CL QJ CO

Q

Ex

зований: банков, предприятий, промышленных союзов, советов предпринимателей, etc. К сожалению, здесь очень трудно выйти за пределы общих соображений и гипотез, поскольку вмешательство этих структур всегда окружается глубокой конфиденциальностью. Ф.-Х. Ан-дерхилл в Энциклопедии социальных наук раскрывает роль банка «Монреаль», Великой магистральной желез­ной дороги и вообще монреальского большого бизнеса в возникновении в Канаде консервативной партии в в 1854 г. Подобное влияние без сомнения можно было бы обнаружить у истоков почти всех партий правых. Одна­ко по большей части в этом отношении имеются лишь предположения (достаточно, впрочем, серьезные), но не доказательства. Чтобы действительно выявить формы и степень влияния капиталистических объединений на ге­незис политических партий, нужны особенно скрупулез­ные исследования.

Но каковы бы ни были истоки партий внешнего про­исхождения, они обладают целым комплексом призна­ков, которые достаточно четко отличают их от партий, сложившихся в электоральном и парламентском процес­се. Прежде всего им обычно свойственна большая цент­рализация. В самом деле: первые начинают с вершины, тогда как вторые — с фундамента. У одних комитеты и местные секции учреждаются по инициативе центра, ко­торый возник раньше и потому волен ограничить свободу их действия. А у других, напротив, именно уже возник­шие местные организации создают центральный орган, чтобы координировать свою деятельность, и, следова­тельно, ограничивают его полномочия, с тем чтобы со­хранить себе максимум автономии. Степень децентрали­зованное™ внешнего фактора, создающего партию, обусловливает степень децентрализации последней. Так, лейбористские партии менее централизованы, чем ком­мунистические, а партии, инициированные капиталисти­ческими объединениями, менее централизованы, чем лей­бористские, etc. Но при любых обстоятельствах правилом остается общее соответствие внешнего происхождения и централизованного характера. По аналогичным мотивам партии внешнего происхождения обычно отличаются большей сплоченностью и дисциплинированностью, чем их собратья электорального и парламентского происхож­дения. Действительно, первые располагают уже существу-

ющей организацией, которая естественно связывает все их исходные клеточки, — вторым нужно еще установить эту связь всех частей, имея в качестве отправного пункта лишь нескольких депутатов, сосуществующих в лоне одно­го и того же парламента.

Роль самих парламентских групп в партиях этих двух типов также различна. Парламентские партии испытывают глубокое их воздействие; депутаты играют здесь первую скрипку, учреждают ли они коллективно центральный орган или фигурируют индивидуально в каком-либо руководя­щем комитете: их там так много, что от парламентской груп­пы он отличается лишь теоретически. Такое преобладание легко объясняется происхождением партии, в котором де­путаты сыграли решающую роль. И, напротив, в партиях внешнего происхождения, конституировавшихся без учас­тия депутатов, их роль, вполне понятно, обычно бывает мень­шей. Здесь всегда обнаруживаются более или менее выра­женное недоверие к парламентской группе и более или менее явное стремление подчинить ее власти независимого от нее руководящего партийного органа. Разумеется, есть немало и других факторов, объясняющих этот феномен: можно кон­статировать, что он обнаруживается во всех социалисти­ческих партиях, будь то партии, созданные парламентским путем, как во Франции, или партии внешнего происхожде­ния, как в Англии. Но этот пример не опровергает предше­ствующего, напротив: разве не поразительно, что практи­ческое влияние парламентской группы куда более развито во французской социалистической партии, нежели в лейбо­ристской? И что все социалистические партии, даже самые близкие к электоральному и парламентскому циклу, испы­тали большее или меньшее воздействие внешних сил?

Среди факторов, которые определяют влиятельность депутатов в партии, решающим остается ее генезис. Нужно сказать больше: вся жизнь партии несет на себе родовую печать ее происхождения, и положение депутатов в партии служит частным проявлением общего соотноше­ния электоральной и парламентской активности с други­ми формами ее деятельности. Партии, созданные вне пар­ламента, гораздо более индифферентно относятся к нему, нежели те, кто вскормлен и рожден в тени этого сераля. Для последних завоевание мест в политических ассамб­леях выступает основой жизни партии, оправданием ее существования и высшей целью бытия. Для первых же

I

о

п

%

CD

CO

I

с

v Q

избирательная и парламентская борьба хотя и остается весьма значимой, но она всего лишь один из элементов общей деятельности, одно из средств, которое наряду с другими используется для достижения политических це­лей. Во Франции, например, для партии радикалов основ­ной заботой неизменно выступает завоевание максимума парламентских мест; для МРП главное — это продвиже­ние в политическую жизнь определенных духовных и моральных ценностей, и она придает воспитательной де­ятельности такое же значение, как и политическим бит­вам; для коммунистической партии, наконец, избиратель-ные баталии есть прежде элемент, зачастую второстепенный, общей стратегии, нацеленной на полный захват власти и тоталитарное ее отправление. Конечно, подобные различия связаны не только с особенностями генезиса, но влияние последних неоспоримо. Этим и объясняется, что партии внешнего происхождения, даже доктринально связанные с парламентской систе­мой, никогда не придают ей той же значимости, кото­рую она имеет для партий первого типа. Их развитие фактически обнаруживает известное равнодушие (час­то неосознанное и подавляемое) по отношению к пар­ламенту и выборам.

Это замечание настолько серьезно, что порой пред­ставляется, будто электоральный и парламентский путь соответствуют традиционному, а внешнее и происхожде­ние — современному типу. До 1900 г. большая часть по­литических партий зарождалась первым способом: если не считать влияния церкви на некоторые католические партии (в особенности бельгийскую консервативную), финансово-промышленных образований — на партии правой, а кружков интеллектуалов (и франкмасонства) — на ряд либеральных, до появления социалистических партий в начале XX века вмешательство внешних сил в политические процессы обнаруживается очень редко. Но с этого момента именно внешнее происхождение стано­вится правилом, а парламентское — исключением. Недав­ний пример возникновения и поражения Республиканс­кой партии свободы во Франции и ее поражение хорошо показывает исключительный характер такого пути в со­временную эпоху. Нужно, однако, сделать исключение для молодых (с точки зрения демократии) стран, то есть государств, где политические ассамблеи и всеобщие вы-

боры реально только еще начинают функционировать: здесь развитие партий в основном соответствует первому из описанных типов. Это не противоречит предшествую­щему утверждению, но, напротив, подтверждает его ис­тинность, показывая,что электоральный и парламентс­кий путь создания партий характерен для определенной (разы эволюции демократии, а именно стадии постепен­ного становления всеобщего избирательного права (на практике, а не только в юридических документах, по­скольку последние ей обычно предшествуют). Речь идет о прогрессирующем вовлечении массы новых избирате­лей, переходе от личного выбора к коллективному: раз-питие комитетов этому как раз и соответствует. Но как только эта первая фаза закончилась и партии вполне кон­ституировались, возникновение новых наталкивается на барьер уже существующих: чтобы его преодолеть, раз­розненных местных инициатив совершенно недостаточ­но, они глохнут там же, где зарождаются, и неспособны создать настоящую национальную партию. Иначе гово­ря, первый путь соответствует созданию политических партий в стране, где еще не существует системы органи­зованных партий. С тех пор как такая система функцио­нирует, настойчиво заявляет о себе второй путь.

КОММЕНТАРИИ

[1] «Машины» — полутеневые бюрократические орга­низации, сложившиеся в последней трети XIX века в США, Англии, Германии, включающие професси­ональных политиков и влиятельных претендентов на политические должности, от которых постепенно стала зависеть вся внутренняя жизнь партий, выд­вижение кандидатов и проведение избирательных кампаний, распределение государственных постов и высших должностей. «Машины» фактически зача­стую возвышались и над парламентариями, и над официальными лидерами партий. Феномен «маши­ны» впервые исследован М. Острогорским и М. Ве-бером. В США и некоторых других англосаксонских странах и сегодня машинами называют аппарат по­литических партий, реальная власть которого во многом носит неофициальный характер.

I

|^J

CD

"О

[2] Whip в наше время руководителей и организаторов фракций иной партии британского Парламента.

[3] «Боевые кресты» — в 30-е годы была самой крупной фашистской организацией во Франции (насчитыва­ла до 350 тыс.). Создана в 1927 г. полковником гра­фом де Ля Роком на базе лиги ветеранов. Первона­чально в нее входили только участники Первой мировой войны, награжденные орденом Боевого креста. Название самой организации точнее было бы перевести как «Огненные кресты», однако во из­бежание трудностей для читателя в данном случае переводчик находит необходимым посчитаться с дав­ней и повсеместно представленной уже сложившей­ся традицией перевода.

Книга первая

Структура партий

Структура партий характеризуется многообразием. За одним и тем же понятием стоят три или четыре соци­ологических типа, различающиеся по базовым элемен­там, способам их интеграции в определенную целост­ность, внутренним связям и руководящим институтам. Первый из них соответствует «буржуазным» партиям XIX века, которые и сегодня все еще существуют в виде консервативных и либеральных партий. В США они про­должают полностью занимать политическую сцену (вме­сте с тем американские партии отличаются и весьма ориги­нальными чертами). Они базируются на небольших комитетах, довольно независимых друг от друга и обычно децентрализованных; они не стремятся ни к умножению своих членов, ни к вовлечению широких народных масс — скорее они стараются объединять личностей. Их деятель­ность целиком направлена на выборы и парламентские ком­бинации и этом смысле сохраняет характер наполовину сезонный; их административная инфраструктура находит­ся в зачаточном состоянии; руководство здесь как бы рас­пылено среди депутатов и носит ярко выраженную лично­стную форму. Реальная власть принадлежит то одному, то другому клану, который складывается вокруг парламен­тского лидера; соперничество этих группировок и составля­ет жизнь партий. Партия занимается проблемами исключи­тельно политическими, доктрина и идеологические вопросы

ш

Z1 о

 

 

то с га а.

\

CL

I—

и

i

a

a. <o

с

s

О

играют весьма скромную роль; принадлежность к партии чаще всего основана на интересе или традиции.

Совершенно иначе построены социалистические партии континентальной Европы: они основаны на вовлечении мак­симально возможного количества людей, народных масс. Здесь мы обнаружим четкую систему вступления, допол­ненную весьма строгим механизмом индивидуальных взно­сов, что в основном и обеспечивает финансирование партии (тогда как для так называемых «буржуазных» партий пер­вого типа источником средств чаще всего выступают пожер­твования и субсидии каких-либо частных кредиторов — коммерсантов, предпринимателей, банков и других финан­совых структур. Комитеты уступают место «секциям» — рабочим единицам более широким и открытым, важней­шей функцией которых помимо чисто электоральной де­ятельности выступает политическое воспитание членов. Массовость членства и взимание взносов требуют созда­ния значительного административного аппарата. В такой партии всегда есть большее или меньшее количество так называемых «постоянных» — то есть функционеров, ко­торые естественно тяготеют к превращению в своего рода класс и закреплению определенной власти; так склады­ваются зачатки бюрократии. Личностный характер руко­водства здесь смягчен целой системой коллективных ин­ститутов (съезды, национальные комитеты, советы, бюро, секретариаты) с настоящим разделением властей. В прин­ципе на всех уровнях царит выборность, но на практике обнаруживаются мощные олигархические тенденции. Го­раздо более важную роль внутри самой партии играет доктрина, так как личное соперничество принимает фор­му борьбы различных идеологических течений. Кроме того партия выходит далеко за пределы собственно по­литики, захватывая экономическую, социальную, семей­ную и другие сферы.

И уже в наше время коммунизм и фашизм создали еще более оригинальный социологический тип организации. В целом для него характерны: развитая централизация, про­тивостоящая полуцентрализации социалистических партий; система вертикальных связей, устанавливающая строгую изоляцию базовых элементов друг от друга, которая проти­востоит любой попытке фракционирования или раскола и обеспечивает беспрекословную дисциплину; основанное на автократических принципах (назначение сверху и коопта­ция) руководство, роль парламентариев в котором практи-

чески равна нулю. И тот и другой отводят избирательной борьбе всего лишь второстепенную роль: их настоящая дея­тельность — иная, она развертывается на почве непрерыв­ной пропаганды и агитации. Они используют прямые, а под­час и насильственные методы: забастовки, восстания, путчи, etc. И те, и другие стараются приспособиться к условиям как открытой, так и подпольной борьбы, если государство применяет против них запреты и преследования. Оба осно­вываются на жестких тоталитарных доктринах, требующих от членов партии не только политической приверженнос­ти, но и полного подчинения всего существа. Они не при­емлют разграничения публичной и частной жизни, пре­тендуя распоряжаться как той, так и другой. Обе партии развивают в своих членах нерассуждающую преданность, замешенную на мифах и преданиях религиозного толка, соединяя таким образом церковную веру и армейскую дисциплину.

Вместе с тем коммунистические и фашистские партии коренным образом отличаются друг от друга. И прежде всего по своей структуре: первые опираются на систему производственных ячеек, вторые — на своеобразную ми­лицию, разного рода не государственные военизирован­ные отряды. И затем — по своему социальному составу: первые представляют себя как политическое выражение рабочего класса, передовой отряд пролетариата, борюще­гося за свое освобождение; вторые созданы как орудие защиты среднего класса и мелкой буржуазии с целью про­тивостоять их вытеснению и захвату политической власти рабочим классом. Они различны, наконец, по содержанию своих доктрин и коренным принципам: коммунизм верит в массы, фашизм — в элиты; первый исповедует эгалитаризм, второй — аристократизм. Коммунизм исходит из оптими­стической философии, веры в прогресс, твердой убежден­ности в цивилизаторской миссии техники; фашизм отлича­ет пессимистическое воззрение на человечество, он отвергает сциентизм XIX века точно так же, как и рациона­лизм XVIII, и настаивает на ценностях традиционных и первозданных — общности расы, крови, почвы. Подсоз­нательно эти высшие ценности олицетворяет для него не рабочий,а крестьянин.

Многие партии не укладываются в эту общую схему. И прежде всего — христианско-демократические, занимаю­щие промежуточное положение между старыми партиями и социалистическими. Далее это лейбористские партии, со-

Ь

о

ГО

зданньге на базе кооперативов и профсоюзов по принципу непрямой структуры, которая нуждается в специальном анализе. Это агарные партии, организационное разнообра­зие которых весьма велико, хотя они и не получили боль­шого распространения. Это партии архаического и предыс-торического типа, которые встречаются в некоторых странах Востока и Среднего Востока, Африки или Центральной Ев­ропы (до 1939 г.). Простые клиентелы, складывающиеся рядом с влиятельными личностями; кланы, объединенные вокруг феодальных семейств; камарильи, собранные каким-то военным диктатором — все они не будут непосредствен­но рассматриваться в этой книге. С другой стороны, схема о которой идет речь, остается приблизительной и неточной, она описывает скорее тенденции, нежели четко обозначен­ные различия. Вернее, она основана на взаимодействии спе­цифических различий, относящихся к базовым элементам партий, механизмам вовлечения членов, степеням и приро­де принадлежности к партии, выдвижению вождей, роли парламентариев, etc. Главная цель этого исследования — максимально точное определение этих базовых различий, поскольку все вышеперечисленное образует только про­странство для их взаимодействия.

Глава первая

Инфраструктура партий

В любой группе людей принято различать два эле­мента: ее членов и ее лидеров; тех, кто повинуется, и тех, кто руководит; «управляемых» и «управляющих», как сказал бы Л.Дюги [1], — такое видение реальности в об­щем верно, но слишком абстрактно. К тому же оно рож­дает вполне определенные ассоциации: скопление инди­видов, связанных некоторой солидарностью с одной стороны, несколько вожаков — с другой. На ум прихо­дит толпа бунтовщиков, шумная компания детей на школьном дворе во время перемены, банда грабителей, предводительствуемая своим главарем... Одним словом, такое описание соответствует общностям малым и неста­бильным, а если говорить о нашем предмете — то преды-сторическим партиям, которые были еще личными клана­ми, клиентелами, сплотившимися вокруг одного человека. Оно совершенно недостаточно для обозначения тех боль­ших и долговременных объединений, какими являются современные партии. Их члены включены в четкие инсти­туциональные рамки, в определенную — более или менее сложную — инфраструктуру; эта глобальная общность представляет собой целый ансамбль малых базовых общ­ностей, связанных координационными механизмами. В современных партиях инфраструктура имеет огромное значение: она устанавливает общие рамки деятельности их членов, предписывает форму их связи между собой; она определяет способ отбора руководителей и их пол-

P

Cl

и

M Q.

с

О С

Си

<;

Q.

!

номочия. Она зачастую объясняет, почему одни партии сильны и добиваются успеха, а другие слабы и недееспо­собны.

Особенно значительно изменились политические партии за последние пятьдесят лет: тогда как у большин­ства крупных наций Запада инфраструктура государства, например, осталась в общих чертах неизменной, инфраструктура партий по крайней мере дважды полнос­тью трансформировалась. В результате двух — а в некото­рых странах и трех — революций, потрясших всю инфра­структуру демократии, изменились общие условия политической жизни. В 1890—1900 гг. социалистические партии заменили прежнюю редкую сеть довольно незави­симых друг от друга комитетов множеством массовых сек­ций, широко открытых для всех желающих и прочно свя­занных между собой. А в 1925 —1930 гг. коммунисты развили структуры еще более оригинальные, положив в основу партии небольшие, но жестко скрепленные с помощью «демократического централизма» и в то же вре­мя достаточно разобщенные благодаря технике «верти­кальных связей» производственные ячейки. Эта замечатель­ная система овладения массами имела для успехов коммунизма еще более решающее значение, чем марксист­ская доктрина или низкий уровень жизни рабочего класса. И, наконец, в ту же самую эпоху фашистские партии со­здавали настоящее политическое войско — собственные вооруженные формирования, способные завладеть госу­дарством насильственным путем и затем служить ему чем-то вроде преторианской гвардии. Однако эти перемены со­вершились далеко не во всех западных странах. Америка, где партии и сейчас еще сохраняют старую, традиционную инфраструктуру, вообще их не знала. Суперсовременная материальная техника уживается там с обветшалой поли­тической технологией. В Англии и ее доминионах не было значительных коммунистических и фашистских партий. Что касается социалистов, то они, сформировав свою партию на базе профсоюзов, создали весьма оригиналь­ную инфраструктуру: с одной стороны — «базовые эле­менты >> политических партий, с другой — целостность, которая интегрирует и координирует эти составные базо­вые единицы. Эту непрямую структуру (в других странах она встречается лишь в виде исключения) следовало бы специально изучить, прежде чем ее анализировать.

I, ПРЯМАЯ И НЕПРЯМАЯ СТРУКТУРА

Сравним две партии: СФИО — современную фран­цузскую социалистическую и британскую лейбористс­кую 1900 г. Первая состоит из лиц, которые подписали заявление о приеме, ежемесячно платят членские взно­сы и более или менее регулярно присутствуют на со­браниях местной секции. Вторая была учреждена проф­союзами, кооперативами, страховыми кассами, кружками интеллектуалов — все они объединились для того,чтобы создать общую избирательную организа­цию: здесь нет членов партии, есть лишь члены базо­вых объединений — профсоюзов, кооперативов, страховых касс, etc. СФИО являет нам пример партии прямой; лейбористы 1900 г. — образец партии непря­мой.

Это различие применительно к партиям соответ­ствует отличию унитарного государства от федера­тивного применительно к нации. В унитарном государ­стве граждане непосредственно связаны в национальной общности; точно так же в прямой партии сами ее члены без посредства каких-либо других социальных объеди­нений образуют общность партийную. Напротив, в фе­деративном государстве граждане объединены в нацию через государства-субъекты федерации. Подобно это­му и непрямая партия существует лишь как союз базо­вых социальных объединений (профессиональных или каких-то иных). Это сравнение даже не вполне удов­летворительно, ибо федеральное государство налагает печать глобальной общности на любую частную общ­ность членов-учредителей: есть швейцарская нация, швейцарский патриотизм, реальная швейцарская общ­ность — помимо кантональных.

Понятие же «непрямой» партии, напротив, пред­полагает, что не существует никакой реальной партий­ной общности, отличной от базовых социальных объе­динений.

Строго говоря, нет члена партии — есть член соци­альной ассоциации, которая коллективно входит в партию. Разумеется, эта теоретическая схема нередко преображается, воплощаясь в действительность.

Э

Л го

■е-

XJ

П ч

-<;

о

X)

i

re с re

Q.

>;

CD Q.

4)

С

 

Cl о

Л

ФОРМЫ НЕПРЯМЫХ ПАРТИЙ

Две категории партий как правило принимают непря­мую форму: социалистические и католические. У первых «тело>> партий образуют рабочие профсоюзы, рабочие коо­перативы, рабочие страховые кассы: партия приобретает характер общности, опирающейся на единственный соци­альный класс. Во втором случае партия представляет собой федерацию рабочих профсоюзов и кооперативов, кресть­янских ассоциаций, союзов коммерсантов, промышленни­ков, etc. Она объединяет различные социальные классы, каждый из которых сохраняет и свою собственную органи­зацию. В той и другой категории встречается немало раз­личных вариантов структур, любая партия имеет свое не­повторимое лицо. Здесь можно ограничиться описанием нескольких конкретных примеров, связанных с общими тен­денциями: из социалистических партий — это британская лейбористская и бельгийская Рабочая партия, а из католи­ческих — бельгийский Католический блок и австрийская Народная партия.

Существует и третья категория непрямых партий — партии аграрные, где сельскохозяйственные профсоюзы и кооперативы играют ту же роль, что рабочие объедине­ния такого рода — в социалистических. Однако ни одна из них не достигает столь высокого уровня организации, как последние: непрямая форма выступает у них всего лишь в качестве основной тенденции, которая никогда не реализовалась до конца, а зачастую и вообще сохраняла лишь эмбриональный характер. Тем не менее можно на­звать в качестве иллюстрации аграрные партии балканс­ких стран, особенно болгарскую Аграрную партию, ав­стралийскую Сельскую партию, скроенную точно по лекалу британской лейбористской, фламандскую Крес­тьянскую лигу — ветвь Католического блока в 1921 — 1939 гг., который мы еще будем иметь повод описать да­лее. Внутри непрямых партий нужно еще различать две их разновидности. Одни образовались благодаря тому, что на каком-либо локальном уровне путем объединения всех существующих групп сложилось некое инициатив­ное политическое ядро; у вторых же этот базовый эле­мент был создан представителями таких групп. Первой разновидности соответствует британская лейбористская партия, а второй — бельгийская рабочая и шведская со-

циал-демократическая. Но строго говоря, понятию непря­мой партии соответствует лишь первая.

Британская лейбористская партия существенно изме­нилась со времени своего создания в 1900 г. В ее долгой ис­тории можно выделить несколько этапов, отметив в каче­стве основных вех Закон о профсоюзах 1913 г., реформу устава 1918 г., Закон о профсоюзах 1927 г. и его отмену в 1946-м. В общем это был процесс превращения классичес­кой непрямой структуры в партию смешанного типа, где коллективное членство совмещалось с индивидуальным. Чисто коллективное членство просуществовало до 1918 г., хотя было несколько смягчено уже в 1913 г., после знаме­нитого «дела Осборна >>. Индивидуальное членство помимо профсоюза или каких-либо социалистических объединений было невозможно, а внутри последних не существовало никакого различия между теми, кто поддерживал партию, и всеми прочими. Различные подразделения в разных ее эшелонах, как и вся она в целом, учреждались представите­лями базовых объединений. Однако введение в этих под­разделениях постоянных должностей, и особенно поста секретаря (доверенного Рамсею Макдональду), сыграло большую роль в формировании «сознания партии». Таким образом, благодаря усилиям руководства довольно быстро сложилась настоящая партийная общность. Но реформа, предписанная лейбористской партии законом 1913 г., и преобразования, которые она сама решила провести в 1918, значительно сгладили ее непрямой характер. Еще до 1913 г. профсоюзы, входившие в лейбористскую партию, переве­ли на ее счет субсидию, изъятую из общей суммы взносов, которые они сами собирали со своих членов, не требуя от них дополнительно никакого особого взноса политическо­го характера. Но в 1908 г. железнодорожник У.-В.Осборн возбудил процесс против своего профсоюза с целью поме­шать ему использовать эти средства на политическую борь­бу. После многочисленных обжалований дело в конце кон­цов перешло в Палату лордов, которая и дала ответ истцу (1909 г.): предметом разбирательства оказалось само суще­ствование лейбористской партии. В итоге было принято уми­ротворяющее решение в виде Закона о профсоюзах (1913 г.), основанного на двух принципах: 1) профсоюзы могли кол­лективно решать вопрос о вступлении в политическую ассо­циацию (практически —■ лейбористскую партию) и перечис­лении ей денежных средств — после проведения тайного

л ■а

ш

■е-

XI

В)

СИ

XI

Z5 о

п

4 Морис Дюверже

 

и

со Q. Ill

С

Q_

t

О С

О)

О.

Q

голосования и получения большинства голосов; 2) если ре­шение принято, то средства, перечисленные профсоюзами лейбористской партии, поступают на специальный счет в виде личного взноса, уплаченного каждым членом профсо­юза; притом любой из них имеет право отказаться от такого «политического взноса», подписав прямое заявление об этом.

Первое положение ничего не меняло в организации лей­бористской партии, кроме требования тайного голосования по вопросу вступления в нее профсоюза. Второе же, напро­тив, глубоко трансформировало ее структуру. До 1913 г. у нее совсем не было черт прямой партии: никакая личная связь не объединяла с партией членов присоединившегося к ней профсоюза. Теперь же «политический взнос >> создал связь именно такого характера: стало возможным различать внутри профсоюза членов партии (тех, кто платил политический взнос) и всех прочих (кто отказывался его уплачивать). Од­нако индивидуальное вступление имело характер почти ав­томатический, по принципу: молчание — знак согласия; но­вый член профсоюза, который не заявляет об отказе, считается автоматически включенным в партию. Основатель­ная реформа была проведена Законом о профсоюзах 1927 г., принятым консерваторами вслед за попыткой (не­удачно^) всеобщей забастовки. Правило, установленное в 1913 г., было отменено. Восторжествовал принцип: молча­ние — знак отказа; платить политический взнос обязаны лишь те члены профсоюза, которые формально заявили о своем согласии на этот счет. При такой системе партия фак­тически приняла прямой характер: заявление нового члена профсоюза о согласии платить политический взнос равно­ценно индивидуальному вступлению в партию. Оно выра­жено здесь даже более ясно и четко, нежели в обязатель­стве, требуемом многими партиями при вступлении нового члена. На этом этапе лейбористская партия оказалась куда ближе к классическому типу, нежели к чисто федератив­ной системе, установившейся в момент ее рождения. Одна­ко в 1946 г., придя к власти, лейбористы пересмотрели за­кон 1927 г. и вернули прежний порядок. Процедура, именуемая contracting out (англ.: отсутствие контракта; без контракта. — Прим. перев.), вновь обрела силу закона: про­стое умолчание члена профсоюза означало, что он согласен платить политический взнос, и только прямое заявление об отказе могло его от этого освободить. Партия снова возвра­тилась к непрямой структуре.

Однако после реформы устава, предпринятой в 1918 г., надолго восторжествовала другая точка зрения. Наряду с коллективным приемом профсоюзов, кооперативов и дру­гих социалистических объединений, лейбористы допуска­ют отныне индивидуальное членство мужчин и женщин, не входящих ни в какие вышеупомянутые организации. Таким образом настоящая прямая партийная общность признава­лась наряду с профсоюзными, корпоративными общностя­ми, включенными в партию по федеративному принципу. Это имело для партии все возрастающее значение: насчиты­вая в 1949 г. 729 624 индивидуальных члена, лейбористы и сегодня остаются наиболее массовой социалистической партией Европы — фикция, достигнутая благодаря исполь­зованию численности профсоюзов (табл. 1). Тем не менее профсоюзы и ныне сохраняют прочное большинство в ру­ководящих органах всех уровней.

Подобную же эволюцию — от непрямой структуры к прямой — еще более ярко демонстрирует Бельгийская со­циалистическая партия, которая пережила глубокие пре­образования в 1945 г. Кстати, это повлекло за собой, и пе­ремену названия: прежняя Рабочая партия именуется с тех пор Социалистической партией. Старая партия представля­ла собой федерацию кооперативов, профсоюзов, страхо­вых касс и социалистических ассоциаций (социалистичес­кие молодежные союзы, культурные группы и т. д.) — миниатюрную копию британской лейбористской партии, несмотря на заметные различия. На первых ролях здесь были не профсоюзы, а кооперативы. До учреждения партии ра­бочие не располагали сильной профессиональной организа­цией, она-то как раз и была создана партией, а не зароди­лась самостоятельно; партия, опираясь на кооперативы, дала импульс профсоюзному движению. Профсоюзы не имели и солидного центрального органа вне партии, кроме Гене­ральной комиссии, само скромное название которой указы­вает на ее второстепенную роль. В принципе, все члены проф-союза считались членами партии, и наоборот. Такое дублирование порождало, кстати, тройной и даже четвер­ной счет: ведь члены профсоюза до того, как войти в партию, состояли еще в кооперативах и страховых кассах. Однако фактически совпадение этих групп было далеко не полным: не все кооператоры входили в профсоюз, и не все члены профсоюза были членами страховых касс; даже члены так называемых социалистических ассоциаций иногда не вхо­дили в профсоюзы.

тз ш

С";

х

X)

•:

С as

и