ОДИНОЧЕСТВО

 

В основу проведенного исследования положена следующая гипотеза: концепт «Einsamkeit»/«одиночество» представляет собой сложное ментальное образование, в котором могут быть выделены понятийные, образные и ценностные признаки, совпадающие и различающиеся в немецкой и русской лингвокультурах; этнокультурная специфика концепта «Einsamkeit» / «одиночество» во многом обусловлена существующими культурными доминантами социума.

Цельнастоящегоисследования заключается в сопоставительной характеристике концепта «Einsamkeit» / «одиночество» в немецкой и русской лингвокультурах.

Названная цель предполагает решение следующих задач:

1) охарактеризовать феномен одиночества с позиций достижений современного гуманитарного знания – прежде всего философии, социологии и психологии;

2) выявить и описать конститутивные признаки лингвокультурного концепта «Einsamkeit»/«одиночество»;

3) установить и описать понятийную, образную и ценностную составляющие данного концепта в немецком и русском языках;

4) выявить средства вербализации концепта «Einsamkeit» / «одиночество» в сопоставляемых лингвокультурах;

5) установить этнокультурную специфику указанного концепта в немецкой и русской лингвокультурах.

 

В современном языкознании можно выделить два основных подхода к исследованию концепта – лингвокогнитивный (А.П. Бабушкин, Н.Н. Болдырев, Е.С. Кубрякова З.Д. Попова, И.А. Стернин и др.) и лингвокультурный (Н.Д. Арутюнова, С.Г. Воркачев, В.И. Карасик Н.А. Красавский, Ю.С. Степанов и др.).

Суть лингвокогнитивного подхода к изучению концепта заключается в его рассмотрении в качестве ментальной единицы, отражающей на понятийном уровне знания и опыт человека. В представлении когнитивистов концепт имеет определенную структуру и проходит несколько этапов развития, прежде чем оформиться как концептуальная структура. Несомненным достижением лингвокогнитивистов стало открытие разнообразных типов концептов, структурированных в концептосфере языка, – схемы, фреймы, сценарии и др.

В нашей работе мы придерживаемся второго – лингвокультурного – подхода к пониманию концепта. Его сторонники делают акцент на социальной, культурной и коллективной ценностях концепта. Сегодня многие исследователи придерживаются точки зрения В.И. Карасика (Карасик 2002), согласно которой лингвокультурный концепт является многомерным смысловым образованием, в котором четко выделяются ценностная, образная и понятийная составляющие (Е.В. Бабаева, Н.А. Красавский, А.В. Олянич, Г.Г. Слышкин и др.).

Теоретическое осмысление одиночества, как показывает изучение специальной научной литературы, имеет в Германии давние традиции. Это понятие является одной из центральных тем немецкой философии начиная с периода позднего средневековья. Впервые эта тема стала ключевой во времена мистицизма, когда одиночество человека признавалось необходимым условием существования его души (И. Экхарт). Так, в период пиетизма потребность, в частности, в молитве, исполнению которой никто не должен был мешать, вызывала желание не только внутреннего, но и внешнего уединения человека (Ф.Я. Шпенер, С. фон Клеттенберг).

В эпоху просвещения (18 в.) максимально ценной признается внешняя уединенность человека, необходимая для его индивидуального духовного совершенствования.

Одиночество стало одной из важных тем немецких романтиков (В.Г. Ваккендорф, Ф. Шлегель, А. Шлегель, Л. Тик, Ф. Шеллинг), раскрывших необычайную сложность, глубину и антимонию внутреннего, субъективного мира человека, внутреннюю бесконечность индивидуальной личности.

В 19 веке одиночество трактуется, с одной стороны, как отрыв от общества и его норм и, таким образом, как форма человеческого самостановления и условие его истиной свободы, с другой стороны – как частный образ жизни, который должен быть дополнен институциональными отношениями (Ф. Брентано, В. фон Гумбольдт, Л. Фейербах, А. Шопенгауер, Ф. Ницше).

В 20 веке в немецкой философии одиночество понимается как болезненное, социально обусловленное разъединение и изоляция человека. Философы ищут причины и пути балансирования между жизнью человека в обществе и вне него.

В экзистенциальной философии и диалогике (М. Бубер, О. Розеншток-Хюсси, Ф. Розенцвейг и др.) исходят из «диалогичности» человека, отвергая как индивидуализм, так и коллективизм и предлагая некий «третий путь». Так, в частности, М. Бубер отстаивает идею абсолютной равнозначности «Я» и «Ты» – субъекта и объекта. В немецкой философии 20 века традиционно обсуждались различия между позитивными и негативными переживаниями состояния одиночества (В. Битер, Е. Карп, Г. Кёльбель, П. Хофштеттер, Е. Штайнмайер).

Русская философская традиция, в отличие от немецкой, не дала столь основательного теоретического синтеза феномена одиночества. Это объясняется преобладанием в русской традиции иных ценностных ориентиров и системообразующих параметров культуры. Наиболее значительной идеей, которая во многом предопределила развитие философской мысли в России, является концепция соборности, уходящая корнями в специфику богословской мысли и в мировоззренческие начала русской ментальности, в частности в особенности социального бытия русской деревенской общины.

Русская философская мысль всегда отличалась полумифологическим «олицетворением» мира. В противоположность западному русское мировоззрение содержит в себе ярко выраженную философию «Мы» (или «Мы»-философию). «Мы» мыслится не как внешнее единство большинства «Я», только потом приходящее к синтезу, а как первичное, далее неразложимое единство, из лона которого и вырастает «Я» (С.Л. Франк).

В XIX – первой половине XX в. развитие идеи соборности, идеи «всеединства» связано прежде всего с именами В.С. Соловьева, И.А. Ильина, П.П. Флоренского, Е.Н. Трубецкого, Н.О. Лосского, которые затрагивали тему одиночества, рассматривая ее как проблему духовного и культурного кризиса человека. Основную причину переживания одиночества они видели в потере сущности нравственного единения человеческого рода, утрате истинности смысла этого понятия.

В советской России проблема одиночества по идеологическим причинам не изучалась. Одиночество считалось неизбежным спутником отчуждения, присущего только западному миру (Н.Е. Покровский).

Теоретический интерес к данной проблеме стал проявляться в отечественной науке лишь в конце 20 века. Изменения социально-экономической и политической ситуации в нашей стране привели к новому статусу данной проблемы в общественном сознании россиян. Российские ученые едины во мнении, что в современных условиях переориентации российских ценностей тема одиночества начинает неизбежно превращаться в «глубоко русскую» (Н.Е. Покровский, Ж.В. Пузанова, Л.И. Старовойтова).

Философские концепции во многом обусловили социальные и социально-психологические подходы к проблеме одиночества. Представленные в мировой психологии и социологии подходы к изучению природы одиночества связаны с именами зарубежных (в т.ч. немецких) ученых, которые в 20 веке исследовали этот феномен в самых различных аспектах.

Выделяются несколько подходов к проблеме изучения одиночества, сформировавшихся в западной науке: психоаналитический (Дж. Зильбург, П. Лейдерман Г Салливан, З. Фрейд, Ф. Фромм-Рейхманн), клиенто-центрированный (К. Рождерс), социальный (К. Боумен, Д. Рисмен и Ф. Слейтр), интеракционистский (Р. Вейс), когнитивный (Л. Пепло, М. Мицели и Б. Мораш), интимный (В. Дерлег, С. Маргулис), общесистемный (Дж. Фландерс), экзистенциальный (К. Мустакас, И. Ялом).

В отечественной психологии и социологии 20 века проблема одиночества исследовалась, главным образом, в эмпирическом контексте: одиночество рассматривалось как состояние, связанное либо с вынужденной изоляцией человека (Ю.А. Алферов, И.П. Волков, В.Н. Лебедев, Б.Ф. Ломов), либо с браком и семьей (А. Рубанов, Л.С. Сальникова и др.). Лишь в последние два десятилетие начали проводиться глубокие исследования одиночества как психического феномена (С.Л. Вербицкая, С.Г. Трубникова, И.А. Уледова и др.), в частности изучена специфика переживания чувства одиночества представителями разных возрастных групп (Г.А. Гаврилова, А.Р. Кирпинов, С.В. Малышева и др.).

Выявление когнитивных признаков концепта «Einsamkeit / одиночество» предполагает обращение к анализу словарных дефиниций ключевых лексем, их репрезентирующих. Для того чтобы очертить ядро исследуемого концепта, мы обратились не только к филологическим, но и к энциклопедическим словарям.

Результаты проведенного анализа лексикографических источников показали, что описываемый концепт находит более детальное «распредмечивание» в немецкой лингвокультуре. На основе анализа лексикографических дефиниций мы установили общие для сопоставляемых концептов семантические признаки: «состояние», «каузативная сема», «знаковость», «естественный характер», «последствия», составляющие их понятийное ядро. К культурноспецифическим признакам немецкого концепта относятся – «условия появления», «виды», «градация», «формы смягчения», культурноспецифическими семантическими признаками русского концепта «одиночество» являются «длительность» и «формы проявления».

В ходе анализа мы выяснили, что семантические признаки слов, называющих концепт «одиночество» в сравниваемых языках, не сводятся только к различиям количественного порядка; есть различия и в качественном отношении. Существенным признаком состояния, называемого лексемами «Einsamkeit /одиночество», является причина, его вызывающая – «отдельное проживание» и «отсутствие контактов». Однако в немецких дефинициях в отличие о русских акцент делается именно на отсутствии/ограничении контактов, объект же этих контактов не конкретизируется (ohne Kontakt zu anderen Menschen; zur Umwelt; ohne Gesellschaft). Для русского национального сознания существенным является не столько отсутствие контактов с людьми, сколько отсутствие самих окружающих – близких по духу (друзей, соратников, единомышленников, сподвижников), либо по родству (отсутствие семьи, родственников, проживание без семьи). Характерно, что последний из названных семантических признаков в немецкоязычных словарях вообще не зафиксирован.

Анализ иллюстративной части словарных статей к лексемам «Einsamkeit /одиночество» позволил выявить дополнительные к названным выше семантические признаки: «чувство», «градация», «причина плохого настроения» (концепт «одиночество»), «боязнь одиночества» (русский концепт «одиночество»), «источник страдания», «безысходность», «стремление к одиночеству» (немецкий концепт «Einsamkeit»).

Поскольку семиотическая плотность концепта – наличие у него большого количества синонимов – признается концептологически значимой характеристикой, нами были проанализированы лексикографические источники с целью выявления синонимов у лексем «одиночество» и «Einsamkeit».

Синонимический ряд слова «Einsamkeit» включает следующие имена существительные: Abgeschiedenheit, Abkapselung, Abschließung, Alleinsein, Alleinstehen, Ausgeschlossenheit, Beziehungslosigkeit, Eingezogenheit (veralt.), Einsiedlerleben, Isolation, Isolierung, Kontaktarmut, Menschenscheu, Ungeselligkeit, Vereinsamung, Vereinzelung, Verlassenheit, Verlassensein, Verlorenheit, Weltentfremdung, Zurückgezogenheit (21 единица).

Общими для этих синонимов выступают следующие семантические признаки – «состояние» и «ограниченность контактов». Дифференцирующими выступают признаки «знаковость», «каузативность», «последствия», «контролируемость/ неконтролируемость со стороны субъекта», «качественные характеристики контактов», «количественные характеристики контактов».

При анализе русских синонимических словарей было обнаружено, что только в одном словаре представлены синонимы к слову «одиночество»: сиротливость, сиротство. Общими для анализируемого синонимического ряда выступают признаки «состояние» и «отсутствие близких». В дефиниции слов «сиротливость», «сиротство» присутствуют уточняющие признаки: «отсутствие родителя/ родителей», «возраст – несовершеннолетний».

Значительное количественное преобладание единиц, номинирующих одиночество в немецком языке, может свидетельствовать о его более детальном членении конкретного участка когнитивного континуума, где отдельные характеристики Einsamkeit получают специальные обозначения, зафиксированные в лексикографии. Этот факт является отражением высокой социокультурной значимости феномена одиночества для немецкого этноса. Фиксация в русских словарях только двух синонимов у слова «одиночество» может свидетельствовать, по нашему мнению, о несколько меньшей релевантности понятия одиночества для русских.

Основательное изучение концептов предполагает обращение к этимологии слов, их называющих. Сопоставительный анализ этимологических данных, отраженных в специальной научной литературе, показал наличие достаточно полных сведений о происхождении слов, номинирующих немецкий концепт и отсутствие данных об этимологии номинантов русского концепта. Номинант концепта «Einsamkeit » является производным от einsam (первоначальное значение «единый», «единственный») было образовано в XV в. от ср.-верх.-нем. ein «один» с помощью суффикса –sam. М. Лютер применил слово einsam двадцать раз в своем переводе Библии в качестве экспрессивного слова вместо allein (один), а также в значении «неженатый». Благодаря употреблению М. Лютером einsam вошло в литературный язык в современном значении и получило в нем широкое распространение.

Имя существительное Einsamkeit впервые зафиксировано в словарях XV в. для передачи значения лат. sōlitūdo. Составителями этимологических словарей отмечается, что субстантив Einsamkeit в тексте перевода Библии М. Лютера не встречается ни разу. Впоследствии это слово послужило основой для образования целого ряда слов: Waldeinsamkeit, Bergeinsamkeit (Л. Тик), Alpeneinsamkeit (Г. Гейне). Garteneinsamkeit Halbeinsamkeit Tageseinsamkeit ( И. Гете), Dorfeinsamkeit, Feldeinsamkeit. В 1811 появился глагол vereinsamen (Клопшток), от которого позже было образовано имя существительное Vereinsamung.

В русских этимологических словарях не даны сведения о происхождении слова одиночество. Очевидно то, что оно является производным от общеславянского *edinъ (сложение основ. ед – и ин- буквально – «совсем один»).

Анализ репрезентации исследуемого концепта в прецедентных текстах обнаруживает его этнокультурную специфику в сопоставляемых языках.

В паремиологических фондах немецкого и русского языков концепт «одиночество» характеризуется в контексте употребления концептов «общество», «труд (физический, интеллектуальный)» (Одна голова хорошо, а две лучше;Ein Kopf allein geht nicht zu Beratung), «смерть» (На миру и смерть красна; In Gesellschaft sterben ist wie ein Jubiläum), «несчастье» (На людях и горе вполгоря; Geteiltes Leid ist halbes Leid) «физическая сила» (Палец слаб, а кулак силен; Ein Finger allein tötet keine Laus.). Специфичным является отражение в немецких паремиях связи концепта Einsamkeit с концептами «Бог» (Ein Einsamer ist entweder ein Gott oder ein Teufel), «власть» (Der Adler steigt allein, Kühe und Schafe gehen miteinander). В русских паремиях концепт «одиночество» обнаруживает специфическую корреляцию с концептом «семья» (напр., Семья воюет, а один горюет).

В подавляющем большинстве русских паремий слово «одиночество» обладает отрицательной коннотацией, в то время как в большинстве немецких паремий представлена амбивалентная характеристика слова «Einsamkeit». В русских пословицах отражается однозначное предпочтение жизни человека в обществе (К миру приставай, а от мира не отставай). В немецкой же культуре выбор в оппозиции «общество – одиночество» зависит от характеристик самого общества (Besser ist es einsam sein, als sich mit den Bösen freu´n).

Для русского социума характерно признание прямой зависимости качества действия от количества субъектов действия. Действия нескольких лиц, напр., при выполнении какой-либо работы, считаются более эффективными, чем действия отдельного человека и как следствие отрицательное отношение к одиночеству (В одиночку не одолеешь и кочку, а артелью – и через гору в пору. Мирское дело одному не под силу). В немецком социуме внимание фокусируется не на количестве действующих лиц, а на качестве действий, обстоятельствах их совершения, и, исходя из оценки последних, оценивается и само одиночество – в одних случаях положительно (Ein Mann allein trägt zwei Eimer Wasser; zwei Männer tragen zusammen einen Eimer Wasser, und drei Männer tragen überhaupt kein Wasser mehr.), а в других – отрицательно (Einer allein kann kein Quartett spielen.).

Большую актуальность темы одиночества для немецкого социума уже в период формирования пословично-поговорочного фонда подтверждает факт использования в паремиях деривата базовой номинации концепта (Einsamkeit ist die Schule der Weisheit). Примеров употребления лексемы «одиночество» в русских пословицах и поговорках нами не обнаружено.

Для наиболее полного составления лингвокультурных характеристик концепта «одиночество» мы обращаемся к анализу текстов афоризмов.

Соглашаясь с мнением ученых о том, что афоризмы в отличие от пословиц в значительной мере выражают не национально-культурное, а индивидуально-личностное мировидение, мы, тем не менее, считаем, что учет мнения авторов афоризмов при описании лингвокультурного концепта важен. Автор афоризма рассматривается нами как носитель этнической ментальности, как элитарная языковая личность, неотделимая от своего народа, от своей эпохи. Выдающиеся личности не только выражают систему ценностей, характерную для той/иной лингвокультуры, но и активно их формируют.

Количество немецких афоризмов об одиночестве (89 высказываний) значительно превосходит соответствующие русские высказывания (29 единиц). Данный факт может быть объяснен более значительным распространением афористики в Германии как самостоятельного вида литературного творчества, с одной стороны. Однако, с другой стороны, можно утверждать, что для сборников универсальных высказываний, изданных в России, тему «Одиночество» нельзя назвать популярной. Популярность же этой темы в немецкой афористике объясняется тем, что одиночество уже несколько столетий является одной из базовых тем немецкой философии.

Немецкие и русские мыслители, размышляя о понятиях «одиночество» и «жизнь в обществе», утверждают, что они не обязательно взаимоисключают друг друга: Niemals fühlt man sich einsamer als in großer Gesellschaft (H. Eulenberg); Чувство одиночества особенно тягостно на людях (И. Шевелев). Большинство авторов русских афоризмов указывают на предпочтительность жизни человека в обществе; жизнь в одиночестве не признается правильной: Напрасна и случайна одинокая жизнь (Л. Красавин).

В рассуждениях немецких и русских мыслителей одиночество оказывается соотносимым с такими концептами, как «свобода» (Wer nicht die Einsamkeit liebt, der liebt auch nicht die Freiheit (A. Schopenhauer)); «самопознание» (In der Einsamkeit lernt man, sich selberzuzuhören (A. Schweitzer); Человек становится тем, чем он становится, оставаясь наедине с самим собой (В. Сухомлинский)), «счастье» (Ist dir die Einsamkeit gute Gesellschaft, dann, Glücklicher, zähle zu den Glücklichsten dich; aber verschweige dein Glück (F. Bouterwek); Истинное счастие невозможно без одиночества (А.П. Чехов). Человек, выделяющий себя среди других людей, лишает себя счастья, потому что чем больше он отделяет себя, тем хуже его жизнь (Л.Н. Толстой)), «опасность» (Gewiß, weil wir doch einmal so gemacht sind, dass wir alles mit uns und uns mit allem vergleichen, so liegt Glück oder Elend in den Gegenständen, womit wir uns zusammenhalten, und da ist nichts gefährlicher als die Einsamkeit (J.W. Goethe); Если тебе мешают люди, то тебе жить незачем. Уходить от людей – это самоубийство (Л.Н. Толстой)). В немецких афоризмах подчеркивается, что одиночество гарантирует человеку состояние покоя (Ruhe, das höchste Glück auf Erden, kommt sehr oft nur durch Einsamkeit in das Herz (J.G. von Zimmermann)), способствует его самосовершенствованию (Die Einsamkeit macht uns härter gegen uns und sehnsüchtiger gegen die Menschen; in beiden verbessert sie den Charakter (F. Nietzsche)).

Как и в паремиях в большей части русских афоризмов имеет место отрицательная оценка одиночества (79% из числа всех высказываний), в то время как в немецких афоризмах количество высказываний с положительной и отрицательной оценкой приблизительно одинаковое (42% и 58% соответственно).

Опираясь на специальные лексикографические источники, мы выявили и проанализировали 25 русских и 26 немецких фразеологических единиц.

Фразеологические единицы, воплощающие концепт «одиночества» в сравниваемых лингвокультурах, мы классифицируем на четыре семантические группы: 1)ФЕ, именующие действия, приводящие к одиночеству субъекта действия; 2)ФЕ, именующие действия, приводящие к одиночеству объект действия; 3)ФЕ, именующие одинокого человека; 4)ФЕ, описывающие состояние одинокого человека.

Концепт «одиночество» фразеологизируется на основе метафорического и метонимического переносов. Для нас было важным выявить образы, положенные в основу ФЕ, объективирующих исследуемый концепт.

Установлено, что некоторые ФЕ имеют религиозное происхождение. Во ФЕ die Acht aussprechen, in die Acht erklären, j-n in den Bann tun, j-n mit dem Bann belegen отражена практика сурового наказания человека посредством изгнания из общества, первоначально существовавшая у древних германцев, затем закрепленная законами средневекового государства и проявившаяся в виде наложения анафемы католической церковью. Воспоминание об особой тяжести изгнания, провозглашаемого одновременно и церковью, и государством, зафиксировано во ФЕ j-n in Acht und Bann tun/ erklären/ schlagen. ФЕ im stillen Kämmerlein (букв. в тихой каморке)восходит к религиозным размышлениям о том, как и где следует молиться. Фразеологизм ein volkstümlicher Säulenheiliger (букв. популярный святой на столбе) восходит к распространенной в 4-6 вв. в Сирии и Палестине традиции, согласно которой монахи, стремясь приблизиться к Богу, проводили жизнь аскета на столбе. Религиозные корни имеет и ФЕ христова невеста. Христовыми невестами первоначально называли монахинь и девушек, отказавшихся от брака ради богомолья, позднее так стали называть любую женщину, не вышедшую замуж.

В основу метафорического переосмысления в части ФЕ, описывающих одиночество, положены различные типы ассоциаций с животными: e in komischer Kauz (букв: смешной сыч), e in gelehrter/ philosophischer Kauz (букв. сыч-ученый, сыч-философ), die Eule unter den Krähnen (букв. сова среди ворон), schwarzes Schaf ( букв. черная овца), ein Muschelleben führen (букв. вести жизнь ракушки )жить как сыч/ сычом, не показывать/ не казать носу, белая ворона.

В основе ФЕ sich ins/ in sein Schneckenhaus zurückziehen/ verkriеchen (букв. удалиться/ забиться в раковину улитки)лежит образ улитки, имеющей возможность в любой момент спрятаться от внешнего мира. В русском фразеологизме уйти/ забиться/ спрятаться в свою скорлупу нет непосредственного указания на конкретное животное, поэтому при употреблении данной ФЕ у человека возникает образ разных животных, имеющих раковину, панцирь и т.п. – улитка, рак-отшельник, черепаха. Людей, одиноких от натуры, которые, как рак-отшельник или улитка, стараются уйти в свою скорлупу на этом свете не мало (А.Чехов). Он решительно ушел от всех, как черепаха в свою скорлупу... (Ф. Достоевский).

В основе ФЕ уйти (забиться) в свою нору лежит образное сравнение с животным, которое прячется в своем жилище от опасности. Анализ компаративных конструкций «забился в нору как…» позволяет сделать вывод о том, что имеется в виду нора суслика, сурка, крота, пескаря (по аналогии с премудрым пескарем Салтыкова-Щедрина).

Ситуация изоляции в некоем помещении просматривается во внутренней форме следующих ФЕ: in der Stube hocken (букв. сидеть на корточках в комнате), sich in den/ in sein Schmollwinkel zurückziehen / verziehen (букв. удалится в уголок обиды), жить/ сидеть / запираться в четырех стенах, уйти в самого себя, замкнуться/ замыкаться в самом себе.

Ситуация неразрешения войти кому-либо в дом легла в основу ФЕ, именующих действия, приводящие к одиночеству объекта действия: не пускать на порог, закрыть/ запереть двери перед кем-либо, отказать/ отказывать от дома/ дому.

Оценка в исследованных ФЕ является, в основном, фиксированной и располагается в большинстве случаев в отрицательном части аксиологической шкалы.

Концепт «одиночество» получает вариативное воплощение в различных типах дискурса. Нами исследовались характеристики одиночества, отраженные, в частности, в произведениях художественной литературы (18-20 вв.) и в речи участников Интернет-форумов (2001-2004 гг.).

Выбор в качестве исследовательского материала художественного текста обусловлен его спецификой: в его ткань максимально включены личностные, нестандартные ассоциации художников слова, следовательно, могут быть обнаружены ярко выраженные различные ассоциативные признаки, характеризующие интересующий нас концепт.

Анализ способов репрезентации исследуемого концепта в речи участников Интернет-форумов обусловлен нашим стремлением учесть характеристики одиночества, во-первых, на современном этапе развития немецкой и русской лингвокультур и, во-вторых, получить доступ к представителям массовой культуры, в особенности молодежи, наиболее активно участвующей в Интернет-форумах.

Материал показывает, что наибольшие различия при реализации концепта в художественном тексте и в речи участников форумов проявляются в выражении ими оценки одиночества. Художественному тексту присущи те же оценочные суждения об одиночестве, которые были нами отмечены при анализе прецедентных текстов: для русского художественного текста характерно значительное преобладание отрицательных коннотаций, сопровождающих слова, обозначающие «одиночество» (6 к 1); немецкому художественному тексту свойственны незначительные количественные расхождения в положительной и отрицательной оценке одиночества.

Анализ речи участников форумов позволяет утверждать, что в современном языковом сознании немцев и русских преобладает отрицательное восприятие состояния одиночества.

Различия наблюдаются и на понятийном уровне изучаемого концепта. В художественной литературе представлены два четко выраженных вида одиночества – «пространственное» и «духовное». Подавляющее же большинство участников форумов выражает свое мнение о «духовном» одиночестве (одиночестве-чувстве), явлении, получившем особенно широкое распространение в современном обществе.

Исследование единиц вторичной номинации, которые представлены в нашей работе метафорическими выражениями, обнаруженными в прецедентных и художественных текстах, а также в высказываниях участников форумов, позволило нам выделить различные типы метафор. Заметим, что при этом наибольшее количество метафор мы обнаружили в речи участников Интернет-форумов.

Наиболее продуктивными являются: 1)патологическая метафора (Einsamkeit macht einen Menschen krank. Damit meine ich nicht nur körperlich, sondern auch seelisch, geistig, physisch (Forum); Впрочем, все лежало вне зрительного образа, скорее относилось к области чувств и выражалось ощущением абсолютного, мучительного одиночества (Быков)); 2)антропоморфная(Einsamkeit ist mein treuester Begleiter (Forum); Последняя попытка победить одиночество (Васильев)), 3)зооморфная (Du kannst nicht verhindern, dass der Einsamkeitsvogel dich umfliegt, aber du kannst verhindern, dass er in deinem Herzen Nester baut (Forum); В глубине его глаз беспросветная темь – такое уж волчье одиночество во всем его облике, что вот-вот завоет и ты ему подвоешь (Астафьев)); 4)реиморфная (Einsamkeit ist ein süßes berauschendes und zuletzt tödliches Gift (Spielhagen), Память моя, сотвори еще раз чудо, сними с души тревогу, тупой гнет усталости, пробудившей угрюмость и отравляющую сладость одиночества (Астафьев).

Реже встречаются фототермическая (Und diese kalte Einsamkeit (Jean Paul); И показалось мне это пятилетнее одиночество холодным и неуютным (Абрамов)), акустическая (Nur wieder diese dumpfe Einsamkeit (Forum); Лучший звук одиночества – шум ветра (Форум)), хроматическая (Eine traurig-graue Einsamkeit macht sich in meinem Herzen breit (Forum); Засосало, закрутило в утробе от черного, от беспросветного одиночества (Приставкин)) и сенестезическая (Selbstgewählte Einsamkeit schmeckt anders (Forum); У магазинных пельменей вкус одиночества (Форум)) метафоры.

Специфичным для русского языкового сознания является использование ботанической метафоры для образной характеристики одиночества (напр., Оно настолько прорастает в тебя корнями, что избавиться от него нельзя (Форум)).

Конкретные образы, через которые репрезентируются концепты «Einsamkeit» и «одиночество», в большей их части совпадают. Общими являются следующие метафоры: «враг», «убийца», «спутник», «преследователь», «друг», «гость», «хозяин», «хищник», «птица», «боль, болезнь», «груз», «оковы», «круг», «тюрьма», «препятствие», «дорога», «яд», «тень», «стена», «море», «бездна». Одиночеству приписываются вкус, запах, цвет, звуковые и температурные характеристики.

Специфичными для русских высказываний являются следующие метафоры: «скорлупа», «любовник», «растение», «омут», «болото», «туман», а для немецких – «лекарство» и «лабиринт».

Обращает на себя внимание и более детальное описание свойств одиночества в русских высказываниях. Так, при персонификации подробно описывается внешность одиночества (лицо, руки, глаза, губы, тело и т.д.), перечисляется большее количество действий (дремлет, просыпается, смеется, грустит, плачет, говорит, плюет, венчается и т.д.); одиночество именуется (называются имя, отчество), ему приписываются практически все характеристики, которые присущи активно живущему человеку.

Различия в употреблении немецких и русских фототермических, хроматических, синестезических и акустических метафор носят не только квантитативный, но и квалитативный характер. Так, например, общее количество немецких и русских высказываний с цветовыми наименованиями приблизительно равно, однако в немецких примерах упоминается только серый и черный цвета, а в русских – белый, фиолетовый, серый, голубой, комбинация голубовато-серый, цвет огня, осени. Правда, при этом в обоих языках преобладает употребление серого цвета, который, по мнению психологов (Л.М. Веккер, А.Н. Лутошкин, М. Люшер), ассоциируется с негативными эмоциями, в частности с апатией и меланхолией.

Особенно значительны различия при вербализации концепта «одиночество» посредством метафоры запаха. Единичное употребление такой метафоры в немецких высказываниях (Einsamkeit stinkt) иллюстрирует невысокую значимость запаха применительно к описываемому концепту для представителей немецкого социума. Участники русскоязычных форумов, наоборот, стремятся к использованию метафоры запаха для вербального оформления переживания чувства одиночества (острый, терпкий, едкий, ядовитый, запах земли, озона).

Содержательные аспекты исследуемого концепта позволили выявить определенные эмоции, сопровождающие переживание одиночества. В немецкой и русской лингвокультурах общими являются ассоциации с такими эмоциональными состояниями, как страх, ужас,грусть, печаль, тоска, скука и счастье.Кроме того, для русского языкового сознания характерны ассоциации одиночества с состоянием подавленности, тревоги, угрюмости, отчаяния, обиды; одиночество часто сопровождается осознанием оторванности от коллектива, отчуждения и сиротливости.

Практический материал позволяет утверждать, что немцы и русские ассоциируют одиночество с определенными временами года – зимой, осенью, а также временем суток – ночью и вечером.

Подведем основные итоги:

1. Основное содержание концепта одиночества в немецком и русском языковом сознании и коммуникативном поведении заключается в следующих признаках:

а) понятийную сторону данного концепта составляет психическое состояние человека, возникающее вследствие фактического отсутствия его контактов с окружающими людьми, либо вследствие неудовлетворенности индивидуумом качеством существующих контактов;

б) образную сторону этого концепта формируют ассоциации одиночества с рядом субстанций – болью, болезнью, хищником, оковами, тюрьмой, стеной, бездной, ядом. Одиночеству приписываются вкус, запах, цвет, звуковые и температурные характеристики. Специфически русскими являются ассоциации одиночества со скорлупой, любовником, растением, омутом, болотом, туманом; к специфически немецким относятся ассоциации одиночества с лабиринтом и лекарством;

в) ценностную сторону этого концепта составляет оценочное отношение к переживанию одиночества человеком.

2. В немецкой и русской концептосферах концепт одиночества обнаруживает максимальное пересечение с такими концептами, как «общество», «труд», «смерть», «счастье/несчастье», «опасность» и «свобода».

3. Основные отличия в представлении концепта «одиночество» в немецком и русском языковом сознании и коммуникативном поведении следующие:

а) концепт одиночества более значим для немецкого языкового сознания (в особенности для немецкой научной картины мира). Традиционно он является одной из центральных тем немецкого научного и в определенной степени обыденного сознания на протяжении длительного периода развития немецкого социума. В российском обществе тема одиночества приобретает статус релевантной на современном этапе его развития;

б) в русском лингвокультурном сообществе феномен одиночества ассоциирован преимущественно с его негативным восприятием. В немецком лингвокультурном сообществе одиночество оценивается амбивалентно – либо абсолютно положительно, либо отрицательно;

в) культурноспецифическим для немецкого социума является жесткая корреляция концепта «Einsamkeit» с концептами «Бог», «власть»; для русского общества культурноспецифической выступает связь концепта «одиночество» с концептом «семья»;

г) немецкий концепт «Einsamkeit» имеет по сравнению с его русским эквивалентом более детальное языковое (лексическое) «распредмечивание», что может свидетельствовать о его большей социально-психологической релевантности для немецкого социума.

 

Литература

 

Подзолкова, Н.В. Концепт EINSAMKEIT в немецкой лингвокультуре (опыт анализа метафорических выражений) / Н.В. Подзолкова // Аксиологическая лингвистика: Проблемы языкового сознания. Сб. науч. тр. / Под ред. проф. Н.А. Красавского. – Волгоград: Колледж, 2003. – С. 36-43.

Подзолкова, Н.В. Образная составляющая концепта «одиночество» в немецкой и русской лингвокультурах / Н.В. Подзолкова // Аксиологическая лингвистика: проблемы и перспективы. Тез. докл. междунар. конф. 27 апреля 2004 / Под. ред. проф. Н.А. Красавского. – Волгоград: Колледж, 2004. – С. 82-84.

Подзолкова, Н.В. Фразеологические единицы, номинирующие немецкий лингвокультурный концепт «Еinsamkeit» / Н.В. Подзолкова // Актуальные проблемы современного иноязычного образования: Материалы междунар. конф. (Курск, 26–29 апреля 2005 г.): В 3 ч. Ч. 1 / Отв. ред. В.И. Провоторов. – Курск: Курск. гос. ун-т., 2005. – С. 161–163.

Подзолкова, Н.В. Концепт "одиночество" (опыт лингвокультурологического анализа немецких и русских пословиц) / Н.В. Подзолкова // Антропологическая лингвистика. Сб. науч. тр. Вып. 4. / Под. ред проф. Н.А. Красавского и проф. В.П. Москвина. – Волгоград: Колледж, 2005. – С. 93-97.

Подзолкова, Н.В. Образная составляющая концепта "одиночество" в русской лингвокульутре // Н.В. Подзолкова Антропологическая лингвистика. – Вып. 4: Сб. науч. тр. / Под. ред проф. Н.А. Красавского и проф. В.П. Москвина. – Волгоград: Колледж, 2005. – С. 97-102.

 

 

Е.П. Бондарева (Кемерово)

МЫСЛЬ

Концептуальный анализ абстрактных концептов представляет особую сложность для исследователей. «Их сущность «расплывчата», «мало поддается определению», «субъективна по своему характеру», «носители языка владеют ими бессознательно», «толковые словари фиксируют самые общие их признаки».

Целью исследования является описание структуры концепта мысль в его языковом выражении. Для достижения поставленной цели необходимо решить следующие задачи:

1. Выявить и описать понятийные признаки концепта мысль.

2. Определить образные признаки, формирующие структуру концепта мысль.

3. Выделенные образные признаки дифференцировать по группам (витальные, антропоморфные, зооморфные, вегетативные, предметные, гастрономические, стихийные, пространственные, временные), описать их и представить в таблицах.

4. Охарактеризовать основные когнитивные модели и концептуальные метафоры, с помощью которых выражаются признаки данного концепта в языке.

 

Вслед за М. В. Пименовой в работе используется следующее определение языковой картины мира – «это сложившаяся давно и сохранившаяся доныне национальная картина мира, дополненная ассимилятивными знаниями, отражающая мировоззрение и мировосприятие народа, зафиксированная в языковых формах, ограниченная рамками консервативной национальной культурой этого народа» (Пименова 2005).

Языковая картина мира означивает основные элементы концептуальной картины мира и эксплицирует ее средствами языка, при этом она лишь частично отражает концептуальную систему – далеко не все концепты имеют языковое выражение и становятся предметом коммуникации. Исследование языковой картины мира предполагает изучение той части языковой системы, которая отражает ненаучные наивные представления, включая те фрагменты научной картины мира, которые получили обычные обиходные языковой корреляты.

В настоящей работе, вслед за М. В. Пименовой, концепт определяется как «некое представление о фрагменте мира или части такого фрагмента, имеющее сложную структуру, выраженное разными группами признаков, которые используются для описания фрагмента мира или части такого фрагмента» (Пименова 2003).

Особую роль в изучении концептов внутреннего мира человека выполняет метафора. Ассоциируя абстрактные понятия с конкретными осязательными предметами, человек унифицирует мир идей и мир вещей, давая возможность существовать в однородном реальном мире. В большинстве случаев инструментом для решения столь важной задачи служит метафора. Вслед за американскими лингвистами Дж. Лакоффом и М. Джонсоном, метафора представляется не только собственно языковой характеристикой, но она в первую очередь связана с мышлением и деятельностью человека. Новый подход в истолковании метафоры характеризует ее как явление концептуальное. Основной принцип метафоризации заключается во взаимодействии двух структур знаний – когнитивной структуры «источника» и когнитивной структуры «цели». В процессе метафоризации некоторые области цели структурируются по образцу источника, иначе говоря, происходит «метафорическая проекция» или «когнитивное отображение». Область источника – это более конкретное знание, получаемое человеком в процессе непосредственного опыта взаимодействия с действительностью. Сфера цели является менее конкретным, определенным знанием. Таким образом, «метафора позволяет человеку понимать довольно абстрактные или по природе своей неструктурированные сущности в терминах более конкретных» (Lakoff, Johnson 1980).

В работе используется методика концептуального анализа, разработанная школой концептуальных исследований М. В. Пименовой.

Внимание акцентируется на рассмотрении сочетаемостных свойств номинанта концепта. Мысль – это номинант концепта. Исследования показывают, что высший уровень концептуализации действительности представлен субстантивными формами вербализации концептов. «Субстантивная фиксация концепта в языке свидетельствует о надежной концептуализации явления, максимально абстрагированной от ситуации» (Попова, Стернин 2003). Для выявления признаков, формирующих структуру концепта мысль, анализу синтагматической сочетаемости подвергаются слова с корневой морфемой -мысл-.

Исследование концепта проходит в несколько этапов:

1. Рассматривается этимология номинанта концепта мысль: выявляются первоначальные значения этимона, исследуются пути развития значений.

2. Исследуются словарные дефиниции номинанта концепта, в результате чего выявляются понятийные признаки концепта.

3. Составляющей метода концептуального анализа является исследование метафорической сочетаемости, позволяющей выявить образную составляющую концепта.

4. Выявленные признаки, формирующие структуру концепта мысль, фиксируются в таблицах. При этом указывается процентное отношение соответствующих признаков с общим количеством языковых конструкций, в которых актуализируется тот или иной признак.

«Мысль»считается близким словам индоевропейского языка (готс. maudajan — «думать») и образованным посредством суффикса –ель–. По предположению В. Н. Топорова, «мысль» близко и индоевропейскому корню *теп- (др.-инд. manas — «мысль», лит. mintis — «мысль», minti — «думать», авест. manas — «мысль»).

За долгий период существования слово «мысль» сохранило известное в древнерусском языке и актуальное в современной языковой системе значение – «определенный процесс в сознании человека». На развитую структуру концепта мысль в древнерусском языке указывает и факт его толкования через синонимы в словарях языка этого периода. Существование синонимического ряда слова говорит о том, что мысль уже в древнерусском языке является широким концептом и включает в свое содержание практически все именования ментальных состояний человека. В древности сложился основной круг значений корня этой лексемы, который лег в основу понятийной составляющей концепта.

В словарях современного языка отмечается расширение семантики слова «мысль», где ведущим значением является «продукт деятельности разума, размышления, рассуждения». Проведенный лексикографический анализ бесспорно доказывает важность концептуального описания этой ментальной категории.

Лексическое значение номинанта концепта мысль позволяет раскрыть природу понятийных признаков в структуре концепта. «Значение слова выполняет функцию общей репрезентации концепта в системе языка за счет описания его наиболее характерных, существенных признаков, т.е. определенной, наиболее репрезентативной части концепта» (Болдырев 2000). Изучение понятийных признаков вслед за З. Д. Поповой, И. А. Стерниным проводится через вычленение и описание сем, находящихся в составе семем слова, номинирующего концепт.

Сопоставления дефиниций различных словарных статей позволяет сделать вывод о том, что наиболее полное толкование слова мысль представлено в словаре современного русского языка под ред. А.П. Евгеньевой. Данные толковых словарей современного русского языка, дают основание выделить пять признаков, которые составляют понятийную часть структуры концепта: 1. ‘процесс мышления’, 2. ‘результат мыслительного процесса’, 3. ‘область знаний’, 4. ‘заполнять сознание’, 5. ‘взгляды’.

Признак ‘результат мыслительного процесса’ имеет самый высокий показатель частотности языковых употреблений (59,85 %), что указывает на его актуальность в процессе функционирования. Наименьшую актуализацию в языке получает признак ‘область знаний’ – 0,6 %. Определенный понятийный признак концепта может приобретать актуальность для носителя языка, если он хорошо «ощущает смысл», который несет этот понятийный признак, если он соответствует обыденным представлениям.

Образные признаки концепта мысль вслед за М. В. Пименовой (работы 1999-2005 гг.) и ее учениками (работы О. Н. Кондратьевой, С. А. Сергеева, Н. М. Сергеевой, О. А. Урусовой) делятся на 9 групп: витальные, антропоморфные, имеющие в своем составе гендерные, социальные, эмоциональные, ментальные признаки, зооморфные, вегетативные, стихийные, предметные, а также артефактные, гастрономические, пространственные, временные.

В разделе первом описываются витальные признаки концепта мысль. Выявленные витальные признаки позволяют говорить о представлении концепта мысль в сознании человека в образе живого существа. Закрепленность в языке когнитивной модели ‘ мысль – живое существо’ подтверждается возможностью семантической согласованности номинанта концепта со словами, выражающими значение «живой» (... мысли сыпались нежданные, живые (Апухтин. Памяти Ф. И. Тютчева).

‘Рождение’ и ‘смерть’ являются закономерными и неизбежными стадиями существования любого живого организма: В голове его родились странные мысли (Гоголь. Сорочинская ярмарка); Это чтобы не умирала великая мысль... (Достоевский. Братья Карамазовы). Витальность концепта мысль обозначается в языке представлениями характеристик тела: признаки ‘здоровье’, ‘болезнь’, ‘крепость’, ‘сила’, ‘слабость’, ‘лихорадка’, ‘усталость’, объективируемые в языковых конструкциях типа здоровые мысли, больная мысль, крепкая мысль, сильная мысль, слабая мысль, лихорадка мысли. В структуре концепта мысль актуализированы и такие общие витальные свойства, как ‘зрение’, ‘сон’, ‘обладание голосом’, ‘возраст’ (мысль смотрела, мысль просыпается, говорящая мысль, молодые мысли).

Наиболее релевантным в структуре концепта мысль оказывается признак ‘возраст’ (12,6 %). Актуальными выступают фазы ‘детства’, ‘молодости’, ‘старости’. Обращает на себя внимание тот факт, что не отмечены признаки ‘младенчества’ и ‘отрочества’ среди способов актуализации исследуемого концепта. Кроме того, важным является и признак ‘болезни’ (11,4 %). М.К. Голованивская замечает, что «описания персонифицированной мысли как живого, своевольного, не удобного для человека существа явным образом превалирует над описанием ее «достоинств» (Голованивская 1997).

Следующую группу образных признаков концепта мысль образуют антропоморфные признаки. Процесс познания мира человеком отмечается особенностями восприятия окружающей действительности, которая «очеловечивается». Отождествление человека и объектов внешнего и внутреннего миров основывается на схожести действий и состояний, проявляющихся в социальном, эмоциональном, ментальном и гендерном поведении. В связи с чем антропоморфные признаки делятся на социальные, эмоциональные, ментальные, а также гендерные.

Среди многих присущих человеку характеристик наиболее показательными выступают социальные. Социальная метафорическая система «объединяет метафоры, репрезентирующие непредметный мир как определенную социальную модель, связанную с жизнью человека в обществе с различными типами его профессиональной деятельности» (Балашова 1998). Мысль способна вступать в определенные отношения с человеком и другими субъектами внутреннего мира человека, вскрывая тем самым свои социальные признаки.

Выявлены социальные признаки поведения, которые входят в разряд социальных из-за направленности действия на других: ‘доброта’, ‘враждебность’, ‘благородство’, ‘добродетель’: Вы злой переводчик добрых мыслей (Бестужев. Испытание). Большое количество языковых конструкций отражает признаки занятий: ‘работа’, ‘игра’, ‘лень’: …напряженная работа мысли придавала их физиономиям вдохновенный и гордый вид (Тэффи. Публика). В структуре концепта мысль содержатся социальные признаки ‘свобода’, ‘самостоятельность’, ‘смелость’, ‘бедность’ и ‘богатство’:... поток новых мыслей, смелых, злых... (Сологуб. Тяжелые сны). Как и человек, мысль может быть ‘благоразумной’, ‘воспитанной’, ‘образованной’: Он любовался... красивыми женщинами и благородными мыслями (Тынянов. Кюхля). Совокупность мыслей осмысливается в понятиях, применимых к сообществу людей. В связи с этим возникают признаки ‘толпы’, ‘хора’: Мысли его толпятся около этой милостыньки (Гарин-Михайловский. Детство Тёмы).

Эмоциональные состояния, свойственные человеку, широко представлены в структуре концепта мысль. Мысль может «испытывать» положительные и отрицательные эмоции; выявлены также промежуточные между этими полюсами эмоциональные состояния. В группу положительных эмоций входят признаки ‘радость’, ‘веселье’: На следующий день я проснулся с радостной мыслью (Брюсов. Огненный ангел). В противовес бурным эмоциям (‘волнение’, ‘страсть’) мысли свойственно и спокойное состояние – признак ‘спокойствие’. Спектр негативных эмоций представлен в языке бóльшим количеством признаков, среди которых одним из ядерных оказывается ‘грусть’ (10,1 %): ...он сказал несколько отрывков, наведших меня действительно на грустные мысли (Кузмин. Высокое искусство). В структуре концепта мысль выявлены также признаки ‘страдание’, ‘тревога’, ‘уныние’, ‘мрачность’, ‘печаль’, ‘тоска’, ‘уныние’.Следует разграничивать эмоциональные признаки концепта, которые реализуются согласно модели ‘ мысль – существо, которое испытывает эмоции’, а также ‘ мысль – то, что вызывает эмоцию’ В структуре концепта мысль содержится признак ‘любовь’, мысль можно любить: Теперь его поглотила любимая мысль (Гончаров. Обломов).

Помимо эмоциональных признаков концепт мысль содержит в своей структуре ментальные признаки. Мысль сама является ментальной категорией человека, поэтому в языке существует небольшое количество ментальных признаков. Наиболее частотными ментальными признаками оказываются ‘глупость’, ‘безумие’, ‘творчество’ мысли, как указание на ситуации неспособности поступать разумно. Признаки ‘ум’, ‘безумие’ и ‘глупость’ выражают также рациональную оценку исследуемого концепта.

Антропоморфные признаки концепта мысль могут быть противопоставлены по гендерным характеристикам. Для концепта мысль актуален признак ‘мужской’. Но в языке зафиксировано большее количество вариантов обозначения мысли как женской способности: ‘бабкин’, ‘девичий’, ‘женский’: бабкина мысль, девичья мысль. Прилагательные ‘бабкин’, ‘девичий’ кроме гендерных характеристик выражают возрастные признаки.

В структуре концепта мысль выделены зооморфные признаки. «Интерес к изучению зооморфных семантических переносов объясняется способностью зоонимов обозначать широкий круг категорий: человек, предметы, явления, выражать оценки, чувства, эмоции, т.е. употребляться не в зоозначениях и иметь прагматическую функцию» (Ватлецов 2001). Группа зооморфных признаков анализируемого концепта делится на анималистские (признаки животного), орнитологические (птиц), энтомологические (насекомых).

В структуре концепта мысль выявлены признаки ‘обуздать’, ‘непокорный’, ‘скакать’ (обуздать мысль, скачущая мысль, непокорная мысль). Указанные признаки данного концепта выражаются с помощью концептуальные метафоры метафора ‘ мысль – конь’: И сами понесут мою мысль в будущее, где когда-то встанет она во весь рост, как конь блед! (Арцыбашев. У последней черты).

Кроме того, проанализированный языковой материал позволил также выделить следующие метафоры: ‘ мысль – змея’ (Мелькнула змейкой мысль (Булгаков. Мастер и Маргарита), ‘ мысль – зверь’ (Внезапно из далекого прошлого выбегают серенькие мысли, как маленькие хвостатые зверьки ( Пришвин. Зa волшебным колобком).

Орнитологические признаки концепта указывают на то, что мысль может летать, кружиться, витать, парить, порхать, биться, иметь крылья, ее можно поймать и посадить в клетку. Метафорически мысль может переосмысляться в образе воробья: Мысли, как воробьи, разлетались во все стороны (Гарин-Михайловский. Инженеры). Языковой материал подтверждает существование метафоры ‘ мысль – голубь’: Не все еще пропало, – плыли, как плывет воск, воркуньи мысли – глупые птицы вкруг стынущего трупа (Ремизов. Пруд).

Самой обширной оказывается подгруппа энтомологических признаков (37,6 %), которые вскрывают способности мысли ползать, ворочаться, впиваться, копошиться, метаться, шевелиться, суетиться, жужжать, сосать, точить, быть назойливыми. Важность энтомологических признаков в структуре концепта мысль подтверждается такими метафорами, как ‘ мысль – вошь’ (Мысли – как воши, их не сочтеши (Горький. В людях), ‘ мысль – червь’ (...силился подавить в себе вечную мысль о золоте, которая, как червь, обвивает душу жида (Гоголь. Тарас Бульба), ‘ мысль – муха’ (...ее непременно засидят мухи мыслишек и вороны злорадства (Грин. Дорога в никуда), ‘ мысль – овод’ (Вдруг злая острая мысль ужалила сердце, как овод (Мережковский. Антихрист). Совокупность мыслей может быть осмыслена как рой:... Скорбных мыслей смутный рой ( Бедный. Печаль).

В структуре концепта мысль выделены также вегетативные признаки. Растительные метафоры – наиболее древний способ переноса физических характеристик на явления внутреннего мира. Как отмечает М. В. Пименова, «вегетативный код является одним из универсальных способов описания фрагментов мира» (Пименова 2003). Для русской языковой картины мира свойственно приписывание морфологических характеристик растения концептам внутреннего мира. Реализация модели ‘ мысль – растение’ позволяет говорить о наличии в структуре концепта группы вегетативных признаков: ‘рост’, ‘корень’, ‘стебель’, ‘сплетение’, ‘цветение’ (мысли укоренялись, мысли сплетались, цветут мысли, мысли – зеленые стебельки).

Богатый спектр языковых репрезентаций имеет метафора ‘ мысль – плод’. В связи с чем мысль осмысляется как ‘зрелая’ или ‘незрелая’, что указывает на характер результата мыслительного процесса (А его мысли ведь зрелее твоих (Гарин-Михайловский. Инженеры). Мысль, как плод растения, может иметь вкусовые качества: сладкая мысль, горькая мысль. Актуализация признака строится по следующей схеме: приятные вкусовые ощущения ассоциируются с положительными эмоциями, удовольствием, комфортом и т.п., тогда как неприятные вкусовые ощущения – с отрицательными эмоциями, дискомфортом и т.п. Для мысли не свойственно описание через такие морфологические признаки растений, как ‘ствол’, ‘крона’;признаками растительного массива – ‘сад’, ‘поле’, ‘лес’, ‘бор’.

В русской языковой картине мира мысль представлена признакамистихий: ‘вода’, ‘огонь’, ‘воздух’ и ‘земля’. На функционирование метафоры ‘ мысль – вода’ указывают признаки ‘исчерпаемость’, ‘кипение’, ‘лед’, ‘мутность’, ‘полнота’, ‘заполняемость’, ‘просачивание’, ‘способность сливаться’, ‘текучесть’ (изливать мысли, сливались мысли, мысли кипели, мысли заполняли, полный мыслями, просачивались мысли, текли мысли, мутные мысли, ледяные мысли). Стихия воды как источник метафоризации мысли вводит в язык метафоры ‘ мысль – река’ (Мысли являются и утекают, как волжские струи (Гончаров. Обрыв), ‘ мысль – море’ (Море времени и мысли бьется в бездне голубой (Анненский. Книга отражений), ‘ мысль – туча’ (Иногда эти и подобные мысли сгущались темною тучей (Горький. В людях), ‘ мысль – волна’ (... вдруг загораются в нем мысли, ходят и гуляют в голове, как волны в море (Гончаров. Обломов).

Образ огня также служит продуктивной основой для создания метафорических конструкций, которые позволяют выделить в структуре концепта мысль ряд признаков: ‘горение’, ‘мелькать’, ‘обжигать’, ‘ослеплять’, ‘угасать’. В процессе анализа языкового материала выявлены метафоры ‘ мысль – молния’ (Как зигзагная молния,прорезала мне голову мысль (Брюсов. Огненный ангел), ‘ мысль – солнце’ (... как маленькое дрожащее солнечное пятнышко, мысль о ребенке от него (Арцыбашев. У последней черты), ‘ мысли – огоньки’ (... давно уж не присяду к столу в ясный час утра, когда мысли как огоньки, а душа горяча (Ремизов. Шумы города).

Мысли наделяются воздушными свойствами. Актуализация признаков происходит по следующим метафорам: ‘ мысль – туман’ (И она, сквозь туманы мысли, спрашивала себя: было это или не было? (Гиппиус. Родина), ‘ мысль – ветер’ (... мысли бежали, как легкий ветерок в поле под солнцем (Арцыбашев. У последней черты), ‘ мысль – вихрь’ (... вихри мыслей проносились в его голове (Гарин-Михайловский. Студенты), ‘ мысль – дым’ (Мысли ее были громадныи неслись, как черный дым,подхваченный ветром (Арцыбашев. Санин).

Наименьшей по количеству признаков в структуре концепта мысль представлена стихия ‘земля’. В структуре концепта мысль выделены следующие признаки ‘укореняться’, ‘земля’, ‘камень’ (укорениться в мысли, земная мысль, окаменевшая мысль).

Спектр предметных признаков в структуре концепта мысль достаточно широк: дименсиональные признаки (‘большой’, ‘высота’, ‘глубина’, ‘короткий’, ‘маленький’, ‘широкий’, ‘вес’, ‘глубина’, ‘разделять’: Твой друг излагает перед тобою глубокие мысли, а ты его не слушаешь (Тургенев. Накануне), квалитативные (‘порядок’, ‘твердый’, ‘форма’, ‘холодный’), эстетические признаки (‘красивый’, ‘страшный’, ‘чудовищный’) квантитативные (‘исчисляемость’).

Довольно большое количество признаков подтверждают существование модели ‘ мысль – вытянутый предмет’. Именно в виде некоего продолговатого и заостренного предмета ее можно вбить в голову: …не пришла в голову мысль дать людям выспаться и отдохнуть перед смотром. Наоборот, в это утро особенно ревностно и суетливо вбивали им в голову ее и наставления к стрельбе (Куприн. Поединок). Действия, совершаемые с предметами, можно производить и с абстрактными сущностями. В связи с этим мысль выкидывают из головы: ... выкинь из головы эту мысль о болезни (Гиппиус. Сумерки духа); носят на себе: Они всю жизнь чувства и мысли твои будут носить на себе (Достоевский. Записки из подполья); очищают: Это очень успокаивает и очищает мысли (Замятин. Мы).

В результате анализа удалось выделить следующие артефактные метафоры: ‘ мысль – острый предмет’ (‘ мысль – гвоздь’, ‘ мысль – игла’, ‘ мысль – нож’, ‘ мысль – заступ’): Острою мыслью и чуткой душой / Щедро дурнушку она наделила… (Надсон. Дурнушка), ‘ мысль – опора’, ‘ мысль – награда’, ‘ мысль – механизм’ (‘ мысль – паровоз’, ‘ мысль – карусель’, ‘ мысль – часы’, ‘ мысль – музыкальный инструмент’), ‘ мысль – книга’, ‘ мысль – нить’ (‘ мысль – ткань’, ‘ мысль – сукно’), ‘мысль – карты’, ‘мысль – фонарь’, ‘ мысль – опора’, ‘ мысль – колесо’.

Гастрономические признаки. Ассоциирование мысли с пищей представляется развитием восприятия мысли как внешнего, усваиваемого и дающего энергию продукта. Гастрономическая метафора упорядочивает знания о концепте мысль в терминах исходной концептуальной сферы «кухня», к которой «относятся наименования продуктов питания, гастрономических блюд и их ингредиентов, напитков, процессов приготовления и употребления пищи, а также используемой при этом кухонной утвари» (Керимов 2005).

В работе выделены гастрономические признаки концепта мысль –‘питание’, мысль можно приготовить: признаки ‘варка’, ‘смешивать’; она может иметь вкусовые качества: ‘сладкая’, ‘горькая’, ‘острая’, ‘соленая’, в связи с чем мысль осмысляется как продукты питания: ‘бальзам’, ‘пирог’, ‘эссенция’; по качеству мысль представляется ‘аппетитной’, ‘гнилой’, ‘некачественной пищей’, ‘непрожеванной’, ‘пережеванной’, ‘тухлой’, ‘ядом’/ ‘отравой’. В процессе анализа выявлены следующие метафоры: ‘ мысль – яд’: Подобные мысли о детях отравляют меня (Чехов. Скучная история); ‘ мысль – пирог’, ‘ мысль – бальзам’, ‘ мысль – эссенция’.

Анализ пространственных признаков позволяет определить мысль как объект пространства («внешнего» и «внутреннего» мира человека), в связи с чем выделены признаки ‘высота’, ‘низ’, ‘задний’: Ты простишь меня, если я скажу, что не могу не видеть в тебе задней мысли и политического элемента... (Бабель. Конец богадельни). Кроме того, мысль сама выступает как вместилище; зачастую это выражается в конструкции с пространственным предлогом «в», «на» – в мысли и на мыслях. Мысль как вместилище характеризуют признаки ‘пустота’, ‘граница’.

Мысли свойственна локализация в мире как мегапространстве: Мысль болтается в пустом пространстве, где ей не за что ухватиться (Мамин-Сибиряк. Приваловские миллионы). Место пространственного расположения мысли может быть различным. М. В. Пименова в монографии по исследованию языковой наивной картины мира делит пространство внутреннего мира человека на два типа: 1) пространство реальное – внутри тела человека и 2) мифологическое (идеальное, воображаемое) пространство внутреннего мира (Пименова 1999). Реальное пространство предполагает расположение субъекта или объекта внутреннего мира в пределах тела человека, внутри реально существующих человеческих органов. Данная метафорическая модель конкретизируется в сочетаниях с глаголами и атрибутивами, реализующими идею проникновения, нахождения или покидания помещения.

Соматическое (телесное), реальное пространство, в котором локализуется мысль, делится на три группы. Во-первых, мысль пространственно определяется в/на физических частях тела человека. Самый высокий показатель частотности у признака ‘голова’ (9,2 %):..мысль, которая сильно засела в его голове и нравилась ему (Герцен. Былое и думы). Кроме того, соматическими локализаторами мысли могут выступать ‘тело’, ‘глаза’, ‘брови’, ‘под черепом’, ‘шея’, ‘горло’, ‘руки’. Во-вторых, мысль может «располагаться» во внутренних органах человека, прежде всего, в ‘сердце’:... не пускают на свободу где-то там, глубоко в голове или в сердце как будто сидящую отчетливую мысль (Гарин-Михайловский. Детство Тёмы). В-третьих, мысль может «размещаться» во «внутреннем мире» человека: в/на ‘душе’, ‘уме’ или ‘сознании’: Тихие и грустные мысли ложились ей на душу (Бабель. Мам