Леонид Миронович, почему мнение Володи вам кажется более убедительным, чем мое?
Вот вы написали: «Если не по-моему — ухожу». А Володя, если в театре плохо, все равно не уйдет. И не потому, что некуда. Не уйдет, потому что любит свой театр. Я не прошу вас слушать всех. Критика тех, кто предан театру, может быть не всегда объективна, но всегда честна. Ваша опора — самоотверженные, без оглядки преданные театру люди. Они за вас, хотя многое не вызывает у них восторгов. Поэтому и я хочу сохранить вас, помочь вам разобраться в себе. Трудный, горький для меня разговор был последним разговором с Леонидовым. Мне тогда казалось, что я все понял. Но прошло еще много лет, пока урок Леонидова научил меня искать и находить в коллективе людей, к критике которых надо прислушиваться. Критика — горькое, но доброе лекарство. Критиканство — лекарство злое. Даже и не лекарство, а отрава. Критики — опечаленные недостатками, но добрые люди. Критиканы— опечалены, когда все хорошо. Как ни досадно, среди них попадаются способные, одаренные люди. Но гордыня, самолюбие иногда берут верх над здравым смыслом. И превращаются в спесь, непроходящую обиду па всех и на все. Редкий театр обходится без одного-двух скептиков или даже циников, которых никогда ничто не радует. Они все видели, познали, испытали. В глазах молодежи скептики и циники нередко выглядят самыми требовательными, взыскательными художниками. Апломб, с которым они высказывают свое мнение, действует на оптимизм и восторги молодых актеров как холодный душ. Похвалить чью-то актерскую или режиссерскую находку в присутствии этих скептиков опасно — нарвешься на остроты и насмешки. Скептики и циники — страшное зло. Они высмеивают все: трепетное отношение к роли, спектаклю, искреннее стремление поверить в вымышленное как в подлинное, обыкновение собраться с мыслями перед выходом на сцену и т. д. и т. п. Это они, циники, в моменты наивысшего напряжения шепчут на ухо соседу какую-нибудь пошлую остроту. Это они в паузах, неслышно для зрителей, иронически комментируют игру товарищей. Хвастаясь своей техникой, они за секунду до выхода занимаются посторонними делами. А на сцене во время спектакля устраивают всяческие розыгрыши. Главное их развлечение — рассмешить партнера. Редко, когда циники — хорошие актеры. Человек, не способный удивляться, радоваться, горевать, — человек равнодушный — не может быть подлинным художником. Критиканы и скептики, — как правило, люди обиженные, ущемленные, считающие себя несправедливо обойденными славой, богатством, властью. Чаще всего их равнодушие скрывает зависть к людям одаренным, веселым, счастливым. Так уж повелось, что люди недовольные производят поначалу впечатление более взыскательных, наделенных лучшим вкусом. Они кажутся умными, тонкими, значительными. И молодежь тянется к ним, перенимает сначала их манеру держать себя, а потом и их взгляды на жизнь, на искусство. Как избавляются от заразной болезни? Делают прививки. Скептицизм, цинизм, как заразная болезнь, может поразить здоровый коллектив, если руководитель вовремя не начнет прививать ему иммунитет ко всякого рода злопыхательству. Скептиков, циников, критиканов надо «лечить» их же способом: юмором, насмешкой. Снять с них ореол исключительности, показать всем их ограниченность, душевную нищету — значит оградить от их влияния молодежь. Но не безопасно для авторитета руководителя неприятную для него критику считать критиканством, в любом недовольном видеть личного врага. Боязнь критики — не что иное, как слабость, трусость. Она неприятна в любом человеке. В руководителе же просто нетерпима. В театр пришел новый главный режиссер. Поставил спектакль. Обсуждая его на Художественном совете, в присутствии всей труппы, кто-то сказал: «Давно у нас не было такого спектакля». В тот же вечер он был приглашен в кабинет главрежа. «Вам, как я понял, — сказал главреж, — не нравятся мои спектакли. Я давно это подозревал. Что же, больше вы у меня играть не будете. А лучше, если вы сами покинете коллектив». Руководитель с больным самолюбием боится не только критики в свой адрес, но не переносит, когда кого-нибудь хвалят.
|