ИНТЕЛЛЕКТ

 

Данная работа посвящена комплексному сопоставительному анализу макроконцепта «интеллект» в русской и английской лингвокультурах. Тема работы находится на стыке и пересечении важнейших дисциплинарных областей современной лингвистики: лингвокультурологии, когнитивной лингвистики, аксиологической лингвистики, этнолингвистики и обращена к рассмотрению вербализованных представлений об интеллектуальной сфере внутреннего мира человека в русской и английской языковой картине мира.

Одним из значимых, ключевых концептов практически любого лингвокультурного сообщества, актуальность которого в жизни социума несомненна, является макроконцепт «интеллект». Закономерно, что отдельные факты языковой действительности, имеющие отношение к интеллектуальной сфере человека, неоднократно становились объектом разного рода лингвистических исследований. Интеллектуальная сфера человеческой жизнедеятельности рассматривается современными лингвистами как составная часть глобальной проблемы представления семантических полей, характеризующих человека (Апресян 1995, Урысон 1995, Пименова 1999, Одинцова 2000, Шмелев 2002, Убийко 2004).

В последние годы исследовались русские и английские пословицы об уме и глупости (Дубровская 2000), фразеологическое поле «безумие» на материале русского языка (Жевайкина 2004), концепты душа, сердце и ум на материале древнерусских летописей (Кондратьева 2004), диалектные, просторечные и жаргонные обозначения интеллектуального действия и интеллектуального бессилия в русском языке (Леонтьева 2003), репрезентации лингвокультуремы дурак в русском языке (Бусурина 2004), образное выражение концептов ум и разум как самостоятельных явлений в русской культуре (Сергеева 2004). В каждой из указанных работ уделяется внимание какому-либо одному аспекту проблемы. Несмотря на интерес современных лингвистов к данному феномену, исследование концептуализации интеллектуальной сферы человеческой жизнедеятельности нельзя назвать завершенным. Комплексного сопоставительного исследования макроконцепта «интеллект» на материале двух языков не проводилось.

Суть гипотезы данной работы состоит в том, что макроконцепт «интеллект» является сложным культурно-языковым образованием, имеющим в своем составе базовые концепты интеллектуальной сферы внутреннего мира человека; данный макроконцепт обладает определенными субкатегориальными признаками, которые частично совпадают в английской и русской лингвокультурах.

Цель исследования – выявить содержательную структуру макроконцепта «интеллект» и раскрыть в содержании концепта культурно-обусловленные образные и ценностные составляющие.

Для реализации данной цели были поставлены следующие задачи:

1. Определение понятия лингвокультурного макроконцепта.

2. Описание многоаспектной природы интеллекта человека, его основных характеристик в научной и наивной картине мира.

3. Определение состава лексических единиц, служащих для выражения макроконцепта «интеллект» в английском и русском языках, и определение направлений логико-понятийной конкретизации исследуемого макроконцепта.

4. Выявление и классификация характерных метафорических моделей, на основе которых происходит репрезентация знаний о макроконцепте «интеллект».

5. Выявление корпуса прецедентных текстов пословичного характера, выражающих ценностные характеристики макроконцепта «интеллект» в русской и английской лингвокультурах.

 

Обобщение взглядов различных исследователей позволило выделить пять основных подходов к термину «концепт», существующих в современной когнитивной лингвистике и лингвокультурологии:

1. КОНЦЕПТ-ЗАМЕСТИТЕЛЬ, заменяющий предмет реального мира при осуществлении логических операций (впервые такое понимание концепта появилось в работе С.А. Аскольдова «Концепт и слово» и получило развитие в трудах Д.С. Лихачёва и К.Н. Чеснокова);

2. КОНЦЕПТ-ПРЕДСТАВЛЕНИЕ, содержащий культурные и ценностные установки (этот подход нашёл отражение в работах зарубежных лингвистов, в том числе А. Вежбицкой);

3. КОНЦЕПТ-ПОСРЕДНИК как универсальная социокультурная единица, обобщающая опыт этноса в какой-либо сфере жизнедеятельности; с ее помощью осуществляется взаимодействие между субъектом и окружающим его миром (отражен в работах Ю.С. Степанова и Н.Д. Арутюновой).

4. КОНЦЕПТ-КВАНТ, структурирующий знание, накопленное социумом (достаточно распространенная точка зрения на данный термин, встречающаяся в работах Ю.Н. Караулова, З.Д. Поповой и И.А. Стернина);

5. КОНЦЕПТ-КОМПЛЕКС, в составе которого выделяются не только понятийный, но и образный и ценностный компоненты (интегративное понимание концепта, предложенное С.Х. Ляпиным, В.И. Карасиком, С.Г. Воркачевым, Г.Г. Слышкиным).

Согласно последнему подходу, наиболее приемлемому с точки зрения настоящего исследования, концепт понимается как многомерное культурно-значимое образование, которое покрывает предметные области когнитивной лингвистики и лингвокультурологии, существует в коллективном сознании, опредмечивается в той или иной форме.

Комплексный подход к исследованию концептов помогает выйти на новый уровень интеграции в лингвистических исследованиях, он требует решения проблем типологии концептов, их иерархии, взаимовлияния и взаимопроникновения. С данных позиций в рамках концептосферы (совокупности вербализованных концептов языка) следует разграничивать понятия, иерархически связанные между собой: суперконцепты, макроконцепты и базовые концепты. В.И. Убийко (2004) так определяет объем этих понятий: «Суперконцепты, макроконцепты и базовые концепты представляют собой объемные ментальные образования, вбирающие в себя не только инвариант значений репрезентирующего слова, но и инвариант его словообразовательного гнезда и одновременно семантического поля. Этот объем заполняет его параметры. Чем больше параметры, тем больше объем концепта». Таким образом, под суперконцептами следует понимать наиболее объемные по значению ментальные единицы, состоящие из единиц более низкого порядка – макроконцептов, которые, в свою очередь, имеют в своем составе базовые концепты, формирующие ядро представлений о том или ином явлении окружающей действительности.

По мнению ряда исследователей, интегрирующим суперконцептом в концептосфере языка является концепт «человек» (Одинцова 2000, Пименова 1999, Убийко 2004, Урысон 1995). Через имплицитные и эксплицитные компоненты отношений он связан абсолютно со всеми сферами. Основные параметры суперконцепта «человек» определяют его отношение к миру. Главные из этих отношений преломляются в макроконцептах взаимодействия человека с внешним миром («жить», «работать», «двигаться», «иметь») (Апресян 1995, Убийко 2004) и макроконцептах внутреннего мира человека. В рамках последних может быть выделен и описан макроконцепт «интеллект».

Непосредственный объект анализа макроконцепта «интеллект» включает динамику соотношения семантической структуры языка и картины мира конкретного лингвокультурного сообщества. Такой анализ должен предваряться исследованием потенциальных возможностей макроконцепта. В данном случае имеется в виду язык в потенции, язык, не реализованный в текстах, но готовый к такой реализации (Караулов 1999). Именно с этой целью в последующих разделах данной работы представлена многоаспектная природа феномена «интеллект человека» в научной и наивной картине мира.

Наиболее значимыми для настоящего исследования являются научные представления об интеллекте человека, сложившиеся в философии, психологии и лингвистике. Эволюция философских взглядов на интеллект представлена в различных философских течениях от античности до наших дней: интеллектуализм – рационализм – картезианский дуализм – космизм (Гераклит, Аристотель, Р. Декарт, К. Юнг, П.А. Флоренский, В.И. Вернадский, М. Мамардашвили и др.). Философы, принадлежащие к разным эпохам и научным школам, исследовали противопоставления или взаимосвязи в человеческой жизнедеятельности идеального и материального (духа и плоти), а также интеллектуального и эмоционального (сердца и разума). Современное философское обоснование научной картины мира отходит от традиций антропоцентризма, понимающего Homo Sapiens в качестве венца космической эволюции разума. С позиций постклассической научной картины мира допускается возможность появления нового сверхбиологического человека – Homo Sapiens autocreator – человека разумного самосозидающего. Планета Земля рассматривается в рамках этой теории как один из этапов эволюции разумного человека.

С точки зрения психологии интеллект рассматривается как относительно устойчивая структура умственных способностей индивида, которые поддаются объективному измерению и всестороннему экспериментальному исследованию (Г. Айзенк, Ж. Пиаже, В. Штерн). Например, широко распространенная в современном мире методика измерения интеллектуальных способностей человека – «коэффициент интеллектуальности» (IQ), разработанный Г. Айзенком. В психологии существует противопоставление двух форм интеллекта – теоретического (академического) и практического (социального). Последней форме, связанной с решением индивидом жизненно необходимых задач, уделяется наибольшее внимание в психологических исследованиях.

В лингвистических исследованиях интеллект рассматривается как составная часть глобальной проблемы семантических полей, характеризующих человека. Можно отметить внимание к данному феномену в языковедческих работах, посвященных более широким проблемам (Апресян 1995, Вежбицкая 1997, Карасик 2002, Урысон 1995 и др.), а также в частных исследованиях, затрагивающих лишь определенную область рассматриваемой проблемы (Бусурина 2004, Дубровская 2000, Кондратьева 2004, Леонтьева 2003, Сергеева 2004 и др.). Выявляется национально-культурное своеобразие отдельных групп лексических и фразеологических единиц, относящихся к семантическим полям «ум» или «глупость». При этом исследования интеллектуальных характеристик человека ограничены как объемом рассматриваемого материала (пейоративной лексика, диалектная лексика, жаргон, пословичный фонд, древнерусские летописи и др.), так и временными и территориальными рамками.

В наивной картине мира, по мнению многих исследователей (Вежбицкая 1996, Телия 1996, Пименова 2002), наиболее ярко концептуальные свойства явлений отражают прототипы. Это эталонные образы, которые являются типичными, центральными членами наших представлений об объекте, вокруг них в сознании носителей языка группируются все другие элементы, имеющие отношение к тому или иному лингвокультурному концепту.

К типичным текстам, на основании которых формируются национально специфичные прототипические представления об интеллекте человека, относятся, в первую очередь, произведения фольклора.

В русской лингвокультуре особое место занимает образ фольклорного дурака (Иван-дурак, Иванушка-Дурачок, Емеля, младший сын и т.п.). Однако существуют две противоположные модели данного образа. Дурак в бытовых сказках – это объект издевок и всеобщего осмеяния. За алогичные действия, приносящие вред окружающим, дурака наказывают и бьют односельчане, родные братья и родители. Они противостоят дураку как «умные» персонажи, поведение которых соответствует норме социального интеллекта: поступают так, как положено по обычаям, правилам, законам, практическому опыту. Иван-Дурак в волшебных сказках – собирательный образ, отражающий типичные представления о национальном положительном герое. При общепризнанно невысоком уровне развития умственных способностей этот герой обладает такими качествами, как доброта, честность, отсутствие стремления к личной выгоде.

Женские фольклорные персонажи актуализируют интеллектуальные качества высокого порядка (Василиса Премудрая/Прекрасная, Марфа-царевна, Елена Премудрая/Прекрасная). Их практическая женская мудрость, и изобретательность сочетается с другими положительными качествами русской женщины – красота, доброта, верность, трудолюбие.

Имена данных фольклорных персонажей употребляются в речи современных носителей русского языка для характеристики глупцов в простаков (дурак, Иванушка-Дурачок) или красивых умных женщин (Василиса Премудрая). Обобщенный образ мудрой женщины нередко противопоставляется образу глупого мужчины: Наша женщина – Василиса Премудрая и Елена Прекрасная, но муж у нее – дурак, комическая фигура (Изв. 27.01.2005).

В англоязычном фольклоре нами не обнаружен единый прототипический персонаж, носитель обобщенного качества «глупость». Носителем этого качества могут быть разные в возрастном, социальном и гендерном аспекте герои. Все они, как и русский Иван-Дурак, являются угнетенными персонажами – бедняки, младшие дети в семье, обделенные отцовским наследством, жители отдаленных деревень. В универсальных для русской и английской лингвокультур представлениях интеллект неразрывно связан с другими характеристиками личности. Выделяется особый практический интеллект (хитрость), который ценится намного ниже, чем такие качества, как честь, доброта, совесть, милосердие и высокий (в морально-этическом плане) интеллект (мудрость), неотделимый от представлений о высокой духовности человека.

К специфическим прототипическим взглядам на интеллект человека в английской лингвокультуре относится представление о глупости как о коллективном качестве. В англоязычном фольклоре широко представлены семьи глупцов и целые деревни глупцов. Носители коллективной глупости подвергаются резкому осуждению со стороны умных персонажей, это качество традиционно высмеивается или наказывается. Наиболее известной в английском фольклоре является реальная деревня Готэм (от англ. goat – козел), которая фигурирует в народных рассказах о дураках и детских народных стихах. Вашингтон Ирвинг сравнил деревню дураков с Нью-Йорком, после чего название «Готэм» закрепилось за этим городом. В качестве имени вымышленного мегаполиса, населенного дураками и сумасшедшими, оно появилось и в первом комиксе о Бэтмене. От названия города образован фразеологизм wise man of Gotham/man of Gotham (‘дурак’, ‘простак‘), а также пейоратив gothamite (‘дурак’, ‘житель Нью-Йорка’).

Рассмотренные прототипические представления постоянно обогащаются и видоизменяются в современном русском и английском языковом сознании. Это положение подтверждают данные проведенного нами анкетирования и интервьюирования носителей русского и английского языков (100 русских и 85 англоязычных респондентов).

В результате эксперимента был выявлен круг имен, являющихся эталонными для характеристики интеллектуальной способности на современном этапе развития лингвокультуры. Так, например, русскоязычные информанты в большей степени упоминали имена политических деятелей в качестве типичных носителей того или иного интеллектуального качества (более 70% опрошенных). При общем троекратном преобладании негативных оценок, наиболее употребительной характеристикой явилось слово тупой, которое часто связывалось с неспособностью определяемого субъекта внятно излагать свои мысли в процессе устной коммуникации. Примечательно, что данный факт пока не нашел отражения в толковых словарях. Среди прецедентных имен в связи с указанной выше характеристикой в большинстве случаев упоминаются имена В.С. Черномырдина и телеведущей Даны Борисовой.

Среди англоязычных информантов наиболее частотны упоминания американского президента Джорджа Буша-младшего в качестве эталонного носителя низко развитых интеллектуальных способностей (для характеристики используются лексемы dumb и silly). Наряду с этим именем, в ответах участников опроса фигурируют мультипликационный персонаж Гомер Симпсон и популярная певица Бритни Спирс. Основным поводом для признания человека интеллектуально несостоятельным признаётся речевая дисфункция. В пропорции 1:2 преобладают негативные оценки интеллектуальных способностей.

В следующем задании информантам было предложено определить разницу между дураком и сумасшедшим. Примечательно, что глупость воспринимается русскоговорящими респондентами как константная характеристика, которая не меняется со временем, в то время как безумие является болезнью, подлежащей лечению. Анализ ответов англоязычных участников исследования показал, что в английской лингвокультуре не существует четкой границы между этими двумя проявлениями интеллектуальной характеристики.

В результате анализа логико-понятийной составляющей, выраженной средствами словарных фондов обоих языков, были выделены четыре лексико-семантические группы:

ЛСГ-1 прилагательных, обозначающих характеристику интеллектуальных способностей субъекта, указывающих на присутствие/отсутствие смысла, логики в продуктах интеллектуальной деятельности или детерминирующих степень психического расстройства;

ЛСГ-2 существительных, обозначающих носителя умственных способностей, развитых в той или иной степени;

ЛСГ-3 существительных, выражающих значения ума, глупости, безумия как абстрактных понятий, а также обозначающих действие, характеризуемое с точки зрения его осмысленности или уместности;

ЛСГ-4 глаголов, обозначающих интеллектуальное действие, качественное изменение интеллектуальной характеристики индивида или переход в состояние психического дисбаланса.

После компонентного анализа дефиниций глаголов, образующих ЛСГ-4, нами было определено, что интеллектуальная способность отражена в языке в своих трех основных ипостасях, которые обозначаются следующими номинациями: знать/know, соображать/grasp, рассуждать/reason. Таким образом, в ходе исследования нами были выявлены три классифицирующих семантических признака, опредмечивающих базовые критерии оценки интеллектуальных способностей. Каждый из этих признаков является градуируемым. Следовательно, группы существительных и прилагательных, образованные вокруг этих признаков, можно представить в виде градуальных лексико-семантических парадигм.

Первую группу представляют лексические единицы, характеризующие образованность, опыт и компетенцию субъекта (например: невежественный, эрудит, начитанность, enlightened, simpleton, erudition). Глагольное выражение определяемой способности – знать/know. Эта группа формирует логико-понятийное содержание базового концепта «образованность».

Во вторую группу включены лексические единицы, характеризующие способность быстро реагировать, принимать решения (например: смекалистый, тупица, непонятливость, smart, ignoramus, astuteness). Глагольное выражение определяемой способности – соображать/grasp. Эта группа формирует логико-понятийное содержание базового концепта «сообразительность».

Лексические единицы третьей группы характеризуют разумность действий субъекта, т.е. интеллектуально обусловленные способности к достижению результата, намеченной цели (например: здравомыслящий, идиот, благоразумие, reasonable, booby, sagacity). Глагольное выражение определяемой способности – рассуждать/reason. Эта группа, формирующая логико-понятийное содержание базового концепта «разумность», отличается от остальных структурой отрицательных значений. В результате образуется трехполюсная система.

Исследование показало, что слова, находящиеся в области минусовых значений градуальных шкал (т. е. обозначающие низкий уровень развития интеллектуальных способностей), не всегда носят негативную коннотацию, что обусловлено разными факторами чисто языкового и социокультурного характера. Примечательно также, что, помимо различий в степени градации основного семантического признака между словами, составляющими вышеуказанные смысловые группы, в составе их значений выделено некоторое количество менее значимых признаков (таких, как стремление к познанию, склонность к демонстрации субъектом своих интеллектуальных способностей, способность к креативной умственной деятельности и др.). Этот факт демонстрирует возможность дальнейшей разработки семантических полей, образуемых данными признаками.

Также в значении лексических единиц обоих языков, обозначающих низкий уровень развития интеллектуальных способностей, замечена тенденция к десемантизации. Слова дурак и dumb, а также их производные часто используются как эксплетивы, в контекстах, которые явно демонстрируют отсутствие каких-либо интеллектуальных характеристик: Stop your dumb singing! Эта дурацкая машина опять не заводится!

Выявленные базовые концепты, составляющие ядро представлений об интеллекте человека в русской и английской лингвокультурах, были рассмотрены на предмет их образно-метафорического переосмысления.

Проведенный анализ показал, что в качестве образно-метафорической структуры исследуемых концептов выступают аниматные (живая природа) и инаниматные (неживая природа) признаки.

I. Аниматные метафоры являются наиболее характерными для образной конкретизации трех базовых концептов. При концептуализации интеллектуальных характеристик человека в рамках образов живой природы используются антропоморфные и зооморфные метафоры. Они структурируют знание об интеллекте при помощи ментальных и функциональных характеристик человека со свойственными ему способами чувственного восприятия действительности (персонификация интеллектуальной способности) с одной стороны, и при помощи поведенческих моделей представителей животного мира – с другой.

1. При этом антропоморфные метафоры равномерно представлены в обоих языках, как в области положительных, так и в области отрицательных значений. В ходе анализа фактического материала (толковые и фразеологические словари, тексты художественной литературы и средств массовой информации) в рамках антропоморфных метафор нами было выявлено шесть метафорических моделей, имеющих отношение к выражению значения трех базовых концептов макроконцепта «интеллект», и приблизительно в равной степени представленных в обеих лингвокультурах:

а) «Интеллект – человеческий орган». Особое место в русском и англоязычном языковом сознании занимают такие органы, как мозг и голова, которые являются средоточием интеллектуальной жизни человека, местом локализации мысли. Голова позволяет человеку здраво рассуждать (базовый концепт «разумность»); про человека, наделенного этой способностью, говорят светлая (ясная) голова, человек с головой, а о том, кто лишен этой способности, замечают – каша в голове, без головы. Кроме того, голове и мозгу (мозгам) принадлежит решающая роль в способности эффективно и быстро решать жизненно важные задачи (базовый концепт «сообразительность»).

Данные метафоры достаточно частотны и в английском языке: brain dead – глупый; turn smb’s brain – сводить кого-л. с ума; go off one’s head – рехнуться; to have an old head on young shoulders – быть смышленым; to have one’s head screwed on right – быть смышлёным, сообразительным (буквально: ‘голова прикручена правильно’). Примечательно, что метафорическое осмысление головы и мозга не имеет ничего общего с научными (медицинскими) представлениями об этих органах: have more brains in one’s little finger than one has in his whole body.

В последние десятилетия у лексемы мозги (во множественном числе)развилось новое значение – «интеллектуальный потенциал, научные кадры» (базовый концепт «образованность»). В современной речи достаточно частотны выражения покупать/скупать мозги (‘создавая лучшие условия работы, жизни, способствовать переезду ученых, инженеров в другую страну’) и утечка мозгов (‘отъезд ученых за пределы страны в силу экономических, политических и т.п. причин’). Последнее выражение является калькой английских устойчивых выражений brain drain (‘выезд английских учёных, педагогов, врачей за границу, в США, из-за лучших условий труда и более высоких заработков’) и brain drainer (‘ученый, специалист, эмигрировавший в другую страну, где ему предоставляют лучшие условия’).

б) «Интеллект – здоровье/болезнь». Интеллектуально полноценный человек воспринимается как здоровый (здравый рассудок), а интеллектуально неполноценный – какбольной (просторечное больной на всю голову) (базовый концепт «разумность»). Отсутствие/утрата органа может квалифицироваться как отсутствие/утрата закреплённых за ним функций: потерять голову – утратить способность понимать, принимать решения.

Аналогичные средства выражения идеи утраты мыслительной способности характерны и для английского языка. В частности, необдуманный глупый поступок может определяться посредством употребления слов headless, mindless, brainless и устойчивого оборота to lose one’s head/brain/mind.

в) «Интеллект – зрение/слепота»: И ведь как раньше глуп был, слеп Бенедикт, как все равно слепцы на торжище: поют-заливаются, а сами во тьме живут, им и в полдень темно! (Т. Толстая); How blind we were in days of youth… (J. La Brie).

г) «Интеллект – речь». Одним из главных критериев оценки интеллекта человека является степень развития его речи (базовый концепт «образованность»). Работа ума ассоциируется с успешной реализацией речевой способности, а нарушение речи служит показателем интеллектуальной неполноценности человека (Двух слов связать не может). Ср. также употребление этнонимов для характеристики человека, который говорит непонятно (турок, нерусь). С другой стороны, глупый человек может характеризоваться как болтливый (Одна голова – два языка). Английское прилагательное dumb, первоначально означавшее ‘немой’, со временем приобрело второе значение – ‘тупой, глупый, невежественный’:

д) «Интеллект – сила, власть». Как качество, которым в идеале языковое сознание наделяет правителей, высоко развитый ум сравнивается с властью и силой (базовый концепт «разумность»): Там царят разумность и порядок, там помогут (Б. Акунин). There’s still something which is greater than magic … it’s the power of mind (J. Rowling).

Для англоязычного пословичного фонда характерна персонификация ума путем согласования слов wisdom и reason со словами женского рода (ум называется госпожой, повелительницей, королевой) и местоимением she: (Wisdom/Reason is the mistress and queen of all things. If you will not hear reason, she will surely rap your knuckles). Кроме того, этот факт позволяет судить о различной родовой концептуализации той мыслительной способности человека, которая обозначена лексемами разум и reason в в словарных фондах двух культурных обществ.

е) «Интеллект – богатство». С богатством ассоциативно связаны представления об образованности и эрудиции: Ума палата (по В. И. Далю палата – ‘дворец; покои, где хранятся замечательные древности’); Столько лет на земле прожил, а ума не нажил (Т. Толстая); She inherited her mother’s wit… (Hawthorne); Who else could boast off such a brilliant mind? (А. Kiedis). Значительно реже отмечаются случаи образного сравнения глупости с бедностью: Сам-то Корней умом был беден… (Б. Акунин); He had a poor mind.

2. Зооморфные метафоры, в отличие от антропоморфных, представлены преимущественно в области отрицательных значений. Для разнообразных характеристик интеллекта человека в русской и английской лингвокультурах используются зооморфные образы осла и курицы.

Со словами осёл и ass / jackass конвенционально ассоциируется представление об упрямстве, тупости и (реже) беспечности как признаках, ингерентно присущих человеку и проецируемых на модель поведения животного. В английском языке слово ass активно употребляется в составе фразеологизмов, таких, как all asses wag their ears – ‘дуракам присущ глубокомысленный вид’, never bray at an ass – ‘не связывайся с дураком’, to act / play the ass ‘глупо, необдуманно себя вести’: Daria I am proud that you felt you could talk to us about this so openly even if I did act the ass at first (Arrows).

Хотя осел не является типичным персонажем русского фольклора, этот образ хорошо знаком носителям русского языка по басням И.А. Крылова, выступая в них символом тупости и невежества.

Зооморфный образ курицы относится к типичным русским мифологическим образам. Современные носители русского языка могут обращаться к образу курицы для характеристики глупого и бестолкового человека, обычно женщины – (куриный ум, куриные мозги) (РКП: 107). Например: – Когда она тебя сдавала, о чем думали ее куриные мозги? (Ф. Незнанский). В английской лингвокультуре образ курицы для обозначения глупости менее типичен. Его употребление встречаем лишь в составе устойчивого выражения a headless chiken.

Остальные зооморфные образы культурно специфичны.

Примечательно, что на поведенческую модель совы в двух языках проецируются полярно противоположные качества. В сознании носителей английского языка сова символизирует глупость (базовый концепт «сообразительность»): They are just like stupid owls… All they do is blink at you (Anti-Furby Manifesto). С образом совы в сознании носителей русского языка связано представление о мудрости (базовый концепт «разумность»). Он входит в число русских мифологических образов. Хотя сова не относится к типичным русским сказочным персонажам, ее образ встречается в поверьях, песенной и обрядовой поэзии: Летела сова – умная голова (РКП: 160). Сова – весьма распространенный символ мудрости в современном российском обществе.

Для русского языка характерно сравнение глупого человека с бараном. Так, в русской культуре бытует представление о баране как о животном крайне глупом, покорном, безропотно подчиняющемся судьбе, но при этом упрямом. Русские люди могут называть бараном человека глупого, «тупого», упрямого (РКП: 58). Например: – Эти бараны? Да у них хватает ума только на то, чтобы не пронести ложку мимо рта (Л. Филатов).

В английской лингвокультуре также возможны (но менее частотны) сравнения тупого человека с зайцем, быком, совой, свиньёй, гусём (harebrain, as stupid as an ox, … as an owl, to stare like a pig соответственно). Встречаем данные образы и в составе устойчивых выражений: dumb ox и h are -brained.

II. В группе инаниматных метафор наиболее полно представлены концептуальные модели двух типов: «интеллект – физические свойства» и «интеллект – объекты материального мира».

1. Первый тип представлен четырьмя метафорическими признаками – объем, пространство, скорость и свет.

а) Общей для трех базовых концептов в обеих лингвокультурах является метафора объема. Этот объём может быть тесен для обилия мыслей: В уме, подавленном тоской, // Теснится тяжких дум избыток… (А.С. Пушкин); его можно изолировать от проникновения нежелательных идей и тем: But his mind was closedon the subject (F.S. Fitzgerald).

Мысль, не находящая моментального словесного выражения, формулировка которой представляется неясной, находит различное образное осмысление в английской и русской лингвокультурах. Для носителей английского языка проблема выражения трудноформулируемой мысли связана с ее удалением «на задний план»: «Yet something had been nagging at the back of his mind all day»(J. Rowling). В русском языке та же идея выражается путём указания на постоянное перемещение мысли в пределах отведённого ей объёма (ума, головы и т. д.), её «неуловимость»: Крутится в голове, да на язык не соскочит.

О развитии интеллектуальных способностей человека можно судить по образной заполненности этого объёма знаниями, рациональными идеями (у него в голове кое-что имеется; fullof reason, wisdom). Значит, ум как (высокий) уровень развития интеллектуальной способности является тем, что заполняет этот объём. Ум сравнивается с неким запасом, который каждому необходимо постоянно иметь при себе, которого может не хватить: Беда привалила, ума не хватило; Reason is the least burdensome traveling pack.

Как для русской, так и для английской языковой культуры характерно осмысление глупости как некоей пустоты, т. е. незаполненности объема: Ни за что не доверю этому пустоголовомуослу такое важное дело! (В. Каверин). Ср.: empty-headed – глупый, бездумный.

Остальные метафорические признаки в составе метафорической модели «интеллект – физические свойства» характеризуют какой-либо один из базовых концептов.

б) Пространственная метафора используется для характеристики образованности. За словами и выражениями, обозначающими высокий уровень развития интеллектуальных способностей, закрепляется универсальная ориентационная метафора верха: He is by all means a highly educatedperson» (CELIL); и почти достиг вершин познанья (И. Губерман). Соответственно низ в антропоцентричной системе координат будут занимать интеллектуальные способности, находящиеся на уровне развития «ниже среднего» (низкий уровень развития, low Intellect).

В сознании носителей русской лингвокультуры образовалась параллельная система координат, противоположная по векторной направленности общепринятой универсальной системе полюсов «добра» и «зла» — верх ↔ низ. Часто при градации интеллектуальных способностей, а именно, образованности, профессиональной компетентности (например, в науке, образовании и т. д.) или способности к аналитической умственной деятельности, можно встретить такие выражения, как глубокий ум/поверхностный ум (вероятно, от глубокое/поверхностное знание): Он не хранил в своем запасе // Глубоких замыслов и дум … (А.С. Пушкин); Он поверхностный человек; Он погрузился в раздумья. Наличие дополнительной системы координат свидетельствует о более детальной концептуализации данного сегмента в русской лингвокультуре.

Ещё одним из вариантов пространственно ориентированных образных сравнений может выступать метафорический признак узость/широта: Блажен, заставший время славное во весь размах ума и плеч …(И. Губерман); Сергея Петровича относили в разряд ограниченных, хотя никогда не высказывали этого ему прямо в лицо (Л. Андреев). This book is sure to help you to widen your scope. It is very narrow-minded to claim Jesus is the only means to get to heaven (http://www.kentchurch.com/jesusonly.html).

в) Метафора света также используется для характеристики образованности. Эта модель генетически связана с рассмотренной выше антропоморфной метафорой «интеллект – зрение»: He is a very bright guy; She is a dim person; He can always shed light on a problem; Он очень умный, просвещённый человек; Эх ты, темнота; От вас требуется только ясный ум; Мой разум угаснет и т.д.

г) Метафора скорости характеризует сообразительность человека: Боярин сразу, не дожидаясь ответа, задал еще несколько вопросов, так что стало видно – человек ума скорого, нетерпеливого (Б. Акунин). Ср.: a quick-witted person.

2. Концептуальная метафорическая модель «интеллект – объекты материального мира» представлена четырьмя типами метафор.

а) Метафора орудия/оружия используется для характеристики разумности. Этот тип распространен в обеих обеих лингвокультурах: Не копьём побивают, а умом. Soon he was completely defeated by my reasonable arguments.

Остальные типы метафор данной метафорической модели в большей степени характерны для русского языка.

б) В русском языковом сознании идея монолитности воплотилась в сравнении глупости с деревом. Носителям языка свойственно воспринимать глупость как непроходимость, непробиваемость. Для обозначения несообразительного или невежественного человека используются следующие лексические и фразеологические единицы русского языка: дубина, дубина стоеросовая, дуб, дубовая голова, бревно, чурбан, чурка, полено, пень, балда (‘шишка, нарост на дереве’), болван (‘отрубок бревна, чурбан’), балбес (‘увесистая деревянная колотушка’). Последние три метафоры являются стертыми, давно утратившими свою двуплановость.

Видимо, причиной формирования древесной метафоры в русскоязычной картине мира послужили природные условия, являвшиеся естественным фоном формирования славянской культуры и развития ремесел.

Сравнения с деревом для английского языка менее характерны. Можно отметить слово dense, (в первом словарном значении – ‘густой, частый, непроходимый лес’), используемое для характеристики несообразительности субъекта (You have to repeat twice. He has always been so dense!) исуществительное blockhead, также характеризующее тупого, несообразительного человека(ср. block — ‘a large solid piece of wood, stone, or other material’).

в) Для характеристики интеллектуальной неполноценности в русской просторечной лексике и фразеологии используются образы дороги и дома(базовый концепт «разумность») – преимущественно «отклонение от дороги» (съехать с ума, своротить с ума), «отъезда из дома» (тронуться умом), «повреждение жилища» (крыша поехала), «отсутствие в доме близких людей» (не все дома). Соответственно ум воспринимается как надежное пристанище: Своим умком – своим домком (поговорка). Анализируя русскую диалектную лексику, Е.Л. Березович видит в случаях, подобных рассмотренным, единую логику: отсутствие дома, полноценной семьи, «вечное странствование» воспринимается оседлым народом как антинорма (2004: 12). Эта метафорическая модель не является характерной для английского языка.

г) Для характеристики интеллектуальной неполноценности в русской лингвокультуре также используется техническая метафора, которая является самой молодой из рассмотренных метафорических моделей (базовые концепты «сообразительность» и «разумность»). О ее недостаточной распространенности говорит тот факт, что она представлена преимущественно в русской просторечной и жаргонной лексике. В данном случае неадекватность поведения, связанная с недостатком интеллектуального развития, ассоциируется с поломкой механизма (шарики за ролики заходят, сдвиг по фазе, сойти/съехать с катушек), а человек с замедленными мыслительными процессами – с остановкой движения (стопор, тормоз).

Положительная характеристика интеллектуального действия представлена в просторечных глаголах, обозначающих работу механизма фурычить, шурупить,т.е. «хорошо разбираться в чем-либо». Аналогичные данные получены и Т.В. Леонтьевой(2004) при исследовании лексики русского жаргона.

Разнообразные характеристики интеллекта человека, выявленные в ходе анализа логико-понятийной и образной составляющих, позволили рассмотреть наиболее значимые ценностные характеристики исследуемого макроконцепта. Лингвокультурный макроконцепт «интеллект» можно определить как один самых важных элементов как английской, так и русской ценностной картины мира.

Ценностные характеристики интеллектуальных качеств человека выявлялись на основе анализа прецедентных текстов пословичного характера – устойчивых высказываний (пословиц, поговорок, крылатых выражений), представляющих собой клише, использующихся в номинативных целях и обладающих высоким индексом цитируемости в аутентичных текстах и живой речи. Наиболее значимые негативные и позитивные характеристики интеллекта человека были сведены в логемы (обобщающие исходные мысли, объединяющие конкретные характеристики и культурно-значимые оценки).

Анализ негативного отношения к интеллектуальным характеристикам человека позволил заключить, что глупость в русской и английской лингвокультурах оценивается как константное явление, не поддающееся исправлению(Дурака никакими лекарствами не вылечишь; 20 лет – ума нет и не будет; A fool at forty is a fool indeed), которое широко распространено (Дураков у нас непочатый край. One fool makes many), может передаваться от одного человека к другому(One fool makes many; С умным браниться — ума набраться, с дураком мириться — свой растерять) и представляет опасность для окружающих (Услужливый дурак опаснее врага. Children and fools must not play with edged tools).

Глупость неотделима от таких характеристик личности, как чрезмерное усердие(Заставь дурака богу молиться – весь лоб расшибет; Дурная голова ногам покоя не дает; Zeal is only for wise men, but is found mostly in fools), бедность (Без ума – человеку сума; Every poor man is counted a fool), болтливость, смешливость (Wise men silent, fools talk; Дурак кричит – умный молчит; Смех без причины – признак дурачины), беспомощность (The wise man must carry the fool on his shoulders). Причем смешливость как негативная характеристика интеллекта человека представлена только в русской лингвокультуре, а беспомощность – только в английской. Обращает на себя внимание более терпимое ценностное отношение к глупым людям в русском языковом сознании (С дурака меньше спросу; На дурака обижаться грех; На дурака суда нет).

Негативное отношение к интеллектуальным характеристикам высокого порядка проявляется в том, что ум является непостоянным атрибутом, и, проявляясь в избыточном количестве (выпячиваясь, выступая предметом хвастовства), выступает в качестве осуждаемого порока (Не умничай; умней тебя в тюрьме сидят!), приводит к несчастьям (Беда привалила — ума не хватило) и к бедности(И с умом, да с сумой). Отмечается непрактичность и наивность умного человека (На всякого мудреца довольно простоты; Умная голова дураку досталась). В современной русской речи достаточно активно употребляется выражение горе от ума (от названия комедии А.С. Грибоедова), которе дает оценку уму как качеству, препятствующему жизненному успеху. и выражение не мудрствуя лукаво (из трагедии А.С. Пушкина «Борис Годунов»), призывающее не демонстрировать свою образованность и эрудированность. Кроме того, в русском языковом сознании наличие ума связано с такими эмоциональными состояниями человека, как грусть и печаль. (Во многой мудрости есть много печали).

Выражение негативной оценки интеллектуальных характеристик человека демонстрируют причинно-следственные отношения макроконцепта «интеллект» с другими концептами, входящими в структуру суперконцепта «человек»: «бедность/богатство», «речь», «грусть/печаль» и др.

Анализ позитивного отношения к интеллектуальным характеристикам человека позволил сделать вывод, что интеллектуальные характеристики высокого порядка в русской и английской лингвокультурах оцениваются как жизненно необходимые(The greatest treasure in life is wisdom), но долго накапливаемые (No man is born wise or learned; Ум окрыляется с годами)и редко встречающиеся качества (A wise man is a great wonder; Старые умники вымерли, а молодые не нарождаются).

Примечательно, что осознание ума как позитивной ценности по-разному объективируется в разных языках (Better wit than wealth; Был бы ум, будет и рубль). Для русского человека ум важнее красоты (Не краса красит человека, а ум; Не кудри золотят человека, а ум), а с другой стороны, он представляет собой источник прибыли, средство обогащения (С умом собину нажить). В сознании же англо-говорящей языковой личности ум – нечто несоизмеримое с богатством, стоящее выше денег в общей иерархии ценностей (Wisdom is more precious than wealth; Poverty can never disgrace the wise man).

Позитивное отношение к глупому человеку связано с его удачливостью (Дуракам везет; Дураку везде счастье; Fools for luck), искренностью и правдивостью (Только ребенок да дурак правду скажут; Children and fools tell the truth).

Анализ фактического материала показывает, что как при негативной, так и при позитивной оценке интеллекта человека преобладают единицы, относящиеся к выражению базового концепта «разумность». Это позволяет сделать вывод, что разумность является наиболее ценностно обусловленной социально-этической характеристикой интеллекта человека, а сообразительность и образованность можно рассматривать как более объективные характеристики.

Выводы о ценностном отношении к интеллектуальным характеристикам человека подтверждаются в работе примерами употребления прецедентных текстов пословичного характера в русской и английской художественной литературе, публицистике и интернет-коммуникации.

Основные итоги проведенного исследования сводятся к следующим положениям:

1. Лингвокультурный концепт «интеллект», объективирующийся различными концептуальными признаками, является макроконцептом, который интегрируется в суперконцепт «человек» в качестве одного из важных компонентов системы, описывающей внутренний мир человека.

2. Макроконцепт «интеллект» имеет прототипический характер. Представитель лингвокультуры хранит в памяти сложившиеся в древности представления о типичных персонажах, носителях интеллектуальных качеств высокого и низкого порядка, об их действиях и реакциях применительно к тем или иным ситуациям. Данные представления постоянно обогащаются и видоизменяются в современном русском и английском языковом сознании. Идет активное формирование новых прецедентных феноменов, характеризующих глупого и умного человека.

3. В логико-понятийной структуре макроконцепта «интеллект» выделяются три базовых концепта, организованные вокруг инвариантных смысловых признаков, являющихся градуируемыми: «образованность» (эрудиция и компетенция субъекта); «сообразительность» (способность быстро реагировать, принимать решения); «разумность» (интеллектуально обусловленные способности к достижению результата, намеченной цели).

4. Образная репрезентация знаний о макроконцепте «интеллект» происходит на основе когнитивных метафор живой и неживой природы. Общими для образной конкретизации трех базовых концептов являются антропоморфная, зооморфная, древесная метафоры и метафора объема. Пространственная метафора и метафора света используются для характеристики образованности, метафоры скорости и механизма – для характеристики сообразительности, метафоры механизма, орудия/оружия и дома/дороги – для характеристики разумности.

5. Выделяется четкое противопоставление негативного и позитивного ценностного отношения к интеллектуальным характеристикам человека. Разумность является ценностной характеристикой человека, которая в большей степени обусловлена социально-этическими параметрами, тогда как сообразительность и образованность оцениваются на более объективных основаниях.

Рассмотренные признаки являются общими для обеих лингвокультур. Расхождения заключаются в количественной представленности языковых единиц и в своеобразии аллюзий, возникающих при метафоризации ценностно значимых языковых единиц в русском и английском языковом сознании.

 

Литература

 

Крюков А.В. Структура объективного содержания концепта ‘intelligence’ // Вестник СНО, № 18. Сер. «Филология». – Волгоград: Перемена, 2001. – С. 87-91.

Крюков А.В. Образная конкретизация значения лингвокультурного концепта «ум/глупость» // VII региональная конференция молодых исследователей Волгоградской области: Тезисы докладов. Напр. 13. Филология. – Волгоград: Перемена, 2003. – С. 99-101.

Крюков А.В. Понятийное ядро концепта «интеллект» в перспективе лингвокультурологического анализа // Проблемы вербализации концептов в семантике языка и текста: Материалы междунар. симпозиума. Ч. 2. Тезисы докладов. – Волгоград: Перемена, 2003. – С. 19-20.

Крюков А.В. Выражение оценки интеллектуальной способности в русской лингвокультуре // Аксиологическая лингвистика: проблемы и перспективы: Тезисы докладов. – Волгоград: Колледж, 2004. – С. 66-67.

Крюков А.В. Экспериментальное исследование интеллектуальной характеристики личности // Человек в коммуникации: аспекты исследований. – Волгоград: Перемена, 2005. – С. 33-39.

Крюков А.В. Образно-метафорическая конкретизация концепта «интеллект» в русской и английской лингвокультурах // Профессиональная коммуникация: проблемы гуманитарных наук. Вып. 1. – Филология и лингвистика. – Волгоград: Изд-во ВГСХА, 2005. – С. 94-101.

 

 

А.А. Осипова (Магнитогорск)

СМЕРТЬ

Концепт «Смерть» занимает важное место в ряду ценностных понятий носителей русского языка. Выбор концепта «Смерть» как объекта исследования обусловлен его важностью в русской концептуальной картине мира. Данный концепт уже описывался лингвистами (Дзюба 2001, Кудрина 2005, Миронова 2004, Павлович 1996, Салалыкина 2003, Хо Сон Тэ 2001, Чернейко 2001, Юминова 1999) как отдельно, так и в сопоставлении с концептом-антонимом «Жизнь»; в данной статье продолжается исследование концепта «Смерть» как одного из базовых концептов русской национальной концептосферы. Исследование выполнено в рамках научной школы «Историческая фразеология и крылатология» доктора филологических наук, профессора кафедры общего языкознания и истории языка Магнитогорского государственного университета С. Г. Шулежкова.

Под концептом в работе понимается когнитивное (мыслительное) образование полевой структуры, объединяющее связанные с каким-либо явлением понятия, представления, знания, ассоциации, переживания, часть которых составляет инвариантное коллективно выработанное и понятийно структурированное, оформленное ядро, а остальные - индивидуальную периферию. В настоящем исследовании концепт рассматривается как составная часть концептуальной картины мира (концептосферы), причем в данном случае корректно говорить лишь о вербализованной части концепта, которая представлена в языковой картине мира (семантическом пространстве языка). Для более четкой организации и удобства восприятия знаний о концепте «Смерть» применяется прием построения фрейма. Фрейм - обобщенное представление о какой-либо типичной жизненной ситуации, ее схема, «структура знаний, представляющая собой пакет информации об определенном фрагменте человеческого опыта (объекте (стереотипной) ситуации)» (Кобозева 2000, с. 65).

Мы исследуем концепт «Смерть» как элемент языковой картины мира носителей современного русского языка (инвариантная часть) и как элемент индивидуально-авторской картины мира (алловариантная часть), вербализованный в произведениях В. П. Астафьева 1980-1990-х гг.

В ходе анализа различных лингвистических словарей реконструировалось инвариантное значение (содержательное ядро) концепта. В результате исследования функционирования различных вербализаторов концепта «Смерть» в творчестве В. П. Астафьева 1980-1990-х гг. устанавливались индивидуально-авторские особенности этого концепта.

Концепт «Смерть» является значимым в произведениях В. П. Астафьева 80-90-х гг. XX в. В рассказах 1980-х гг. тема смерти почти везде является сопутствующей основному повествованию, в произведениях о войне, написанных в 1990-х гг., она становится основной. В. П. Астафьев, по общепринятому мнению, стал виднейшим представителем той прозы, которую долгое время условно именовали «деревенской». В его «высокохудожественных произведениях, органично сочетающих философичность, социальный пафос, углубленный психологизм, рассматриваются наиболее важные слагаемые современного народно-национального бытия» (Большев 1986, с. 10).

Объектом исследованияв данной работе стали слова и сверхсловные языковые единицы (626 единиц, употребленные 2348 раз), вербализующие концепт «Смерть» в русской языковой картине мира (по лексикографическим данным) и в языковой картине мира В. П. Астафьева.

Предметом анализастали состав и структура поля вербализаторов (ПВ) концепта «Смерть» в системе русского языка и в творчестве В. П. Астафьева, а также парадигматические, синтагматические, словообразовательные, ассоциативные связи между вербализаторами поля как отражение признаков концепта «Смерть», существующего в языковой картине мира и в индивидуальной картине мира писателя.

В качестве источников исследования концепта «Смерть» как фрагмента русской концептосферы выступили различные словари русского языка (толковые, словообразовательные, этимологические, ассоциативный; словари синонимов, антонимов, сочетаемости слов); дополнительными источниками послужили энциклопедические словари (философский, этики) и результаты проведенного в 2004 г. ассоциативного эксперимента. В качестве источников исследования особенностей вербализации концепта «Смерть» в творчестве В. П. Астафьева были использованы произведения 1980-1990х гг., включенные в отдельные тома пятнадцатитомного собрания сочинений В. П. Астафьева.

В качестве основных методов и приемов исследованияв работе использовались метод моделирования семантического поля, позволяющий изучать значения языковых единиц в их связях друг с другом; метод свободного ассоциативного эксперимента, дающий необходимые результаты для обнаружения когнитивных признаков концепта; метод компонентного анализа для установления отнесенности слов и сверхсловных образований к числу вербализаторов концепта; метод контекстуального анализа при исследовании функционирования вербализаторов концепта «Смерть» в условиях контекста; описательный метод с использованием приемов интроспекции, интерпретации, сопоставления, обобщения и типологизации при классификации языковых средств вербализации концепта; прием построения и анализа минимального содержательного ядра ключевого слова, вербализующего концепт в языке, для выявления ядра ПВ концепта «Смерть» и его связи с другими лексико-семантическими вариантами (ЛСВ) имени концепта; прием анализа синонимов ключевого слова,дающий возможность выявить дифференциальные признаки исследуемого концепта, появляющиеся при сопоставлении лексем, принадлежащих к синонимическому ряду; прием анализа лексической сочетаемости ключевого слова для получения наибольшего числа семантических признаков лексемы-имени концепта; прием количественных подсчетов для выявления соотношения разных групп вербализаторов концепта. Использование сразу нескольких перечисленных выше методов и приемов анализа концепта связано с нашим представлением о концепте как «кванте знания», различные признаки которого могут эксплицироваться в языке и речи. Многоаспектное описание языковых репрезентаций концепта и их текстового функционирования позволяет наиболее полно представить содержание и структуру изучаемого концепта.

Анализ лексического значения слова смерть является необходимым условием описания концепта «Смерть», так как значение имени концепта своими системными семами передает определенные признаки, образующие концепт, хотя это всегда лишь часть смыслового содержания концепта. Анализ имени (ключевого слова) концепта «Смерть» по данным русских словарей периода до XIX в. и XIX-XX вв. позволил выявить все ЛСВ слова смерть: 1) ‘процесс прекращения жизнедеятельности и переход из одного состояния в другое’; 2) ‘смертная казнь’; 3) ‘конец, полное прекращение какой-нибудь деятельности; гибель, уничтожение чего-л.’; 4) ‘очень, в высшей степени, чрезвычайно’; 5) ‘плохо, нехорошо; горе, беда’; 6) ‘мор, моровая язва’; 7) ‘погибель’; 8) ‘умирание’; 9) ‘бессмертие души’ – и определить минимальное содержательное ядро (или инвариант) концепта с учетом корректировки значений лексемы смерть, предложенных толковыми словарями. Инвариант выглядит следующим образом: ‘прекращение жизнедеятельности и переход из состояния бытия в состояние небытия’. Соименами концепта «Смерть» являются синонимы конец и кончина. В целом синонимические парадигмы выделяют тройную культурную доминанту смерть - кончина - конец, которая в обыденном сознании составляет ядро концепта «Смерть». Однако «Новый объяснительный словарь синонимов» (НОСС) фиксирует свойственные этим словам различия культурных смыслов.

Явление смерти предполагает определенный процесс, который манифестируют глаголы умирать/умереть; связь существительного и глаголов устанавливается с помощью этимологических словарей (ср. прасл. *merti связывается с русск. мерть ‘умирать’. К форме инфинитива, по своему происхождению являющегося отглагольным именем, позже присоединяется приставка с-, которая, вероятно, связана с др.-инд. su- «хороший, благой», первоначально «благая смерть» и далее со *svo- (см. свой)). Опираясь на данные этимологических словарей, считаем возможным включить глаголы умирать/умереть в ядро анализируемого концепта.

Переход от понятия к слову можно проследить, используя данные «Русского семантического словаря» (РСС 1983), в котором сделана попытка получения информации о лексическом окружении любой единицы. В статье дескриптора «Смерть» в словаре объединено 41 слово, структура лексического значения которых включает некоторые из 9-ти базовых семантических множителей (гиб-, нежи-, распа-, уби-, смерт-, умер-, прекра-, уничт-, организм-). Самым продуктивным среди них является семантический множитель (СМ) уби-, так как он объединяет в дескрипторной статье наибольшее количество лексем (16). Чуть менее продуктивным оказался СМ смерт- (объединяет 12 лексем). СМ организм- оказался «не работающим», так как не входит ни в одно из слов в статье дескриптора. Нужно отметить, что самым эффективным, по данным РСС, стал СМ, отражающий смерть как неестественный процесс. Идея неестественной смерти отражается в более разнообразном списке лексем, что косвенно можно объяснить превалированием в русском языке единиц, содержащих пейоративную оценку. Вслед за Л. Н. Чурилиной, мы считаем, что единицы, вошедшие в состав дескриптора, образуют, в свою очередь, более частные объединения - семантические микрополя в составе рассматриваемого семантического поля («способ смерти», «следствие», «состояние», «эмоции»), которые позволят реконструировать концепт «Смерть» в лексико-системном варианте его представления.

Полевая модель структуры концепта подобна полевой модели значения слова, поэтому далее нами были описаны основные языковые средства репрезентации ядра и периферии концепта «Смерть» (состав поля вербализаторов (ПВ) - ядро-основное значение (ЛСВ 1) и 8 ЛСВ лексемы смерть, распределенные по характеру семантических отношений с ядром - околоядерные, зоны ближней и дальней периферии, - а также родовые, видовые, синонимические, антонимические элементы, связанные с каждым ЛСВ). Само слово смерть в качестве видового имени можно отнести к лексико-семантическому полю Прекращение (гипероним). В эквиполентной оппозиции с именем анализируемого концепта находятся его согипонимы по полю Прекращение - кончиться ‘прийти к концу, прекратиться’, пройти ‘о чем-нибудь бывшем, длившемся: миновать, протечь, прекратиться’, перестать ‘кончиться (о том, что длилось, продолжалось)’, затихнуть, утихнуть ‘стать тише, перестать, прекратиться’, замереть ‘затихая, прекратиться’, потухнуть ‘ослабевать, терять силы, исчезать’. В нулевой оппозиции с ядерной семемой, выделенной нами (‘прекращение жизнедеятельности и переход из состояния бытия в состояние небытия’), находятся синонимы имени концепта - лексемы конец и кончина (последний не нашел отражения в РСС). К антонимам ядерной семемы (эквиполентная оппозиция с ядром ПВ) по данным «Словаря антонимов русского языка» Л. А. Введенской мы относим единицы, указывающие на наличие существования или начало существования кого-л.: жизнь ‘существование человека, животного’, рождение ‘момент появления на свет’, бессмертие ‘вечное существование, не прекращающееся бытие’. В ПВ концепта «Смерть» мы включили и однокоренные слова из словообразовательных гнезд «Смерть» и «Мереть», отражающие ценностный аспект культурной информации о концепте. Кроме основных единиц - лексем, в структуру ПВ концепта «Смерть» входят сверхсловные языковые единицы, играющие важную роль в репрезентации концепта «Смерть» как в русской языковой картине мира, так и в индивидуально-авторской картине мира произведений В. П. Астафьева 1980-1990-х гг. и распределенные по характеру семного наполнения их значения в секторах каждого из выделенных ЛСВ слова смерть. Проанализированные сверхсловные языковые единицы качественно дополняют ПВ концепта «Смерть», так как несут на себе оценку его имени.

Анализ сочетаемостных возможностей ключевого слова по данным «Учебного словаря сочетаемости слов русского языка» (УСС) позволил определить дополнительные семантические признаки лексемы и установить важнейшие черты концепта «Смерть». Отмечено 19 основных моделей, по которым лексема смерть синтаксически сочетается с прилагательными, существительными, глаголами в словосочетаниях. Самую большую группу составили атрибутивные и объектные словосочетания. Основным объектом смерти является человек. Об этом свидетельствует словарная помета о человеке. Следовательно, в русской концептосфере понятие смерти связывается главным образом с человеком - типичным объектом смерти в различных высказываниях. В отличие от объекта, субъект смерти в УСС не называется, хотя часто предполагается. Обнаружены некоторые черты явления смерти: смерть может быть естественным и противоестественным процессом, а также добровольным актом; смерть может характеризоваться через временну¢ю отнесенность к другому процессу или явлению; смерть - это, с одной стороны, неизбежный процесс, с другой - процесс, который возможно предотвратить; смерть - это то, что однозначно вызывает у людей страх, и др.

Анализ данных «Русского ассоциативного словаря» (РАС) и проведенного нами свободного ассоциативного эксперимента дал необходимые результаты для обнаружения когнитивных признаков концепта, которые в процессе исследования другими методиками оставались без внимания. Немаловажными являются зеркальные ассоциации (пары слов, являющихся друг для друга реакциями) и так называемые «новые» ассоциации, которые несвойственны семантическим отношениям, выявленным нами в ходе анализа сочетаемости лексемы смерть по данным УСС. Так, типичными объектами смерти являются родственники (ср. в РАС мать, дедушка, дядя), которые воспринимаются русским языковым сознанием как нечто дорогое, ценное, то, что тяжелее всего терять. Устойчивыми являются представления о сосуществовании двух полярных понятий (смерть - жизнь), а также о противоположении некоторых явлений (смерть - здоровье и многочисленные примеры с частицей не в качестве главного члена реакции: не думать, не люблю, не признавать и т. д.). Константными остаются и синонимические связи слова-стимула смерть (конец, конец жизни, уйти), и атрибуты (черный, кровь), и причинность смерти (реакции с предлогом от: от жажды, от пожара, от раны, от яда и т. д.).

В ходе нашего ассоциативного эксперимента респондентами стали студенты 1-5 курсов филологического, исторического факультетов и факультета информатики Магнитогорского государственного университета (281 человек). Сопоставление данных, полученных авторами РАС в ходе ассоциативного эксперимента 1988-1991 гг., и данных эксперимента, проведенного нами в 2004 г., показало, что совпадает или является сходной лишь малая часть реакций (59), а основная масса слов-ответов характеризуется несхожестью. Это, с одной стороны, свидетельствует об устойчивости определенного числа реакций, собранных РАС и нами, а значит, доказывает прочность концептуальных связей, которые отражаются в данных ассоциациях. С другой стороны, большое количество разных реакций указывает на подвижность самого концепта «Смерть», объективирующегося в разные временны¢е промежутки разными языковыми средствами. Количественные показатели частотности реакций по данным РАС в ходе нашего эксперимента не подтвердились (ср., например, реакции в РАС и результаты нашего эксперимента соответственно: жизнь - 50 реакций и жизнь - 7 реакций; гроб - 10 реакцийи гр