ВВЕДЕНИЕ 18 страница. Если Вальтер не ошибся, если наши предположения все верны, что ледник Турамыс смыкается своим концом именно с Шини-Бини

Если Вальтер не ошибся, если наши предположения все верны, что ледник Турамыс смыкается своим концом именно с Шини-Бини, мы, идя в направлении с запада на восток по Шини-Бини, должны были упереться в вершину Крупской. Этим был бы решен вопрос. И вместо того, что­бы видеть с вершины Крупской то, что находится на запад от Турамыса, мы по Шини-Бини с запада на во­сток придем к той же точке, хотя и будем внизу и не взойдем на вершину Крупской. Но это уже не играло роли. Важно было проверить наши предположения о взаимоотношениях ледников. Сроком для возвращения я поставил семнадцатое число. Выступать решили сегодня же через два часа, в двенадцать часов дня. С этим мы вернулись обратно.

Тучи продолжали еще клубиться, но кое-где уже про­рывалось солнце. Это давало надежду, что непогода не затянется надолго.

Воробьев и Ходакевич с энтузиазмом приняли сообще­ние о новом решении и вместе с Юсупом немедленно сели за разборку и дележку провианта. Бархаш, Церетелли и Недокладов сели отделять свою часть. Потом сели обедать, и с опозданием только на тридцать минут против назначен­ного времени моя группа была уже готова в путь.

Воробьев получил строгое задание не рисковать, но тем не менее попытаться сделать все, чтобы подняться на ледяную стену цирка.

 

 

ГЛАВА II

НА САГРАН И ШИНИ-БИНИ

 

Крепко пожав друг другу руки, мы оставили товарищей и тронулись быстро-быстро вниз к леднику, норовя се­годня же пройти пространство, отделявшее нас от сагран­ской базы, по нашим расчетам, приблизительно в тридцать-тридцать пять километров.

Теперь, когда мы должны были идти все время вниз и спуститься до двух тысяч семисот метров, нам этот путь представлялся легким, веселым и приятным. После трех недель пребывания в ледниках нам сейчас предстояло идти сплошь по зеленым альпийским лугам, опять вдоль шумящей Муук-су. Путь тоже был знакомый. Все это нас окрыляло, поддавало прыти, толкало вперед. Важно было скорее лишь выбраться из ущелья Хадырши к Муук-су. Еще от места нашей ночевки мы заметили узенькую тропку на противоположной стороне ледника, подымавшуюся вверх к альпийским лугам и зеленым склонам ближайших к Муук-су горных вершин. К этой тропке мы теперь пробирались через лед и камни ледни­ка, надеясь по альпийским лугам пройти весь путь, сре­зав угол, образуемый ущельями Хадырши и Муук-су.

Старый Измаил, который вел нас от Курай-Шапака к Хадырше, и здесь шел впереди. Но грязь на леднике рас­плылась и липла к ногам, и чтобы добраться до тропки, пришлось долго карабкаться по наваленным камням, по очень крутой и также мокрой от дождя осыпи.

По тропинке действительно хорошо было идти. Она оказалась довольно широкой, видимо это ущелье часто посещалось таджиками. Это не помешало тому, что мы тут же наткнулись на целое стадо диких козлов. Сначала мы заметили на скалах одного кийка, наблюдавшего за на­ми со сторожевого поста, затем первое стадо в восемь штук. Следующее стадо было уже штук в двадцать. Почти сли­ваясь с серо-зеленой окраской горного склона, они цепоч­кой быстро уходили от нас все выше, пока не скрылись за скалами.

Приблизительно через час мы уже были на верху про­тивоположного склона ущелья, у конца ущелья Хадырши и начали спуск к Муук-су. Здесь мы остановились, чтобы ориентироваться. Кроме этого нам хотелось еще раз по­глядеть на цирк и ледяную стенку Хадырши. Втайне во­зникала надежда:

«А вдруг теперь, когда тучи более или менее рассеялись и солнечные лучи освещают цирк и поднимающиеся над ним ледяные пики, мы увидим все-таки пик Крупской или по крайней мере то, что находится за гребнем ледяной стены!»

Увы, мы ничего не увидели кроме волнообразной линии снежных куполов, венчавших ледяную стену, но они поды­мались гораздо выше нас, и мы не могли видеть того, что было за этими куполами. Это разочарование было, однако, не последним.

Тропка, по которой мы шли, здесь разветвлялась на две: одна зигзагами уходила вниз, в стык ущелья Муук-су с ущельем Хадырши, другая поворачивала налево и шла, насколько хватал глаз, поверху, по альпийским лугам в направлении к Саграну. Мы решили идти по вто­рой тропинке. Мы знали, что нас отделяло от Саграна еще ущелье Иргай, где во всяком случае придется спускаться вниз. Но до Иргая было не менее пяти-шести километров, и мы могли рассчитывать, что дойдем туда поверху быстрее и удобнее. Наши надежды, что мы, таким образом, сэкономим путь, оказались, однако, жестоко раз­битыми. Мы действительно очень скоро дошли до Иргай-ского ущелья, но тропинка привела нас к таким крутым скалам и такому крутому спуску, что мы не рискнули спускаться. Сама она поворачивала здесь вдоль склона, но не вперед, а назад к Хадырше.

Мы с Бархашом шли в это время далеко впереди, оставив позади себя носильщиков, Недокладова и Церетелли. Мы убедились в этом, однако, не раньше, чем прошли половину пути. Тогда мы решили бросить тропинку и прямо спуститься вниз к реке, благо склон был травя­нистый и некрутой. Но внизу, не дойдя метров двухсот до реки, мы опять нарвались на скалы и в поисках поте­рянной тропинки снова повернули вверх к реке и опять подошли по существу к выходу Хадырши, после чего снова должны были повернуть и уже третий раз подряд пройти пространство от Хадырши к Иргаю, на этот раз по тропинке, которой мы шли три недели назад.

В итоге мы только через четыре часа подошли к Иргаю. Вместо сокращения пути мы, таким образом, увеличили его в три раза. У нас закралось даже сомненье: а не нарочно ли отправил нас вверх по этой тропинке Измаил? Он заявил, что думает устроить ночевку на Иргае. В ответ на это я сказал, что мы будем ночевать на Сагране. Может быть, чтобы заставить нас все-таки ночевать на Иргае, он и направил нас по ложному пути? Измаилу я не доверял полностью даже тогда, когда для недоверия как будто и не было причин.

Но вот и каменная летовка на зеленой площадке у ущелья Иргая, где я когда-то согнал стадо куропаток, вот и спуск к Иргаю. И снова с шумом и треском вылетело-то же стадо. К сожалению, ружья у меня сейчас не было, и дело ограничилось только этим.

Но вот и шумный Иргай и холодное Иргайское ущелье, вот и большой камень, где мы останавливались и завтра­кали, вот и брошенные товарищами пустые консервные банки. С каким удовольствием, измученные тяжелым пере­ходом, истребляли мы теперь запасы сыра, хлеба и консер­вов, которые с нами были. Мы знали, что путь еще да­лек, и надо было подкрепиться. Да и подождать хотели мы остальных. Они пришли только через полчаса после нашей остановки.

Условившись, что мы опять пойдем вперед, и обязав товарищей во всяком случае дойти до Саграна сегодня же, мы снова двинулись, надев опять на плечи тяжелые ме­шки. Но теперь дорога была известна. Самыми трудными местами были лежавшая на полдороге крутая осыпь и в конце пути подъем вверх через перевал в Сагранское ущелье.

Через два часа мы подошли к осыпи и здесь сделали новое, довольно неожиданное и неприятное открытие. По уговору, мальчики — Поляков, Ганецкий — и Петя Жерденко числа одиннадцатого должны были направиться с фортамбекской базы на базу Сагран. Вчера, по нашим расчетам, они должны были выйти из Фортамбекского ущелья, ночевать на Хадырше и сегодня рано утром выйти от Хадырши. Следы их лошадей мы должны были видеть. Эти следы мы и видели, пока шли нижней тропой от Хадыр­ши до Иргая; мы должны были, таким образом, Идти за ними по пятам, а теперь, после Иргая, следы вдруг про­пали, вернее следы были, но эти вели не в Сагран, а из Саграна. Это значило, что сегодня здесь мальцы и их лошади не проходили. Отсутствие следов особенно отчетливо мы констатировали на крутой осыпи. Это нарушение плана было неприятно. Мы терялись в догадках, что могло их задержать? Сами мы прошли осыпь так же быстро и без приключений. После осыпи дорога пошла почти над самой рекой, и так как темпов нашего дви­жения мы не снижали, то к шести часам мы уже уперлись в скалы, где нужно было поворачивать снова вверх.

Интересное наблюдение сделал я над собой. В поло­вине пятого мы вышли с Иргая, а к семи едва достигли половины подъема, где остановились на минутку пере­дохнуть в тени зеленого леса, у холодного ключа.

«Как я не заметил тогда этого места, когда шел вниз! — думал я. — Как много упускаешь из внимания при первом движении по незнакомой дороге».

Двинулись дальше. Лес скоро кончился. Теперь мы подымались по совершенно открытому крутому травяни­стому склону. Несмотря на то, что был вечер, мы страшно потели под нашими мешками, пока подошли к переваль­ному пункту, откуда открылись перед нами Сагранское ущелье и крутой овринг, шедший по каменистому и сы­пучему крутому склону. Опасные места пришлось пройти уже в сумерках, когда солнце зашло и в ущелье сильно стемнело.

Вот и мосток через Сагран. А когда мы вышли на пло­щадку, к палаткам, горели звезды и было уже совершенно темно. Между двумя палатками пылал костер, и копоши­лись три или четыре фигуры.

— Оо! Кто там есть?

Фигуры поднялись и двинулись нам навстречу. Это были Мамаджан и караванщики. Но действительно ни мальчиков, ни Пети Жерденко не было. Все расстояние от Хадырши до Саграна мы прошли в девять часов, не­смотря на то, что первую часть пути почти утроили.

Товарищи наши пришли горазда позже, и то не все: пришли Церетелли, Недокладов и Измаил; второго, менее опытного носильщика они оставили ночевать на той сто­роне Сагранского ущелья у овринга; пускать его ночью переходить овринг с тяжелыми мешками они не решились.

В этот вечер мне пришлось разобрать дело Васи Рубинского. Выслушав его сообщение и признав, что он дей­ствительно-таки пустил в ход кулаки, я оставил его под арестом впредь до своего возвращения из Шини-Бини.

Нам надо было торопиться, и завтра с утра мы решили выступать.

13 сентября

Рано выйти нам все-таки не удалось; собственно, мы сами передумали. Поднял я всех в восьмом часу, но после разборки вещей решили назначить выход в двенадцать часов, а в девять часов утра отправить вперед двух вьючных лошадей с нашим барахлом. Они должны были довезти это барахло почти до самого поворота к Шини-Бини, до пункта, куда мы дошли с лошадьми в экспедицию 1931 года. Мои ребята воспользовались передышкой, что­бы с утра заняться приведением себя в порядок, бритьем, мытьем, штопаньем белья и прочим. В особенности мы были довольны тем, что кончилась непогода и это серьез­ное препятствие исчезло с нашего пути.

Перед уходом я еще раз подтвердил Мамаджану пере­дать ребятам, когда они придут, что последним днем сбо­ра всех я назначаю восемнадцатое с тем, чтобы девятнад­цатого можно было уже решить, будем ли мы еще рабо­тать, или можно будет всем двинуться в обратный путь.

Для нашей работы шесть дней я считал совершенно достаточными. Я считал, что за шесть дней мы сумеем прой­ти Шини-Бини вверх до самого конца.

Мы выступили ровно в час дня после плотного и вкус­ного обеда, налегке, с одними ледорубами и даже без мешков. Наш путь шел по той же стороне ущелья, по ко­торой мы пришли вчера, с той только разницей, что, прой­дя мост через Сагран, мы должны были теперь устремиться не к Муук-су, а от Муук-су вверх по ущелью и для начала преодолеть крутой подъем на травянистый склон.

На большом лугу у террасы мы встретили всех на­ших базовых вьючных лошадей, расседланных и пасу­щихся на свободе здесь уже второй месяц. Скоро дошли и до каменных летовок, где когда-то, в 1931 году, пили айран. Сейчас летовки были пусты.

Глубокий сай (овраг) пересекал Сагранское ущелье непосредственно за летовками. За ним опять начиналась зеленая терраса вплоть до второго сая и спуска к бешеному ручью Бырс и выходу первого поперечного ледника того же имени, который выпирал тут из левого ущелья. Этот ледник Бырс своими верховьями уходил в фирновые поля, долженствовавшие привести с одной стороны к пику Крупской, с другой — к Иргаю и Хадырше. Следующим крупным ледником был висячий ледник, не доходивший до Саграна, а третьим шел уже Шини-Бини.

Много времени пришлось потратить, пока нашли пе­реправу через Бырс. Бырс шумел и ревел, и только в од­ном месте он сужался настолько, что нам удалось пере­браться, перепрыгнув с одного нависшего камня на другой.

Густой арчевый лес открыл нам свои зеленые недра после того, как мы перешли Бырс. Из леса мы вышли пря­мо на льды и скалы, широкой лавиной вывалившиеся из Бырского ущелья и загромоздившие хаотической массой все Сагранское ущелье. Только когда мы перебрались через них, перед нами опять открылся Сагран и язык Сагранского ледника с его ледяной пещерой. Все это было уже знакомо, давно изучено и давно известно.

Через два часа подошли ко второму боковому ущелью и второму леднику.

В 1931 году на этом месте у меня было столкновение с проводниками-носильщиками. Носильщики тогда угово­рили меня здесь ночевать под тем предлогом, что дальше не будет ни воды-, ни топлива. Тогда же вечером, в раз­ведке с Петей Жерденко, я убедился, что дальше есть и вода и дрова. Та же самая история едва не разыгралась и сейчас. Отправленные вперед носильщики расположи­лись с лошадьми именно на этом месте и, когда мы по­дошли, заявили, что, по их мнению, «чухляйт» (ночевать) можно и должно только здесь.

— Скажи им, — велел я Недокладову, сообщившему мне о претензиях караванщиков, — чтобы они не рассужда­ли и немедленно трогались в путь. Мы через час-полтора будем уже у Шини-Бини.

Караванщики нехотя покорились. И через час мы дей­ствительно подошли уже к выходу Шини-Бини, вернее к каменной стене, отделявшей выход Шини-Бини в Сагран. Весь путь, на который в прошлом году потребовался день, мы прошли теперь в четыре часа тридцать минут.

Я остановил наш небольшой караван на том же самом месте, где мы останавливались в 1931 году. Следы костров и наваленные сучья арчи показывали, что здесь вообще остановки практиковались часто, — то ли здесь останавли­вались таджики-золотоискатели, двигавшиеся через Пеший перевал, то ли эти следы сохранились с момента пребывания здесь Бархаша и его группы. Некоторое беспокойство доставил нам на время вопрос о воде, но скоро воду нашли. И как раз у каменной пещеры, где мы в 1931 году спрятали половину своего провианта перед подъемом на Пеший перевал, стали мы на ночь и на этот раз.

А в семь часов вечера я уже залез в мешок. Все устали и измучились. Зато программа была выполнена на все сто процентов, и темпы, которыми мы двигались, были действительно большевистскими темпами. Ибо вчера еще мы были на Хадырше, а сейчас мы уже стояли у поворота Шини-Бини.

Но почему-то погода опять начала хмуриться, обла­ка застлали небо, снова стал накрапывать дождь.

Что принесет завтрашний день — гадать было трудно. И, отложив все заботы на утро, мы крепко уснули.

14 сентября

Первыми поднялись караванщики, еще до восхода солн­ца. Они торопились в обратный путь на сагранскую базу. Один из них просунул голову ко мне в палатку и заявил, что они уходят.

— Майли (ладно).

В восемь часов утра тронулись в путь и мы.

Большой каменный отрог левого склона ущелья вре­зался здесь в ледяную толщу Сагранского ледника и за­гораживал от нас выход ледника Шини-Бини. Надо было обогнуть этот каменный выступ. В 1931 году мы оги­бали его не по льду, а пробираясь по самой каменной стен­ке отрога, цепляясь руками за выступы скал и повисая над ледяной пропастью и ледяными скалами. Этот путь был трудный, но зато короткий. Но эти двадцать метров по скалам стоили двухсот метров по льду,

Самый трудный момент был, когда приходилось спу­скаться с каменной стенки уже вниз на лед. В особенности мешали тяжелые мешки за плечами и то, что выступы, на которые приходилось ставить ногу, едва достигали двух пальцев ширины. Зато, когда прошли эти двадцать мет­ров, мы вышли на сравнительно ровное пространство.

Шини-Бини громадными ледяными горами выходил теперь слева от нас. Но наученные опытом 1931 года, мы обогнули по середине Сагранского ледника почти весь язык Шини-Бини и свернули в ущелье его левого борта. Мы знали, что левый склон Шини-Бини будет предста­влять собою террасу, покрытую зеленой травой с широ­кими большими лужайками. И, расположившись под боль­шим камнем у приветливо журчащего ручья, мы свалили наконец с плеч наши тяжелые мешки и сели маленько отдохнуть перед дальнейшим движением. На путь вокруг каменного отрога от места ночевки и до места стоянки ушел целый час. Если бы мы пришли сюда еще вчера, мы сэкономили бы гораздо больше времени.

Но если мы чувствовали себя прекрасно сейчас, на зеленой площадке, то дальнейший путь и общий вид лед­ника Шини-Бини были далеко не таковы, чтобы внушить нам радужные перспективы. Правда, зеленая терраса, срав­нительно не круто подымавшаяся вверх вдоль ледника, шла довольно долго и лишь километра через два упиралась в каменную насыпь, по которой дальше приходилось идти. Зато самый ледник, тянувшийся слева от нас, буквально внушал ужас. Говорят, что Шини-Бини в переводе на рус­ский язык означает: «приди и посмотри». Можно было спокойно добавить к этому названию: «и уходи назад»! Благодаря тому, что высота была всего три тысячи четы­реста метров и что ледник был сравнительно неболь­шой — километров десять длиной, а может быть, и мень­ше, — он был так страшно иссечен трещинами, пересекав­шими его в самых различных направлениях, что терял всякое подобие возможного и проходимого пути. Он представлял собою просто исковерканное пространство, сплошь заполненное остриями ледяных скал и глыб с разделявшими их ледяными щелями и пропастями. Эти глыбы громоздились одна на другую в два этажа. Половина ледника была одной высоты, а вторая поло­вина — другой. Один этаж возвышался над другим ле­дяной стеной от пятидесяти до ста метров высоты. Но как первый, так и второй этажи были совершенно одина­ковы по внешнему рельефу. Идти по такому леднику было совершенно невозможно. Вот почему мы решили двигаться по траве до каменистой осыпи, а дальше двигаться по скалам и камням склона ледника. Вверху по течению лед­ника в перспективе виднелась неизвестная снежная вер­шина; к ней мы и решили держать наш путь.

Противоположное ущелье, расположенное против Ши­ни-Бини, по туземному названию Малый Гандо, также за­мыкалось красивой высокой вершиной, которую немцы в 1919 году назвали пиком Агасиса. Обе вершины — вер­шина Агасиса и вершина Шини-Бини — как бы перекли­кались между собою с обеих сторон Сагранского ледника. Наконец мы тронулись вверх, сначала по зеленой тра­ве. Скоро начались камни. Огромной бурой массой они вырастали один за другим среди зеленых склонов, и по мере того, как мы подымались, трава приобретала жел­товатый оттенок и становилась все более чахлой.

У конца зеленого склона мы бросили большой чугун­ный казан, который таскали с собой, чтобы варить в нем коллективный чай. Мы водрузили его высоко на одной из каменных скал.

Дальше наш путь раздвоился: можно было идти либо по верху, по каменным скалам, либо спуститься вниз и идти по щели, отделявшей ледник от каменного склона.

Решили идти по верху. Опасение вызывали только ши­рокие и глубокие боковые саи (овраги), пересекавшие нашу каменную гряду. Эти саи иной раз по глубине, дохо­дят до уровня ледника, заставляя, таким образом, дваж­ды брать одну и ту же высоту. И первый же сай, с которым мы столкнулись, убедил нас в том, что мы просчитались, выбрав верхний путь: сай был настолько глубок, что для того, чтобы спуститься в него и затем опять подняться на прежний гребень, мы потратили почти час. А второй сай буквально поверг нас в уныние. Спуск шел с нашей сто­роны почти совершенно отвесно, и приходилось либо еще выше забраться вверх к зубьям черных скал без надежды на то, что там удастся пройти, либо сразу же спуститься вниз к самому леднику Шини-Бини, к щели между льдом и скалами.

Решили спуститься вниз. Мы спускались, правда, не прямо с отвесной стенки в сай, а отошли чуточку назад к более пологому спуску, но этот спуск был весь как бы цементирован; на нем не держался ледоруб, а в других местах, наоборот, из-под ног срывались камни, глина, и все это в облаках пыли и с грохотом летело вниз.

Лишь с большим трудом мы преодолели этот спуск и расположились отдохнуть у самого льда внизу, в ледяной щели, у подножья стены одного из ледяных утесов. Мы шли уже больше трех часов. Ледник теперь больше от­крылся перед нами. Он, как и все ледники, оканчивался точно так же большим снежным цирком с круто поды­мавшимися от цирка ледяными стенами, но до этого цирка он продолжал тянуться все той же исковерканной массой, совершенно недоступной для пешеходного движе­ния, и лишь в самом конце цирка образовывал фирно­вые поля.

Общий вид ледника Шини-Бини.

 

Жадно всматривались мы в вершины, подымавшиеся над цирком, и в волнистую линию ледяной стены, замы­кавшей цирк.

В 1931 году Дорофеев ледник не прошел до самого конца. По рассказам Бархаша, который видел Шини-Бини с перевала от Саграна, ледник должен был разветвляться на две части — правый и левый рукава. Мы не видели теперь никакого разветвления: ледник упирался в цирк, затем поворачивал налево к северу. Не видели мы и ни­каких знакомых вершин.

Прямо против нас подымалась (мы об этом уже писали) красивая куполообразная вершина. От этой куполообразной вершины направо шло маленькое снижение, образо­вывавшее как бы перевал. Про этот перевал и говорил Бархаш, что именно на него они взобрались, когда шли по Саграну, и с него наблюдали Шини-Бини. Но если даже было так, то это нам еще мало давало. По нашим расчетам, которые мы должны были проверить и от верности ко­торых зависели итоги всей нашей работы, мы должны были по Шини-Бини, в его верховьях, подойти к верховьям Турамыса, но только не с востока, а с запада. Верховья же Турамыса, как мы это прекрасно знали, кончались камен­ной стенкой, от которой расходились в обе стороны два реб­ра двух вершин, образуя между собой как бы поставленный на голову равнобедренный треугольник. Одно ребро было ребром вершины Крупской, по которому мы так неудачно подымались седьмого сентября, другое ребро образовы­вал пик Яковлевой. А между тем перед нами не было ни той, ли другой вершины. Вершина, которую мы видели перед собой, была совершенно самостоятельной верши­ной, нанесенной на карту Дорофеевым еще в 1931 году и сейчас наименованной нами пиком Ферсмана, высотой шесть тысяч десять метров.

Правда, когда мы шли по Турамысу, мы видели за ребром пика Яковлевой голову некоей куполообраз­ной вершины, почти смыкавшейся с пиком Яковлевой. Эту вершину, по нашим предположениям, мы и видели сейчас перед собой. На этот раз она закрывала от нас пик Яковлевой, но если ее ребро составляло одну сторону равнобедренного треугольника, то где же вторая? Ей должно было корреспондировать, подымаясь от той же точ­ки, но в противоположную сторону, ребро вершины Круп­ской, на которое мы в свое время взбирались. Между тем никакого ребра там не подымалось, и по левую сторону от пика Ферсмана мы не видели ничего, кроме чистого неба. Правда, мы могли отсюда и не видеть это ребро, потому что, благодаря повороту Шини-Бини на север, все пространство влево от пика Ферсмана закрывалось ка­менной осыпью противоположного склона Шини-Бини.

Мы надеялись поэтому, что, когда мы подымимся выше до самого поворота Шини-Бини и обогнем закрывающий нам перспективу угол противоположного склона, мы уви­дим это подымающееся влево от пика Ферсмана ребро вершины Крупской. Но того факта, что мы его пока не видали, было достаточно для того, чтобы посеять в нас новое сомнение: правильно ли мы идем и правильны ли все наши расчеты?

А тут обнаружилась еще одна напасть. Шел уже пер­вый час дня, и солнце начало свою предательскую работу. С осыпи, по которой мы спустились к леднику, начали срываться с шумом и свистом камни. Опять начался проклятый, обычный, очевидно, в эту пору времени и в этих горах камнепад. Пришлось экстренно сниматься со стоянки и уходить. Но куда? Единственный путь шел по ледяной щели между льдом и камнями, т.е. как раз под камнепадом, от которого мы не могли уйти и которого мы не могли предотвратить.

Наметив на глаз то место, где каменная осыпь шла на­столько высоко, что образовывала собою естественное прикрытие от камней, мы бросились вперебежку к этому прикрытию. Хорошо, что камни шли с небольшой высоты. Иначе они нас настигли бы и там. Впрочем, камни теперь были небольшие. Если на вершине Крупской нас атако­вали трехдюймовые снаряды, здесь мы шли скорее под шрапнельным огнем.

Когда же мы добрались до более безопасного места, другая встала забота: как теперь выбраться из каменной щели снова на каменную гряду, чтобы двигаться дальше, так как сай уже остался позади.

Единственный путь был по руслу журчащего ледяного ручья, прямо по воде на каменную стену.

Взобравшись, измученные, мы остановились теперь на более продолжительный отдых. Было уже пол-второго. После тяжелого пути решили отдыхать два часа и возна­градить себя манной кашей на молоке и с сахаром. Сели прямо на камни рядом с ледяными глыбами. Ледник, все такой же исковерканный, шел немного ниже нас. С наше­го возвышения нам было отчетливо видно, как с противо­положного склона время от времени шумели каменные обвалы и шурша сползала длинной полосой осыпь из щеб­ня и песка; силы природы продолжали свою разруши­тельную работу.

В половине четвертого двинулись снова. Мы решили идти хотя бы до семи часов вечера, лишь бы скорее выбраться на фирновые поля и более ровное пространство. Для начала поднялись по щели еще больше вверх к каменным скалам, так как по леднику идти было совершенно невоз­можно. Но за камнями началась осыпь, чрезвычайно кру­тая, переходившая сперва в скалы и под конец в ледя­ной карниз — стенку метров в пятьдесят высоты. Толь­ко после ледяного карниза начинался сравнительно поло­гий купол первой боковой вершины. Оттуда шел путь к перевалу на Сагран, на котором уже был Бархаш. Сами мы уже достигли высоты в четыре тысячи двести метров.

Мы добрались до осыпи, прошли ее почти всю и снова остановились. Мы достигли первой нижней группы скал. Надо было ориентироваться в дальнейшем.

Первый взгляд был, конечно, по течению ледника к пику Ферсмана и влево, туда, где должно находиться ребро вершины Крупской.

Там не было ничего. Ледник поворачивал к северу. Фирновое поле ледяного цирка теперь еще больше откры­лось перед нами. Загораживавший конец фирнового поля правый склон Шини-Бини несколько отодвинулся, но ничего не открыл перед нами. Влево от пика Ферсмана было по-прежнему чистое небо, и даже как будто каза­лось, что скорее откроется ровная линия перевала, чем каменистые черные скалы и грани вершины Крупской.

Нас охватила уже серьезная тревога. Неужели опять ошиблись? Неужели все расчеты неверны? Неужели этот проклятый Шини-Бини не подходит к верховьям Тура-мыса и пику Крупской?

Как всегда бывает, неудача сейчас же сказалась на личных настроениях. Спор с Бархашом о том, откроется или не откроется ребро пика Крупской, принял совершенно ненужный резкий тон. Меня особенно злило то, что Бар­хаш продолжал утверждать, несмотря на явный, как мне казалось, провал всех наших расчетов, что они все-таки верны.

Правда, поворотная вершина левого склона все еще закрывала от нас все пространство фирновых полей лед­ника после его поворота. Эта вершина, возможно, продол­жала закрывать вершину Крупской. Но у меня надежд было уже мало.

Бархаш же доказывал, что вершина Крупской должна появиться во что бы то ни стало, так как она расположена гораздо левее.

Я еще раз перебирал в уме все аргументы «за» и «про­тив» того, может или не может появиться вершина Круп­ской. Аргумент «за», правда, был непоколебим, но в то же время слишком общ и неконкретен: то, что мы находимся к западу от пика Крупской, и то, что какой-нибудь из лед­ников должен же подойти своими верховьями к верховьям Турамыса. Сагран не подошел, Бырс не мог подойти, он был расположен слишком к северу, — оставался только Шини-Бини, которым мы шли. Но все же это были только теоретические предположения.

Мы опять двинулись. Еще один сай пересек нам путь. Перебрались. Опять лезем, забирая все выше и выше. А солнце садится все ниже, и уже косыми лучами осве­щает вершину пика Ферсмана и его снежные склоны.

И по мере того, как мы продвигаемся в глубь ледника и пробираемся вверх, мы видим, что щель налево от ребра Ферсмана становится все шире и шире, все большее и боль­шее пространство светлого неба открывается перед нами, а вершины Крупской все нет и нет, и никакого второго бокового ребра не подымается слева.

Правда, вот как будто что-то зачернело за косой линией противоположного склона, все еще продолжающего закры­вать снежный цирк после его поворота. Нет. Это обман воображения. Это не новая вершина, а очередная морщина и следующий склон того же бокового хребта, тянущегося с той стороны Шини-Бини. Я потерял уже всякую надежду.

Может быть, сойти вниз на ледник и уже по леднику пройти до его поворота, чтобы оттуда посмотреть и решить задачу. Но по этому леднику нет пути: он тянется внизу все таким же исковерканным ледяным хаосом. А путь, по которому мы идем, по каменной осыпи, скоро окончится. Его пересечет висячий ледник, спускающийся от ледяного карниза сверху, а потом за висячим ледником идет крутой ледяной фирновый склон, по которому идти можно будет только в кошках, если только вообще можно будет идти... Пробраться к фирновым полям Шини-Бини можно, только пройдя и висячий ледник и фирновый ледяной склон. А потом придется опять идти через ледник, через его глубоко иссеченные трещинами ледяные глыбы, на что по­требуется, по беглому осмотру, минимум один день. Да еще вопрос — куда мы придем, когда окажемся в цирке. А вдруг он будет со всех сторон закрыт, как это часто бывает, ледяными стенами...