Аналой — употребляемый при богослужении высокий четырёхугольный столик с покатым верхом.
Первые петухи ещё не успели пропеть, когда Тия открыла усталые измученные глаза. Она уже давно не пользовалась будильником, чтобы просыпаться вовремя: после тысячекратного повторения одного и того же незримый будильник перекочует в твою голову, хочешь ты того или нет.
«Ох, сестра ещё не опустила луну?» — негодовала пробирающаяся к окну Тия. Прищуренные сонные глаза никак не могли найти привычного выхода на балкон.
«К Дискорду всё! Сделаю по-быстрому, через окошко, и пойду досматривать сны».
Принцесса с трудом, но всё же смогла открыть ставни и выглянуть наружу. Как всегда, она не сочла нужным посмотреть вниз, ведь цель её очередного дискомфортного покидания тёплой постели находилась значительно выше.
«Вот ведь упрямое…» — сетовала принцесса Дня, сконцентрировавшись на дальней точке горизонта, который было не так-то легко отыскать. Не будь Тия такой сонной, она смогла бы определить, что находится в здании высотой гораздо меньшей, чем гора Кантерлота.
У Селестии так и не получилось оправдать свою кьютимарку, хотя она пыталась, и, надо сказать, очень усердно. Когда же Тия расслабила напряжённую шею и опустила голову, чтобы передохнуть, её взгляд упал на своды дворца, но вовсе не кантерлотского.
«Ах, портал…» — вспомнила она, наконец, и устало побрела обратно.
«Этого мира не было бы, если б солнце здесь вставало лишь по моей воле, — укутываясь в одеяло, размышляла кобылица. — Похоже, есть тот, кто будет поднимать и опускать светила за меня…»
Радуясь этому факту, она заснула с такой неестественной для себя беззаботностью, что припомнить, когда вообще её посещало подобное блаженство, было невозможным.
***
Солнце этого мира, как выяснилось, не признавало над собой власть солнечной принцессы: оно так и норовило её разбудить, запуская свои назойливые лучи в опочивальню. Даже балдахин не смог их остановить: найдя лазейку, они, бесцеремонно ложась на тело кобылицы, намекали спящей о приходе дня.
«А здесь не так уж и плохо, — Селестия сладко зевнула и потянулась. Покидать мягкое ложе она совсем не спешила. — Уже не помню, когда последний раз так спала! Ох, нельзя мне к этому привыкать, а то совсем разленюсь к возвращению в Эквестрию».
Чьи-то мягкие шаги заставили её насторожиться и привстать.
— Кто здесь? – выглядывая из-за штор балдахина, осторожно спросила Тия.
— Я вижу, испитое вино не ушло даром, одарив тебя долгим и безмятежным сном, — успокоил её Филипп, вошедший в опочивальню.
— Благодарю за столь приятный сюрприз. Вино и вправду пришлось мне по вкусу, но… — принцесса вновь зевнула, — чтобы меня опьянить, одного кувшина мало. Столь долгий сон был вызван хроническим недосыпом – недугом, мучившим меня столько, сколько я себя помню.
— Довольствуйся тихими часами, покуда есть такая возможность, — вздохнул человек. — Мы пережили вчерашний день и обрели время для дум о шаге грядущем. Нет нужды в томлении духа суетой.
— А что потребуется от меня в дни этого затишья? – Селестия заранее приготовилась к худшему.
— Набираться сил телесных и духовных, — улыбнулся Филипп, глядя, как его напряжённая собеседница с облегчением обмякла на перине. — С первым, как я вижу, ты славно справляешься, а скоро приступишь и ко второму. Сейчас ты владеешь весьма скудными знаниями о нашем мире и вряд ли когда-нибудь постигнешь всё и вся. Ведаю, что со временем тебе откроется мудрость, но для начала ты должна усвоить главные догмы. Чрез несколько дней мы взойдём на ещё одну ступень лестницы власти. На тебя будут смотреть самые знатные и влиятельные мужи Руси. Уверен, ты произведёшь на них впечатление, и оспаривать твои таланты никто не решиться. Позже мы вернёмся к этому, а сейчас будь добра, поведай мне о твоей с Малютой беседе, — тон человека принял более серьёзный оттенок, выдавая его заинтересованность.
— Он предложим мне взять его людей под своё покровительство. Уверена, вы это и без меня знали, — медленно вставая с постели, отчитывалась Тия.
— Ведал. Но слова опричника меня не тревожат. Что ты ему ответствовала?
— Я согласилась, — с неким вызовом произнесла принцесса, зная, что такой ответ не понравится человеку. — Может, этот Малюта со своим отрядом и убийцы, но разве мы страдаем от переизбытка союзников? Мне неизвестно, за кого он меня принимает, но я уверена, что с его стороны измены можно не ждать.
— Что верно, то верно: если Малюта признал тебя, то предать уже не сможет. Из такого теста и все остальные государевы люди слеплены. Тебе-то, в отличие от других, не за что их осуждать, а вот что подумает народ, когда ты покажешься в окружении чёрных волков? Негоже белому родниться с чёрным.
— Это не критично. Можно распорядиться реформировать их рабочую форму, и броского контраста тогда не будет, — отмахнулась от замечаний кобылица. — К тому же, я согласилась с Малютой на одном условии: теперь их деятельность будет осуществляться только с моего согласия. Все заслуживают второго шанса, к тому же, стоит ли винить их за исполнение приказов своего царя? Если это и впрямь были чёрные поступки, то всеобщая ненависть должна падать не них, а на того, кто ими повелевал.
Закончив с одеванием накопытников, Тия увенчала свою голову диадемой.
— Ты заблуждаешься, — старик покачал головой. — Много чего они делали и без приказов. Хорошо, что ты веришь в их исправление, и слава Богу, если тебе не придётся жалеть о принятом решении.
— Благодарю за беспокойство, но думаю, нам стоит подумать и о других проблемах. А эту я беру на себя, — убедила его Селестия.
— На всё ваша воля, — медленно кивнул Филипп. — Совсем скоро она сродниться с законом, а олицетворяющий его и выглядеть должен подобающе.
Не успела Тия уточнить, что он хотел этим сказать, как из соседней комнаты по жесту старика в опочивальню вошли две девицы. Вероятно, они всё время находились за дверью и ждали, когда их позовут. Девушек, должно быть, предупредили об иноземной гостье, занимавшей комнату, но вот расширенные от удивления глаза говорили об обратном. Ещё бы! Когда они слышали ровный голос митрополита и мелодичный альт его собеседницы, их воображение рисовало несколько иную картину. Теперь Филиппу пришлось ещё раз убедительно уверить застывших на пороге, что их заказ не будет особо отличаться от остальных… ну, почти.
— Замри ненадолго, пока будут браться замеры, — обратился он к Селестии, подгоняя молчаливых прях.
— Мне сошьют новое платье? – удивилась принцесса, наблюдая, как к разным частям её тела прикладывают мерочные ленты. — Но в этом нет нужды и…
В сознании принцессы что-то щёлкнуло, отрывая её от начатой фразы и перенося к очень деликатному вопросу.
— Здесь есть зеркало? – едва скрывая охвативший её страх и неловкость, озадачилась Тия.
— Зеркало? – не понимая причину вопроса, переспросил старик. — Да вот же, на стенке слева от тебя висит.
Селестия, не обращая внимания ни на кого и ни на что, осторожно приблизилась к своему отражению. Но её интересовала отнюдь не неопрятная грива, потерявшая свои яркие краски и аморфную форму, держащуюся на магии, от которой остались лишь крупицы, заставляющие локоны зависать в воздухе. Принцесса повернулась к зеркалу крупом, и опять же, вовсе не для того, чтобы полюбоваться на свой хвост.
— Прах Старсвирла! – гневно и, в то же время, растерянно воскликнула принцесса. Стыд и неловкость охватили Селестию весьма небеспричинно: слегка сместив в сторону хвост, она обнаружила, что сокровенные места её тела, более не скрываемые магией, находятся у всех на виду. Осознание того, что весь вчерашний день она щеголяла в таком виде, вогнало Тию в краску. Проклиная всю нелепость своёй ситуации, принцесса, под тихие смешки прях, телекинезом сорвала с постели простыню и обмотала ей свой круп.
— Так сложно было сказать, что я ничем не прикрыта?! – жёсткий взгляд негодующей кобылицы прервал хихиканья девушек и заставил Филиппа убрать улыбку.
— А чем ты могла быть прикрыта? На тебе, окромя твоей короны из злата и подков дивных, ничего и не было, — как можно серьёзнее отвечал старик, в то время как девицы уже не могли сдерживать смех.
— Магией! Чем же ещё? – принцесса потихоньку успокаивалась, понимая, что винить здесь особо некого, да и о магии в этом мире, похоже, вообще ничего не слышали. — Я бы не позволила себе ходить при пони, тьфу… на людях в таком виде! Вы сделали замеры? – Она перекинулась на девушек и те дружно закивали, закрывая ладонями рты.
— И когда же мне ждать мою новую одежду?
— Думаю, до окончания завтрашнего дня она будет завершена, — отвечал за них Филипп. — Другие дела, ежели таковые и есть, подождут.
— Я прикажу нескольким людям Малюты проследить за исполнением моего заказа, — Тия решила отыграться за насмешки в свой адрес и довольно успешно: те, видимо, хотели что-то возразить, но после походивших на угрозу слов принцессы уже не решились. — Можете идти.
Девушки в спешке поклонились и покинули помещение.
— Ишь, какая гневная княгиня, — с напускным осуждением поощрил принцессу Филипп.
— Утро явно не с того копыта началось, — вздохнула Тия.
— Не важно, как оно началось – итог куда важнее.
Филипп подошёл к аналою, стоявшему под окном – в самой светлой части комнаты. На нём лежал раскрытый фолиант в переплёте из черной кожи.
— Меня вчера долго мучил вопрос – как посланница другого мира понимает наш язык, а мы понимаем её? Уверен, ты и сама этого не знаешь, — Селестия, явно заинтересованная предложенной темой разговора, приблизилась к резной подставке для чтения фолианта. — Думаю, я смогу пролить на это свет.
Палец старика лег на строки, буквы которых были явно выведены без малейшего вмешательства механики.
— Перед тобой библия – книга книг, — фраза человека не была прикрашена хвальбой или лестью, ибо величественность сказанных слов не нуждалась в пышных прелюдиях – она чувствовалось и без этого. Тия, по примеру человека, впилась глазами в страницы необъяснимо манящей «королевы» книг, — Я расскажу тебе, что она мне поведала.
После небольшой паузы, старик начал своё повествование
— Некогда люди всех народов глаголили на едином языке. Меж ними царило общее согласие и понимание, но ни к чему хорошему это не привело. Амбиции и вероломство человеческого естества взяли вверх над трезвым рассудком. Их непомерные желания не имели границ и запретов… Так родилась одна до безрассудства горделивая идея. Было заложено основание башни, размеры которой не один смертный даже и представить не мог. Великая вавилонская башня… Единственной целью, с которой её возводили миллионы людей, было достичь небес… и достать до Бога. Каждый сложенный кирпич, пронизанный этой безумной идеей, приближал человечество к исполнению всеобщего желания. Так не могло продолжаться вечно... Бог обрушил на люд проклятье вавилонское и перестали одни понимать язык других. Хаос взял вверх над слаженностью, и разошлись народы на все стороны света. Видимо, вашему миру удалось миновать вавилонский рок, и дар понимать глас всякого остался при тебе. Ты услышала нашу речь и, сама того не осознавая, ответила ей же, потому как единый язык – это знание обо всех языках ныне существующих. Жаль, что люди перестали быть его достойны, но на всё воля божья.
— Это… очень любопытная гипотеза, — ожила принцесса после завершения рассказа, — но как может быть, что ответ на вопрос нашего мира находится в столь отдалённом от него источнике?
— Разные миры, да единый создатель. Очень странно, что ты никогда не задавалась вопросом о том, с чего всё началось.
Тия молчала, да и сказать ей было особо нечего. Конечно, она иногда отдавалась размышлениям о неком высшем разуме, создавшем все, что её окружает, но окончательный ответ её не посещал. Да и когда все вокруг считают тебя всемогущей богиней, невольно начинаешь верить в свое всесилие, забывая, что ты далеко не первое существо и как пить дать — предшественники были поматёрее. Ей не верилось, что ответ на такой сложный вселенский вопрос можно было прочесть в этой книге, как простую истину, известную каждому обитателю этого мира. Оттого Селестии жутко захотелось самой глянуть на эти знания, но Филипп закрыл библию, убрал на полку, и поставил на аналой другой фолиант.
— Здесь ты прочтёшь историю человека, с которым тебя роднят незримые нити, — открывая книгу на нужной странице, говорил старик. — Тебе должно быть любопытно, почему тебя нарекли его посланницей. Попробуй понять то, что сможешь, а что не поймёшь, я тебе поясню.
Старик направился к выходу.
— Скоро принесут трапезу. У тебя есть особые пожелания к ней?
— Никакого мяса и рыбы. В основном фрукты, овощи, и… — Тия на миг замерла, а затем дополнила своё меню, — и по кувшину вина каждый вечер, пожалуйста.
Старик молча улыбнулся и покинул опочивальню, оставив кобылицу наедине с источником знаний.
«Похоже, Филиппу придётся многое мне пояснять», — решила принцесса, изучив несколько абзацев. Но благо сама суть не ускользала от её глаз.
Жестокая история страны, в которой она находиться, не могла не поражать своей многогранностью. По мере прочтения, её расплывчатая картина представлений о человеке складывалась в единое целое. Для облегчения задачи, Селестия старалась как можно чаще приводить аналогию из своего мира, и это получалось, пусть и не всегда. Человек своими качествами смог соединить в себе всех существ, населяющих Эквестрию и соседние земли, восприняв в себя стороны положительные и не очень. Но для Тии главным было узнать, кто же этот Владимир, с которым её связывает символ солнца, а может и нечто большее…
Народ варягов, из которого он выходил, имел так много общего с эквестрийскими грифонами, что принцесса задалась вопросом – а стоит ли вообще продолжать искать сходства? Но, забежав дальше, она осознала поспешность своих выводов. Сложно было понять, чем руководствовались жители Руси, когда предлагали иноземцу править их страной, но, что вовсе не смешно — с ней сейчас происходит то же самое.
«Хм… вероятно, у них так заведено… — напряглась кобылица, немного встревоженная обнаруженным сходством ситуаций. — Эх… мне этого пока не понять».
Далее вновь шло повествование, лишённое точек соприкосновения с ней, но имеющее множество с грифонами: род Владимира правил Русью, ведя не прекращающиеся завоевательные и карательные походы. Причём, чаще всего с успешным для них исходом. Селестия оживилась, когда на строках замелькало то самое имя. В памяти всплывали обращённые к боярину Воротынскому слова Филиппа. Как он и говорил, Владимир мало чем отличался от своих предков, а в чём-то даже их переплюнул, в плохом смысле, к сожалению. Далее речь шла о войне за престол со своими братьями. Только на луну там никого не ссылали – такие проблемы решала сталь. И вновь история Владимира ударилась в грехи и пороки, апогеем которой стало убийство двух последователей учения того самого Бога, о котором и говорил Филипп. Вот только не было тогда на Руси веры в него, а царило язычество и жертвоприношение.
«Как можно убивать живых ради деревянных изваяний?» — Кровь, пролитую на войне, Селестия ещё могла понять, но когда жизни лишают в мирное время, да к тому же с таким бессмысленным поводом…
И Владимир, будто обуянный теми же мыслями, что и принцесса, понял, что пора положить всему этому конец. Он стал искать Бога, сильнее и могущественнее безмолвных столбов. Но оказалось, что к нему ведут множество путей, и все, кроме одного, ложные. Тия не смогла разобрать, чем руководствовался Владимир, отсеивая ложные учения. Ведь приверженцы разных религий говорили об одном Боге, но, тем не менее, получали от князя отказ. Но к речи присланного греками философа он прислушался. Чем же именно речь грека будет отличаться от предыдущих потерпевших фиаско адептов, принцессе не дал узнать скрип двери.
«Пора завтракать», — Тия прервала чтение и направилась к столику, на который водрузили поднос.
— Задержитесь ненадолго! – принцесса застала спешившего покинуть опочивальню слугу на пороге.
— Чем я могу вам услужить? – с некой боязнью поинтересовался холоп.
— Найди Малюту и передай ему, чтобы зашёл ко мне, — дав указание, принцесса его отпустила.
Задержка с доставкой завтрака ежемоментно окупилась при осмотре: несколько аккуратно разложенных, запечённых в меду яблок так и манили своим жаром, не заставляя сомневаться в превосходности их вкуса, а на соседнем подносе ютился овощной салат. Тия немного помучилась с выбором – какое же блюдо опробовать первым, и выбор пал на яблоки. Всё-таки сладкому она отдавала предпочтение, к тому же содержавшийся в них сахар весьма поспособствует в её экстра курсе по изучению Руси.
Малюта, по всей видимости, ошивался где-то поблизости, и поэтому переступил порог опочивальни очень скоро.
— Могу я знать, зачем понадобился солнечной владычице? – спросил он, кланяясь в пояс.
Глаз человека не упустил некоторых изменений в кобылице, занявшей резное кресло.
— Даже не думай туда смотреть, — предостерегла его принцесса, заметив, на что косился опричник.
Вздрогнув, Малюта оторвался от рассматривания выглядывавшего из-за спины Тии покрывала. Может, он и понятия не имел о причине резкого предупреждения и вообще не был не в курсе о вчерашнем конфузе Селестии. И, дабы не тревожить свою израненную гордость, уточнять, видел ли его глаз что-нибудь лишнее или нет, она не собиралась.
— Как ты и твоя братия отнесётесь к замене вашей невзрачной формы на что-нибудь более светлое? – Заданный вопрос немного разрядил обстановку, да и ходить вокруг да около принцесса не хотела. Нужно было поскорее разобраться с делами, чтобы избавиться от перспективы лицезреть рыжего опричника на протяжении всего завтрака.
— Не смогу ответствовать без более ясного описания будущей одёжи, — пожал тот плечами.
— Ну, скажем, чёрный цвет сменится белым, а ваши шапки увенчает изображение солнца, — не отрываясь от трапезы, Селестия, слегка зажмурившись, уже рисовала в воображении оглашённый проект, подхватывая телекинезом очередное медовое яблоко. Человек ненадолго забыл про свой вопрос, таращясь на левитирующий и довольно быстро уменьшающийся фрукт.
— Ну, так что? – голос Тии вернул его к беседе.
— Ну, это конечно можно, но нужно ли? Наши одеяния одним только видом страх на супостатов нагоняли, — сомневался Скуратов, почёсывая затылок.
— Вот именно, что одним только видом, — вздохнула принцесса. Она так и чуяла, что без пояснений ей не обойтись. – Я могу только догадываться, какими подвигами можно добиться такой репутации. Если я не ошибаюсь, что очень вряд ли, с исчезновением царя число ваших союзников… хм, значительно поубавилось. Смена вашей формы не мне нужна, а вам. Сам подумай, благодаря этой реформе обновлённый внешний вид хотя бы не будет вызывать у людей ассоциации с вашей прошлой деятельностью. И может, они воспримут это как знак, что к ней вы больше не вернётесь. Ну а если вернётесь – нашему сотрудничеству конец. И кстати, носителей изображения солнца в народе могут считать моими приближёнными, если я стану правительницей Руси, конечно. Делай выводы.
— Не имею больше возражений, солнечная владычица, — согласился опричник, — только предупрежу вас, что быстро сменить одежды у всего нашего воинства не получиться.
— Всё воинство меня не интересуют. Главное, постарайтесь одеть хотя бы дюжину ко дню всеобщего собрания: они будут входить в мой эскорт.
— Постараемся успеть, — изрёк Скуратов Бельский, прикидывая в уме шансы на успех.
— Постарайтесь. — Одной проблемой вроде бы стало меньше. Всё, что нужно было сказать, она сказала, а посему решила выпроводить человека.
Когда Малюта ушёл, принцесса запила приторные яблоки содержимым деревянного ковша, имеющего красочно расписанную форму птицы. Раньше ей не доводилось пробовать этот напиток, отдающий мёдом и мятными травами. Отметив необходимость разузнать у Филиппа его название, Тия, с неким энтузиазмом, приступила к поеданию салата.
***
— Думаю, не стоит. Я ещё не готова к таким… обрядам, — Тия как можно вежливее отклонила предложенную услугу, которая пугала её своей странностью.
— Тебе по нраву придётся сие действо, — не унималась полностью обнажённая девица, — потом сама просить будешь!
— В следующий раз обязательно, но сейчас я хочу ограничиться мытьём, — отмахнулась мокрая до шерстинки принцесса.
«Жарко как в Тартаре! Парилкам кантерлотских саун до этой русской бани, словно до Кристальной Империи пешком!»
За час до этого, она поинтересовалась у наведавшегося к ней перед сном Филиппа — где тут душ? Догадавшись по его реакции, что здесь про него не слышали, Тия спросила по-другому – более конкретно. Оказалось, что на Руси мылись в месте под названием баня, и человек предложил принцессе её посетить. Выбирать не пришлось, ибо варианты отсутствовали. Факт того, что последний раз она принимала душ более двух дней назад, склонил Тию к согласию, как и желание пребывать на грядущем собрании с чистой шёрсткой и гривой.
Филипп оставил её на полчаса, а затем вернулся, чтобы отвести в эту самую баню. Пустынные коридоры и пролёты изредка оживляли проходившие стражники и опричники. Никто не упускал возможность оценить новшество в облике принцессы – шёлковое голубое покрывало. Ей жутко не терпелось поскорее заменить его на что-то более близкое к одежде.
Когда они вошли в небольшую обитую деревом комнатку, Селестия, почувствовав сильную влажность в воздухе, поняла, что баня где-то близко. Тут их ждала молодая девушка в лёгком сарафане.
— Ну, Василиса, принимай будущую княгиню, — молвил Филипп и исчез быстрее, чем Тия смогла это заметить.
— Дворянок, девиц купеческих и княгинь парила, но такой посетитель у меня впервые, — уперев руки в бока, девушка внимательно изучала свою клиентку, — Ты Селестия, стало быть?
— Эм… а я одна разве не справлюсь? – не готовая к такому повороту, вопрошала принцесса.
— Эт вряд ли. Я так понимаю, ты про баню знать нечего не знаешь и сама тут впервые? Ну, ничего, я же тут не просто так. К тому же, раз ты будущая княгиня, привыкай, что большинство дел обыденных за тебя будут делать холопы и прислуга.
— Я принцесса, и мне это отлично известно. Но мытьё я к этому списку не относила, — встретившись с озорным взглядом Василисы, произнесла Тия.
— Ну, не знаю как там, откуда ты родом, но у нас тут свои уставы. Обнажайся давай, принцесса, и внутрь проходи. — Девица, без толики стеснения, скинула с себя сарафан, под которым не было совершенно ничего. Это неожиданное действие немного смутило принцессу, но виду она не подала.
Василиса открыла дверь за своей спиной, впуская в предбанник тепло.
Неуверенно сбросив простыню на лавку, Селестия направилась внутрь. Девушка закрыла за ней и прошла дальше – к ещё одной двери, только более низкой, чем предыдущие. Принцесса пробежалась взглядом по располагавшимся на полу тазикам с водой и проследовала в последнее помещение, где было неимоверно жарко.
Она так и не поняла, где начинается баня, но теперь точно знала, где она заканчивается. Девушка, со знанием дела, плеснула немного воды на раскалённые камни, что привело к распространению по всему помещению влажного горячего пара, немного смягчившего жар, и уселась на лавку.
— Размещайся поудобнее, принцесса, да поведай о своём мире – мне жуть как любопытно, да и время скоротаем, — предложила Василиса, расплетая свои длинные, как грива принцессы, русые волосы. — Вот не предупреди меня его высокопреосвященство о дивности будущего посетителя, я б, наверное, минут пять бы привыкала. Уж больно чудно это.
Селестия, находясь под воздействием расслабляющего тепла, стала чувствовать себя более раскрепощённой и рассказала девушке пару историй. Вскоре та, по заплетающемуся языку кобылицы, поняла, что клиентка уже достаточно напарилась и можно приступать к следующим процедурам. Но возникший в её руках банный веник немного напугал принцессу, что для девушки было весьма непонятным. Но делать ей было нечего – в другой раз, так в другой раз. Пока что можно и без этого обойтись.
Они вышли из парилки, и Василиса указала Тии на лавку. Та не дала себя упрашивать, слишком уж её пар расслабил. Принцесса легла на живот поверх тростниковой дорожки, устилавшей лавку, и повернула голову, чтобы наблюдать за действиями девушки, суетившейся у медного таза. И принялась девица в нём пену взбивать, да так усердно, что та начала поверх него расти, превращая таз в нечто напоминающее кремовое пирожное. Затем Василиса набрала в кувшин воды из деревянной шайки и без всяких предупреждений выплеснула её на кобылицу. Та даже не вздрогнула, потому как вода была горячей, хоть и не горячее её самой. После этого девица приступила к самой приятной и близкой к мытью фазе: взбитая горячая пена массажными движениями начала втираться в спину принцессы. Руки мастерицы приятно разминали кости и суставы, совмещая это с чисткой шёрстки. Гриву и хвост они тоже не обошли стороной. Тия боялась, что вот-вот уснёт от нахлынувшего моря блаженства, которое дарили эти человеческие пальцы. За массажем последовала липовая мочалка размеров с воронье гнездо. Василиса, подхватывая пену, начала сильно тереть тело принцессы, но та абсолютно ничего не чувствовала, кроме шепчущихся на коже пузырьков. Когда передние и задние ноги, шея и спина были отмыты, очередь добралась до крупа, и если несколько часов назад принцесса выдала бы по этому поводу ярый протест, то сейчас ей было совершенно безразлично — какие места и как сильно будут натирать.
Василиса попросила принцессу встать, дабы помыть и нижнюю часть тела, и та, со вздохами недовольства, повиновалась. Всё завершилось обильным поливанием, под конец которого с кобылицы была смыта вся пена.
Селестия была так довольна посещением бани и работой девушки, что сочла должным отблагодарить её приглашением на поздний ужин. У Василисы не было причин отказываться, и она составила принцессе компанию. В опочивальне она с интересом слушала рассказы о далёкой Эквестрии, а в промежутках, по просьбе Тии, ведала ей о своей жизни и не раз возникавших в ней курьёзных ситуаций, связанных с работой в бане. Увлечённые разговором, они и не заметили подкравшейся поздней ночи. Решив, что сегодняшняя беседа не последняя и впереди таких часов будет ещё много, девушка пожелала Тии доброй ночи и удалилась.
Принцесса, удовлетворённая сегодняшним днём, повалилась на кровать и, после недолгого марафона по усвоенной за день информации, предалась сну.
***
Время, как ни странно, текло медленно, и это очень радовало гостью из далёкого мира. Сложно сказать, когда, оставив государственные дела, она в последний раз так отдыхала. Конечно, отдых совмещался с прочтением книг, но это нисколько её не тяготило. Даже наоборот.
Каждая строка помогала разгонять туман с неизведанных земель, а беседы с Филиппом закрепляли полученные знания. Подготовки к следующему шагу были завершены.
Селестия бережно закрыла фолиант и подошла к зеркалу. Для неё оставалось загадкой, почему новая одежда смотрится на ней так гармонично, словно она облачалась в неё не одну сотню лет. Диадему сменил достающий чуть ли не до потолка кокошник, венец которого имел вид ярко-жёлтого солнечного диска с семью алыми лучами. Снизу кокошник распускал многочисленные жемчужные бусы, свисавшие до уровня шеи. Чуть выше поясницы её тело обвивал широкий пояс, за который крепился красный шёлковый шлейф, достающий до задних копыт. Белоснежная шёрстка сильно контрастировала с яркой тканью, отчего всё цвета казались глубже, чем есть на самом деле. Её золотое украшение у основания шеи отлично дополняло наряд.
Определённо, Селестия была довольна своим новым, хоть и подозрительно естественным внешним видом.
Вот-вот пробьёт час, призывающий отбросить все сомнения. Тот миг, когда она выйдет на финишную прямую к престолу Руси неимоверно близок. Прочтение истории князя Владимира наполнило её решительностью и верой, что всё произошедшее не случайность, а нечто большее.
Крещение сотворило чудо и вернуло князю зрение, после чего он понял, что тот маленький промежуток времени без солнечного света был ничем по сравнению с его продолжительной духовной слепотой без Бога. Деревянные идолы, запятнанные кровью невинных, были сожжены и сброшены в воду. Владимир не ошибся с выбором и, с божьей помощью, вывел целую страну из мрака.
«Как бы там ни было, пока что я не могу называться его посланницей. Сейчас я больше похожа на согласившегося княжить варяга. Несколько поколений одного рода канули в лету, прежде чем один их из них пришёл к Богу и повёл за собой остальных. Ему удалось измениться, отбросить свои пороки. Удалось искупить пролитую кровь принесённым им светом. Ему – суровому воину, прошедшему по телам своих братьев, удалось изгнать тьму из своего сердца. Так почему же не пойти этим путём и мне? Быть может, это мой шанс искупить прошлые грехи и заполнить ту пустоту внутри меня? Все считали меня богиней, но это не так: я далеко не всесильна и порой нуждаюсь в помощи кого-то могущественнее меня самой. Может, под конец своего пути, я обрету эту опору? Мне стоит хотя бы попытаться… Я стану княгиней, раз в этом мире есть место для чудес… раз даже на камнях растут цветы…»
