Развитая знаковая система

Возможно, это может быть связано также и с тем, что мы описываем данный объект с помощью достаточно слож­ной системы •— естественного языка. В свое время тартус­кая семиотика говорила о первичных и вторичных знако­вых системах, рассматривая вторичные моделирующие системы (театр, кино и др.) как таковые, в которых струк­турность продиктована прототекстом, на котором они бы­ли записаны.

Еще одним вариантом увеличения системности, знаков вости становится первое вхождение в данную систему зна­ков. Часто это оформлялось особым образом в виде обрядов инициации. Это был вариант внесистемного/системного на­хождения одновременно.

Это срабатывает даже тогда, когда подобные обряды не существуют или носят факультативный характер. Напри­мер, мы увеличиваем диапазон системности своего мира, когда наряжаем елку ради ребенка. Мы начинаем поддер­живать этот виртуальный мир другими способами: покуп­кой подарков, рассказами о Деде Морозе. Хотя мы и не ве­рим в это, но являемся активными участниками всех праздников. А участие в процессе часто более значимый фактор, чем вера, как это, кстати, очень часто происходит и в случае религии.

Александр Бенуа писал о первом выходе своих дочерей в театр. Хотя они жили в десяти минутах от Мариинского театра, «было решено прибегнуть к карете, и это не столь­ко из опасения простуды (стоял ноябрь и уже сыпал снег), сколько именно для придачи всему большей торжествен­ности» [25, с. 379]. То есть происходит сознательное увели­чение знаковости события. Сходным образом мы увеличи­ваем знаковость во всех событиях-переходах в иное социальное состояние. Например, свадьба, получение дип­лома, рождение ребенка. Процессы подобных переходов человеческая цивилизация делает максимально знаковыми.

Основы семиотики

Таким образом, вся жизнь человека строится на постоян­ном увеличении знаковое™, числа знаковых систем, кото­рыми он постепенно овладевает.

Семиотика в своем первом приближении в теории Ф. де Соссюра рождается из исследования такого объекта, как ес­тественный язык. Семиотика советского периода (Ю. Лот-ман, Б. Успенский и др.) основывается на таком объекте, как язык культуры. При этом Ю. Лотман активно подчерки­вал, что главное отличие художественной коммуникации состоит в базировании на неоднозначности, что позволяет, например, читать одно и то же стихотворение неоднократно. В то же время естественный язык стремится к однозначнос­ти. Таким образом, первый вариант семиотики возникает при одном типе перехода от хаоса к порядку, второй — при другом, гораздо более структурно сложном типе объекта.

 

Автор подхода	Объект анализа	Характеристика системы
Ф. де Соссюр	Естественный язык	Однозначность
Ю. Лотман	Языки культуры	Неоднозначность

Суммарно можно сказать, что семиотика как наука воз­никает при изучении объектов сложного типа, которые мож­но охарактеризовать следующим набором особенностей:

• нет единства интерпретации;

• могут переходить в иные системы: театр, кино, жи­вопись;

• характерной является также человеческая неодно­родная среда (например, русский «серебряный век» харак­теризуется пересечением разных типов творцов: от худож­ников до писателей);

• неоднородность восприятия, когда, например, зри­тель, воспитанный на одном типе кодов, переходит к другому;

• полиструктурность в отличие от моноструктурности (например, роман в отличие от инструкции по пользова­нию утюгом).

Все это говорит о сознательно усложненной структуре. Она усложнена на уровне отправителя сообщения, на уров­не самого сообщения, и на уровне получателя сообщения. То есть уровень структурности, сложности на каждом из

Г.Г. Почепцов. Семиотика

этапов не понижается, а возрастает. Например, какая-ни­будь «эзотерическая» художественная школа будет иметь не только особого типа художников, но и особого типа адеп­тов. Они будут взаимно усиливать друг друга.

Иной полюс — массовая культура — базируется на принципиально упрощенном типе получателя информа­ции, следовательно, в любом случае будут иметь место «ли­мита» структурности, пределы сложности, наложенные как на сообщение, так и косвенно, на его отправителя, который в ответ может порождать сообщения только определенного уровня. Массовая и «высокая» культура отличаются даже по контекстам потребления. Уединенность, индивидуальность и тишина характерны для «высокой» культуры, чего нельзя сказать о культуре массовой.

Возможно, по этой причине в рамках массовой культу­ры порождаются типичные герои и стандартные сюжеты, например, в мыльной опере или вестерне. Подобное огра­ничение естественным образом облегчает восприятие, пос­кольку получатель информации обладает заранее заданны­ми предсказующими механизмами по развитию сюжета, по типажу героя и его поведению.

Знаковый характер возникает, как мы видим, не только на уровне слова, но и на уровне сюжета. «Правильный» сюжет отличается от «неправильного», и они рассчитаны на различ­ные аудитории. По этой причине все массовые жанры, от фантастики до мыльной оперы, тяготеют к определенному единству сюжетного порядка. Отклонение от нормы может возникать только в случае отдельных произведений, за кото­рыми сегодня не стоят «школы». Это произведения-едини­цы, где знаковость содержится только в них самих, отлича­ясь от знаковости, продиктованной извне законами жанра.

Главной особенностью семиотического объекта следует признать наличие параллельных структур. Знаковость раз­вертывается параллельно в плоскости форм и в плоскости значений. Знаковость реализуется в процессах интертексту­альности, когда в любом из текстов можно увидеть скрытые и явные отсылки на другие тексты. Идеальным семиотичес­ким объектом является такой, который имеет длинную ис­торию «переводов» из одного семиотического языка в дру-

Основы семиотики

гой. Например, роман о реальных событиях, на базе кото­рого сделан фильм или поставлен балет.

^^- Балет

Событие --------- ► Роман СГ^

Фильм

Каждая из реализаций, являясь самостоятельной, с не­избежностью будет учитывать прошлые попытки создания системы, организации данного набора фактов в художес­твенную конструкцию. При этом часть событий принципи­ально не сможет попасть в новый тип художественной конструкции, что связано со знаковыми возможностями именно данной системы.

Семиотика направлена на изучение параллельных струк­тур. Отсюда и возникает ее известная междисциплинар-ность. Семиотика «подпитывается» подобной междисцип-линарностью. Это вдвойне очевидно, поскольку понять законы одной семиотической системы можно только при наличии другой семиотической системы. Нахождение внут­ри системы не позволяет увидеть и разграничить знаковое и незнаковое, характерное именно для данной системы. Именно в этих переходах от сырого фактажа к художес­твенной конструкции и находят свою реализацию семиоти­ческие закономерности.

Общим для массовой и художественной коммуникации следует признать и то, что главенствующей для них являет­ся гедонистическая функция. Например, вряд ли зрителя, котсрый садится к экрану телевизора, интересует переворот в Зимбабве как знание, как реализация информационной функции. Вероятно, это в определенной степени модельное проигрывание чувства страха в условиях комфортности, в которых расположен зритель. Перед ним проходят наводне­ния и перевороты, совершенно неопасные для него.

Человеческое общество заинтересовано в поддержании определенного уровня знаковости. Это дает возможность кодировать и сохранять в человеческой памяти важные ва­рианты человеческого поведения. Наличие подобных вари-

Г. Г. Почепцов. Семиотика

антов делает жизнь последующих поколений более слож­ной, но и более богатой, поскольку резко усложняется именно виртуальный мир. Обладая практически теми же биологическими качествами, что и столетия назад, совре­менный человек живет в гораздо более усложненном вари­анте виртуального мира.

Способствует этому и принципиальный переход к ино­му типу общества, который произошел с человечеством. Общества прошлого тяготели к закрытости, общества нас­тоящего стремятся к открытости. Закрытые общества по­рождают более прогнозируемые решения, поэтому проис­ходит постепенная ритуализация общества. Для них требовался определенный тип лидеров. Например, Л. Бреж­нев был бы плох для общества открытого, но идеален для общества закрытого.

Поскольку тип Хрущева был другим, ему пришлось уй­ти с политической сцены. Немецкий разведчик Маркус Вольф вспоминал: «В Америке Хрущев, наверное, стал бы сенатором. У Хрущева был абсолютный дар общения с людьми. В ГДР он был очень популярен даже тогда, когда его разлюбили в СССР. Помню, сопровождал его на Лей-пцигскую ярмарку. Там был жуткий ветер, который унес конспект его выступления. Так Хрущев говорил без бумаж­ки в пять раз дольше, чем предполагалось» («Известия», 2001, 17 июня).

Советский Союз был обществом закрытого типа, поэто­му он проиграл соревнование с Соединенными Штатами Америки. При этом интересно, что в последние годы проис­ходит строительство подобной «империи», но уже в чисто виртуальном пространстве. В русской литературе возникло «имперское сознание», что дает большие возможности именно семиотического порядка. Например, романы Холь-ма ван Зайчика, которые описывают виртуальную империю, за которой четко угадывается СССР. То есть Советский Со­юз — исторический трансформировался в Советский Со­юз - виртуальный, где часть объектов получила свое вопло­щение, а часть осталась вне его. И сегодня именно он сгал источником вдохновения для ряда литературных произведе­ний. Постепенно возникает нечто подобное культурному об-

Основы семиотики

разу Австро-Венгерской империи. В наших романах прои­зошло определенное переосмысление. В самом Советском Союзе, были значимыми одни характеристики, у его крити­ков — другие, теперь на авансцену вышли третьи. Именно они подчиняют себе сюжет, разворачивая его в нужную сто­рону. Например, империя — это бюрократия. В рамках нас­тоящего Советского Союза она строилась как «подчиненная народу» (вспомним пропагандистскую трактовку депутатов как «слуг народа»). В модели диссидентов бюрократия была правящим классом, захватившим в свои руки власть. В ро­манах ван Зайчика бюрократия возникает как «бюрократия с человеческим лицом», в числе которых находятся наиболее сильные профессионально и подготовленные граждане. В этом случае сосредоточение большей власти в их руках уже не является отрицательной чертой.

Чем большим количеством кодов обладает общество, тем более сложный виртуальный мир оно порождает. В критические периоды (война, революция) происходит крат­ковременное или долговременное уничтожение части ко­дов. Начинают функционировать не только избранные ко­ды, но и разрешенные типы сообщений. В этот период общество более жестко наказывает за нарушение этих зако­номерностей. Но такие критические периоды скоротечны. В своей норме общество благосклонно относится к порож­дению новых кодов и новых текстов. Правда, часто оно спасается тем, что закрывается от реагирования на эту но­визну, отнеся ее либо к компетентности только специалис­тов, либо выделив ее в закрытые сферы (например, отнеся ее к жизни «богемы»).

Семиотический компонент оказался очень существен­ным для функционирования общества на любой стадии его развития, поскольку в нем находят свое воплощение многие цивилизационные характеристики. Цивилизация полностью создана разнообразными семиотическими механизмами.

По характеру своего функционирования семиотические механизмы дают возможность потребителю совершать оп­ределенные энергоинформационные скачки. Материальная форма слова дает в результате его понимания бесконечно более богатую энергоинформационную структуру. Напри-

Г.Г. Почепцов. Семиотика

мер, несколько произведений А. Гайдара в закодированном виде дают практически все варианты развития советского общества в виде определенной аксиоматики. Причем А. Гай­дар сделал этого до того, как процессы подобного рода бы­ли реализованы в стране во всей полноте.

«Чук и Гек» отражает тягу к захвату новых территорий, свойственную всем новым и активно развивающимся странам.

«Судьба барабанщика» — борьбу с врагами как осново­полагающую аксиому советского общества.

«Сказка о Мальчише-Кибальчише» — мобилизационную готовность советского народа в мирное и военное время.

Советская цивилизация очень серьезным образом экс­плуатировала знаковый образ «врага», что вполне соответс­твует достаточно простым видам реакций обществ прошло­го. Набор возможных действий «врага» вновь укладывается в простые нарративные схемы.

Нарратш, как способ организации опыта, пронизывает всечеловеческое существование. Вероятно, по этой причи­не X. Олкер попытался применить нарративные структуры В. Проппа, созданные на материале волшебной сказки, к описанию событий мировой истории [217]. То есть перед нами более универсальный механизм, чем считалось до этого. Например, при подготовке документов ГКЧП ис­пользовался опыт латиноамериканских диктатур, зафикси­рованный в соответствующих разработках («Версия», 2001, 21-27 авг.). То есть нарратив латиноамериканский стал предметом изучения для переноса на нашу почву.

Семиотика выступает как определенный «структурный переводчик», «путеводитель по структурам», «взломщик ко­дов». Владение одним из кодов, понимание одной из струк­тур дает возможность совершить то же самое с новой струк­турой, изучить новый код.

Вероятно, можно считать, что есть два вида форм: фор­мы, направленные на процесс, и формы, направленные на результат. Примером первой является музыка или детектив, где важно находиться в процессе, наличие конечного ре­зультата уничтожает процессность. В результате возникает стремление удержать внимание без движения вперед. Именно поэтому возникает бесконечное разнообразие

Основы семиотики

форм. Утрированно можно считать, что это формы, ориен­тированные на начало, в отличие от форм, ориентирован­ных на завершение.

Семиотика занимается конструкциями социальной па­мяти, это определенная социальная инженерия. Но они мо­гут быть реализованы как в тексте, что более стандартно, так и запечатлеться просто в памяти. Миф в этом плане и становится одним из способов организации социальной па­мяти. Это нетекстовый тип, поскольку обычно текст следу­ет из события, а миф, наоборот, сам порождает события, поскольку носитель данной картины мира все происходя­щее объясняет сквозь инструментарий памяти.