Го сг S Г) О

о

"О

26-

■--

>;

 

£;

А.

г

m

СО

i_

г t ■;

I

г:

•и п.

ческие партии, по-видимому, в силу тех же самых причин следуют этим же путем. Разумеется, диалектика альянсов — не единственный фактор указанной трансформации. Здесь играют свою роль и множество других, особенно динамика социальной инфраструктуры партии. Вместе с тем предсто­ит еще выяснить, стала ли партия более умеренной, потому что обуржуазилась, или она потому и обуржуазилась, что стала более умеренной? Функционально или каузально это отношение? При всех обстоятельствах то влияние альянсов на партии, которое мы здесь описали, представляется не вызывающим сомнений.

Такое усреднение партий крайнего толка в ходе альян­сов еще более четко выражено в том случае, когда в силу своей численности они официально выдвигаются на руко­водящую роль в рамках коалиции. Ведь тогда они должны обеспечивать власть, и им самим приходится занять ту осто­рожную и умеренную позицию, которой требует ее отправ­ление. В силу своего веса и положения правящей партии они руководят альянсом; в силу своей деятельности они равня­ются на своего умеренного компаньона. Именно эта диалек­тика помогает объяснить эволюцию скандинавской социал-демократии в 1919 — 1939 гг. Какова бы ни была позиция членов альянса, многопартийные альянсы чаще всего конча­ют тем, что принимают стиль и программу наиболее умерен­ной партии; экстремизм другой постепенно сглаживается, шлифуется, изнашивается в ходе исполнения правитель­ственных обязанностей, тем более что она еще и равняется на своего компаньона. Постепенное сглаживание крайнос­тей экстремальных партий [8] в правительственных альян­сах противостоит, таким образом, скольжению обществен­ного мнения и партийных систем влево и нередко в конечном счете нейтрализует его: избиратели смещаются в сторону партий левой, но сами партии левой сдвигаются к центру; эти видимые перемещения на деле оборачиваются тем, что все остается на месте. Чтобы избежать доминирования бо­лее умеренной партии, альянс должен пребывать в парла­ментской оппозиции: такие коалиции меньшинства подчи­нены обычно власти самой экстремальной партии. И им вовсе не приходится разрываться между избирательной демаго­гией и правительственной умеренностью, поскольку вериги власти им неведомы: оппозиционная демагогия естественно следует там за демагогией избирательной, поскольку все выгода от той и другой достается самой «крутой» партии. То же самое, как уже говорилось, характерно и для рево-

люционных периодов: самая крайняя партия имеет тенден­цию доминировать в альянсе — руководит ли она правитель­ством, только участвует в нем, поддерживает его или нахо­дится в оппозиции к нему. Ведь принцип революционного правления прямо противоположен принципу правления нормального: речь идет не о том, чтобы поддерживать ком­промиссное равновесие, стараясь согласовать разнонаправ­ленные интересы (миссия обычно нелегкая и неблагодар­ная), а о том, чтобы ускорить пришествие нового порядка, ибо лишь он один лишь способен создать новое равновесие после крушения старого режима. Реализм требует здесь уже не умеренности, а непримиримости. Отсюда следует, что экстремальная партия, желающая сохранить свою чистоту, должна оставаться в оппозиции и покидать ее лишь для того, чтобы участвовать в революции или помочь ее развязать. Вместе с тем тормозом тенденции к умеренности, имеющей место в любой правящей коалиции, может служить и внут­ренняя структура партий.

В тройственной коалиции отношения между участни­ками несколько иные. В этом случае партия центра есте­ственно играет роль третейского судьи. Во Франции во вре­мена трехпартийности очень сильны были позиции социалистической партии, хотя она и была самой слабой из союзников; после изгнания коммунистов и выхода на политическую арену «третьей силы» ее авторитет пошел на убыль. Но эта тенденция, по-видимому, не столь опре­деленна и менее всеобща, чем предыдущая: внутри «тре­тьей силы» влияние МРП в 1947 —1951 гг. постоянно па­дало в пользу радикалов и умеренных — соответственно освобождению членов альянса от крайностей. Общая по­литическая направленность задавалась не центристской партией коалиции, а парламентским центром, то есть крайне правыми в коалициях левой и крайне левыми в коалициях правой. О де-экстремизации правящих коалиций говорить, как правило не приходится: это понятие приложимо лишь к коалициям левой (которые в ходе социального и полити­ческого развития имеют тенденцию возникать чаще). Вер­нее, следовало бы говорить о де-экстремизации коалиций левой и скольжению влево коалиций правой. Эта двуеди­ная тенденция объясняет, почему политическую жизнь Франции при Третьей республике, не погрешив против ис­тины, можно было бы описать и как чередование правой и левой — Порядка и Развития, и как доминирование в ос­новном центра, и как общую ориентацию в сторону левой.

-.-

 

E

О a

CD

A.

Внешне три эти формулы противоречат друг другу; реаль­но же каждая из них основана на частных, но дополни­тельных по отношению Друг к другу интерпретациях. Скольжение влево проистекает из того факта, что старые партии левой, вытесняемые новыми, постепенно переме­щаются к центру и вправо. Эта право-левая пульсация ясно ощутима, когда она совершается в ритме выборов или пар­ламентских комбинаций, хотя эти последние не всегда со­впадают. Но внутренняя эволюция альянсов непреодоли­мо толкает к центру: любое парламентское большинство партий правой сдвигается к центру правой и ищет сопри­косновения с левой; всякое парламентское большинство, образованное партиями левой, скользит к центру левой и опирается в конечном счете на центр и правую. И Палата Блё-Оризона и Палата Картеля в конечном счете приходят к Пуанкаре; и умеренная Палата 1928 г., и левая Палата 1932 г. заканчиваются Лавалем [9].

Но вмешательство фашистских и коммунистических партий с их очень сильной структурой и характером ордена ставит проблему в новые условия. Тоталитарная природа этих партий сопротивляется любому компромиссу, любо­му настоящему соглашению, любому реальному альянсу. «Кто не со мной, тот против меня» — недаром ведь это еван­гельское изречение столько раз брали на вооружение ком­мунистические съезды. Вместе с тем избирательные, парла-ментскиё или правительственные коалиции могут представлять для этих партий эффективное средство дей­ствия, тем более что собственная весьма сложная и жесткая структура предохраняет их от проникновения и распада, но делает весьма уязвимой в этом плане организацию их союз­ников. Банальное выражение «подружился глиняный гор­шок с чугунным» отлично передает выигрышное положе­ние партий этого типа внутри альянса: они-то и есть тот самый чугунный горшок, непробиваемый и прочный, который мо­жет все другие побить, а сам при этом уцелеть. Эти партии используют альянсы двумя различными способами, кото­рые могут сопрягаться: это тактика камуфляжа и тактика колонизации. Первая имеет целью преодолеть атмосферу недоверия и изоляции, которой они окружены. Речь идет о том, чтобы показать всем, будто эта партия — такая же, как и другие: она не более склонна к революциям и ниспровер­жению основ, так же уважает демократические институты и свободы. В Европе коммунистические партии взяли на во­оружение эту тактику в 1935 — 1936 гг., с образованием

народных фронтов. Изображение Мориса Тореза, протя­гивающего руку католикам, несколько затушевало образ «человека с ножом в зубах»[10]; сотрудничество с такими внушающими доверие политиками, как Шотан, усилило это впечатление, так же как и принятие здравой и умеренной программы Народного единства. Крупный успех на выбо­рах 1936 г., когда партия удвоила число своих избирателей, показал, что эта тактика оказалась результативной. Учас­тие в правительстве сразу после Освобождения было всего лишь продолжением и уточнением той же самой общей ори­ентации. Речь шла о том, чтобы доказать: коммунисты уме­ют управлять не хуже и даже лучше других; добропорядоч­ные люди из средних классов с умилением констатировали, что Торез или Бийу ведут себя не как развязные революци­онные комиссары из народа, но как серьезные и коррект­ные буржуазные министры. То обстоятельство, что с ними имел дело генерал де Голль и благонамеренные деятели из МРП, укрепляло убеждение, что партия остепенилась. Бур­жуазия еще не забыла, что в 1936 г. Леон Блюм казался ей Люцифером, а в 1946 она увидела в нем Мессию, и была недалека от мысли, что Морис Торез будет эволюциониро­вать, следуя тем же внушающим доверие путем. Рост изби­рателей компартии с 1945 по 1946 г. и еще больше — огром­ное увеличение ее численности доказали эффективность этой тактики.

Одновременно партия применяла в рамках альянсов тактику колонизации, которая оказалась столь успешной в балканских странах. Эта тактика начиная уже с 1936 г. заявила о себе в рамках различных народных фронтов. Во Франции восстановление единства профсоюзов сопро­вождалось одновременным подрывом ВКТ кадрами быв­шей УВКТ; компартия повсюду старалась получить руко­водящую роль в местных комитетах Народного фронта; в этой демагогической акции, рассчитанной на массы, ее эк­стремизм — в полном соответствии с общей диалектикой альянсов — приносил ей естественное лидерство. Под­польная борьба повсюду в Европе открыла им велико­лепное поле для колонизации: будучи единственной партией, в силу своей структуры способной полностью его освоить, она постаралась взять его под контроль, в чем ей, кстати, помогало достойное восхищения муже­ство ее активистов. Частично это удалось: коммунисти­ческие ячейки были созданы во всех организациях Со­противления снизу доверху. После Освобождения ее

Ю

О ■и

Го XI

о 5

X) П)

 

 

Ffl

[_

о

а.. о,■

Q

тактика состояла в формировании национальных и пат­риотических фронтов, типа народных, расширенных вплоть до правой, вдохновляемых и руководимых ком­мунистами. Поскольку она была слаба, а партнеры значи­тельно превосходили ее по численности, она первым де­лом предприняла попытку под флагом достижения единства рабочего класса организовать роспуск социали­стической партии. Воздействуя снизу на ее активистов через свои ячейки, сверху — на ее руководителей и играя на личных противостояниях, неприязненных отношени­ях и амбициях, коммунисты пытались достигнуть абсо­лютного слияния и полного повиновения. «Рабочая партия» — или партия «объединенныхрабочих» —могла бы таким путем с большей эффективностью атаковать сво­их буржуазных союзников по Национальному фронту: распад венгерской партии мелких собственников представ­ляет пример именно такого рода. Таким образом, благода­ря превосходству своей структуры, коммунистическая партия — довольно-таки небольшая — могла доминиро­вать в гораздо более крупном рабочем блоке, а сам этот рабочий блок — доминировать в еще более широком в аль­янсе партий. С другой стороны, требуя ключевых постов в правительствах единства (министра юстиции, например, чтобы провести чистку, которая позволила бы избавить­ся от своих противников; внутренних дел и полиции; ин­формации и пропаганды; военного министра), компартия достигала таким образом совершенно неравного альянса, в котором отношения между нею и другими союзниками напоминали бы отношения метрополии и колонии. Имен­но с помощью всех этих средств коммунисты смогли без каких-либо серьезных помех подготовить полный захват власти и окончательное вытеснение своих бывших союз­ников в странах Центральной Европы. Отметим, что рус­ская армия никоим образом непосредственно не вмеши­валась в развитие событий; все это было результатом весьма выдающейся политической стратегии.

Точно такой же была тактика коммунистов в странах Западной Европы. Но там сопротивление других членов коалиции, особенно социалистов, иные социальные и по­литические условия помешали ей увенчаться тем же ус­пехом. Правда, в Италии самая сильная фракция социа­листов (итальянская социалистическая партия) была весьма тесно связана с компартией. Альянс развивался в соответствии с только что описанной общей схемой. Со-

циалистическая партия подравнялась по мерке своего партнера, мало-помалу усваивая темы его пропаганды и даже его внутреннюю структуру. Против проявившихся в 1950 г. попыток социалистической партии отстоять свою независимость компартия развернула даже подрывную деятельность, в высшей степени энергичную, побуждая часть своих собственных кадров (говорят о 10 000 отбор­ных испытанных активистов) вступить в ряды своего со­юзника по альянсу, с тем чтобы оказывать давление на руководство и одновременно помешать активистам выхо­дить из партии и вливаться в другие — независимые — социалистические движения. Этот факт, естественно, не поддается проверке, хотя он и засвидетельствован серь­езными людьми⁸.

Мы намеренно особо остановились на доминировании в союзах коммунистических партий, поскольку здесь все выс­тупает в наиболее полном и законченном виде. Но теми же методами действовали и фашистские партии, только с гораз­до меньшим искусством и гибкостью. Тридцать четыре из тридцати пяти первых депутатов-фашистов, вступивших в 1921 г. В Монтечиторио, были избраны по партийным спис­кам Национального блока, которым руководил старый Джо-литти, полагавший, что с этой-то партией справиться будет нетрудно. Когда в 1921 г. Муссолини взял власть, вместе с ним в правительстве было только три фашиста; остальные члены кабинета — умеренные, демократы или народные хри­стиане. Его союзники полагали,что он образумится в пра­вительстве, но он устроил фашистскую революцию и уп­разднил так называемых союзников. Гитлер захватил власть с помощью националистов Гугенберга и Стальных касок Зельдта, и в его первом правительстве помимо него самого было всего лишь два наци (Геринг и Фрик). Те, кто помог ему взять бразды правления, надеялись, что либо власть его перемелет, либо он остепенится во власти. Но он совершил национал-социалистическую революцию и уничтожил своих союзников. Вышеприведенные схемы, определяющие отношения между членами альянса в соот­ветствии с их численностью или политической ориентаци­ей, потерпели здесь поражение их-за внутренней структу­ры партии, основополагающий характер которой мы уже не раз констатировали.

⁸ Специальное сообщение Жана д'Опиталя, корреспондента "Монд" в Риме. См. Le Monde. 20 oct. 1950.

О

■о

Z

n

з

(n

3.

Го

ГЦ U

 

 

Га

С

и

I_

о

О.

О)

КОММЕНТАРИИ

[1] «Молодая Республика» — небольшая партия-лига социально-христианской направленности в довоен­ной Франции. В 1944 г. выступила одной из учреди­тельниц партии МРП.

[2] Третья республика охватывает период 1870 — 1940 гг.; перечисленные здесь политические деятели были премьер-министрами Франции в период между дву­мя мировыми войнами. Четвертая республика про­существовала с 1946 по 1958 г. Упоминаемый далее Р. Плевен, лидер небольшой голлистекой партии Чет­вертой республики ЮДСР, дважды возглавлял каби­нет министров: в 1950 — 1951 и 1951 — 1952 гг.

[3] ФСП (PSF — Французская социальная партия) — профашистская партия, выросшая из лиги «Боевые кресты» после запрещения ее как фашистской орга­низации правительством Народного фронта. Неко­торые исследователи считают, что «Боевые кресты» попросту переименовали себя в ФСП.

[4] «АксьонФрансэз» —см. комментарий [8] к гл. 1.кн. I.

[5] Речь идет о резком обострении борьбы между клери­кально-монархической реакцией, державшей в своих руках весь административно-чиновничий аппарат и активизировавшей свои реставрационные поползно­вения, и республиканцами. 16 мая 1877 г. избранный президентом Франции маршал Мак-Магон отправил в отставку умеренное правительство, искавшее комп­ромисса двух противоборствующих сил. Это по сути дела было началом государственного переворота, по­скольку Конституция 1875 г. наделяла президента нео­граниченными полномочиями. Однако борьба респуб­ликанской оппозиции и все последующие события заставили Мак-Магона подать в отставку. Был избран новый президент (умеренный республиканец Ж. Гре-ви), к власти пришло республиканское правительство, осуществившее целый ряд демократических преобра­зований и принявшее несколько декретов, направлен­ных на серьезное ограничение клерикальной реакции: распускались организации Ордена иезуитов и стави­лась под контроль государства деятельность всех дру­гих религиозных объединений, вводилось светское образование.

 

[6] Буланжизм — стихийное движение, возникшее на политической арене Франции в 80-е годы на волне всеобщего недовольства во время экономического кризиса и депрессии и связанное с именем генерала Ж.Буланже. Последний получил широкую известность и репутацию первого «генерала-республиканца» бла­годаря реваншистской и популистской политике на посту военного министра (1886 г.), отвечавшей настро­ениям немалой части соотечественников, не забыв­шим поражения во франко-прусской войне, а также за счет некоторых демократическим преобразований в армии и целого ряда избирательных авантюр. Сло­жившееся вокруг него шумное, разношерстное, но довольно массовое движение представляло реальную угрозу авторитарного переворота, особенно после создания им собственной организации «Комитет на­ционального протеста», к которой присоединились видные политические партии и даже часть социалис­тов. Благодаря энергичным действиям республиканс­кого правительства в 1889 — 1890 гг. генерал терпит поражение на всеобщих и муниципальных выборах, а его бурная карьера заканчивается бегством из стра­ны и картинным самоубийством на могиле его неза­долго до того умершей любовницы. Буланжизм стал символом авантюризма, популизма и использования театральных эффектов в политике.

[7] «Третья сила»— коалиция социалистов, партии МРП, радикалов и некоторых правых, называвших себя «независимыми», сменившая в 1947 г. трехпар-тийную коалицию (социалисты, коммунисты, МРП) и направленная одновременно как против француз­ской компартии, так и против созданной де Голлем РПФ. За это время образовала 8 отличавшихся хро­нической нестабильностью правительств и потер­пела поражение на выборах 1951, впервые после вой­ны проводившихся по мажоритарной системе. [8] Буквально Дюверже употребляет здесь своеобраз­ный неологизм «дэкстризм» (франц. dextrism), что можно перевести как «де-экстремизация», «посте­пенное освобождение от экстремизма»; «дэкстризм» в политическом смысле симметричен «синистризму» (см. комментарий [1] к гл. I кн. II). В самой же действи­тельности, по мнению Дюверже, обе эти противопо­ложные тенденции действуют одновременно, в ко­нечном счете уравновешивая друг друга.

о

о ■о

ы

•:

(Ь

о

О 5

о

I

CXS

с

с

о

A.

I

Q.

[9] Дюверже подтверждает сформулированную им выше закономерность эволюции союзов партий события­ми политической жизни Франции 20 — 30 гг. В 1924 г. В результате парламентских выборов создается пра­вительство Левого блока (или как его еще называ­ют — Картеля левых) с демократической програм­мой внутренней политики и курсом на упрочение мира и признание СССР. Однако в результате про­тиворечий между социалистами и радикалами блок эволюционирует вправо, а затем распадается, и в 1926 г. к власти приходит правительство, сформиро­ванное лидером право-консервативной партии «Де­мократический альянс» Р. Пуанкаре на основе со­юза всех правых сил под девизом: «Ни реакции, ни революции». Пуанкаре провозгласил его центрист­ским правительством «национального единения». Нечто подобное происходит и в 1931 г., когда после ухода с политической сцены Пуанкаре у власти ока­зывается бывший левый социалист, беспринципный политик и парламентский интриган П.Лаваль, поз­же занявший профашистсую позицию под лозунгом: «Лучше Гитлер, чем коммунисты!», один из главных виновников Мюнхена, «странной войны» и военной катастрофы 1939-1940 гг., ближайший соратник Пе-тэна, в 1942—1944 возглавивший кабинет марионе­точного режима Виши.

Тот же рисунок политических событий — эволюция коалиций левых партий к центру левой, а затем при­ход к власти правых — повторяется и в 1935 г., когда на смену победившему на выборах 1932 г. Левому блоку приходит сначала правительство П. Фландена (Демократический альянс), в котором Лаваль был министром иностранных дел, а затем и кабинет, воз­главляемый самим Лавалем.

[10] Дюверже имеет ввиду ставший символом примитив­ной пропаганды знаменитый французский плакат, которым в 1919 г., перед первыми послевоенными выборами, был заклеен весь Париж: «русский боль­шевик» в виде оборванного и растрепанного (но в пенснэ!) бандита с зажатым в зубах кинжалом. Пла­кат принадлежал предвыборному объединению «На­циональный блок», основу которого составлял Де­мократический альянс Пуанкаре и другие правые л партии.

 

Глава третья

Партии и политические режимы

Развитие партий коренным образом видоизменяет структуру политических режимов. Подобно тому, как опи­рающиеся на единственные партии современные диктату­ры — не более чем отдаленное подобие личных или воен­ных диктатур прошлого, точно так же и современные демократии, базирующиеся на плюрализме организованных и дисциплинированных партий, весьма отличны от индиви­дуалистических режимов XIX века, основанных на личной деятельности парламентариев, весьма независимых друг от друга. Во Франции стало уже банальностью противопос­тавлять Четвертую республику с ее жесткими и «монолит­ными» партиями Третьей, для которой характерны гибкость объединений и слабая структура организаций. Разумеется, важный этап в этом отношении ознаменован 1945 годом: мы имеем в виду принятие пропорциональной системы, созда­ние МРП и развитие компартии. Но эволюция в этом на­правлении началась с 1875 г.: если взвесить все в целом, раз­личие между режимом 1939 и 1880 г. более велико, чем если бы мы сравнили 1945 и 1939 гг.

Смена режима без партий режимом партий обязывает полностью пересмотреть традиционный анализ политичес­ких систем. Классическое различение президентской и пар­ламентской республики, к примеру, имеет тенденцию уйти в прошлое: английский политический строй одинаково да­лек как от французского, так и от американского, несмотря на внешнее подобие институтов. Понятия кабинета мини-

-а л

S

и

ю

"О

Б н

X Л

О)

'О

Го

3.

X)

,

rd

Q.

Ш

О

Си Q_

стров, вопроса о доверии, политической ответственности, роспуска парламента больше не имеют одного и того же значения в двухпартийной и многопартийной системах. Если верить Конституции 1936 г. (с изменениями 1946 г.), Россия живет сегодня при парламентской системе с коллективным главой государства (Президиумом), отделенным от кабине­та, ответственного перед парламентом (Верховный Совет); но ведь очевидно, что однопартийность меняет все исход­ные характеристики проблемы. Описывать СССР в класси­ческих понятиях парламентаризма означало бы грешить яв­ным формализмом; но едва ли меньший формализм — всерьез говорить о равновесии полномочий парламента и британского правительства, о системе сдержек и противо­весов, на основании признанной возможности первого «нис­провергать» второе, а второго — распускать первый. На деле никакой конфликт между палатой и кабинетом в двухпар­тийном режиме немыслим, разве что ценой раскола правя­щей партии; но и сам конфликт вовсе не имеет больше пре­жнего смысла и значения. Кто знаком с классическим конституционным правом, но не знает действительной роли партий, имеет ложный взгляд на современные политичес­кие режимы; кому ясна роль партий и неведомо классичес­кое конституционное право, тот имеет о них представление хотя и неполное, но верное.

I. ПАРТИИ И ВЫБОР ПРАВЯЩИХ

Самое простое и самое реалистическое определение демократии следующее: режим, при котором правящие из­браны управляемыми посредством честных и свободных выборов. По поводу этого механизма выбора юристы, вслед за философами XVIII века, развили целую теорию предста­вительства, согласно которой избиратель дает избранному мандат на право говорить и действовать от его имени; таким образом, парламент, получивший мандат нации, выражает национальный суверенитет. Но сам факт выбора, как и док­трина представительства, были коренным образом видоиз­менены развитием партий. Отныне речь не идет больше о диалоге между избирателем и избранным, нацией и парла­ментом: между ними стоит третий, что радикально меняет природу их отношений. Прежде чем быть избранным свои-

 

ми избирателями, депутат избирается партией: избиратели же всего лишь ратифицируют этот выбор. Это зримо высту­пает перед нами в условиях однопартийных режимов, когда на всенародное одобрение выставляется единственный кан­дидат. Пусть в более замаскированном виде, это не менее реально и при плюралистических режимах: избиратель мо­жет свободно выбирать между несколькими кандидатами, но каждый из них выдвинут какой-то партией. Если уж при­держиваться теории юридического представительства, нуж­но признать, что избранный получает двойной мандат: от партии и от своих избирателей. Значимость каждого из них различна в зависимости от страны и от партий, но в общем и целом партийный мандат имеет тенденцию торжествовать над мандатом избирательским.

Это означает, что понятие выбора (избрания правящих управляемыми) коренным образом искажается. При режи­мах, претендующих на максимальную идентичность клас­сической демократии, собственно выборам предшествуют предвыборы, в ходе которых партия проводит отбор канди­датов, которые затем предстанут перед избирателями: тех­ника американских «праймериз» —самый законченный при­мер этой тенденции. Но предвыборы никогда не бывают чистыми, и влияние руководителей партии проявляется там достаточно четко; чаще всего речь идет об ограниченном выборе из привилегированной категории граждан: система двойного голосования, столь поносимая при Реставрации, возрождается здесь в любопытных формах. Когда таких предвыборов не существует, кандидаты выдвигаются руко­водителями партии с помощью техники, родственной кооп­тации. В плюралистических режимах она значит меньше, чем последующие выборы; в однопартийных эта техника гораз­до важнее выборов. Но в обоих случаях отбор правящих совершается путем совмещения выборов и кооптации — различны лишь пропорции этого сочетания.

ПАРТИИ И ВЫДВИЖЕНИЕ КАНДИДАТОВ

Американская терминология четко различает номина­цию — акт выдвижения кандидата партией, и избрание — то есть выбор, который делают граждане между кандида­тами, предложенными различными партиями. В Соединен-

Го

-О Л

(Г

х

о

п>;

П т;

со "О

Со

X

ZI

о

Со

X)

Со

-^:";

г

CD

CL

О. о

ш

га i

 

Си

а.

Q

ных Штатах первая операция тщательным образом регла­ментирована: вместе с системой «праймериз>>, и особенно «праймериз» открытых, она выглядит как настоящие пред­варительные выборы, чем и объясняют их различение. В дру­гих странах выдвижение регламентируется менее конкрет­но; оно чаще всего не носит того официального и публичного характера, который придают ей по ту сторону Атлантики: это частный внутрипартийный акт. Нередко он приобретает даже характер тайного: партии не любят, чтобы ароматы избирательной кухни достигали публики.

Степень вмешательства партий в выдвижение кандида­тов весьма различна. И первостепенный вопрос: что же име­ет здесь место — монополия или конкуренция? Должен ли кандидат обязательно быть представлен партией или он может свободно, без всякого партийного покровительства добиваться одобрения избирателей? Проблема носит одновременно юридический и практический характер. В не­которых странах партии пользуются правом монополии: только они могут предлагать кандидатов, минуя их никто не может предстать перед избирательным корпусом. Но поми­мо абсолютной монополии — достаточно редкой — есть монополия относительная: в Соединенных Штатах и мно­гих других странах избирательные законы обязывают тех, кто выставляет свои кандидатуры вне партий, собрать из­вестное число подписей (например, в штате Нью-Йорк — 2 000). Значение этого монопольного права — как абсолют­ного, так и относительного — весьма изменчиво в зависимо­сти от регламентации, установленной для создания партий законами об ассоциациях: если, например, как во Франции, для этого достаточно подать уведомление в префектуру, соблюдая формальности, крайне упрощенные законом от 1 июля 1901 г., то юридическая монополия совершенно ил­люзорна. В странах, где она установлена, обычно предус­матривается специальная процедура учреждения партий, а также юридический и административный контроль с целью изучения сущности взглядов ассоциаций, желающих выс­тавить кандидатов. Однако юридическая монополия партий куда менее важна, чем монополия фактическая: предостав­ление независимым кандидатам полной свободы — пустая формальность, если в обычных условиях одни только партийные кандидаты имеют шансы на успех. Во Франции кто угодно может выставить свою кандидатуру в президен­ты Республики, но если не считать нескольких кандидатов-фантазеров, никто и никогда не пользуется этим правом,

кроме нескольких политических деятелей, покровитель­ствуемых партиями или союзами партий. В Англии любой гражданин волен выдвинуть себя кандидатом в Палату об­щин, уплатив залог; практически же тот, кто не является ставленником партии, не имеет никаких шансов быть из­бранным. Впрочем, фактическая монополия зачастую не носит такого абсолютного характера, просто партийные кандидаты имеют больше шансов, чем независимые, — но и последние тем не менее полностью их не лишены. Здесь можно обнаружить целую гамму разнообразных ситуаций, аналогичных тем, с которыми сталкиваются независимые предприятия, отваживающиеся противостоять корпораци­ям и трестам.

Но противопоставление кандидатов партийных и вне­партийных слишком примитивно: в жизни встречается мно­го промежуточных позиций. Партия иногда выступает по­средником, создавая кандидата ex-nihilo (лат.: из ничего; — прим. перев.): одного выдвижения от нее достаточно, чтобы предстать перед избирательским корпусом и одержать по­беду. Но такой предельный случай редок: это встречается в коммунистических партиях и в некоторых странах с двух­партийным режимом или пропорционалистской избиратель­ной системой. Обычно же отношения между партиями и кандидатами более сложны: официально вторые выдвига­ются первыми, но практически это выдвижение напоминает нечто среднее между общей номинацией и ратификацией; оно принимает форму сложного торга, где равенство участ­ников весьма призрачно, ибо партии не всегда берут в верх. Иногда не столько партия выбирает кандидата, сколько кан­дидат — партию. Во времена Третьей республики так и го­ворили: такой-то кандидат «получил инвеституру» такой-то партии. Терминология примечательная: она выдает, что инициатива скорее исходит от кандидата, нежели от партии — он добивался выдвижения от партии, а она, в свою очередь, согласилась ему покровительствовать. Эта терми­нология соответствует выборам глубоко индивидуалисти­ческим, где личность кандидата привлекала гораздо боль­ше, чем его политическая принадлежность. Влиятельный человек, желавший завоевать голоса своих сограждан, до­бивался инвеституры партии, чтобы увеличить свои шансы: он даже пытался объединить в своих руках несколько инве­ститур. Можно, стало быть, говорить не об одностороннем выдвижении, включающем отношения субординации, но о соглашении равноправном и двустороннем: различие суще-

-о л

V

О

Х>;

Z1

о

За б

ГО

"О

27 Морис Дюверже

.-.

О.

С

О. о

 

Ей

Q

ственное с точки зрения последствий, когда дело касается зависимости депутата от его партии и ее вмешательства в процесс отбора депутатов.

Степень влияния партий на выдвижение кандидатов зависит от весьма многих факторов. Указывают обычно на прямое значение юридических факторов и роль законов, которые могут закрепить за партиями монополию или дать им разного рода преимущества. В Соединенных Штатах раз­витие системы «праймериз» с необходимостью повело к широкому вмешательству законодательной власти, которая их создала и тщательно регламентировала. Кроме положе­ний о выдвижении кандидатов партией, существенная роль принадлежит избирательным законам: порядок голосова­ния наряду со структурой партий — решающий элемент, определяющий механизм выдвижения кандидатур. Исто­рические традиции и общий менталитет нации также, разу­меется, играют здесь значительную роль. В Англии обычай требует, чтобы кандидат представал перед избирателями не сам по себе, а под покровительством комитета: таким обра­зом посредничество партий усиливается. В тех странах, где сохранилось уважение к традиционным элитам, престиж имени и без партий обеспечит эффективность кандидатуры: на западе Франции «Республика герцогов» надолго пере­жила свое исчезновение в парламенте. Точно так же влия­ние партий на выдвижение кандидатов зачастую менее сильно в деревнях, чем в городах, где отдельные личности менее известны избирателям. Но все эти факторы второстепенны по отношению к избирательному режиму и внутренней структуре партий.

Точно оценить влияние избирательного режима весьма нелегко. Для этого нужно отдельно рассмотреть каждый элемент избирательной системы, играющий в этой области свою роль: размер округов, способ голосования (по партий­ным спискам или по одномандатным округам), систему рас­пределения мест (мажоритарная или пропорциональная), наличие или отсутствие второго тура. Все эти многообраз­ные факторы могут подчас противодействовать друг другу, что ослабляет их совокупную роль. Очевидно, весьма суще­ственны размеры избирательной территории. Здесь можно вывести почти математическую формулу: влияние партий на выдвижение кандидатов колеблется в прямой зависимо­сти от величины округов. Чем больше округ, тем больше и влияние партий; чем он меньше, тем больше ограничено их вмешательство. Само собой разумеется, что все эти аксио-

мы не следует понимать буквально: они определяют общую и весьма приблизительную тенденцию, но сама тенденция неоспорима. Чем меньше округ, тем более возможно личное знакомство избирателей с кандидатом — тем чаще избира­тельная кампания принимает форму борьбы личностей, и выбор между ними избиратель делает на основании прису­щих им качеств, а не их политической принадлежности. Ког­да территориальные рамки расширяются, прямой контакт между кандидатами и избирателями ослабевает: вторые уже не знают первых лично. Политическая этикетка становится существенным элементом голосования, тогда как в малых округах это дело второстепенное. Сравнительный анализ голосования по округам, принятого в Третьей республике, с голосованием по департаментам, которому отдавалось предпочтение в Четвертой, прекрасно иллюстрирует эту общую тенденцию. Верность избирателей некоторым кан­дидатам, несмотря на их политическую эволюцию и пере­ход в другие партии, хорошо показывает преобладание лич­ностной точки зрения: случай Пьера Лаваля типичен. «Десантирование >> кандидатов, столь распространенное во время первых пропорциональных выборов, когда некото­рые депутаты оказались избранными в округах, где до того, как говорится, нога их не ступала, было бы решительно не­возможно при порядке голосования по округам — за ис­ключением,конечно, личностей, известных в национальном масштабе.

Дело, впрочем, не только в возможности непосредствен­ных контактов между избирателями и кандидатами: нельзя пренебрегать и финансовым фактором. В небольшом окру­ге избирательные издержки менее высоки, чем в крупном: выдвижение кандидатов без поддержки партий остается возможным, хотя оно и не лишено трудностей. В большом округе это исключено: обеспечить расходы по кампании могут только партии или другие коллективные организа­ции, которые имеют тенденцию приобретать характер партий. Но размеры округа не следует понимать только в географическом смысле: так же важно и количество изби­рателей. Во Франции при всеобщем избирательном праве департамент — это большой округ; при ограниченном изби­рательном праве он становится округом небольшим, по­скольку взаимное знакомство кандидатов и избирателей здесь гораздо легче в силу немногочисленности последних. Таким образом в цензовых демократиях размер округов усиливал естественную тенденцию к снижению роли партий,

Тз

О-

о

Си

п

о

X)

27*

T S

I

I

To

i

Q.

m

I

 

Z

и выборы в Сенат и Совет Республики имели поэтому более личностный и менее партийный характер, чем выборы в Па­лату депутатов или Национальное собрание.

Голосование за партийные списки или по униноминаль-ному принципу имеют одно и тоже влияние, поскольку пер­вое используется в больших округах, а второе — в малых. Но соответствие это не абсолютно: при Третьей республике муниципальные выборы проходили по партийным спискам, а всеобщие — по униноминальному принципу. Размер ок­ругов, по-видимому важнее, чем характер голосования: в ходе муниципальных выборов роль партии менее значитель­на, чем в ходе всеобщих. На первых она местами изменялась в зависимости от коммун: классификация французских ком­мун по размерам несомненно показала бы, что процент не­зависимых кандидатов стоит в обратном отношении к вели­чине территории. Но при всех обстоятельствах голосование по партийным спискам в силу своего коллективного харак­тера естественно снижает влияние личностей, обязывает к согласию между множеством индивидов, отдавая предпоч­тение общности идей и устремлений перед личными каче­ствами каждого, — все это элементы, которые объективно действуют в направлении возрастания влияния партий. Если принято блокирование партийных списков, роль личност­ного фактора увеличивается: становится возможным отдать голос в пользу отдельного кандидата, несмотря на коллек­тивный характер голосования. Право выставлять неполные списки [1] позволяет бороться за голоса избирателей даже в одиночку. Но блокирование предполагает инициативу из­бирателя, который должен внести изменения в печатные списки, предложенные на его выбор: опыт же показывает, что сила инерции серьезно препятствует таким изменениям. При коллективном голосовании индивидуальные кандида­туры всегда имеют меньше шансов на успех, чем полные партийные списки. Тем не менее предвыборные соглашения довольно распространены, особенно в небольших округах.

Система пропорционального представительства увели­чивает влияние партий на выдвижение кандидатов. Будем различать эффект собственно пропорциональной системы и следствия голосования по партийным спискам, которое обычно с ней связано (исключение — Ирландия с ее пере­ходным типом голосования): он варьируется в зависимости от характера применения этой системы. При национальном распределении оставшихся мест влияние партий достигает своего максимума: кандидаты, прошедшие по дополнитель-

ным национальным спискам, за счет оставшихся голосов, суммированных по стране в целом, отбираются непосред­ственно партией. Порядок объединения партийных спис­ков приводит к результатам того же рода, особенно если блокирование осуществлялось на национальном уровне. Но даже при локальном распределении оставшихся мест и от­сутствии объединенных списков роль партии очень велика: ее несколько снижает лишь блокирование и преференци­ального голосования [2]. Так или иначе общее влияние партий в составлении списков настолько велико, что бло­кирование и преференциальное голосование имеют своим результатом большую свободу избирателя в выборе меж­ду кандидатами, предложенными партиями, — гораздо большую, чем допускает свободное выдвижение кандида­тур. Как доказывает опыт, пропорциональная система при­водит фактически почти к монополии партий. Мажоритар­ное голосование, как правило, может повлечь за собой подобные же следствия, если оно проводится в один тур и сочетается с дуализмом партий. Любая независимая канди­датура вносит в систему серьезнейшую пертурбацию из-за вызываемого ею рассеяния голосов; избиратели тоже ее обычно обходят, отдавая свои голоса двум партиям: фено­мен поляризации работает против индивидуальной канди­датуры и ведет к партийной монополии. В Англии внепар­тийные кандидатуры встречаются еще реже, чем при пропорционалистских режимах. В конечном счете одна лишь мажоритарная система в два тура, в том случае, когда она сочетается с небольшими округами, дает относитель­ную свободу выдвижения кандидатов. При всех обстоя­тельствах партийные кандидатуры пользуются значитель­ными преимуществами перед всеми другими.

Вместе с тем внутренняя структура партий может до­вольно глубоко изменить это положение вещей. Кадровые партии, не имеющие прочной финансовой опоры и испыты­вающие постоянные денежные затруднения, всегда весьма расположены к кандидатам, покрывающим издержки кам­пании: официально партия выбирает кандидата, но практи­чески инвеституры добиваются без особых трудностей. Массовые партии —обычно это партии левой —отличают­ся меньшей склонностью к этой «капиталистической» фор­ме индивидуальной кандидатуры. К тому же их уставы не­редко предусматривают меры с целью не дать возможности независимому лицу получить в последний момент покрови­тельство партии: только члены партии, имеющие опреде-

PJ

■о

П

01

о

Н

п

X)

о

О ч

Го "О

Со

-

и

s

H-

CL a)

С

Q. О

Ш

о

О)

a.

CD

Q

z

ленный стаж, могут быть выставлены ею на одобрение изби­рателей. Такой порядок ведет к известному старению кад­ров, но поддерживает доминирование партий. Вместе с тем свобода кандидатур точно так же зависит и от степени цент­рализации партии. В децентрализованных партиях кандида­ты подбираются на локальном уровне, комитетами, которые довольно легко смотрят на выдвижение местных деятелей; в централизованных, где кандидатуры одобряются нацио­нальным руководством, добиться инвеституры труднее.

И в этих случаях речь также идет не столько о том, чтобы противопоставить независимую кандидатуру партий­ной, сколько о том, чтобы определить ту степень индивиду­альной инициативы, которая остается за самим кандидатом. Противопоставлять независимые кандидатуры партийным слишком наивно; кроме нескольких фантазеров, не имеющих никаких шансов на успех, никто и никогда в одиночку не пред­ложит себя вниманию избирателей. За кандидатом всегда стоит организация — пусть даже эмбриональная, на кото­рую он может опереться, ведя свою кампанию: избиратель­ный комитет, газета, финансовая поддержка, пропагандис­ты и приверженцы. Для независимых кандидатов проблема состоит в том, чтобы суметь собрать эти различные элементы воедино без партии. Отсутствие партийной монополии еще не означает, что кандидат вообще абсолютно свободен: это просто означает, что не партии, а другие организации могут участвовать в избирательной борьбе —под «организациями» надо понимать крупные частные состояния (непосредствен­ная роль которых в этой области невелика). И еще вопрос, действительно ли эти организации более свободны, чем партии, при подборе кандидатов; точно так же как не бес­спорно и то, что ограничение роли партий и уничтожение их монополии увеличивают свободу избирателей и возможность независимых лиц смело идти на выборы.

Проблема техники отбора кандидатов при помощи партий, стало быть, в конечном счете еще более значитель­на, чем проблема меры их влияния; она, кстати, стоит перед всеми организациями, имеющими отношение к выдвижению кандидатов. Соответствующие процедуры обычно очень близки к тем, которые используются при выдвижении ру­ководителей партии: поскольку последних нередко отож­дествляют с парламентариями, различить две эти инвести­туры не всегда легко. Теоретически друг другу противостоят две основные системы: избрание всеми членами партии и назначение руководящими комитетами. Практически же

различие между ними менее велико, чем кажется, потому что собрания членов партии, которые выдвигают кандида­тов, подвержены такому же манипулированию и давлению, как и съезды, где избираются руководители. В кадровых партиях выдвижением ведают комитеты: наслаждениям «избирательной кухни >> там предаются при закрытых две­рях. В Америке эта система соответствовала эпохе caucus, которые были в основном собранием руководителей партии для выдвижения своих кандидатов на выборах. Важную проблему в этом случае составляет только соперничество местных и центральных комитетов: во Франции первые бе­рут верх над вторыми; американские комитеты тоже имеют весьма локальный характер. В массовых партиях выдвиже­ние кандидатов членами партии — обычно правило, но оно может быть прямым или опосредованным. Прямое выдви­жение относительно редко: в качестве примера можно при­вести голосования за выдвижение, принятые в бельгийских партиях. Внешне весьма демократичная, эта система на прак­тике несвободна от глубоких злоупотреблений, как это по­казывают критические выступления, раздававшиеся в хри-стианско-социальной партии Бельгии по поводу выдвижения кандидатов на выборах 1949 г. Право предлагать кандида­тов было признано за Национальным и окружными комите­тами; но кроме них это могут сделать и местные отделения, объединившись в количестве трех, а также 150 членов партии, подписав соответствующее заявление. Пользуясь этим, некоторые кандидаты добивались представления сво­их кандидатур тремя крошечными секциями, насчитывав­шими в общей сложности всего несколько десятков членов. Окончательное выдвижение и отбор кандидатов осуществ­лялись посредством общего голосования всех членов партии, числящихся в ней в текущем году; в некоторых округах «по­явились кандидаты, которые организовали настоящую охо­ту за членами партии и заставляли записываться в партию за несколько дней до даты окончания регистрации для голосо­вания сотни своих приверженцев. Некоторые пытались так­же покупать незаполненные книжки членских билетов»¹. Чтобы избежать этих злоупотреблений, вносилось предло­жение давать дополнительный голос членам партии, внесен­ным в списки более года назад.

¹ Организационный отчет генерального секретаря М. Дегилажа съезду от 26 ноября 1949 г. Bulletin d'information du P.S.C. 1949. Бйс. Р.660.

■a

IT 2a

о

о

CO X

 

<D

CL

с

Q. О

m

I— Cl

о

и

Система голосования за выдвижение может стать глав­ной основой партийной общности: принадлежность к партии имеет целью участие в определении кандидатов на выборы. Фактически единственный элемент настоящего членства, ко­торый обнаруживается в американских партиях, состоит в участии в закрытых «праймериз», которые можно сравнить с бельгийскими голосованиями. Но эта техника встречается относительно редко: если выдвижение кандидатов остается в руках членов партии, для этого обычно используется опосредованный способ. Кандидаты выдвигаются съездом или собранием, состоящим из делегатов, избранных членами партии в местных отделениях; приблизительно такая систе­ма принята, например, в швейцарских партиях, где решения по кандидатурам принимаются собранием делегатов. Этот по­рядок был введен в Соединенных Штатах в первой половине XIX века, где он постепенно вытеснился потом принципом caucus; выдвижение отныне осуществлялось съездом (конг­рессом), состоящим из делегатов, представленных собрани­ями округов. Поскольку никакой узаконенной процедуры вступления в партию не существовало, руководители сами составляли список лиц, приглашаемых на эти низовые со­брания; голосование проводилось в обстановке многочис­ленных манипуляций и давления, так что съезд гораздо боль­ше представлял верхушку партии, чем массу избирателей и симпатизантов; при демократической видимости все это не­далеко ушло от системы caucus. Впрочем, некоторые «кон­грессы» — это официально признанные собрания деятелей руководящих комитетов, а не делегатов от членов партии: таков и Национальный конгресс, который обеспечивает выд­вижение кандидата в президенты. Многие собрания и конгрессы по своему характеру фактически не столь уж отличаются от того, что мы видим в европейских партиях, где руководящие комитеты местных организаций играют главную роль в выдвижении кандидатов. Но все же система формального членства, когда она существует, ставит какой-то предел манипуляциям и вмешательству партийной вер­хушки.

С начала XX века порядок конгрессов в Соединенных Штатах был заменен новой системой выдвижения — прай­мериз, системой совершенно оригинальной, которую по-на­стоящему невозможно сопоставить ни с какой другой. Мож­но было бы сравнить ее с бельгийскими «голосованиями», но последние основаны на механизме-членства, которого не су­ществует в Америке. Вместо избрания кандидатов членами

 

партии, речь здесь идет скорее об избрании их избирателями и симпатизантами. Кроме того описать праймериз весьма не­легко и еще и потому, что каждый штат устанавливает здесь свою собственную регламентацию. На самом деле существу­ет не система, а системы праймериз, весьма разнообразные и существенно отличающиеся Друг от друга. В принципе прай­мериз — это предварительные выборы, которые служат для выдвижения кандидатов партии на собственно выборы. Обыч­но там представлена целая обойма кандидатов на многочис­ленные посты — не только политические, но и администра­тивные и юридические, поскольку местная администрация и юстиция в Соединенных Штатах во многом образуются вы­борным путем. Праймериз официально организуются пуб­личными властями, как и сами выборы; они проводятся обыч­но в таких же пунктах для голосования, но все это происходит внутри каждой партии. Избиратель выбирает среди канди­датов своей собственной партии того, кто будет представ­лять партию на выборах.

В зависимости от штата различают праймериз закры­тые и открытые; и тот, и другой тип имеют многочисленные вариации. На закрытых в выдвижении кандидатов-респуб­ликанцев могут участвовать только избиратели-республи­канцы, а в выдвижении кандидатов-демократов — только избиратели-демократы. Но как определить, кем же являет­ся тот или иной избиратель — республиканцем или демок­ратом? Наиболее распространенный способ — это вербов­ка. Она может происходить в момент регистрации: люди называют партию, к которой намереваются причислить себя на «праймериз»; изменить это можно лишь на следующей регистрации. Иногда вербовка может иметь место при вхо­де в пункт голосования, где получают бюллетень той партии, которую предпочли; если возникает желание на следующих «праймериз» переменить свою партийную ориентацию, нуж­но за определенное время до выборов получить заверенное секретарем суда удостоверение — срок в зависимости от штата колеблется от шести месяцев до десяти дней. Неко­торые другие штаты вводят тест верности партии, обычно именуемый «запросом»: при входе в пункт голосования из­биратель требует бюллетень какой-то одной партии. Преж­де чем его вручить, избирателя просят сделать заявление, что он поддержал кандидатов партии на последних выбо­рах и поддержит их на ближайших. В некоторых южных штатах требуется даже личное заявление о поддержке кан­дидата партии, выдвинутого на «праймериз», с тем чтобы

EJ3

С";

-о

Л

о

X

н

s s.

о

ZI о

 

■'";

о. tfl

 

С

Q.

CL) O

застраховаться от независимых. Закрытые «праймериз >> предполагают таким образом, что голосующие оказывают предпочтение партии; здесь скорее речь идет о выдвижении кандидатов симпатизантами, нежели простыми избирате­лями. Вербовка и последующий «запрос» во многом напо­минают европейский механизм вступления в члены партии; однако здесь недостает регулярных взносов и особенно — участия членов в жизни партии, в установлении партийной иерархии и выдвижении вождей. Вербовка и «вызов» дей­ствительны только для «праймериз>> и предназначены ис­ключительно для выборов.

Но все это имеет место лишь на закрытых праймериз. На открытых же сохраняется тайна политических предпоч­тений каждого избирателя: принадлежность к партии ни­как открыто не проявляется. У входа в пункт для голосова­ния избиратели получают два бюллетеня, по одному от каждой партии; каждый бюллетень содержит список кан­дидатов партии; избиратель отмечает крестиком тех, кого он предпочитает, но он имеет право использовать только один бюллетень. Или же каждый избиратель получает один бюллетень с двумя отдельными колонками для каждой партии: он может использовать лишь одну колонку —■ ина­че голосование будет признано недействительным. Тем не менее в штате Вашингтон можно проголосовать за «лоша­док» той и другой партии, если речь идет постах: кандидаты сгруппированы не по партиям, а по должностям. Наконец, в Миннесоте и Небраске для избрания Законодательного со­брания штата принята система непартийных праймериз обычно используемая преимущественно на выборах судей: здесь партийная принадлежность кандидатов вообще не указывается; в настоящих выборах затем участвуют лишь те двое, что возглавляют список избранных. Реально речь идет уже не о праймериз, а о первом туре выборов с ограни­ченным вторым туром подобно тому порядку, который су­ществовал в кайзеровской Германии и Бельгии с ее мажори­тарной системой.

Таким образом общим названием праймериз именуют­ся весьма многообразные техники голосования. Закрытые праймериз приблизительно соответствуют выдвижению кандидата от партии ее симпатизантами, открытые «прай­мериз» обычного типа — выдвижению его избирателями. Те и другие образуют крайние члены прогрессии, где от­крытые праймериз по типу штата Вашингтон — последняя ступень по отношению к непартийным праймериз, которые

 

представляют собой уже не выдвижение кандидатов, а на­стоящие выборы. В целом эта система была постепенно ус­тановлена к началу XX века с целью сломить влияние руко­водителей партий на отбор кандидатов. Это в значительной мере удалось: бесспорно, именно ей нужно приписать со­временный упадок «машин >>. Но тем не менее вмешатель­ство руководителей скорее изменило свои формы, нежели полностью исчезло. Кто может быть внесен в партийный бюллетень, официально отпечатанный администрацией и полученный избирателем праймериз? В основном это член партии, который собрал известное количество подписей, различное в зависимости от размеров округа. Таким спосо­бом можно бороться против господствующей в партии груп­пировки, противопоставив противнику своего кандидата, но это уже предполагает известные зачатки организации, то есть создание другой группировки. Система праймериз ве­дет не столько к независимости кандидатур от руководите­лей, сколько к развитию внутренних группировок и сопер­ничеству их руководителей. Избиратели праймериз могут быть арбитрами такого соперничества, но слабое участие избирателей в этих выборах снижает их значение (табл. 42); с другой стороны, оно, по-видимому, почти не имеет реаль­ной силы, как и участие европейских избирателей в голосо­вании в два тура, так как сами кандидаты на праймериз прак­тически отбираются группировками руководителей, как и в Европе. По существу сокращается лишь степень их вмеша­тельства: оно больше не распространяется непосредствен­но на выдвижение кандидатов, а только на отбор «кандида­тов при выдвижении кандидатур». Настоящая проблема американских партий сегодня — это проблема предвари­тельных праймериз: собраний партийных комитетов с це­лью выдвижения кандидатов собственно на праймериз.

ПАРТИИ И СОБСТВЕННО ВЫБОРЫ

Партии играют основную роль в первой фазе избира­тельной процедуры — выдвижении кандидатов, но они при­сутствуют и во второй — селекции между кандидатами, то есть собственно выборах. Прежде всего они оказывают на нее косвенное, но важное влияние поддерживая кандидата в его избирательной кампании. Они — за исключением кад­ровых и комитетских партий, где преобладающим остается частное финансирование, обеспечивают подавляющую часть

 

Z1

О

"О

Со

о

 

■■■-

А; н

CL

а. о

m

 

CL

О)

издержек этой кампании. В некоторых странах принимают­ся строгие меры контроля и ограничения избирательных расходов, с тем чтобы помешать силе денег слишком уж давить на пропаганду, порождая чересчур резкое неравен­ство. Но развитие массовых партий сделало эти меры менее эффективными: сегодня наиболее крупные затраты на про­паганду характерны уже не для консервативных партий, располагающих поддержкой «денежных мешков», а для народных партий с их массой членов, взносы которых со­здают весьма значительный оборотный фонд. Немецкая со­циал-демократическая партия первой продемонстрировала превосходство такого почти всенародного финансирования с помощью партийного налога над частным с его пожертво­ваниями крупного капитала. Британская лейбористская и другие синдикалистские партии достигли подобных же результатов; во Франции самые крупные расходы сегод­ня несет, вероятно, коммунистическая партия. К тому же участие партий в кампании позволяет обойти положения закона, ограничивающие пропаганду и избирательные расходы. Во Франции, например, ни один кандидат не имеет права размещать плакаты вне специально отведен­ных немногочисленных официальных площадок, но партии распространяют свои плакаты, косвенно поддер­живающие их кандидата, повсюду. Современную изби­рательную кампанию можно было бы сравнить с концер­том для инструмента с оркестром: кандидат представляет собой инструмент, звук которого все больше теряется в громе оркестра.

Нужно к тому же различать собственно избиратель­ную пропаганду, которая ведется кандидатом с целью быть избранным, и пропаганду партии по случаю выборов, наце­ленную на распространение своей доктрины, своего влия­ния, на умножение своих рядов. Здесь совершается любо­пытная эволюция, отражающая изменение сущности и роли партий. Первые партии были чисто избирательными орга­низациями, чья основная функция состояла в обеспечении успеха их кандидатов: выборы были целью, партии — сред­ством. Но затем развитие функций собственно партии как организации, способной непосредственно воздействовать на политическую жизнь, привело к тому, что выборы стали использовать в целях пропаганды самой партии. Избира­тельная кампания предоставляет исключительные средства воздействия на общественное мнение. В некоторых странах кандидаты имеют право на бесплатные залы для собраний,

на издание и распространение официальными службами их программ, использование национального радиовещания, щитов для расклейки плакатов, etc. С другой стороны, пуб­лика оказывается в это время особенно восприимчивой по отношению к политике: почва как никогда подготовлена для того, чтобы развязать агрессивность «вируса партийности >>. Занимаясь избирательной пропагандой своего кандидата, партия таким образом развертывает постепенно и собствен­но партийную пропаганду. За какой-то гранью первоначаль­ная ситуация оказывается перевернутой: вместо того, что­бы использовать партии для обеспечения успеха на выборах, используют выборы, чтобы обеспечить рост партий; партия стала целью, а выборы — средством.

Эта метаморфоза выражается в росте числа кандида­тов и видоизменении их характера. В XIX веке партия не выставляла ка