Есть руководители, считающие, что до встречи со всем коллективом следует поговорить с каждым его участником в отдельности.

Может быть, в каком-то случае это и полезно. Но ча­сто тайные, секретные разговоры с глазу на глаз произ­водят на коллектив дурное впечатление. Они порождают взаимную подозрительность.

Новый режиссер не вправе рассчитывать на полную душевную откровенность и искренность со стороны тех, кто его, по существу, не знает. Доверие, оказанное режиссеру с самого начала его работы, выдается ему «авансом», Он еще его не заработал, Очень уж доверительные разговоры с но ним режиссером у меня, напри­мер, вызывают нехорошие предположения: не хотят ли, пользуясь неосведомленностью, настроить меня против кого-то или за кого-то, не хотят ли использовать в своих личных целях?

Лучший способ знакомства с коллективом — это ра­бота, репетиции, уроки. Даже идущие спектакли не всегда могут дать представление о творческих силах коллек­тива, вкусах его участников, их желаниях, сложившихся обычаях.

Положение режиссера, только вступившего в новый для него театр, очень сложно. С одной стороны, нельзя начинать новый спектакль, не познакомившись основательно с коллективом, с другой стороны — нельзя позна­комиться с ним, не начиная работы. Но из двух зол надо выбрать меньшее и как можно скорее приступить к ре­петициям. Ошибки в распределении ролей, даже в выборе пьесы, поначалу извинительны. Их можно исправить, нo вред от долгого присматривания (ведь само по себе присматривание ничего в жизни коллектива не меняет) непоправим. Режиссер, долго не начинающий работу, раздражает коллектив, становится мишенью острог, фигурой мнимо значительной.

Есть режиссеры, бурно начинающие свою деятель­ность не с главного, не с постановки спектаклей, а с организационных мелочей: эскизов марки театра, новой формы расписания репетиций, порядка за кулисами и т. д. Надо ли говорить, что все это необходимо делать, но в другое время?

Но все же самый неудачный способ знакомства с коллективом — это «разнос» идущих спектаклей, поставлен­ных другими режиссерами, и исправление их.

В одни из ленинградских театров был назначен но­вый руководитель. Известный режиссер. Театр ко вре­мени его назначения был долгое время лишен всякого руководства, и, естественно, все играли «кто во что горазд».

Приехавший режиссер был удручен низким уровнем спектаклей, о чем и сообщил коллективу. Выслушали его актеры без интереса: знали сами, что многие спектакли развалились. Новый режиссер решил их исправлять. Что ни день, назначались репетиции идущих спектаклей, вызывалась вся труппа, и новый руководитель пытался восстановить то, что было утеряно, сделать правдивым то, что звучало фальшиво, и т. д.

К своему удивлению, он встретил противодействие труппы. Исправить спектакль, прошедший несколько десятков, а то и сотню раз, было почти невозможно.

Во-первых, от укоренившихся привычек актерам совсем не просто было избавиться. Во-вторых, частные улучшения не только не укрепляли, а, скорее, разрушали спектакль, ибо одно тянуло за собою другое. В-третьих, актеры зна­ли спектакли лучше, нежели новый режиссер, не имев­ший возможности тщательно изучить пьесу. Они беспре­станно «ловили» режиссера и уличали его в неподготов­ленности.

В результате благие намерения режиссера привели к еще большему хаосу и творческой разноголосице. Репетнции пришлось прекратить.

Тогда режиссер начал проводить уроки-беседы. Он хотел договориться об общих художественных критериях, изложить коллективу свое творческое кредо.

К урокам-лекциям актеры отнеслись скептически. Они отдавали должное знаниям и педагогическому опыту но­вого руководителя, но учиться им не хотелось. Их можно было понять. Многие из них в свое время получили хо­рошее образование, сами преподавали и учили других.

Следует сказать, что новый руководитель довольно упорно и терпеливо занимался перевоспитанием малоодаренных актеров, засоривших театр в период отсутст­вия художественного руководства. Коллективу же было ясно, что труппу просто надо обновить.

Короче, и этот эксперимент не удался. Почти год был потрачен впустую. Спектакли ставились по-прежнему. Театр не выходил из творческого прорыва. Новый руко­водитель оказался несостоятельным и был снят. Но он уже начал постановку спектакля, и было решено дать ему возможность довести ее до конца. На следующий же день после приказа об освобождении его от должности главрежа репетиции начатой пьесы пошли велико­лепно.

Свободный от обязанности учить и перевоспитывать, режиссер стал работать энергично, без многословных от­ступлений. Слабые исполнители были заменены более сильными. Спектакль обещал быть интересным. К режис­серу стал было возвращаться утерянный им авторитет. К сожалению, было уже поздно. Режиссер кончил тем, с чего надо был означать.

Вновь назначенный, менее опытный главреж начал свою работу иначе. Его «тронная» речь продолжалась менее минуты. Он сказал: «Вы все знаете о своем теат­ре. Кое-что знаю и я. Разговоры делу не помогают. Зав­тра в 11 часов утра репетиция новой пьесы. Прошу не опаздывать».