КРИТИКА ВСЕОБЩЕЙ ИСТОРИИВ области самой социологии, по Веберу, существует потребность в свободе, являющейся основой достоверности этой науки, в свободе от вся- ==64 Η;. Аббанъяно. Мудрость философии кой предвзятой оценки. Безусловно, ценности составляют неотъемлемую часть социологии, потому что они являются неотъемлемой частью человеческого поведения, но они интересуют эту науку лишь как таковые, а не как нормы, которым она сама обязана следовать. Выбор ценностей — решение, которое касается каждого человека и от которого ни один человек не может освободиться; социология описывает часто встречающиеся типы этого выбора, но сама не может обязывать к какому-то определенному выбору, не перестав при этом быть наукой. Именно это требование составляет силу и ценность социологического исследования в первый период его утверждения в современном мире культуры, но оно постепенно сходит на нет при распространении и популяризации этой науки, часто разрабатываемой сегодня в зависимости от идеологий или господствующих политических интересов. Для Вебера характерен отказ от «всеобщей истории», т. е. от веры в то, что над всем историческим развитием господствуют немногие фундаментальные ценности, которые постепенно утверждаются и совершенная реализация которых — фатальный итог самой истории. Сегодня существуют также и те, кто верит во всеобщую историю навыворот, как состоящую лишь из подавления и насилия и все же неизбежно направленную к конечному возрождению. В лю- Вебер ==65 бом случае всеобщая история оправдывает все, что происходит, и допускает предвосхищения и пророчества, которые претендуют быть достоверными. Вебер находится на полюсе, противоположном всему этому. А социологи, которые считают, что их теории служат оправданию или осуждению чего-то и, следовательно, используют их как орудия пропаганды или разрушения, находятся на полюсе, противоположном Веберу. Естественные науки стали для человека мощным орудием познания и действия, когда они освободились от всякой идеологической ангажированности. Гуманитарные науки смогут похвастаться подобной привилегией лишь тогда, когда также окончательно избавятся от политической ангажированности, которая сегодня пытается господствовать над ними, и станут придерживаться поучения Вебера. Наряду с критикой всеобщей истории у Вебера есть также критика всеобщего права. Исходная посылка теории естественного права, безусловно, давно рухнула. То, что над системами различных юридических законов находится, как говорил Цицерон, «закон единой, вечной, неизменной природы, который правит всеми людьми и в любое время», конечно же, сегодня не является отправной точкой правовых исследований, направленных скорее на человеческое общество, в котором действуют или должны действовать
==66 Η. Аббаньяно. Мудрость философии управляющие им нормы, и поэтому видящих в этих нормах социальные образования, не отделимые от определенных контекстов. В это направление социологии права внес фундаментальный вклад сам Вебер, согласно которому право принадлежит к категории тех «предписаний», которые направляют и контролируют человеческую деятельность и которые отличаются от других, т. е. от религиозных и моральных предписаний, потому что их практическое соблюдение гарантируется возможностью физического и психического принуждения, осуществляемого особым аппаратом. Поэтому Вебер видит в историческом развитии права его постепенную «рационализацию», которая, с одной стороны, заставляет видеть в современном государстве аппарат, способный гарантировать наибольшую устойчивость юридического порядка, а с другой — делать из самого права логически строгую, но абстрактную формальную технику, используемую юристами и непонятную большинству людей. В этот момент право становится неспособным идти навстречу социальным изменениям, новым требованиям, конфликтам и идеалам, которые будоражат общество, и, следовательно, утрачивает ту сакральность, которая привносится в него самой его рациональностью, и свою специфическую «ценность», т. е. свою способность Вебер ==67 контроля. Этот упадок неизбежен, поэтому, согласно Веберу, судьба права — впадать в сферу иррационального. 3. СОЦИОЛОГИЯ РЕЛИГИЙ Монументальная «Социология религии», вышедшая в 1920 году (итал. перев.: Weber M. Sociologia délia religione. Milano, 1982, с введением Пьетро Росси, одного из крупнейших исследователей Вебера), важна не только как вклад, относящийся к специфической области, но также и потому, что показывает в действии эффективность и силу метода, которому следовал Вебер. Работа открывается знаменитым исследованием «Протестантская этика и дух капитализма», уже известным и переведенным в Италии, составляющим принципиальную оппозицию Вебера историческому материализму, потому что он стремится доказать, что современный капитализм является не причиной, а следствием определенной религиозной веры — веры протестантизма. Как хорошо разъясняет Росси, капитализм, о котором говорит Вебер, это — «дух» капитализма Нового времени, т. е. не примитивный и грубый капитализм, состоящий в получении прибыли и эксплуатации, а капитализм, видящий в обретении богатства плод ==68 Η. Аббанъяно. Мудрость философии личного труда, благословение Бога и поэтому превозносящий неустанный, постоянный, систематический профессиональный труд как самое высокое аскетическое средство и самое надежное подтверждение подлинности религиозной веры. В этой религиозной этике, вдохновляющейся не столько лютеранством, сколько кальвинизмом, пиетизмом и анабаптистскими сектами, Вебер обнаруживает силу, которая привела капитализм к рационализации и экспансии, став фундаментальной структурой современного мира. Вторая часть работы направлена на разъяснение экономической этики универсальных религий, в число которых Вебер включает конфуцианство, индуизм, буддизм, учение ислама и иудаизма; но изложение завершается древним иудаизмом, потому что оно было прервано смертью автора. Экономическую этику, по Веберу, можно выводить не только из сугубо моральных предписаний религии, но также и прежде всего из практических побуждений к деятельности, основанных на различных элементах политикоисторической природы. Вебер стремится выявить прежде всего те черты экономической этики, которые позволяют установить ее сходство с экономическим рационализмом Нового времени на Западе, поэтому он по существу выделяет три способа, в которых может выражаться от- Вебер ==69 ношение между религией и экономикой. Во-первых, религия может быть безразличной к экономической деятельности и приспосабливаться к традиционным правилам, которым она повинуется, как в случае с конфуцианством. Во-вторых, она может осуждать экономическую деятельность, потому что она приковывает человека к миру и препятствует его спасению, и, стало быть, превозносить бедность и нищету, как в случае с индуизмом и в особенности с буддизмом. В-третьих, она может стремиться регулировать саму экономическую жизнь и действовать как сила, преобразующая ее структуры, как в случае с кальвинизмом. В древнем иудаизме, который сосредоточивается на ожидании освобождения еврейского народа от угнетения, Вебер обнаруживает отсутствие подлинной экономической этики и поэтому преобладание менталитета, который стремится использовать без опосредований всякую возможность получения прибыли. Вывод Вебера следующий: в великих религиях нет ничего, что могло бы быть сопоставлено с экономической этикой протестантского христианства.
К оглавлению ==70 Η. Аббаньяно. Мудрость философии 4. ИСТОРИЧЕСКАЯ РОЛЬ РЕЛИГИИ Это, конечно же, не означает со стороны Вебера отрицания исторической роли, которую эти религии играли в мире, и еще меньше их осуждение. Но влечет за собой признание господствующей исторической роли, которую христианская этика в ее кальвинистском варианте играла в формировании современного мира, поскольку она поставила человека в положение автономно действующего субъекта, пытающегося господствовать в мире, в котором он живет, а не отдаваться на милость его событий или рассматривать его в качестве временного убежища, из которого лучше как можно быстрее удалиться. Таким образом, параллельно с самостоятельной ролью, которую эта этика признавала за экономикой, другие сферы человеческой деятельности могли добиться своей автономии и противопоставить себя религиозной сфере, стремившейся подчинить их. Таков случай с политикой, повинующейся «доводу государства»; с искусством, понимаемом как «космос автономных ценностей»; с эросом и интеллектуальной деятельностью. Но таким образом, благодаря этому непрерывному сочетанию факторов, формирующих жизнь, и благодаря поочередному исполнению ими господствующей роли, сферы человеческой деятельности, ставшие автономными, ог- Вебер ==71 раничивали пространство, предоставленное религии, и сами ее ожидания освобождения, в значительной мере переносившиеся на политическую почву. Но это (как справедливо отмечает Росси) является для Вебера «фактом», а не необходимостью, потому что ничто не исключает возможность выживания и возрождения религии, даже если подобную возможность нельзя, с точки зрения исторического исследования, предвидеть или предрекать. Таким образом, Вебер всегда оставался верным задаче анализировать и понимать без предосуждения переплетение и борьбу различных факторов, составляющих существование человека, и он смог остаться верным этой задаче, потому что видел в этих факторах не безличные и действующие с необходимостью силы, а реальные возможности, последний и решающий выбор среди которых всегда принадлежит человеческой субъективности. Не абсолютная, а обусловленная и тем не менее всегда наличная и активная свобода является одновременно предпосылкой и результатом его анализа. Среди решающих факторов истории Вебер справедливо поместил религию, не делая ее единственной господствующей силой. Когда он разворачивал свою деятельность между концом XIX и первыми двумя десятилетиями XX века, по- ==72 Η. Аббаньяно. Мудрость философии требность в религии как помощи, данной высшей силой, для преодоления слабости и убожества человека, казалось, полностью удовлетворялась политикой и наукой, которые были уверены, что дадут человеку надежное пристанище. По крайней мере такое чувство испытывали или так думали образованные слои общества. Вебер не считал, что эта уверенность является окончательной, и поэтому его нет среди тех, кто говорил (и все еще говорит) о «смерти Бога». Ход времени показал его правоту и в этом. Человек все более обостренно осознает неустойчивость своей судьбы в мире. Он продолжает верить в науку и политику, которые ему необходимы, но если он хочет еще помочь себе посредством твердой надежды на спасение, он обращается к религиозной вере.
==73 00.htm - glava05
|
