Моим глазам хватило

Моим глазам хватило мира,

И блеска в лёд мощёных улиц,

И ярких слов лощёных куриц,

И туч несвежего зефира.

Хватило белых ламп-беглянок

Уютных кабинетных логов.

И коридоров, и стремянок,

Нелепых жестов и предлогов.

Хватило обозримых далей,

Хватило пройденных путей.

В одних глазах хватило стали,

В других – слезы. Одной. Моей.

Моим глазам хватило света

Холодной осени несмелой.

Я их сниму в контейнер белый

И пусть мне вновь приснится лето.

Холод взгляда твоего

Когда на улице мороз,

И даже стёкла мёрзнут в рамах,

А пальцы крючатся в карманах

От риторических угроз,

Когда и ночь - осколок льда,

И звёзды - ледяные боги,

Когда домой ведут дороги,

Но не приводят никуда,

Когда не слышно ничего

Сквозь шёпот векового снега,

Когда и альфа и омега -

Лишь холод взгляда твоего, -

Он слепит, не давая сил

Зажмуриться, согреть ладони,

Прозрачный, призрачный огонь и

Искры гаснущих светил.

Молчанье

Когда позвонить некому, разве что лишь врагу

Всего человеческого в твоем нахальном лице рода —

Звонишь ему. Не дожидаясь ответа, жалуешься гудку

На головную боль, причина которой — погода,

На нерадивость студентов, на расписания бред,

На то, что кончился чай, а в столовой еды не осталось.

Тихо, практически мысленно — что никого рядом нет,

А если и есть, то как-то это совсем не в радость.

И тихо-то оттого, что собеседник — всего лишь гудок,

А человек за ним — последний, кому... и так далее...

После него — ничего. Мутный такой итог.

Вот он не взял трубку. Молчанье, молчанье, молчанье…

Девочка и кот

Так и будем с тобой – девочка и кот.

На закате в море смотрящие, или просто

У окна. За окном серый дождь идёт.

Или снег валит хлопьями. Белый.

Непременно молча. Или тихо ведя

Беззвучную беседу языком пальцев

И ушей мохнатых, хвоста, дождя,

Снега. Солнце за морем село.

Но момент звенит, холодит момент.

На границе чувствительности колет душу.

Когда нет ничего, потолков и стен,

Лишь закат, или дождь, или снег.

И никто не увидит, никто не поймёт

Две лохматые точки в пространстве

Обязательно девочка, обязательно кот

На мгновенье прервавшие бег.

Прыть

Я, пожалуй, выключу сердце - включу мозг.

Перестану неистово наводить лоск

На словах. Перестану смотреть в экран

Словно в дуло. Как незадачливый партизан.

Ведь он лишь — не признанный врагом боец —

Упрямо не верит в неизбежный конец.

И только на грани сознания - мысль

Твердит: избежавши его - не гордись.

Потому что уж кто и избежит конца,

Так это он, идиот, любимчик творца.

Обнаружит себя дыханием среди руин

И поймет, что проигравший - опять он один.

Позавидует умевшим умереть от тоски.

Не захочет сидеть у любимой реки:

В ней теперь течет неживая вода.

А потом вдруг поймет, что так было всегда.

И когда так не было - всё равно было так.

А финал лишь поставил где надо знак.

Остается лишь, взгляд не сводя с лица

В зеркале, ждать ужас полного... конца.

А пока я на сердце тумблером — щёлк.

Сомневаясь, будет ли от этого толк?

И вообще, нужна ли такая прыть?

И как бы включить его не забыть...

Город

Он встречает возвращающихся домой

Стремительной, всепоглощающей тоской.

Белым лезвием реки в грудь.

"Забудь где ты был. Где ты не был — забудь"

И кривыми пальцами кранов рвет

В клочья сердце того, кто едет вперед

Мимо. "Небес киноварь и ртуть

Помни лишь эти. Другие забудь"

А навстречу тем, кто кончает путь

Выходит лишь сумерек зябкая муть.

Дома не будет никогда хорошо.

"Убирайся туда, откуда пришел"…

Умирают песни

Отучают от песен, просто не слушая.

Просто не глядя.

Простым бездушием

В жестах направленных на тебя.

Еще не жалея.

Уже не любя.

Умирают песни. Их век случаен.

Скромен бывает

и нескончаем.

Долго ли, вряд ли кому известно,

Еще летать тебе

на своих песнях.

А замолкающий долго ещё верит в чудо.

Ищет причины.

Находит простуду.

Борется, говорит и чего-то пишет.

А его так давно не слушают,

что почти не слышат.