Античность

начал, так и кончит. Кто завел друга, чтобы тот выру­чал из цепей, тот покинет его, едва загремят оковы. (9) Таковы дружеские союзы, которые народ назы­вает временными. С кем мы сошлись ради пользы, мил нам, лишь покуда полезен. Вот почему вокруг того, чьи дела процветают, — толпа друзей, а вокруг потерпевших крушение — пустыня. Друзья бегут от­туда, где испытывается дружба. Вот почему видим мы так много постыдных примеров, когда одни из страха бросают друзей, другие из страха предают их. Каково начало, таков конец, иначе и быть не может. Кто подружился ради выгоды, тому будет дорога на­града за измену дружбе, коль скоро и в пей было до­рого ему что-нибудь, кроме нее самой. (10) Для чего приобретаю я друга? Чтобы было за кого умереть, за кем пойти в изгнанье, за чью жизнь бороться и от­дать жизнь. А дружба, о которой ты пишешь, та, что заключается ради корысти и смотрит, что можно выгадать, — это не дружба, а сделка. (11) Нет сомне­ния, страсть влюбленных имеет с дружбой нечто об­щее, ее можно бы даже назвать безрассудной друж­бой. Но разве любит кто-нибудь ради прибыли? Ради честолюбия и славы? Любовь сама по себе, прене­брегая всем остальным, зажигает души вожделением к красоте, не чуждым надежды на ответную неж­ность. Как же так? 11сужсли причина более честная родит постыдную страсть? (12) Ты возразишь мне: «Не о том сейчас речь, надо ли искать дружбы ради нее самой или ради иной цели». — Наоборот, как раз это и надобно доказать. Ведь если надо искать ее ра­ди нее самой, значит, и тот, кто ни в ком, кроме себя, не нуждается, может искать ее. «Как же он будет ее искать?» — Как ищут самое прекрасное, не прельща­ясь прибылью, не боясь переменчивости фортуны. Кто заводит друзей на всякий случай, тот лишает дружбу ее величия.

(13) Мудрому никто, кроме него самого, не ну­жен. Многие, Луцилий, толкуют эту мысль преврат­но: изгоняют мудреца отовсюду и заставляют его за­мкнуться в своей скорлупе. Между тем следует разо­браться, много ли обещает это изречение и что

обещает. Мудрому довольно самого себя для того, чтобы жить блаженно, а не для того, чтобы жить. Для жизни ему многое потребно, а для блаженства только высокий и здоровый дух, презирающий фор­туну. (14) Я хочу сослаться на Хрисиппа, какое он принимает разделение. Он говорит, что мудрец ни в чем не терпит нужды, хотя потребно ему многое, глупому же ничего не требуется, потому что он ни­чем не умеет пользоваться, зато нужду он терпит во всем. Мудрецу нужны и руки, и глаза, и еще многое, без чего не обойтись в повседневной жизни, а нужды он не терпит ни в чем. Ведь нужда — это необходи­мость, а для мудрого необходимости нет. (15) Зна­чит, хотя мудрец и довольствуется самим собой, в друзьях он нее же имеет потребность и хочет иметь их как можно больше, ноне для блаженной жизни, — ведь жить блаженно может он и без друзей. Высшее благо не ищет орудий ноипе: оно создается дома и возни каст только само ии себя. Ксли же хоть какая-то часть его заимствуется и:шис, око уже зависит от фортуны. (16) «А как будет жить мудрец, если он, взя­тый иод стражу, переселенный на чужбину, замеш­кавшийся в долгом плавании, выброшенный на пус­тынный берег, останется без друзей?» — Как Юпитер в ту пору, когда мир расточится, боги сольются во­едино, природа замрет в неподвижности, а сам он успокоится, предавшись думам. Нечто подобное де­лает и мудрый: он замыкается в себе, остается с са­мим собой. (17) Покуда, однако, он может вершить дела по своему усмотрению, он, хоть ни в ком, кроме себя, не нуждается, берет жену, хоть ни в ком не нуж­дается, родит детей, хоть ни в ком не нуждается, не станет жить, если придется жить, не видя ни еди­ного человека. К дружбе влечет его не собственная польза, а естественная тяга. Ведь от роду заложено в нас влечение ко многим вещам, в их числе и к друж­бе. Подобно тому как всем ненавистно одиночество, подобно тому как стремление жить сообща естест­венно объединяет человека с человеком, так есть и здесь некое побуждение, заставляющее нас стре­миться к дружбе. (18) Но, хоть мудрец и любит как

никто друзей, хотя он ставит их наравне с собой, а часто и выше себя, — все же он будет верить, что все его благо в нем самом, и повторит слова Стильпона, того самого, на которого нападает в письме Эпикур. Когда родной город Стильпона был захвачен, когда он потерял жену, потерял детей, а сам вышел из ох­ватившего все пожара один, но по-прежнему бла­женный, Деметрий, прозванный из-за множества уничтоженных им городов Полиоркетом, спросил его, потерял ли Стильпон что-нибудь, и тот ответил: «Все мое благо со мною!» (19) Нот человек смелый и решительный! Он победил даже победившего вра­га. Он сказал: «Я ничего не потерял» — и заставил то­го сомневаться в собственной победе. «Все мое со мной» — со мной справедливость, добродетель, ра­зумность, сама способность не считать благом то, что можно отнять. Мы дивимся животным, которые могут пройти сквозь огонь без вреда для тела; но на­сколько удивительнее этот человек, который про­шел сквозь вооруженный строй, огонь и развалины без ущерба и вреда для себя! Видишь, насколько лег­че победить целый народ, чем одного человека? Его речь — это речь стоика, который тоже проносит свое благо нетронутым через сожженные города. Ведь никто, кроме исто самого, ему не нужен, — та­ковы для пего пределы счастья. (20) А чтоб ты не ду­мал, будто мы одни бросаемся высокими словами, — знай, что и сам упрекавший Стильпона Эпикур на­писал сходное изречение, которое ты и соблаговоли принять, хотя сегодняшний мой долг уже погашен. «Кому не кажется верхом изобилия то, что есть, тот останется бедняком, даже сделавшись хозяином все­го мира». Или же так, если, по-твоему, это звучит луч­ше (ведь сохранять верность надо не словам, а мыс­лям): «Кто не считает себя блаженней всех, тот не­счастен, даже если повелевает миром». (21) Знай, что мысли эти принадлежат всем и, значит, подска­заны природой, так что их же ты найдешь и у коми­ческого поэта:

Несчастен, кто счастливым не сочтет себя.

Имеет ли значение, как тебе живется, если ты пола­гаешь, что плохо? (22) «Так что же, — спросишь ты, — если объявит себя блаженным и бесчестно разбогатевший, и хозяин сотен рабов, рабствующий у тысячи хозяев, значит, он и станет блаженным по собственному приговору?» — Пет, важно не то, что он говорит, а что чувствует, и не то, что чувствует се­годня, а то, что всегда. Потому тебе нет причины бо­яться, что столь великое благо достанется и на долю недостойных. Только мудрому по душе то, что есть, глупость же постоянно страдает, гнушаясь тем, что имеет. Будь здоров.