Так методично и настойчиво Леонид Миронович при­вивал начинающему режиссеру основы режиссерской этики.

Вопросы методики репетиции, принципы распределе­ния ролей, проблемы личного и общественного, как их понимал Леонид Миронович, были, в конце концов, во­просами, принципами и проблемами эстетическими. Вос­питанный К. С. Станиславским и Вл. И. Немировичем-Данченко, он понимал учение Станиславского об этике как составную часть «системы».

Этика» Станиславского обращена к актерам. Лео­нидов пополнил ее своим режиссерским опытом, опытом своих учителей и придал ей специфический режиссер­ский оттенок.

Молодые режиссеры дорого платят за огрехи в эти­ческом воспитании. Потерей авторитета платят они за забвение истины, что эстетическое и этическое — нераз­рывно. Заработать авторитет трудно. Потерять — легко. Восстановить почти невозможно — вот в чем был глав­ный смысл уроков этики.

Можно ли предусмотреть все ситуации, в которые может попасть режиссер, и снабдить его правилами на все случаи жизни? Конечно же, нет.

Мучительные вопросы встают перед молодым режис­сером почти ежедневно. Как поступить со строптивым актером? Как примирить творческую совесть с производ­ственной необходимостью? До каких пределов может простираться дружба с актерами? Когда надо уступить, а когда настоять на своем? Когда просить, а когда требовать?

Немыслимо перечислить разнообразные вопросы, ко­торые каждому молодому режиссеру рано или поздно придется решать. Решать самому, в одиночку и, может статься, сразу.

«Тот, кто не на словах, а на самом деле «любит ис­кусство в себе, а не себя в искусстве», найдет ответ на тысячи тысяч вопросов», — говорил Леонидов. Тот, кто умеет интересы искусства, интересы теат­ра, дела, ставить выше самолюбия, выше личной обиды или личного успеха, в конце концов найдет ответ на самые сложные и запутанные вопросы.

Плохо воспитанный или просто этически не воспитан­ный режиссер не может считаться профессиональным режиссером. В лучшем случае он всего лишь одаренный дилетант.

Научить этике нельзя. Научиться можно.

Не правилам на все случаи жизни, конечно, а нормам.

Режиссерский «кодекс чести» не составлен. Но он су­ществует.

Можно окончить театральный институт, училище, студию. В школе этического воспитания учатся всю жизнь. Ее нельзя окончить и получить диплом: «этичес­ки воспитан».

Говорить об этике, о профессиональной этике режис­сера — значит говорить о жизни в театре. Говорить откро­венно.

Режиссер занимает высокое положение в театре, по­этому он обязан быть человеком самых передовых взгля­дов. Он учит, потому что знает. Он имеет право требо­вать дисциплины от других, потому что дисциплиниро­ван сам.

Режиссер кроме знаний и умений обладает властью. Ею надо пользоваться умело и осторожно, ибо режиссе­ру доверены не только большие материальные ценности, но и большой человеческий коллектив. Власти режиссе­ра прямо пропорциональна его ответственность. Прини­мая власть, — хочешь не хочешь — надо принять и от­ветственность.

Талант, ум, воля, знания и характер режиссера долж­ны служить одной цели — созданию для себя и для всех участников атмосферы творчества, условий для вдох­новения.

Ни в каком деле личные качества и характер челове­ка так явно не сказываются на результатах работы, как в театральном искусстве.

В спектакле есть главные роли и не главные. В коллективе театра — прославленные актеры и начинающие. Одни — известны, любимы зрителями, другие — просто знакомы. Или даже не знакомы. Если театр покинет ак­тер X. — беда. Придется снимать с репертуара ряд спек­таклей. Уйдет У. — никто и не заметит.

А говорят — надо ко всем относиться равно! С другой стороны, относиться к актерам соответст­венно их положению, званиям, заслугам — значит на­саждать нездоровый дух угодничества, чинопочитания.

Не может быть в театре двух дисциплин: одна — для главных артистов, другая — для рядовых.

Это тоже как будто все понимают.

Но как примирить строгие этические нормы жизни театра с практикой?

С одной стороны, нельзя прощать нарушение дисцип­лины ведущему актеру и не прощать то же исполнителю рядовому. С другой — можно ли и нужно ли относиться одинаково к тому, кто отдал театру жизнь, кто доказал свою преданность коллективу, и к тому, кто в театре без году неделя и кто никого еще не убедил в своей нужно­сти делу?