Экзистенциально-феноменологическая теория сознания

Основоположниками экзистенциально-феноменологической теории сознания являются западные философы Э.Гуссерль, М.Хайдеггер, М.Мерло-Понти, Ж.-П.Сартр и др. Эта концепция строится на явленности предмета в сознании и в переживании человека как его экзистенции. В переводе с греч. phainomenon – являющее себя. Феноменология исходит из принципа «Назад к самим вещам!», которые непосредственно должны явить себя сознанию. Исходным моментом явленности предмета сознанию является точка «теперь», которая соотнесена с временным горизонтом. Эта соотнесенность позволяет воспринимать, вспоминать и представлять нечто только возможное. Соотнесеность со временем корректируется концептуальностью автора, и, в отличие от гуссерлианской точки «теперь», у М.Хайдеггера – это «забегание вперед», поскольку исходным экзистенциалом в его философии является смерть. Источником конституирования сознания в данной концепции является Я. Вследствие этого феноменологическо-экзистенциальная философия сознания принадлежит к рефлексивной философии. Восприятие Я - это внутреннее восприятие.

Откорректированная на современном уровне эта концепция последовательно представлена в книге А.Н. Книгина «Философские проблемы сознания» Томск: Изд-во Томск.ун-та, 1999. Это неклассическая онтология сознания, опирающаяся на феноменологически (опытно) данное. Основная установка Э. Гуссерля в анализе сознания такова: «В психической сфере нет различия между явлением и бытием» [5, c.26]. Психика человека состоит из потока феноменов, которые и есть суть переживаемого опыта сознания. Сознание в этом случае является основанием экзистенции и раскрывается через «аналитику присутствия»,- констатирует М.Хайдеггер [22, c.301]. Сознание не представляет собой субстанции, а существует по мере своего проявления (Ж.-П.Сартр). Для экзистенциализма сознание–в-мире и является предметом философии как внутренний мир личности, составляющий абсолютную реальность – экзистенцию. Такой же точки зрения придерживались и русские философы С.Л.Франк, В.И.Несмелов, В.С.Соловьев и др. Этот внутренний мир души направлен как во вне, так и внутрь, в себя, но рассматривается феноменологически как здесь и теперь. Его феноменологические (данные в опыте) ипостаси – созерцание, переживание, мышление, как они были гипостазированы еще Р.Декартом в его cogito (мыслю). Вне единства этих ипостасей (форм) названные психические формы не есть еще мышление.

Созерцание – это те ощущения, восприятия и представления, которые возникают в конкретной ситуации и обусловлены уровнем развития сознания в целом. Созерцание ребенка и взрослого поэтому различны. Переживание –это внутренние ощущения простого и сложного характера (боль, страх, обида, радость или зависть, любовь, чувства справедливости, сострадания). Мышление включает в себя процессы размышления, суждения, вопросы, их решения, построение теорий, анализ себя (рефлексию). В сознание включаются также модусы этих трех форм: воспоминания-созерцания, воспоминания-переживания, воспоминания-мысли. То же самое можно сказать и о модусах воображения. Опыт человека, художественная литература позволяют нам их дифференцировать, хотя это сложный процесс, включающий и их фантомность. Например, с чем мы на самом деле имеем дело: с переживанием любви или воображением любви – в этом надо еще разобраться.

Опыт созерцания содержит в себе свидетельства, которые дают такие ощущения, как зрение, слух, вкус, обоняние и осязание, и в единстве с переживанием, мышлением, самосознанием он и выступает как сознание. В феноменологическом аспекте в акте созерцания достаточно констатировать присутствие чего-то передо мной и тем самым и мое присутствие (но пока еще не «Я»), как интерпретирует феноменологический акт А.Н.Книгин [6, c. 84]. Предметный горизонт присутствия феноменологического мира превращается в полноту жизненного мира лишь при наличии сознания в целом.

Переживание выступает как центр человеческой экзистенции, в нем дано самое главное – мое бытие, переживание есть свидетельство моего бытия. Кроме того, в переживании содержатся оценки моего бытия, поскольку переживание может быть положительным или отрицательным. Созерцание и переживание, суммируясь, (созерцание экзистирует в переживании), становятся частью моей экзистенции. Переживание, как и созерцание, существует в своих вышеназванных модусах. Значимость переживания в экзистенциальном смысле играет решающую роль, поскольку без него возникает экзистенциальный вакуум. Именно когда истощается энергия переживания, перестает присутствовать «кипение» чувств или они притупляются, тогда речь идет о наступлении экзистенциального вакуума. Особое состояние противоречивых переживаний называется смятением чувств и символизирует о том, что в них надо «разобраться» с помощью мышления разума. И если выбор разумом не сделан, то также возможно наступление экзистенциальной пустоты.

М. Хайдеггер называет переживания (настроения) фундаментальным экзистенциальным состоянием, характеризующим экзистенциалы человеческого бытия: заботу, заброшенность в мир, страх, ответственность, поскольку они приоткрывают сущее в целом [22, c.20]. Значимость переживаний заключается в том, что они характеризуют экзистенциальное присутствие человека в мире. Вместе с тем, в созерцании-переживании еще нет рефлексивного Я, которое возникает только в опыте мышления. Именно оно (мышление) становится свидетельством сознания.

Однако каков способ существования мысли, кроме того, что она воплощается в языке? Для этого необходимо Я, в котором мысль способна фиксировать себя; только становясь самосознанием, сознание становится самим собой, а не просто суммой психических функций. В этом раскрывается его экзистенциальное значение. «Сознание не существует без обращенности на себя, т.е. без саморефлексии, поэтому сознание и самосознание в существовании не различимы. В силу этого сознание есть свидетельство человеческого бытия (экзистенции), так что границы сознания, равные самосознанию, суть границы экзистенции, и наоборот»,- разъясняет А.Н. Книгин [6, c. 128]. Благодаря слову и рефлексии мышление объединяет сознание в целостность, а поскольку слово свободно (мы причудливо сочетаем слова, особенно в поэзии), постольку вместе с ним свободна и мысль. Все вместе взятое образует сферу субъективности.

Вещь, осознаваемая в сознании, сопровождается спектром ожиданий от вещи, что можно обозначить как смыслы этой вещи. Смысл предстает потенциальным развертыванием вещи, т.е. тем, чем она может быть в возможностях. В обыденном сознании мы имеем размытые горизонты сознания как плохо знающего, таким же является отдаленный горизонт вещи. Ожидание входит в экзистенциально-феноменологическую сущность человека, поскольку только через ожидание постигаются и творятся смыслы. Плотность ожиданий – критерий направленности (интенциональности), напряженности и насыщенности сознания, показатель творческих потенциалов человека. Итак, сознание образуется единством созерцания, переживания и мысли, т.е. созерцание и переживание всегда ведут к слову, т.е. мысли.

Феноменология различает слой повседневного мышления, где формируется ментальность сообществ, существование которой на этом уровне А.Я. Гуревич назвал «коллективным неосознанным» [4, c. 48], и сущностное интеллигибельное сознание. На втором уровне, но не в отрыве от первого развивается научное, философское, нравственное, эстетическое и другие формы интеллектуального социокультурного сознания. Феноменологи (М. Бубер, Э. Гуссерль, А.Ф. Лосев и др.) выделяют в сознании ценностные переживания как нечто живое и имеющее ко мне отношение, как самоценное в универсуме и себе и тем самым ценное для меня [6, c.152]. Чувство сакральности мира порождается именно этим переживанием. Когда же этот опыт достигает духовной силы переживания общения с Абсолютом, Непостижимым, то называется мистическим, случающимся в состоянии особого восторга, религиозного экстаза, ожидания великого наличия, полноты Настоящего. В восточном опыте нечто подобное называется достижением Нирваны.

Многообразие содержательных форм осознаваемых переживаний составляет полноту человеческой экзистенции. Из него складывается личностное Я, причем настолько, насколько человек мыслит переживаемое, находящееся в созерцании. Следовательно, предметный континуум в его значимости и смыслах образует жизненный мир экзистенциального Я. В этом смысле можно говорить о тождественности экзистенции и сознания. Проблема субъективности сознания как идеальной реальности, существующей в сознании субъекта и явленной в языке совпадает в феноменологической концепции с научно-философской. В этом смысле тождественен принцип анализа «надмирного» сознания, но объективированного в языке и таким образом становящегося сознанием другого в процессе общения.

Отличительным является понимание спонтанности в онтолого-герменевтической концепции В.В. Налимова и трансперсональной - С. Грофа от феноменологической. Такая характеристика как спонтанность в экзистенциально-феноменологической концепции означает его субъективную свободу. Сознание не вещно, а процессуально, а потому не является предопределенным или в этом смысле управляемым извне. Оно существует как внутренняя жизнь личности, осуществляющаяся в потоке сознания. Этот поток спонтанен и эмерджентен (постоянно возобновляющийся в своей новизне). Сознание синергетично (непредсказуемо в выборе мыслей), преходяще, а, следовательно, исторично, но как фиксированное в формах духовной жизни непреходяще. Это не отменяет спонтанности сознания как процесса, в котором мысли ассоциативны, свободны, текучи, не предусмотрены. Сознание то включается, то выключается, перескакивает с одного явления на другое. Это не означает его беспредметность, иначе в этой спонтанности не было бы свободы творческой деятельности. В зависимости от этой предметности существует разнообразие творческой духовной деятельности: художественно-эстетической, религиозной, философской, научной, научно-технической, нравственной. Если у В.В. Налимова (субстанциально-герменевтическая концепция сознания) многообразие творчества выступает как выявление непроявленных смыслов Вселенной, то в научно-философской и феноменологической - как объективация (опредмечивание, экстериоризация) человеческой субъективности. Эта творческая деятельность как свободная (спонтанная) может быть ограничена лишь свойствами самой субъективности и субъектности, а также языком внешнего выражения.