Экономический волюнтаризм
Экономический волюнтаризм – это система управления, игнорирующая требования известных объективных экономических законов. Он является экономической патологией, поскольку существенно тормозит экономический рост, а в ряде случаев способен стать причиной глубоких экономических кризисов. Так было в середине XIX века, когда игнорирование проблем крепостного права стало фактором снижения среднегодовой урожайности зерновых культур (основы экономики того периода) в 1846–1850 гг. на 17 %, в сравнении с 1842–1845 гг. Примерно аналогичным оказался итог аграрных реформ П. Столыпина, завершившихся массовым голодом 1911 года (в 1906–1911 гг. урожайность зерновых в России вновь снизилась – на 3 % к показателям 1900–1905 гг., при росте численности населения примерно на 9 %). В советские годы экономический волюнтаризм многократно демонстрировал себя в необоснованных планах ускоренного развития животноводства, в чрезмерных масштабах освоения целинных земель, в игнорировании требований закона стоимости в период «застоя» и др. Еще более выразительным проявлением экономического волюнтаризма в управлении является аграрный кризис 1929–1933 гг., когда общее падение сельскохозяйственного производства составило 23 %, в том числе в животноводстве – в 2, 1 раза. Но если в 30-е гг. падению сельскохозяйственного производства сопутствовал рекордный подъем в промышленности, в том числе в отраслях, которые в дальнейшем обеспечили быстрое восстановление сельскохозяйственного производства, то ситуация, которая сложилась в постсоветской России уникальна тем, что здесь экономический волюнтаризм в управлении обусловил глубочайший спад практически во всех отраслях народного хозяйства: в промышленности за 1990–1998 гг. – в 2, 1 раза, в сельском хозяйстве – в 1, 8 раза, в инвестиционном комплексе – в 4, 7 раза, и т.д. При этом особенно тревожен тот факт, что если осознав допущенные в начале 30-х гг. ошибки, руководство страны в то время сумело восстановить объемы сельскохозяйственного производства за 4 года, то в настоящее время, даже спустя 8 лет после «дефолта» наша промышленность на достигла и 72 % от объемов производства 1989 года, а сельское хозяйство в расчете на душу населения топчется на уровне 50-летней давности по производству зерна, молока и мяса. Разница в том, что тогда, в конце 50-х на развитие сельского хозяйства из бюджета выделялось 10 % от всех доходов, что и обеспечило последующий экономический рост, а в настоящее время село получает из бюджета примерно 1 % доходов, и потому находится практически в застойном состоянии его наиболее капиталоемкая отрасль – животноводство (табл.17). Таблица 17. Динамика производства продукции животноводства
Как видим, даже в 2012 г. планируется значительное отставание производства основных видов продукции животноводства от показателей 1990 г., т.е. спустя 22 года (по мясу и молоку в 1, 5 раза, по яйцу на 15 %). Определяя причины столь медленного восстановления животноводства в 2000–2012 гг., нужно признать особую значимость явно нигилистического отношения к экономической науке на макроуровне управления народным хозяйством. Свидетельство тому, в частности, отсутствие сколько-нибудь обоснованных ориентиров поэтапного восстановления, а затем и развития продовольственного комплекса АПК, обеспечения его материально-техническими и финансовыми ресурсами - даже спустя 8 лет после начала вяло текущего восстановительного роста. Ничего подобного после предыдущих экономических неурядиц 20–30–40-х гг. мы не наблюдали. Задачи ставились напряженные, с общей ориентацией на постепенное достижение медицинских норм потребления определенных видов продукции. И хотя не по всем позициям в установленные сроки эти показатели достигались, но в принципе они соответствовали требованиям объективных экономических законов продовольственного баланса. Как известно, во всеобщем определении закон продовольственного баланса предусматривает, что:
где
С учетом рыночных отношений, требования данного закона существенно трансформируются:
где
Одна из существенных ошибок управления нашей экономикой в 70–80 гг. состояла в недостаточном учете специфики действия закона продовольственного баланса в условиях рыночных отношений, как он выражен в уравнении (2), а потому в волюнтаристски допущенном разрыве между быстро растущими доходами населения, снижением их дифференциации, при отставании производства потребительских ресурсов. Свидетельство тому – следующие данные (табл. 14), указывающие на катастрофическое нарастание дисбаланса свободных средств населения (вкладов в Сбербанке) и товарных запасов – после 1970 г. Отсюда товарная необеспеченность доходов, скрытая инфляция, очереди, социальное напряжение. Таблица 18. Динамика вкладов населения в Сбербанке и запасы товаров в розничной торговле СССР
В ситуации, сложившейся к 1990 г., возможно было восстановление глубоко развившейся диспропорциональности путем не общего «шокового» обвала цен и сбережений населения, а отпуском цен на товары повышенного, элитарного спроса, как то предлагалось нами в 1987 г.[17], а также обменом избыточно накопленных сбережений на облигации государственного займа под строительство жилья, обеспечение привилегированных условий обучения, лечения, отдыха и т.п. Главное – следовало установить более демократический контроль за мерой труда и потребления на всех уровнях народного хозяйства, а не опускаться от общественной к частной собственности на основные средства производства, что лишило экономику преимуществ планового ведения хозяйства, радикально усилило отношения отчуждения в присвоении условий и результатов производства, вызвало ранее неведомый для невоенных лет спад практически во всех отраслях народного хозяйства и заложило основы долговременного вымирания населения. Что же касается того состояния, в котором ныне находится наше сельское хозяйство, то с позиций закона продовольственного баланса, оно может получить надлежащие ориентиры перспективного роста лишь в том случае, если на макроуровне управления народным хозяйством будет установлено, с одной стороны, какой объем различных видов сельскохозяйственной продукции в РФ может быть востребован, скажем, к 2010, 2015, 2020 годам и т. д., а с другой – удастся обосновать материальные условия покрытия востребуемого объема продукции. К сожалению, такого рода всесторонне обоснованных показателей со стороны Минэкономразвития мы не имеем. Во-первых, потому что нет численно выраженных ориентиров социальной политики в части динамики платежеспособности различных социальных групп российского общества. Во-вторых, нет серьезных наработок в оценке перспективного влияния внешнего рынка на востребованность нашей сельскохозяйственной продукции. Что касается платежеспособности россиян, важно определиться, в какой последовательности и когда можно ожидать сокращение численности крайне бедного населения, с доходами ниже стоимости минимальной продовольственной корзины (для них стоит задача преодоления хронического недоедания). Аналогично нужно установить темпы сокращения численности нищего населения, эпизодически недоедающего ввиду недостатка средств для покрытия не предусмотренных прожиточным минимумом затрат на образование, здравоохранение, ЖКХ и т.п. Соответственно должны быть указаны сроки сокращения численности малообеспеченных россиян с доходами от 1 до 2, 5 прожиточных минимума и роста численности обеспеченных, состоятельных, богатых наших граждан. Это позволит количественно оценить, как будет в перспективе сокращаться потребность в хлебопродуктах и картофеле, при одновременном росте спроса на продукты животноводства, свежие овощи и фрукты широкого ассортимента. Во всяком случае ясно, что если при нынешнем уровне и дифференциации доходов населения внутрироссийский объем востребованности мясопродуктов ограничен 7, 5 млн. т., молока – 33 млн. т., то при условии повышения платежеспособности 65% относительно менее обеспеченных наших граждан до показателей 1990 года (это потребует увеличить их доходы примерно на 3 трлн. рублей), ресурсы мяса нужно будет увеличить на 2, 5 млн. т., молока – на 20 млн. т., яиц – на 17 млрд. шт. Но если на правительственном уровне будет поставлена задача заметно превысить советские показатели платежеспособности менее обеспеченных групп россиян, потребуется вывести продовольственный комплекс на достижение сначала устойчиво обильного, затем регулярно сбалансированного, а в дальнейшем – экологически безупречного обеспечения населения продовольствием. Соответственно перспективные ориентиры развития сельского хозяйства окажутся существенно отличными от нацеленных на решение задачи традиционного количественного роста объемов сельскохозяйственного производства. Потребуются серьезные сдвиги в структуре и технологиях производства, а платежеспособность потребителей нужно будет увеличить уже на 7–8 трлн. руб. Однако сегодня обоснованных оценок сроков поэтапного решения вышеуказанных задач мы не имеем, поскольку сохраняется неясность: какое место руководство экономического блока правительства отводит продовольственной проблеме в общей системе социально-экономических приоритетов, в какой мере вышеуказанные 7–8 трлн. руб. будут увязаны только с ростом ВВП, а в какой – будут дополнены снижением децильного коэффициента. Согласно требованиям законов продовольственного баланса, должны быть учтены перспективы внешнеэкономических связей. Поэтому важно хотя бы на экспертном уровне определиться, по каким видам продукции нам нужно ориентироваться на экспорт, а по каким на импорт. При этом важно оценивать не только коммерческую, но и народнохозяйственную эффективность отечественного производства, так как зигзаги экономической политики способны весьма основательно трансформировать рентабельность в пользу либо российских, либо зарубежных товаров. Имея 1, 35 га сельскохозугодий на душу населения и 16 трудоспособных сельских жителей на 100 га пашни, располагая мощностями, способными уже сегодня в достатке обеспечить сельских производителей удобрениями и энергоресурсами, а при относительно небольших затратах в реанимацию сельмаша – основными видами техники, РФ способна полностью обеспечивать свои перспективные потребности в основных видах продуктов питания. Больше того, без ущерба для внутреннего рынка в принципе возможно конкурентоспособное производство на экспорт зерна, а со временем – и мяса. Но обязательно при условии, что управление сельскохозяйственным производством будет считаться с требованиями закона стоимости, с учетом специфики его действия в агросфере. Это означает, что управленческая деятельность должна содействовать ориентации цен товаров на их стоимость, а потому компенсировать производителям их издержки производства в общественно востребованном объеме. А поскольку условия предпринимательской деятельности в сельском хозяйстве требуют дополнительных издержек на формирование и обслуживание резервных фондов, на оплату земельной ренты и т. п., то естественно, все это должно быть возмещено производителям в процессе реализации специфического закона цен конечной продукции агросектора народного хозяйства. Примечательно, что в советские годы, когда в управлении развитием сельского хозяйства требования данного закона хотя и не полно, но все же учитывались, соответственно отмечалось заметное повышение среднегодовых темпов развития сельского хозяйства. Когда диспаритет цен усиливался, замедлялся экономический рост. Даже при существенных недостатках аграрной политики 80-х годов закон цен проявлял свое действие, обеспечивая селу в среднем более высокую, чем в промышленности, норму прибыли: в 1987 г. при уровне рентабельности в промышленности 12, 6%, в совхозах она составляла 19%, в колхозах 24%. Сегодня мы имеем совершенно иные соотношения: в 2005 г. средняя норма рентабельности промышленности составила 14, 5%, в сельском хозяйстве 10, 2 % (www.minfin.ru, www.gks.ru). А с учетом разрыва в оплате труда работников сельского хозяйства и промышленности, сельскохозяйственное производство объективно оказывается нерентабельным. Это уже не отступление от требований объективных экономических законов рынка. Это полное их забвение, на что агроэкономика адекватно отвечает материально-технической, кадровой и производственной деградацией. Тревогу вызывает игнорирование экономических последствий создания объективных условий для роста земельной ренты, связанного с переходом из рук в руки сельскохозяйственных предприятий, запуском в рыночный оборот паевых наделов. Задерживая экономический рост, увеличивая непроизводительные издержки обращения и передела собственности, затраты на межевание и т. п., все это создает благоприятную почву для дополнительного удорожания продовольствия. Пока рыночный оборот земли в основных сельскохозяйственных районах России носит характер экономического принуждения к обезземеливанию крестьян по крайне низким ценам (в Воронежской области цена сельхозугодий примерно в 22 раза ниже таких же по качеству земель в США), негативная роль ренты выражена слабо. Ситуация радикально изменится, когда новый собственник начнет перепродавать или сдавать в аренду скупленную по дешевке землю. Тогда в размерах рентных платежей мы постепенно приблизимся к нынешним показателям США – 75 долл. с гектара, что при урожайности зерна 25 ц/га повысит себестоимость одной тонны примерно на 30 долл. А в свете предлагаемого вступления РФ в ВТО, перспектива удорожания сельскохозяйственной продукции за счет рентной составляющей себестоимости важна как с позиций защиты конкурентоспособности отечественного производства, так и с позиций защиты потребителей продовольствия от ренты, вздувающей цены продуктов питания. Наиболее убедительным выражением отрыва реальной практики управления развитием сельского хозяйства от требований объективных экономических законов является современный уровень несоответствия материальных, трудовых и финансовых ресурсов сельхозпроизводителей – потребностям в этих ресурсах. Отсюда ранее неведомые масштабы сокращения обрабатываемых площадей и поголовья скота, неиспользование ранее подготовленных квалифицированных кадров, усиливающаяся неустойчивость воспроизводства, а потому нарастающие волны банкротств. И хотя в основе возросшей в постсоветский период неустостойчивости агроэкономики лежит связанная с приватизацией потеря материальных основ макроуправления, но использование объективных законов динамики устойчивости воспроизводства может и сегодня улучшить ситуацию в данной области. Так, возможно повышение устойчивости хозяйственной деятельности: за счет сочетания отраслей и производств, различно реагирующих на колебания погодных условий и рыночной конъюнктуры; за счет расширения состава конкурирующих между собой поставщиков и потребителей; за счет экономически обоснованной кооперации, вертикальной, горизонтальной интеграции производства, и т. д. Особо сложная проблема – отсутствие должной заинтересованности аппарата управления в повышении научной обоснованности принимаемых решений, в оценке их перспективной эффективности с позиций теории экономического предвидения и прогноза. Примером может служить такой факт: Лаборатория долгосрочных прогнозов ВГАУ добилась 87% оправдываемости долгосрочных прогнозов колебаний урожаев зерновых культур. В том числе оправдались опубликованные с большой заблаговременностью представленные руководству страны предвидения существенного ухудшения условий сельскохозяйственного производства на 1975, 1981, 1993, 1998–1999, 2003 г.г. А вот составленные на основе этих прогнозов рекомендации оставались не использованными. Не востребована и наша технология «ЗОНТ», обеспечивающая ряду американских штатов прогноз на 2006-2007 г.г. помесячных осадков и температур с заблаговременностью до 270 дней. Совершенствованию управления динамикой экономических процессов и ограничения на этой основе экономического волюнтаризма может содействовать знание законов продолжительности экономических циклов. Один из таких циклов, как известно, повторяет фазу кризиса регулярно, примерно через 9–11 лет. Поэтому, зная, что экономика ведущих западных стран поражалась кризисами в 1920, 1929, 1939, 1948, 1957, 1970, 1981, 1991 годах, мы еще в 1999 году предупреждали: «мировая экономика должна столкнуться с очередным спадом объемов производства уже в ближайшее время»[18]. Как и следовало ожидать, предвидение оправдалось в 2001 году. С позиций данного закона несложно определить, что очередной промышленный спад, который не останется бесследным для сельского хозяйства, должен поразить страны Запада примерно в 2009–2011 гг., а следовательно, у России еще имеется время, чтобы не только минимизировать негативные последствия данного кризиса для нашей экономики, но и использовать его позитивные перспективы, благодаря вероятному падению цен на импортируемые средства производства. Но грядущий экономический спад может иметь для России и неблагоприятные последствия. Во-первых, ввиду все более возрастающей зависимости от экспорта (по удобрениям на 90 %, по нефти и нефтепродуктам на две трети). Во-вторых, потому что подавляющая часть этого экспорта завязана на страны, которые могут стать главными жертвами кризиса. В-третьих, потому что либеральная финансовая, кредитная и социальная политика, сжав внутренний платежеспособный спрос, сделала рынок РФ особо отзывчивым на кризисные явления. Чтобы наша экономика меньше зависела от угроз, порождаемых неблагоприятной перспективой конъюнктуры мирового рынка, прежде всего необходимо добиться радикального усиления роли государства в экономике для переориентации хозяйственной деятельности с алчных интересов олигархов – на нужды основной части населения. Тогда станет возможным: 1. Раскрепощение кредитного потенциала части Стабилизационного фонда и резервов Центробанка – в целях реанимации отечественного АПК, машиностроения, ЖКХ и дорожного хозяйства, укрепления материально-технической базы здравоохранения, образования, науки, обороноспособности страны. Это основательно расширит внутренний рынок, превратит его в надежный амортизатор колебаний внешнеэкономической конъюнктуры. 2. Поощрение сокращения избыточного экспорта товаров, которые могут быть эффективно использованы внутри страны (удобрения, металл, энергоносители и т. п.). Это позволит существенно снизить их цены на внутреннем рынке, повысит рентабельность и конкурентоспособность сельского хозяйства и перерабатывающих отраслей. 3. Укрепление рубля – до уровня его реальной покупательной способности 13-15 рублей за доллар. Данное направление экономической политики приобретает все более важное значение по мере приближения экономического кризиса, в частности потому, что пропорционально снизит затраты государства и наших предпринимателей на обслуживание внешнего долга, ныне достигшего одной трети ВВП. Кроме того, это станет стимулом удешевления импорта техники, технологий, лекарственных препаратов и т.п. 4. Нужно не только диверсифицировать, но и перенацелить внешнеэкономическую деятельность, и особенно экспорт, на такие страны, как Китай, которым плановое регулирование хозяйственной деятельности позволяет обеспечивать бескризисное развитие экономики. Впечатление таково, что в высших звеньях управления нашей экономикой начинают просматриваться некоторые подвижки в данном направлении. Проблема лишь в том, чтобы они получили системное развитие и не оказались задавлены накопленным потенциалом экономического волюнтаризма. Такая опасность есть, поскольку экономический волюнтаризм опирается на «три кита»: непрофессионализм работников аппарата управления, ориентацию ведущих сотрудников этого аппарата на эгоистические интересы социальных групп, объективно тормозящих экономический рост, недостаток политической воли руководителей аппарата управления в реализации мероприятий, вытекающих из требований объективных экономических законов. При этом следует иметь в виду, что непрофессионализм – это не только отсутствие специальной экономической подготовки и опыта практической работы в сфере экономики. Непрофессионализм – это еще и неспособность использовать свои знания и опыт к анализу нетрадиционных ситуаций, неумение предвидеть их отдаленные, в том числе социальные последствия. По большому счету, второй из вышеотмеченных «китов» является частным случаем непрофессионализма, пораженного близорукостью либо карьеризмом и меркантильными соображениями. Третий «кит» в комментариях не нуждается. Поэтому подавление экономического волюнтаризма – это проблема долговременного, тщательного отбора работников аппарата управления, систематического анализа результатов их деятельности, возможности замены на более грамотных и настойчивых в реализации задач общественно целесообразного повышения эффективности развития народного хозяйства.
|
(5)
– ресурсы i-ого вида продовольствия за t лет определенного этапа решения продовольственной проблемы;
– норма потребления i-того вида продовольствия на t-ом этапе решения продовольственной проблемы для j-той группы населения;
– численность населения j-той социальной группы на t-ом этапе решения продовольственной проблемы.
(6)
– доходы j-той группы населения на определенном (t) этапе решения продовольственной проблемы;
– доля доходов j-той группы населения, которую она может выделить на приобретение i-того вида продовольствия на определенном этапе (t) решения продовольственной проблемы;
– цена i-того вида продовольствия в период t.
