Глава третья 12 страница

Абсолютно та же картина встречалась у ранних земледельцев и в других районах мира. В некоторых общинах на Соломоновых о-вах лишь немногие мужчины обладали искусством резьбы по де­реву и имели поэтому высокий социальный статус. Однако они не освобождались от сельскохозяйственного труда. У вапваи Гвианы выделялись люди, более искусные, чел: другие, в определенных ви­дах производства (в гончарстве, плетении и т. д.), уделявшие им поэтому больше внимания. Например, лишь одни человек у них умел изготовлять стулья, он-то и снабжал ими всех других. У кубео только влиятельные люди обладали специальными знаниями, необ­ходимыми для производства ритуальных предметов. По-видимому, об аналогичном характере разделения труда свидетельствуют и так называемые «мастерские», фиксирующиеся археологами в неолити­ческих поселках в самых разных регионах мира.

Дальше всего ремесленная специализация зашла у африканских

340 Глава четвертая

тонга. У них ремесло передавалось по наследству в пределах лн-нпджей, а его продукция широко обменивалась на зерно и скот, ос­вобождая ремесленников от необходимости регулярных полевых работ. Однако пример с тонга, возможно, не типичен для неолитиче­ских обществ, тате как тонга обитали в области, где железный век наступил уже полторы тысячи лет назад, сами умели плавить же­лезо и издавна общались с более развитыми группами²³⁴.

Помимо виутрпобщшшого разделения труда, в неолите большое значение получило п межобщинное, связанное с самыми разнооб­разными системами обмена. Первым па огромную роль межобщин­ного разделения труда в неолите указал Ф. Энгельс, назвавший выделение «пастушеских племен» из остальной массы варваров «первым крупным общественным разделением труда» ²³⁵. Это выска­зывание относится к тому времени, когда скотоводство считалось бесспорно древнейшим видом производящего хозяйства. Поэтому в свете новейших открытий оно нуждается в комментарии, тем более что в работах современных авторов допускаются по меньшей мере три его различные трактовки. Некоторые специалисты до сих пор связывают первое общественное разделение труда с выделением ко­чевого скотоводства, однако, как сейчас установлено, это событие произошло лишь в конце бронзового века. Впрочем, в последние го­ды отдельные авторы находят возможным возводить этот процесс к началу бронзового века, когда кое-где появились древнейшие груп­пы подвижных скотоводов. Другие исследователи видят в нем пере­ход к производящему хозяйству, совершившийся на несколько ты­сячелетий ранее, а становление кочевого скотоводства называют «вторым крупным общественным разделением труда». Наконец, по мнению третьих, первое общественное разделение труда означает вообще развитое «разделение труда между общинами», причем оно возникло лишь с появлением регулярного прибавочного продукта²³⁶.

Накопленные к настоящему времени данные позволяют предпо­лагать, что Энгельс имел в виду именно возникновение существенно различавшихся между собой хозяйственных систем, локализовав­шихся поблизости друг от друга и время от времени обменивавших­ся своей продукцией. У низших охотников и собирателей также могли отмечаться некоторые особенности в системах хозяйства, но роль обмена у них была минимальной благодаря высокой подвиж­ности, обычаю взаи.мопосещепий, преобладанию обмена услугами над обменом вещами и т. д. Кроме того, необходимость в обмене у них вызывалась главным образом неравным распределением есте­ственных ресурсов, а также некоторыми социальными, а не хозяй­ственными факторами.

Напротив, у высших охотников, рыболовов и собирателей и ран­них земледельцев и скотоводов обмен получил гораздо большее значение и достиг несравненно более высокого уровня развития, что вызывалось следующими факторами. Во-первых, оседлость ограни­чила доступ к разнообразным ресурсам и повысила степень пзоля-

_________________ ГЮЗДНЕПЕРВОБЫТПАЯ 01> ЩШ1Л___________________ 341

ции общин. Наряду с этим, во-вторых, потребность в различных ви­дах сырья и экзотических (престижных) изделиях не только не упа­ла, но, напротив, возросла в связи с усложнением культуры в целом. В-третьих, рост продуктивности хозяйства время от времени давал избыточный продукт, годный для обмена. Первые два фактора де­лали обмен желательным и даже необходимым, а последний по­зволял его реализацию. С ростом изоляции общин обмен наряду с хозяйственной ролью начал во все возрастающей степени играть важную социальную роль, будучи эффективным механизмом уста­новления и укрепления социальных связей. Он производился не только между неолитическими обществами, близкими по уровню развития и различающимися по хозяйственной ориентации, но и между ними, с одной: стороны, и низшими охотниками и собирате­лями, с другой. В последнем случае уже не было речи о регулярном избыточном продукте, который у охотников и собирателей отсутст­вовал. Такой обмен позволял им реализовать временные излишки пищи и получать важные средства и стимулы для интенсификации своей хозяйственной деятельности. Одновременно оп делал их жизнь более стабильной. Ярким примером этого служит ситуация, сложив­шаяся в восточных районах расселения ппгмеев-мбути, где хозяйство и образ жизни охотников и собирателей существенно перестроились в условиях обмена с соседними земледельцами²³⁷.

Неолитические системы обмена отличались многообразием, при­чем некоторые общества входили одновременно в несколько таких систем. Так, моту южного побережья Новой Гвинеи знали три раз­личные системы обмена. К первой относился межобщинный обмен внутри самой общности моту. Люди поставляли друг другу то, чем были богаты: растительную пищу, лодки, крабов, дерево для строи­тельства, раковинные бусы и клыки боровов. При этом две послед­ние категории вещей изготовлялись только в двух обпршах. Ко вто­рой системе относился межплеменной обмен с ближайшими шюэт-ничными соседями, койта и койярп, которым моту поставляли кера­мику, кокосовые орехи, рыбу, соль, ожерелья из собачьих зубов и раковин, получая взамен растительную и животную пищу, перья птиц, одежду из тапы, циновки, бетель, табак и т. д. Койяри снаб­жали своих соседей и известью, которую они одни умели изготов­лять из раковин. К третьей системе относился дальний обмен с на­селением, обитавшим р 300—350 км к северо-западу от моту.

Если первые две системы предполагали индивидуальное партнер­ство и лишь иногда вторая из них требовала специальных «торго­вых походов», то третья вообще не могла бы существовать без даль­них экспедиций. Такие экспедиции «хирп» заранее планировались, их участники специально вербовались из мужчин, обладавших высо­ким статусом, а руководили ими лидеры отдельных поселков. Экспе­диция отправлялась в путь на несколько месяцев (до 5). В ней участвовало несколько десятков мужчин, которые везли на обмен до 30 000 глиняных горшков, изготовленных женщинами, а также

342 Глава четвертая

украшения из раковин, клыки боровов и каменные топоры. За это оии получали саго и дерево для строительства иовых лодок. По воз­вращении каждая такая экспедиция привозила до 000 т саго, кото­рое надолго обеспечивало людей пищей. Жители отдаленных райо­нов Папуасского залива в спою очередь устраивали подобные же экспедиции к моту²³⁸.

Свойственные моту системы обмена в целом типичны для неоли­тических обществ. Повсюду обмен с ближайшими соседями велся, как правило, индивидуально на основе партнерства, а из отдаленных районов необходимые предметы получали либо путем посредниче­ского обмена, т. е. с помощью тех же партнеров, либо устраивая особые экспедиции. Последние известны на Новой Гвинее не только у прибрежных моту, но it у горцев (кума, дани и др.), а в Южной Америке — у йекуана (макиритаре) и других групп.

Если низшие охотники и собиратели вели обмен в основном сырьем и иногда готовыми изделиями, а пищу в случае надобности получали с помощью обычая взаимопосещений, то неолитическое население обменивалось как пищевыми, так и непищевыми (сырье п готовые изделия) ресурсами. Люди обменивали те предметы, ко­торыми они были особенно богаты, на те, в которых нуждались. На­пример, чамбри обитали в среднем течении р. Сэпик (Новая Гви­нея), где водилось много рыбы, однако у них часто случались пе­ребои с растительной пищей.. Поэтому они регулярно обменивали рыбу с соседними горцами на саго. Интересно, что этим обменом здесь занимались женщины. Корофейгу, обитавшие в горном райо­не, где часто случались заморозки и неурожаи, специально разво­дили свиней для обмена на растительную пищу. Со времепем с раз­витием скотоводства такого рода обмен стал обычен, и примеры его до сих нор во множестве встречаются во многих областях Азии и Африки.

В свете такого обмена особые преимущества получали группы, на территории которых находились какие-либо ценные природные ресурсы, п прежде всего соль. Па Новой Гвинее эти группы (сайо-лоф, баруйя, корофейгу, энга, дугум дани) либо сами вели обмен солью, либо позволяли соседям устраивать сюда специальные экспе­диции, за что с них взималась определенная плата. Дугум дани, на­пример, получали от них свиней. Поэтому такие общины, обитав­шие по соседству с солеными озерами, нередко были необычно бога­ты, особенно если у этих озер происходил обмен и другими вещами п возникало нечто вроде примитивных рынков, что отмечалось у энга.

Баруйя использовали соль растительного происхождения, ко­торую они сами и добывали, для внутриплеменного и межплеменного обмена, получая за нее сырье для производства (камень), оружие (луки, стрелы, каменные булавы), предметы роскоши (церемони­альные украшения), тапу и известь для приготовления бетеля.

Пиароа Венесуэлы получали от иноязычных соседей зубы ягуа-

ПОЗДНЕПЕРВОБЫТНАЯ ОБЩИНА 343

ров и галлюциногены (от гуахибо), отщепы для производства терок (у мако), тростник для духовых ружей-сарбаканов (у йекуана).

В ряде случаен отдельные этнические группы или общины, спе­циализировавшиеся па межплеменном обмене, получали определен­ные преимущества в социальном развитии и пользовались ими для расширения сферы своего влияния и достижения высокого престижа среди окружающих их общностей. Нередко такие группы отлича­лись в своем районе и относительным богатством, как показывает пример маилу на юго-востоке Новой Гвинеи и маиус па о-вах Ад­миралтейства ²³⁹.

О развитии межплеменного обмена можно судить и по археоло­гическим материалам, сиидетельствутощим о широком распростра­нении различных сортов кремня и обсидиана, керамики, драгоцен­ных и полудрагоценных камней, минеральных красок и раковин, янтаря и т. д. па протяжении неолита в самых разных областях ми­ра. К настоящему времени удалось локализовать несколько центров добычи обсидиана и проследить особенности его распространения. Население ирано-иракского нограничья и ряда областей Сирии по­лучало обсидиан в основном из района оз. Ban, центральноанатолий-ские источники обеспечивали им многие области Анатолии и Леван­та вплоть до Южной Палестины, обсидиан с о. Мелос проникал в Западную Анатолию и Грецию, в Центральном Средиземноморье главные его источники располагались па о-вах Сардиния, Линарн, Пантеллерия и Палмарола, общины Центральной Европы пользова­лись прежде всего восточнословацким обсидианом, а в энеолнтнче-ские поселки Закавказья и Дагестана обсидиан поступал из ряда месторождений Грузни и Армении. При этом наиболее интенсивные контакты наблюдались в радиусе 250—350 км от обсидиановых ме­сторождений, где в ряде случаев из обсидиана изготовлялось до 80 — 100% каменных орудий.

Свои месторождения обсидиана имелись и в Океании. Они рас­полагались в Западной Меланезии на о-вах Лоу, Талесиа и Фергюс-сон. Обмен велся кое-где сырьем, а кое-где и готовыми изделиями, причем последнее было в большей мере характерно для районов, значительно удаленных от месторождений. Судя по переднеазиат-ским данным, обсидиан местами проникал па расстояние до 800— 1000 км, а в Океании благодаря деятельности носителей культуры ланита он распространялся из Западной Меланезии на восток вплоть до Новых Гебрпдов на расстояние до 2700 км. Все ото свидетель­ствует о весьма оживленных контактах в эпоху неолита и о высо­кой подвижности населения. В Передней Азии и в Северо-Восточном Средиземноморье отмеченные интенсивные связи установились еще в раннем неолите, а в Центральном Средиземноморье и Центральной Европе они особенно интенсивно развивались в позднем неолите. В Восточной Африке аналогичное явление наблюдалось во II — I тыс. до п. э. благодаря деятельности подвижных скотоводческих кол­лективов.

344 Глава четвертая

Другим важным показателем широких обменных связей в Европе является распространение кремня и кремневых орудий, достигшее своей кульминации в позднем неолите, когда происходило бурное становление кремнедобывающего производства²⁴⁰. При изучении древних систем обмена всегда следует помнить о том, что до нас до­ходят лишь те их свидетельства, которые способны долго сохранять­ся. Между тем основная масса обмениваемой продукции (пища, тка­ни, деревянные и кожаные изделия, соль и пр.), к сожалению, ни­каких следов в археологических материалах не оставляет,

До сих пор речь шла главным образом о межплеменном обмене. Однако обмен производился и между отдельными общинами, хотя и далеко не везде. В ряде случаев наблюдалась даже специализация отдельных общин. Она хорошо изучена у тайгу Новой Гвинеи, где каждая из четырех общин славилась производством какпх-лпбо осо­бых вещей (глиняных горшков, сумок, бетеля, саго и т. д.) ^24! . То же самое отмечалось в Южной Америке в верховьях р. Щингу, у яноама и в других местах. Особенностью межобщинного обмена внутри эт­нолингвистической общности было то, что он „либо вообще не имел хозяйственного значения (например, обмен козы на козу у куашш па и пр.), либо его хозяйственное значение было весьма относитель­ным, т. е. специализация отдельных общин поддерживалась искусст­венно. Так, у яноама такая специализация не вызывалась хозяйст­венной необходимостью, ибо каждая община могла сама снабжать себя всем необходимым. В Южной Америке широко была распро­странена практика, по которой некоторые группы не изготовляли керамику только потому, что могли получить ее у соседей. Однако при ухудшении отношений с соседями они без труда начинали са­ми обеспечивать себя глиняными горшками²⁴². Все ото наводит па мысль об особой роли межобщинного обмена, призванного в первую очередь устанавливать и укреплять социальные связи. Как правило, он имел форму дарообмена, символизировавшего готовность партне­ров во всем помогать друг другу и в случае необходимости делиться имуществом. У яноама межобщинный обмен служил, в частности, заключению военных союзов.

В настоящее время в науке ведется дискуссия о соотношении хозяйственных и социальных факторов в первобытном обмене. Од­ни авторы считают первичными первые²⁴³, другие — вторые²⁴⁴. Как бы ни решался этот вопрос, ясно, что в неолите важное зпаче- ние имели и те, и другие факторы, однако их соотношение в разных видах обмена было различным. Последнее хорошо осознавалось са­мими людьми. Так, куаним па знали два типа обменов. Первый, в форме эквивалентного, часто тождественного дарообмепа, они назы­вали «уан». Он велся только между родственниками и друзьями, т. е. внутри этнолингвистической группы, для укрепления социаль­ных связей. Второй — они называли его «йол» — имел хозяйствен­ное значение и был невозможен между родственниками. Его прак­тиковали лишь в отношениях с соседними народами²⁴⁵. Абсолютно

_________________ ПОЗДНЕПЕРПОВЫТНЛН ОЫЩШЛ________________ 343

так же классифицировал обмен и И. Голдмэп со слов нпдейцев-ку-оео²⁴⁶. «Немой обмен», хороню известный этнографам, был характе­рен именно для межплеменных, а не впутриплеменных отношений.

Вместе с тем отмеченное разграничение сфер действия двух ви­дов обмена встречалось не везде. У некоторых островитян Соломо­нова моря (тробриапцы, добуанцы и др.) символический дарообмен «кула» служил установлению дружественных отношений, способст­вовавших развитию обмена хозяйственно важными предметами между населением разных островов²⁴⁷. Следовательно, рамки дейст­вия обоих видов обмена были здесь идентичными^

В описанных системах обмена уже в неолитическую эпоху кое-где начали вырабатываться определенные обменные эквиваленты, которые в литературе принято называть «первобытными деньгами». Например, на Соломоновых о-вах функционировало несколько таких эквивалентов, представлявших собой либо особые виды раковин или раковины, обработанные особым способом, либо красные птичьи перья. У баруйя Повой Гвинеи и в ряде других обществ в этом ка­честве использовали соль. А в системе маплу па юго-востоке Повой Гвинеи эквивалентом служили глиняные горшки, причем они уже обладали стандартной ценой: за один горшок можно было получить пли связку бананов, или 10—12 клубней таро, или корзину батата, или одну рыбу и т. д.²⁴⁸ Впрочем, возможно, возникновение такой урегулированной системы цен было относительно поздним явлением. Первоначально же она отсутствовала, в чем тт состояла одна из спе­цифических особенностей «первобытных денег». Ведь поскольку у разных племен существовали своп системы цен, одни п тот же экви­валент мог выражать у них разную стоимость. Кроме того, такой эквивалент никогда не имел универсального характера, так как па него можно было обменять только строго определенные категории вещей. Поэтому в разных системах обмена и социальных отношений в одном и том же обществе могли использоваться несколько разных эквивалентов. Еще одной особенностью «первобытных денег» была их полифункциональность: их роль не сводилась к участию в обме­не, так как они одновременно могли служить символом высокого социального положения и богатства, украшениями и амулетами, ис­пользоваться в ритуалах и церемониях и т. д. Возможность именно такой интерпретации некоторых видов древних керамических сосу­дов, каменных топоров и украшении, к сожалению, еще недоучиты­вается археологами.

9. Возникновение избыточного продукта

Вопреки взглядам некоторых западных исследователей, пытаю­щихся в последние годы пересмотреть категорию «избыточный про­дукт» и даже отказаться от нее²⁴⁹, она остается важным методоло­гическим орудием исследования, хотя в свете новейших данных и требует разъяснения. Дело в том, что во многих случаях эта кате-

340 Глава четвертая

гория не поддается строгим статистическим измерениям, в особен­ности когда в ней стремятся видеть ту часть земледельческо-ското-водческой продукции, которая не идет в пищу непосредственно. Возможности потребления пищи людьми вообще колеблются в до­вольно широких пределах, и это тоже осложняет подсчеты.

В избыточном продукте следует видеть прежде всего те вещи, в частности ту пищу, которая не являлась жизненно необходимой л. следовательно, могла свободно отчуждаться. Сложность подсчетов, связанных с избыточным продуктом, заключается в том, что объем пищи, потреблявшейся непосредственно, сильно варьировал не толь­ко в разных обществах ir в разных регионах, но и у разных инди­видов, зависел от конкретной ситуации и т. д. Избыточный продукт выявлялся лишь в отношениях между людьми, принимая форму дара, брачного выкупа, штрафа, пищи, приготовленной для устрой­ства праздника тг т. д. Понимаемый таким образом избыточный про­дукт появился еще в обществах низших охотников и собирателей и придал продуктам труда, помимо потребительной, еще и дарооб-меиную ценность²⁵⁰.

Jlo мнению некоторых авторов, регулярный избыточный продукт появился лишь с переходом к производящему хозяйству, да и то не сразу. Правильно отражая общую тенденцию развития, это предпо­ложение нуждается в уточнениях но отношению к определенным конкретным случаям. \i отдельных ситуациях высшие охотники, ры­боловы и собиратели могли иметь весьма значительные излишки пи­щи. Американский ученый Дж. Хэрлан, проведя эксперимент со сбо­ром урожая дикой птпеницы в Юго-Восточной Турции, показал, что семейная группа, даже не обладая ни особыми навыками, ни жат­венными орудиями, могла собрать за три педели больше зерна, чем ей требовалось для пропитания в течение года²⁵¹. Собиратели саго в некоторых районах Новой Гвинеи (на р. Сэпик и т. д.) получали столь значительные урожаи диких растений, что считались одними из самых богатых папуасских групп и обгоняли многих местных земледельцев по уровню социального развития. Они не только снаб­жали себя саго, но и имели большие излишки для обмена на орудия, керамику и некоторые виды пищи. Сходные примеры нетрудно най­ти и у других групп с развитым присваивающим хозяйством — ка­лифорнийских индейцев, эскимосов, коряков, пивхов и пр.

Между тем самое раннее земледелие действительно далеко не всегда давало излишки, в особенности если речь шла о первых его шагах, когда оно еще являлось незначительным укладом в обществе охотников, рыболовов и собирателей. По подсчетам американских ученых, переход к прочному земледельческому образу жизни в Ме-зоамерике мог произойти лишь тогда, когда урожайность маиса до­стигла 200—250 кг/га, по дикий предок маиса отличался гораздо меньшей продуктивностью. Вот почему в этом районе появление древнейшего земледелия было отделено от перехода к земледельче­скому образу жизни несколькими тысячелетиями²⁵².

ПОЗДНЕПЕРВОБЫТНАЯ ОБЩИНА 347

И все же неолитическое население получало излишки продукции в гораздо большем объеме и более регулярно, чем низшие охотники и собиратели. Об этом свидетельствует появление новых социальных институтов (мужские долга, тайные союзы, возрастные классы и т. д.), зарождение ремесла, широкое развитие обмена и усложнение обще­го культурного облика. Материальной базой для всех этих измене­ний могло служит!, только получение более пли менее регулярного избыточного продукта. В этом смысле земледелие обладало больши­ми потенциальными возможностям]!, и в отдельных районах (на­пример, у гадсуп Новой Гвинеи) даже в неурожайные годы оно да­вало продукции больше, чем нужно было отдельным домохозяйст-вам для собственного потребления.

Избыточная продукция, как правило, запасалась и/или шла на устройство пышных пиров и церемоний социально-престижного и религиозного значения. Не случайно именно в неолитических и осо-оенно земледельческо-скотоводческих обществах отмечался значи­тельный расцвет церемониальной культурной сферы, невиданный прежде у низших охотников и собирателей. Постоянно требуя из­лишков пищи, эта сфера до определенной степени стимулировала дальнейшее развитие производящего хозяйства. Сплошь и рядом в интересах ее функционирования людям приходилось разбивать до­полнительные огороды пли выращивать особые, связанные с ритуа­лом виды растений. Так, разведение мужчинами-папуасами особых земледельческих культур, в частности длинной разновидности ямса у абелям и населения о. Коленом, служило исключительно социаль­но-престижным целям. Ту же функцию имели попойки, широко распространенные в Южной Америке, Африке, Юго-Восточной Азии и т. д., причем алкогольные напитки для них (чаще всего пиво) при­готовлялись именно из излишков земледельческой продукции — ма-ниока, проса, риса и т. д. Предполагается, что для тех же целей в древней Передней Азии использовался ячмень.

С развитием скотоводства именно скот стал главным средством социально-престижных церемоний:, потеснив в этом качестве самые разнообразные виды растительной пищи. Этот процесс не раз отме­чался этнографами во многих районах Африки, Азии и Меланезии. Например, для земледельцев и скотоводов банту в Восточной Африке скот представлял главную социально-престижную ценность, хотя и здесь питье пива играло важную роль в различных церемониях. Вообще скот весьма рано стал использоваться для укрепления и раз­вития социальных связей, составляя неотъемлемую часть брачного выкупа, штрафов, даров, жертвоприношений и пр. Его преимущест­ва над растительной пищей и неодушевленными материальными предметами в этом качестве очевидны, так как скот удачно объеди­нял в себе лучшие качества обоих: легкую транспортабельность, ко­торая обусловила легкость отчуждения, а также способность к са­мовоспроизводству в возрастающей пропорции в условиях минималь­ной заботы о животных со стороны людей²⁵³.

348 Глава четвертая

Все отмеченные выше престижно-социальные отношения полу­чили в науке название престижной экономики. Она выросла из прежней жизнеобеспечивающей экономики, когда рост производи­тельных сил позволил получать большие излишки продукции. Пре­стижная экономика в зачаточном состоянии возникла еще у низших охотников и собирателей; но се расцвет пришелся на неолитический период²⁵⁴. Функции престижной экономики были многообразны: от гарантирования людям поддержки в случае нужды, ибо она обуслов­ливала развитие взаимопомощи, до совершенствования системы брачных связей и установления социальных градаций как по горизон­тали, так и по вертикали. Как правило, престижная экономика функционировала внутри этнических общностей, противопоставляя их иноэтппчным соседям и устанавливая особые отношения между отдельными общинами (горизонтальная иерархия). Наряду с этим она окрашивала определенным образом и взаимоотношения между людьми внутри общин (вертикальная иерархия). И то, и другое со временем сыграло важную ро.: п> в процессе классообразовапия.

Наконец, с престижной экономикой было связано возникновение категории «богатство», практически неизвестной низшим охотникам и собирателем. (J том. что богатство имело первоначально прежде всего социальный смысл, свидетельствуют данные о некоторых ран­неземледельческих обществах, например ппароа, для которых богат­ство отождествлялось с жизнью в многолюдном доме под защитой сильного лидера. Вместе с тем очень скоро под богатством стали понимать именно тот излишек материальной продукции, который мог использоваться для налаживания социальных связей. Так, кума Но­вой Гвинеи считали богатством прежде всего гшщу и с презрением относились к людям, неспособным прокормить много друзей или родственников. По словам М. Рэй, идеалом у кума считалось про­изводство большего количества пищи, чем люди могли съесть. Тонга Африки имели для понятия «богатство» особый термин «лубоно», которым обозначалось все движимое имущество — скот, орудия, одежда, и пр., хотя в узком смысле под «лубоно» они могли пони­мать скот. Сходная картина зафиксирована у папуасов-абелям, ви­девших в богатстве прежде всего ямс, свиней и раковинные кольца. Повсюду создание такого рода богатства составляло один из наибо­лее эффективных и, что важно, вполне осознанных стимулов раз­вития производства ²⁵⁵.

При этом наблюдались и такие случаи, когда престижный сек­тор даже наносил некоторый ущерб жизнеобеспечивающей экономи­ке. Так, в малоплодородных районах о. Коленом, отличавшихся час­тыми неурожаями, местные папуасы предпочитали голодать, пита­ясь скудной пищей, состоявшей из моллюсков, крабов и т. д.. по сохраняли престижные посадки ямса для устройства потлачевидных пиров²⁵⁶. В этом следует видеть диалектическую инверсию, в силу которой возникший на основе жизнеобеспечивающей экономики престижный сектор в определенном смысле превзошел ее по зпаче-

ПОЗДНКПЕРВОБЫТНЛЯ ОБЩИНА 349

нпю в глазах местного населения и начал оказывать на нее обрат­ное воздействие, либо замедляя ее развитие, как в отмеченном при­мере, либо ускоряя, что наиболее ярко проявлялось в свиноводстве у горных папуасов. Вот почему представляется неверным вслед за Б. Бендер ^2о7 видеть в престижной экономике универсальный рычаг, стимулировавший становление и развитие производящего хозяйства.

Впрочем, даже там, где престижная экономика влекла повышение производства, последнее было далеко не безгранично, ибо потреб­ность социальной сферы в избыточном продукте имела свои лимиты, за пределами которых дальнейшее наращивание производства те­ряло всякий смысл. Именно поэтому рост производительности труда у некоторых горных папуасов, получивших недавно железные то­поры, привел не к повышению продукции, а к увеличению свобод­ного времени^2Г'⁸.

Престижная экономика, требовавшая точного подсчета «долгов» п «даров», по-видимому, существенно повлияла на развитие системы счета. Горные папуасы, например, применяли для подсчета свиней, использовавшихся в обмене, специальные бирки. Возможно, для подобных целей в древней Передней Азии применялись глиняные конусы, полусферы, шары и т. д., которые, как убедительно показала недавно Д. Шмапдт-Бессерат, определенно связывались со счетом²⁵⁹. Древнейшие из этих поделок восходят к IX (VIII) тыс. до и. э., и если паша гипотеза правильна, именно к этому времени следует от­носить формирование в ] [еродней Азии престижной экономики. Сле­довательно, последняя возникла там одновременно с производящим хозяйством. Это служит новым доказательством того, что в Передней Азии производящее хозяйство стало давать избыточный продукт ед­ва ли не с самого начала.