, бу­тыл­ку во­ды и таб­летку от го­лов­ной бо­ли, а еще здо­ровен­ную фут­болку, так ни ра­зу и не на­деван­ную с тех пор, как кто-то мне ее по­дарил. И ос­тавляю его од­но­го. Са­ма иду на кух­ню и став­лю чай­ник – я не мо­гу зас­нуть, по­ка он хо­дит ту­да-сю­да из спаль­ни в ван­ную. Его бе­зос­та­новоч­но рвет.

Не­задол­го до шес­ти про­сыпа­юсь от стран­но­го зву­ка. Птич­ка. Вы­пала из гнез­да и про­сит о по­мощи? Нет, она ве­село, ра­дос­тно по­ет не­хит­рую ут­реннюю пес­ню. К се­ми свет­ле­ет, за ок­ном тишь да гладь, ни дож­дя, ни вет­ра. Бу­ря от­бу­шева­ла, при­рода не­вин­но прит­во­ря­ет­ся, буд­то ни­чего и не бы­ло. А по всей стра­не лю­ди с тос­кой смот­рят на ноч­ные раз­ру­шения.

На­ливаю се­бе ко­фе и вы­хожу в сад. Как хо­рошо, что я ус­пе­ла уло­жить поч­ти все ру­лоны, они так и ле­жат, я мо­лодец, ак­ку­рат­но все сде­лала. За­то ос­тавши­еся рас­швы­ряны, ра­зод­ра­ны и ва­ля­ют­ся где ни по­падя, да­же под ко­леса­ми ма­шины.

Сто­ит мне вый­ти, как ты не­мед­ленно от­кры­ва­ешь дверь и ус­трем­ля­ешь­ся че­рез до­рогу, как буд­то уже дав­но ме­ня ждешь.

– Он в по­ряд­ке? – В го­лосе та­кая не­под­дель­ная тре­вога, что мне не­воль­но ста­новит­ся те­бя жал­ко.

– Он еще спит. Его всю ночь рва­ло.

Ты ки­ва­ешь, вид у те­бя из­му­чен­ный.

– Это хо­рошо. Хо­рошо.

– Хо­рошо?!

– В смыс­ле те­перь не ско­ро ему за­хочет­ся опять на­пить­ся.

Под­ни­маю с зем­ли раз­би­тый ста­кан.

– Н-да, сколь­ко вы тру­дились, и все нас­марку.

Рав­но­душ­но по­жимаю пле­чами, мол, ни­чего страш­но­го.

– Ну, не все, кое-что, да­же мно­гое, уце­лело.

И все же оче­ред­ное не­доде­лан­ное де­ло. Мыс­ленно прок­ли­наю Лар­ри, ко­торый уж вся­ко не ви­новат в том, что ночью нат­во­рила бу­ря.

– А из это­го, – ты ука­зыва­ешь на ку­чу бу­лыж­ни­ка, – мож­но сде­лать от­личную аль­пий­скую гор­ку. Мои дед с ба­буш­кой не ста­ли сры­вать холм у се­бя в са­ду, а об­ло­жили кам­ня­ми. И вок­руг по­сади­ли цве­ты. Очень кра­сиво по­лучи­лось. Я мо­гу прис­лать вам Фин­на на по­мощь, ему по­лез­но бу­дет по­тас­кать тя­жес­ти.

У ме­ня в го­лове про­носит­ся с пол­дю­жины яз­ви­тель­ных от­ве­тов, мол, спа­сибо за пот­ря­са­ющую идею, но в пос­ледний мо­мент ус­пе­ваю при­кусить язык.

Ты смот­ришь мне за спи­ну, на дом, ви­димо на­де­ясь, что я приг­ла­шу те­бя внутрь.

– На­до дать ему выс­пать­ся.

– Знаю. Но ско­ро при­едет его мать.

– О. Во сколь­ко?

Ты смот­ришь на ча­сы.

– Че­рез пят­надцать ми­нут. У не­го се­год­ня матч по рег­би.

– Не луч­ший спо­соб ра­зоб­рать­ся с пох­мель­ем.

Да уж, в шко­ле «Бель­ве­дер» сос­то­яние Фин­на вряд ли рас­це­нят как дол­жное.

– Что вче­ра стряс­лось? – Не знаю, за­чем я об этом спра­шиваю. Как-то са­мо с язы­ка сор­ва­лось.

– Я дол­жен был заб­рать его из шко­лы пос­ле за­нятий по рег­би вче­ра днем. Но его уже не бы­ло, ког­да я при­ехал, ку­да-то ушел с друзь­ями. До­мой за­явил­ся поз­дно, аб­со­лют­но пь­яный. Я так ду­маю, что пь­яный. – Ты хму­ришь­ся и сно­ва смот­ришь на мои ок­на. – На­чал на ме­ня на­падать.

– Слу­шай­те, ну с кем не бы­ва­ет в его воз­расте.

Я при­поми­наю, бы­вало ли та­кое со мной. В об­щем, да.

По­нятия не имею, с че­го мне вдруг приш­ло в го­лову те­бя уте­шать. Те­бя, ко­торый при­ез­жа­ет до­мой вдре­без­ги пь­яный ча­ще, чем иные лю­ди го­товят се­бе я­ич­ни­цу на зав­трак. Но ты с бла­годар­ностью ус­ме­ха­ешь­ся, дес­кать, спа­сибо за под­дер­жку.

– Э-э, – нер­вно от­кашли­ва­юсь, – пись­мо ва­шей же­ны все еще у ме­ня…

А вот и она са­ма подъ­еха­ла. Ты нап­ря­жен­но смот­ришь, как она за­ходит в дом, нег­ромко хлоп­нув дверью. Не­кото­рое вре­мя все ти­хо.

– Он в спаль­не, на­вер­ху.

– Спа­сибо.

Че­рез пять ми­нут вы спус­ка­етесь вниз, ты пер­вый, сле­дом Финн. Ну и ви­док: нос по­тем­нел и рас­пух, над гу­бой за­пек­ша­яся кровь. Как я его ни умы­вала, она, ве­ро­ят­но, пош­ла сно­ва, ког­да его рва­ло. Блед­ный, нес­час­тный, по­мятый. Так, на­вер­ное, и спал в одеж­де, не при­годи­лась моя фут­болка. Вый­дя на ули­цу, он жму­рит­ся от све­та. И тут вы­ходит Эми. Ру­ка при­жата ко рту, что­бы не зак­ри­чать и не рас­пла­кать­ся.

Все, хва­тит с ме­ня. Я не хо­чу в этом учас­тво­вать, не хо­чу ни­каких раз­бо­рок, ос­тавь­те ме­ня в по­кое.

Иду до­мой и не­кото­рое вре­мя нер­вно жду, что кто-то из вас поз­во­нит в дверь, но по­том мое вни­мание прив­ле­ка­ет те­леви­зор. Идут но­вос­ти, звук вык­лю­чен, но то­го, что я ви­жу, хва­та­ет, что­бы у ме­ня внут­ри все по­холо­дело.

Это она, та дев­чушка из оте­ля. Го­лубог­ла­зая хо­хотуш­ка, мас­те­рица го­ворить тос­ты. Ее фо­тог­ра­фию сме­ня­ет фо­то ее ма­тери. Обе ши­роко улы­ба­ют­ся. Ли­ли неж­но приль­ну­ла к ма­ме, та об­ни­ма­ет ее, при­жав к се­бе. По­хоже, фо­тог­раф толь­ко что ска­зал им что-то смеш­ное. По­зади них вид­на рож­дес­твенская ел­ка, зна­чит, сни­мали сов­сем не­дав­но. И по­том фо­то раз­би­той ма­шины, пе­ревер­ну­тый гру­зовик… я опус­ка­юсь в крес­ло, но­ги не дер­жат. Бе­ру пульт, вклю­чаю звук. Они обе по­гиб­ли. Ви­новат во­дитель гру­зови­ка. Ме­ня ко­лотит круп­ная дрожь. В дверь зво­нят, но я не мо­гу встать. Сно­ва зво­нят. И сно­ва. Вся в сле­зах иду от­кры­вать, не­годуя на та­кую бес­пардон­ную нас­тырность. Ви­жу три встре­вожен­ные фи­зи­оно­мии.

– Прос­ти­те, мы не вов­ре­мя, – сра­зу же из­ви­ня­ет­ся Эми. – Из­ви­ните нас, по­жалуй­ста…

Мой гнев не­мед­ленно ис­па­ря­ет­ся.

– Ни­чего… я прос­то… толь­ко что по те­леви­зору по­каза­ли…

Дверь в гос­ти­ную от­кры­та, им вид­но те­леви­зор, где идет все тот же сю­жет.

– Ох, это ужас­но. Я то­же уже ви­дела. Они ведь сов­сем ря­дом, за уг­лом здесь жи­вут. Это же­на Сти­вена У­ор­ре­на и их доч­ка. – Эми обо­рачи­ва­ет­ся к те­бе: – Ты слы­шал про них?

– Доч­ку зо­вут Ли­ли. – У ме­ня пе­рех­ва­тыва­ет гор­ло.

– Нет, я не знал.

Мы все за­мол­ка­ем, а по­том Финн ре­ша­ет, что по­ра ему про­резать­ся:

– Мм, спа­сибо вам за вче­раш­нее.

– Не за что. – Я не знаю, нас­коль­ко Эми в кур­се то­го, что у нас про­ис­хо­дило, и от­ве­чаю рас­плыв­ча­то.

Он с яв­ным об­легче­ни­ем раз­во­рачи­ва­ет­ся и по­тихонь­ку ухо­дит, шар­кая длин­ны­ми ху­дыми но­гами в прис­пу­щен­ных ши­роких джин­сах.

Ты и Эми по-преж­не­му не от­ры­ва­ете глаз от те­леви­зора. Точ­нее, Эми смот­рит, а ты, ка­жет­ся, пог­ру­зил­ся в мрач­ные раз­мышле­ния.

– Я ви­дела их вче­ра днем.

Зву­чит так, буд­то я бы­ла с ни­ми зна­кома. Что ж, в ка­ком-то смыс­ле так и есть.

– Это про­изош­ло имен­но днем. Воз­можно, вы пос­ледняя, кто их ви­дел, – го­ворит Эми, и у ме­ня в ду­ше все пе­рево­рачи­ва­ет­ся.

Она ска­зала прос­то так, ни­чего осо­бен­но­го не имея в ви­ду, но я вдруг чувс­твую стран­ную соп­ри­час­тность то­му, что слу­чилось. Как буд­то они раз­де­лили со мной свои пос­ледние счас­тли­вые ми­нуты. Мо­жет быть, и я дол­жна те­перь с кем-то этим по­делить­ся? Не ос­тавлять толь­ко се­бе? На­вер­ное, эти мыс­ли – пос­ледс­твие шо­ка, а еще я сов­сем не выс­па­лась и на­хожусь в ка­ком-то по­лув­ме­ня­емом сос­то­янии.

– Мэтт, ты ведь то­же зна­ком со Сти­вом и Ре­бек­кой?

– Да не то что­бы близ­ко…

– Ну вспом­ни, ты с ним нес­коль­ко раз иг­рал в бад­минтон.

Мень­ше все­го я ожи­дала ус­лы­шать неч­то по­доб­ное. И так удив­ля­юсь, что да­же за­дираю бровь.

– А, это дав­но бы­ло.

– Он всег­да о те­бе спра­шива­ет. – Она по­вора­чива­ет­ся ко мне: – Схо­дите к ним вмес­те с Мэт­том.

– Прос­ти­те?

– Мэтт вас про­водит. На­до пой­ти, вы­разить со­болез­но­вания. Вы раз­ве не со­бира­лись? А я ду­маю, вам сле­ду­ет это сде­лать. – Тон у нее не са­мый лю­без­ный, пря­мо ска­жем. – Ну что ж, еще раз из­ви­ните за бес­по­кой­ство и спа­сибо вам, что по­забо­тились о Фин­не.

Она рез­ко раз­во­рачи­ва­ет­ся и ухо­дит, а ты ос­та­ешь­ся и смот­ришь на ме­ня в ожи­дании даль­ней­ших ука­заний. Не­бось на­де­ешь­ся, что ес­ли сде­ла­ешь, как она ве­лела, то за­рабо­та­ешь га­лоч­ку в спис­ке пох­валь­ных пос­тупков. Впро­чем, воз­можно, я неп­ра­ва. Ты прис­таль­но на ме­ня гля­дишь, буд­то че­го-то ждешь, буд­то нас­той­чи­во о чем-то про­сишь. О чем? А, ты хо­чешь, что­бы я пе­ред ней за те­бя зас­ту­пилась. Ска­зала ей, как все бы­ло.

– Эми, – ок­ли­каю я, – нас­чет вче­раш­не­го… Это выш­ло слу­чай­но. Мэтт не хо­тел его у…

И об­ры­ва­юсь на по­лус­ло­ве, уви­дев, как она на те­бя смот­рит. Бо­же, сколь­ко омер­зе­ния и гне­ва в этом взгля­де. Яс­но, она не зна­ла, что это ты ему рас­ква­сил нос. Здо­рово я выс­ту­пила.

 

Эми уса­жива­ет де­тей в ма­шину, и ты под­бе­га­ешь поп­ро­щать­ся. Дви­гатель уже вклю­чен, двер­цы зак­ры­ты, рем­ни прис­тегну­ты. Ты хва­та­ешь­ся за руч­ку, вы­нуж­да­ешь Эми раз­бло­киро­вать зад­нюю дверь и це­лу­ешь ма­лышей. Сму­щен­но треп­лешь Фин­на по пле­чу, но он ни­как на это не ре­аги­ру­ет. Ты зах­ло­пыва­ешь дверь, дваж­ды ле­гонь­ко сту­чишь по кры­ше, и ма­шина тро­га­ет­ся. Ма­шешь им вслед, но ник­то да­же не обо­рачи­ва­ет­ся.

Мне грус­тно и тя­жело это ви­деть. Стран­но, ведь я столь­ко раз бы­ла сви­дете­лем тво­их ноч­ных бе­зоб­ра­зий, я прек­расно знаю, ка­ково при­ходи­лось тво­ей же­не, сколь­ко она от те­бя на­тер­пе­лась. Уди­витель­но, что она не уш­ла рань­ше. Но вот ты сто­ишь пос­ре­ди ули­цы, за­сунув ру­ки в зад­ние кар­ма­ны джин­сов, и смот­ришь, как они у­ез­жа­ют, ос­та­вив те­бя од­но­го в боль­шом опус­тевшем до­ме, и мое сер­дце сжи­ма­ет­ся от жа­лос­ти.

– Пой­дем­те, – зо­ву я.

Ты в не­до­уме­нии обо­рачи­ва­ешь­ся.

– Пой­дем к Сти­вену.

По­доз­ре­ваю, что те­бе сов­сем не хо­чет­ся ту­да ид­ти, но, с дру­гой сто­роны, это по­может не ду­мать о сво­их нес­часть­ях. И мне ту­да не хо­чет­ся ид­ти, но это и мне поз­во­лит не ду­мать о мо­их проб­ле­мах. У нас с то­бой схо­жие мо­тивы…

Ты идешь в дом, что­бы взять кур­тку, я то­же иду к се­бе за паль­то. Встре­ча­ем­ся пос­ре­ди ули­цы.

– Прос­ти­те, я не хо­тела вас вы­давать. Не на­до бы­ло ей это­го го­ворить.

– Ни­чего страш­но­го. Она все рав­но уз­на­ла бы. Так уж луч­ше от ме­ня.

Вот как. «От ме­ня». Ты, ста­ло быть, счи­та­ешь, что я с то­бой за­од­но? По­рази­тель­но, как это так по­луча­ет­ся. Не я ли прок­ли­нала те­бя по но­чам, не я ли вся­кий раз на­де­ялась, что Эми про­явит стой­кость и ос­та­вит те­бя на ули­це, нев­зи­рая на все твои мер­зкие воп­ли?

– А где они сей­час жи­вут? Эми с деть­ми, ку­да они пе­ре­еха­ли?

– К ее ро­дите­лям. – Ты идешь ря­дом, на­супив бро­ви и зяб­ко по­водя пле­чами.

– Но она вер­нется?

– Не знаю. Она не хо­чет со мной раз­го­вари­вать. То, что вы се­год­ня слы­шали, бы­ли ее единс­твен­ные сло­ва за все эти дни.

– Она на­писа­ла вам пись­мо.

– Да, знаю.

– Вы дол­жны его про­читать.

– Она то­же так го­ворит.

– По­чему же вы это­го не де­ла­ете?

Ты мол­ча идешь ря­дом.

– Вот, возь­ми­те.

Про­тяги­ваю те­бе кон­верт. Ты с удив­ле­ни­ем на не­го смот­ришь, по­том неб­режно за­бира­ешь у ме­ня и су­ешь в кар­ман. Не ду­маю, что ты ста­нешь его чи­тать, но я, во вся­ком слу­чае, свое де­ло сде­лала. Я его те­бе от­да­ла. Или не сде­лала?

– Вы что, не со­бира­етесь его чи­тать?

– Гос­по­ди, да что вы при­цепи­лись к это­му пись­му?

– Ес­ли бы от ме­ня уш­ла же­на и на­писа­ла мне пись­мо, я бы обя­затель­но проч­ла.

– Вы лес­би­ян­ка?

У ме­ня гла­за на лоб ле­зут.

– Нет.

Ты хмы­ка­ешь.

– Я за­метил, вы пос­леднее вре­мя не хо­дите на ра­боту. От­ды­ха­ете?

– Я в от­пуске. Его еще на­зыва­ют «са­довым от­пуском».

– Яс­но, – улы­ба­ешь­ся ты. – Но, зна­ете, при этом не­обя­затель­но за­нимать­ся имен­но са­дом.

– Пред­ставь­те, знаю. А у вас как де­ла? Слы­шала, вас с ра­боты выг­на­ли, – ядо­вито ин­те­ресу­юсь я.

Мой тон те­бя удив­ля­ет, да­же за­ин­три­говы­ва­ет. Ты смот­ришь на ме­ня со сво­ей ду­рац­кой, нас­мешли­вой, все­пони­ма­ющей ух­мылкой.

– Нет, ме­ня не выг­на­ли. Я в от­пуске. Как ни смеш­но, я то­же в «са­довом от­пуске». Но в от­ли­чие от вас я на­мерен по­без­дель­ни­чать. И ни чер­та не де­лать.

– При­нимать лун­ные ван­ны?

Ты сме­ешь­ся:

– Точ­но.

Это мы с Хи­зер при­дума­ли, ког­да бы­ли ма­лень­кие. Ле­жишь се­бе под лу­ной, на звез­ды смот­ришь, меч­та­ешь. При­нима­ешь лун­ные ван­ны. Мысль о Хи­зер тут же зас­тавля­ет ме­ня вспом­нить, что я те­бя на дух не вы­ношу. За­дираю нос и сер­ди­то за­мол­каю. Ты это, ра­зуме­ет­ся, тут же от­ме­ча­ешь. Ви­дишь, что ме­ня мо­та­ет – от теп­ло­го со­чувс­твия до хо­лод­ной враж­ды. Ты во­об­ще при­мет­ли­вый, про­фес­си­онал че­лове­чес­ко­го об­ще­ния.

– В об­щем, это вре­мен­но. Ме­ня отс­тра­нили, по­ка идет раз­би­ратель­ство, – су­хо, чуть ли не офи­ци­аль­но со­об­ща­ешь ты.

– Да лад­но, че­го уж там. Выг­на­ли с трес­ком.

– Это на­зыва­ет­ся «при­нуди­тель­ный от­пуск». Та­кова фор­му­лиров­ка.

– И сколь­ко он бу­дет длит­ся?

– Ме­сяц. А у вас?

– Год.

Ты изум­ленно прис­висты­ва­ешь.

– Что же вы та­кое нат­во­рили, что вам да­ли це­лый год?

– По­чему «да­ли»? Это же не тю­рем­ный срок. И ни­чего я не нат­во­рила. Прос­то они подс­тра­хова­лись, что­бы я не уш­ла к кон­ку­рен­там.

Ты вни­матель­но на ме­ня смот­ришь и мол­чишь. На­конец спра­шива­ешь:

– И чем же вы на­мере­ны за­нимать­ся?

– Есть па­ра идей. Как раз го­да хва­тит, что­бы их об­ду­мать и все раз­ру­лить. – Я и са­ма слы­шу, как фаль­ши­во это зву­чит. – А вы?

– Вер­нусь, ког­да все ус­та­канит­ся. У ме­ня свое шоу на ра­дио, я дид­жей.

Ты что, шу­тишь? Нет, впол­не серь­езен. На­до же, я счи­тала, ты уве­рен, что те­бя зна­ет каж­дая со­бака, что сто­ит те­бе наз­вать свое имя, как все неп­ре­мен­но кри­чат: «Ах, тот са­мый Мэтт Мар­шалл!» Но ты, по­хоже, ис­крен­не ду­ма­ешь, что я не в кур­се, ка­кой у ме­ня со­сед зна­мени­тый. И мне это нра­вит­ся. А по­это­му не нра­вит­ся.

– Мне из­вес­тно про ва­ше шоу, – го­ворю я с та­ким нес­кры­ва­емым от­вра­щени­ем, что ты из­да­ешь свой хрип­лый, про­курен­ный сме­шок.

– Так я и знал!

– Что имен­но?

– Вы из-за мо­ей пе­реда­чи так со мной дер­жи­тесь. Враж­дебно. Нап­ря­жен­но. Как буд­то за­няли глу­хую обо­рону.

Ни­кому из мо­их дру­зей и в го­лову бы не приш­ло ска­зать обо мне та­кое. Не­уже­ли ты и вправ­ду так ме­ня вос­при­нима­ешь? Это очень неп­ри­ят­но слы­шать, в осо­бен­ности от те­бя. Ведь имен­но так я о те­бе и ду­маю. Но мне в го­лову бы не приш­ло, что ты спо­собен ме­ня рас­ку­сить, раз­гля­деть ме­ня нас­то­ящую, ту, от ко­торой я пы­та­юсь спря­тать­ся. Друзья ска­зали бы, что я са­ма се­бе хо­зяй­ка, всег­да пос­ту­паю, как счи­таю нуж­ным, ни­ког­да не пля­шу под чу­жую дуд­ку. Мо­жет, до­бави­ли бы, что я уп­ря­мая, в худ­шем слу­чае твер­до­лобая. Но они ви­дят ме­ня лишь с од­ной сто­роны, я не по­казы­ваю сво­его ис­тинно­го «я». А ты умуд­рился до­копать­ся до су­ти. Черт бы те­бя поб­рал сов­сем.

– Вы, по­хоже, не из чис­ла мо­их пок­лонни­ков.

– Это уж точ­но, – злоб­но под­тверждаю я.

– И что же вас так за­дело? – Ты су­ешь в рот ан­ти­нико­тино­вую жвач­ку.

– Не по­нимаю. Вы о чем?

Сер­дце бь­ет­ся как су­мас­шедшее. Ну вот, пос­ле столь­ких лет мы на­конец доб­ра­лись до этой точ­ки. И те­перь я мо­гу те­бе все выс­ка­зать. Пря­мо сей­час. Су­дорож­но под­би­раю нуж­ные сло­ва, что­бы ты по­нял, как силь­но ты ме­ня тог­да ос­корбил.

– Ну, го­вори­те. Ка­кая это бы­ла прог­рамма? Что я та­кого ска­зал, что ста­ло вам по­перек гор­ла? А зна­ете, я шес­тым чувс­твом вы­чис­ляю тех, кто не­нави­дит мое шоу. Вхо­жу в ком­на­ту и сра­зу оп­ре­деляю, кто фа­нат, а кто, на­обо­рот, про­тив­ник. Ин­ту­иция, на­вер­ное.

Ну и наг­лость. Верх са­мов­люблен­ности. Из все­го, да­же из чь­его-то от­вра­щения, ты умуд­ря­ешь­ся из­влечь под­твержде­ние сво­их та­лан­тов. Смот­ри­те, дес­кать, ка­кой я чуть­ис­тый.

– А мо­жет, де­ло вов­се не в ва­шей пе­реда­че, а кон­крет­но в вас? – сер­ди­то спра­шиваю я.

– Вот-вот, имен­но об этом я и го­ворю. – Ты улы­ба­ешь­ся и при­щел­ки­ва­ешь паль­ца­ми. – О та­ком под­хо­де. Нет, Джес­мин. Де­ло не во мне, а в мо­ей пе­реда­че. Я – ве­дущий. Ней­траль­ная сто­рона. Я нап­равляю раз­го­вор, но не выс­ка­зываю сво­ей точ­ки зре­ния. Я даю лю­дям со­об­щить свое мне­ние в пря­мом эфи­ре.

– Вы их про­воци­ру­ете, раз­жи­га­ете страс­ти.

– При­ходит­ся иног­да. Но ведь так ус­тро­ен лю­бой спор – на про­тиво­полож­ных суж­де­ни­ях. По­это­му нас и слу­ша­ют.

– И вы счи­та­ете, что та­кие спо­ры нуж­ны?

Мы до­ходим до до­ма Сти­вена. В са­ду пов­сю­ду го­рят све­чи, ле­жат бу­кеты цве­тов и дет­ские иг­рушки.

Ос­та­нав­ли­ва­ем­ся и мрач­но смот­рим друг на дру­га.

– Ва­ше шоу не име­ет ни­чего об­ще­го с по­пыт­кой хоть в чем-ни­будь ра­зоб­рать­ся, вы пле­вать на это хо­тели. И фак­ты вас не вол­ну­ют. Оно пред­назна­чено для при­дур­ков, ко­торые жаж­дут вып­леснуть свою не­нависть, свою аг­рессу­ху и по­ведать всем свои ту­пые идеи.

Ты слег­ка хму­ришь­ся и от­ве­ча­ешь очень серь­ез­но:

– У нас все по прав­де. Ни­каких под­став­ных звон­ков, все лю­ди ре­аль­ные. Это на­ши с ва­ми со­оте­чес­твен­ни­ки, и не­лиш­не знать, что они ду­ма­ют об этой жиз­ни. Оно, мо­жет, и ком­фор­тнее ог­ра­ничить­ся толь­ко уз­ким кру­гом сво­их веж­ли­вых, по­лит­коррек­тных дру­зей-при­яте­лей, что­бы воз­ни­кала ил­лю­зия, буд­то мир – слав­ное, у­ют­ное мес­течко, где все друг дру­га лю­бят и ува­жа­ют, но толь­ко неп­ра­виль­но это. Есть не­малый риск пос­коль­знуть­ся на чь­ей-то бле­воти­не и упасть мор­дой в грязь. По­тому что мир – раз­ный. И на­ше шоу да­ет воз­можность в этом убе­дить­ся. А за­од­но кое-что ис­пра­вить. И для на­чала дать лю­дям – всем без ис­клю­чения – выс­ка­зать­ся. Бла­года­ря нам не­кото­рые проб­ле­мы вы­ходят на иной уро­вень об­сужде­ния, вплоть до ниж­ней па­латы пар­ла­мен­та. Трав­ля де­тей в шко­лах, од­но­полые бра­ки, нар­ко­тики, тай­ные бор­де­ли… мы мно­го че­го сде­лали, Джес­мин. Точ­нее, мы да­ли тол­чок, прив­лекли вни­мание к проб­ле­мам.

Ты на­чина­ешь пе­речис­лять спи­сок ва­ших доб­рых дел.

– То есть вы всерь­ез ду­ма­ете, что дей­ству­ете во бла­го об­щес­тва? – фыр­каю я. – Воз­можно, так бы и бы­ло, при­ходи к вам нор­маль­ные лю­ди, а не де­билы нев­ме­ня­емые, по­лупь­яные-по­лу­об­долбан­ные. Или пси­хи, сбе­жав­шие из дур­до­ма. А по-ва­шему, зна­чит, очень хо­рошо, что они из­ла­га­ют свои па­кос­ти в пря­мом эфи­ре? Да их на­до бы, на­обо­рот, за­переть где-ни­будь. И рот им зат­кнуть пок­репче.

– От­лично, прек­расная идея, Ким Чен Ын^[4]. За­чем нам сво­бода сло­ва?

– Так, мо­жет, и его поз­вать в пря­мой эфир? Пусть чу­вак по­делит­ся сво­ими со­об­ра­жени­ями? Как бы то ни бы­ло, в га­зетах пи­шут, что вам боль­ше в этот эфир хо­да нет. Ни пря­мого, ни кри­вого. И боль­ше у вас ни од­ной пе­реда­чи не вый­дет.

Ре­шитель­но раз­во­рачи­ва­юсь, за­дираю под­бо­родок и иду прочь. Пос­леднее сло­во за мной. Или нет? Или это то­же враж­дебная, нер­возная на­пад­ка в рам­ках глу­хой обо­роны?

– Неп­ре­мен­но вый­дет. Мы с Бо­бом вот так. – Ты спле­та­ешь паль­цы обе­их ла­доней. По-тво­ему, вы креп­ко спа­яны. – Боб – ди­рек­тор ра­ди­ос­танции, мы вмес­те с са­мого на­чала. Ме­ня отс­тра­нили, да, но это су­губая фор­маль­ность. На нас пос­то­ян­но пос­ту­па­ют жа­лобы, при­ходит­ся де­лать вид, что мы ре­аги­ру­ем. А ина­че его бы прос­то не по­няли.

– Вы, по­хоже, очень со­бой гор­ди­тесь. Та­кой мощ­ный об­щес­твен­ный ре­зонанс выз­ва­ли… – Я на­жимаю кноп­ку вход­но­го звон­ка.

– Яс­но. Я ре­аль­но вас чем-то за­дел. – Ты сто­ишь ря­дом, го­товый вой­ти в дом. Свои сло­ва ты шеп­чешь мне на ухо.

Обо­рачи­ва­юсь к те­бе. Ты сар­касти­чес­ки под­ми­гива­ешь. До ме­ня толь­ко сей­час до­ходит, что те­бе нра­вит­ся, что ты ме­ня бе­сишь. И, как это ни ужас­но, мне то­же это нра­вит­ся. Не­нави­жу те­бя. Но это – по­вод от­влечь­ся от все­го ос­таль­но­го. Моя не­нависть за­нима­ет ку­чу вре­мени. Это уже поч­ти пол­но­цен­ный ра­бочий день. Я тра­чу на свое от­но­шение к те­бе столь­ко же, сколь­ко тра­тила на ра­боту. Нет, боль­ше. Я не­нави­жу те­бя круг­ло­суточ­но – без вы­ход­ных и обе­ден­ных пе­реры­вов.

Дверь от­кры­ва­ет­ся, на по­роге сто­ит жен­щи­на с крас­ны­ми от слез гла­зами. Она сра­зу, не­мед­ленно, те­бя уз­на­ет. Она те­бе ра­да, бо­лее то­го, бла­годар­на, что ты при­шел. Тут же приг­ла­ша­ет те­бя вой­ти. Гос­по­ди, что они все – сле­пог­лу­хоту­пые? По­чему ник­то не ви­дит те­бя так, как ви­жу я?

Ты веж­ли­во про­пус­ка­ешь ме­ня впе­ред.

На кух­не ку­ча на­роду, лю­ди сто­ят от­дель­ны­ми груп­пка­ми, иног­да пе­рего­вари­ва­ясь друг с дру­гом. Стол зас­тавлен едой – все это при­нес­ли со­седи: пи­роги, сэн­дви­чи и са­латы.

Нас с Мэт­том ве­дут в гос­ти­ную. У ок­на, бе­зучас­тно гля­дя в не­бо, оди­ноко си­дит в крес­ле мо­лодой муж­чи­на.

На сте­нах ви­сят фо­тог­ра­фии, съ­ем­ка яв­но про­фес­си­ональ­ная. Чер­но-бе­лые пор­тре­ты Сти­вена, Ре­бек­ки и Ли­ли. Они оба в чер­ных сви­терах с вы­соким во­ротом сня­ты на фо­не бе­лого зад­ни­ка. Ли­ли в бе­лом пре­лес­тном плать­ице по­хожа на свет­ло­го ан­ге­ла. Очень ве­село­го, ра­дос­тно улы­ба­юще­гося в объ­ек­тив. А вот Ли­ли дер­жит ог­ромный ле­денец, вот – хо­хочет и по­казы­ва­ет язык. Все трое, вмес­те – счас­тли­вые, лю­бящие друг дру­га. Я уз­на­ла Сти­вена, вспом­ни­ла, что ви­дела его в су­пер­марке­те и ког­да гу­ляла на по­бережье.

– Мэтт. – Он вста­ет, и они об­ни­ма­ют­ся.

– Сти­вен, я очень те­бе со­чувс­твую…

Они за­мира­ют в мол­ча­ливом объ­ятии. Друзья по бад­минто­ну. Я ози­ра­юсь вок­руг, смот­рю на фо­тог­ра­фии, по­том в пол, не зная, чем се­бя за­нять.

– Это моя со­сед­ка Джес­мин. Она жи­вет нап­ро­тив.

– Мне жаль, от все­го сер­дца, очень жаль.

Про­тяги­ваю ему ру­ку, и он сла­бо ее по­жима­ет.

– Спа­сибо. Вы под­ру­га Ре­бек­ки?

– Н-нет. То есть я… – глу­по мям­лю в от­вет. Как бы это объ­яс­нить? Мо­жет, зря я сю­да приш­ла? Не знаю. Вряд ли это бы­ло так уж не­об­хо­димо. За­чем втор­гать­ся в чу­жую жизнь?

Вхо­дит та жен­щи­на, что впус­ти­ла нас в дом, и те­перь они все вы­жида­тель­но на ме­ня смот­рят.

– Я ви­дела их вче­ра днем, в рес­то­ране оте­ля «Ма­рин».

Сти­вен в рас­те­рян­ности. По­хоже, он мне не ве­рит.

– Э-э, я сом­не­ва­юсь, что они мог­ли там быть.

– Ли­ли пи­ла го­рячий шо­колад. Она его на­зыва­ла «хо­ро-го­ро-шо­ко».

Он улы­ба­ет­ся, по­том обес­си­лен­но са­дит­ся в крес­ло и прик­ры­ва­ет ли­цо ру­ками.

– Она бы­ла в уда­ре. Ре­бек­ка все вре­мя хо­хота­ла над ее шут­ка­ми. Я на них сра­зу об­ра­тила вни­мание, как толь­ко вош­ла. Ли­ли про­из­но­сила тост.

Он под­ни­ма­ет го­лову и смот­рит на жен­щи­ну – те­перь я по­няла, что она его сес­тра, они очень по­хожи.

– Это из-за праз­дни­ка на той не­деле, – по­яс­ня­ет он, и она ки­ва­ет, улы­ба­ясь сквозь сле­зы.

Сти­вен ло­вит каж­дое мое сло­во, ему до­рога ма­лей­шая под­робность. Ты то­же глаз с ме­ня не сво­дишь, и ме­ня это силь­но нер­ви­ру­ет. Ста­ра­юсь смот­реть толь­ко на Сти­вена. И все боль­ше ви­жу, как Ли­ли на не­го по­хожа: те же свет­лые во­лосы, те же чис­тые, пра­виль­ные чер­ты ли­ца. Так я стою пос­ре­ди нез­на­комой ком­на­ты и рас­ска­зываю чу­жим, по су­ти, лю­дям про тост, про то, как они сме­ялись, во­об­ще ста­ра­юсь ни­чего не упус­тить. Вся­чес­ки под­черки­ваю, что им бы­ло очень хо­рошо, что они нас­лажда­лись каж­дой се­кун­дой из пос­ледних от­пу­щен­ных им ми­нут, преж­де чем сесть в ма­шину и по­ехать в гос­ти к ро­дите­лям Ре­бек­ки, что­бы по до­роге встре­тить тот прок­ля­тый гру­зовик. Мне ка­жет­ся, это очень важ­но – объ­яс­нить, что они бы­ли счас­тли­вы. Сти­вен, как губ­ка, впи­тыва­ет мой рас­сказ и мыс­ленно ока­зыва­ет­ся с ни­ми ря­дом.

На­конец я умол­каю, по­виса­ет ти­шина, и я по­нимаю, что сей­час он во вто­рой раз пе­режил их смерть. Они ожи­ли, по­ка я го­вори­ла, они бы­ли здесь и сно­ва ис­чезли.

Зас­ты­ваю, не зная, как се­бя вес­ти, что де­лать даль­ше. Мне хо­чет­ся по­дой­ти к Сти­вену и как-то его уте­шить, но по­нят­но, что это не моя мис­сия. Его сес­тра за­бот­ли­во над ним скло­ня­ет­ся, а ты под­хо­дишь поб­ли­же и креп­ко сжи­ма­ешь его пле­чо. По­том идешь к две­ри, и я сле­дом за то­бой. Мне так пло­хо, что я пе­ред­ви­га­юсь как ме­хани­чес­кая кук­ла, и в го­лове бь­ет­ся од­на мысль: не на­до бы­ло сю­да при­ходить, не на­до, это бы­ла ошиб­ка, я сде­лала толь­ко ху­же, при­чини­ла лиш­нюю боль. Или я неп­ра­ва? Хо­рошо бы ты что-ни­будь мне ска­зал, как-то под­держал, что ли. А впро­чем, нет, толь­ко не ты, ни­чего мне от те­бя не нуж­но, ни­како­го со­чувс­твия и под­дер­жки.

На ули­це ты вып­ле­выва­ешь ан­ти­нико­тино­вую жвач­ку и за­кури­ва­ешь нор­маль­ную си­гаре­ту.

Всю об­ратную до­рогу мы про­делы­ва­ем в пол­ном мол­ча­нии. Ще­ки у ме­ня го­рят. Мне тос­кли­во и горь­ко. Вдруг ты раз­во­рачи­ва­ешь­ся и учас­тли­во, мяг­ко про­из­но­сишь:

– Мне бы то­же бы­ло важ­но уз­нать то, что вы рас­ска­зали. – Выб­ра­сыва­ешь оку­рок. – Хо­рошо вы все сде­лали, очень пра­виль­но. – И треп­лешь ме­ня по пле­чу.

И тут ме­ня от­пуска­ет. Уди­витель­но, до че­го мне сра­зу же ста­новит­ся лег­че. Стран­но, ты по­нял ме­ня, те­бе не все рав­но, ка­ково мне. Как это не вя­жет­ся с тем, что я при­вык­ла о те­бе ду­мать.

– Джес­мин! – ок­ли­ка­ет ме­ня зна­комый го­лос. Рез­ко обо­рачи­ва­юсь и ви­жу, что Хи­зер под­ни­ма­ет­ся с мо­его крыль­ца. Идет к нам. Все сме­ща­ет­ся у ме­ня в го­лове, я пло­хо со­об­ра­жаю, но яс­но лишь од­но: сей­час ты ока­жешь­ся ли­цом к ли­цу с че­лове­ком, ко­торо­го я всю жизнь пы­талась от те­бя за­щитить.