Экономические категории и понятия

В каждой отрасли науки исследователи оперируют языком, в котором проявляется специализация научного знания. Овладение терминологией данной науки, понимание употребляемых в языке понятий – необходимое условие для занятия научной деятельностью, для обмена научной информацией, для общения исследователей с коллегами.

Профессионализм языка экономической науки, это, прежде всего, система понятий, употребляемых для описания, объяснения, обобщения того, что исследователь выявляет при изучении экономических реалий. В науке мы мыслим и рассуждаем понятиями. Понятие – системообразующий элемент экономической науки. Понятие есть сама мысль. Но мысль, отражающая в обобщенной и, зачастую, абстрагированной форме феномены и процессы экономической действительности, связи между ними. При этом в понятиях фиксируются общие и специфические признаки, характерные для этих процессов и взаимосвязей.

Анализ умственной деятельности человека, формулирования и использования понятий науки путем абстрагирования, обобщения, идеализации, сравнения, определения эмпирической и теоретической информации – проблемы философии, логики, семантики. А применительно к методологии экономической науки важно ответить на три вопроса: 1) в чем различие между понятиями и категориями экономической науки; 2) почему необходима однозначность каждого понятия; 3) обязательна ли операциональность для экономического понятия?

Отвечая на первый из поставленных вопросов, мы встаем на тернистый путь, здесь не все ясно, имеются спорные, противоречащие друг другу суждения. В философии под категориями принято понимать предельно общие, фундаментальные понятия, отражающие наиболее существенные, закономерные связи и отношения реальной действительности и ее познания. В более обыденном смысле под категорией имеются в виду разряд, группа предметов, явлений, лиц, объединенных общностью каких-либо признаков.

В марксистской политической экономии экономические категории занимают главенствующее место в научном языке, они непосредственно связаны с методами диалектики, разграничением содержания и формы, сущности и явления в экономическом анализе, методом научной абстракции. «В результате абстрагирования выводятся экономические категории, то есть научные понятия, которые характеризуют отдельные стороны экономических явлений (например, прибавочная стоимость как выражение процесса капиталистической эксплуатации)»[33].

В «Капитале» К. Маркса демонстрируется впечатляющий результат: сложная система производственных отношений выражена логически стройной (если не подвергать сомнениям и проверке исходные предпосылки) системой экономических категорий, выводимых одна из других и отражающих разные уровни абстрагирования.

Из категории абстрактного труда выводится категория стоимости, из нее – категории стоимости рабочей силы, прибавочной стоимости, капитала, из них – категории прибыли и ее превращенных форм (процента, предпринимательского дохода, торговой прибыли, земельной ренты).

Обсуждение проблемы категорий неизбежно приводит к признанию или отрицанию сущностного анализа в экономической науке. По К. Марксу, прибыль есть превращенная форма, за которой скрывается содержание – прибавочная стоимость, а сущностью прибавочной стоимости выступают производственные отношения по присвоению неоплаченного труда наемных рабочих. В современной мировой экономической науке проблема сущности, скрытой за внешними формами экономических процессов, как правило, даже не ставится. Более того, по мнению Марка Блауга, «любое упоминание о “сущности” (essence) экономических систем заставляет нас насторожиться…», «представление, что рационализм или “эссенциализм” может также снабдить нас философской основой теоретизирования в социальных науках, является, бесспорно, ложным. В самом деле, каким образом мы намерены определять, что есть сущность экономических явлений, которая должна быть описана в рамках теоретических построений, если мы отказываемся принять какой бы то ни было эмпирический критерий для обоснования наших теорий? … Представляется очевидным, в любом случае, что сущностный подход не оставляет места для какого-либо количественного анализа»[34].

К вопросам об операциональности и эмпирической проверке категорий и понятий экономической науки нам предстоит еще возвращаться. А сейчас выделим то обстоятельство, что не всякое понятие может быть названо экономической категорией. В отличие от обычного понятия категория несет в себе классификационную функцию. Милтон Фридмен иллюстрирует эту функцию экономической категории на примере спроса и предложения. «Рассматриваемые в качестве элементов языка экономической теории оба эти понятия являются основными категориями, классифицирующими факторы, которые воздействуют на относительные цены продуктов и производственных ресурсов, факторы, влияющие на спрос, и факторы, влияющие на предложение»[35].

Но роль экономических категорий не ограничивается такими классификационными функциями. Рассмотрим в качестве примера категорию и понятие прибыли. Как понятие прибыль принимает различные формы: балансовая и экономическая прибыль, разность между выручкой и издержками, или даже «разница между фактическими и ожидаемыми результатами, поступлениями ex post и ex ante»[36]. А как обобщающая все эти понятия прибыль в качестве экономической категории выражает отражающиеся в ней экономические отношения. Прибыль есть доход, приносимый вполне определенным видом экономических ресурсов – капиталом. За этим доходом стоят отношения собственности и в индивидуально-правовом аспекте (права собственности), и в содержательно-экономическом значении собственности как отношений присвоения – отчуждения.

Определение прибыли как экономической категории находится в плоскости качественного анализа, а количественные характеристики относятся к прибыли как к совокупности понятий. И только с переходом от качественного анализа к количественному понятие прибыли приобретает операциональность, а связанные с этим понятиями научные гипотезы подлежат эмпирической проверке.

Таким же образом дело обстоит и со многими другими экономическими категориями. Понятие «человек экономический» (homo economicus) абстрактно, но это абстрагирование от социальной определенности экономических человеков. Описание такого экономического субъекта, его поведения, ориентированного на максимизацию полезности многократно подвергалось критике со стороны представителей институциональной, эволюционной теории и других направлений в современной экономической науке. Указывается на информационные, когнитивные и другие ограничения в целеустремлении на максимизацию полезности.

Но следует обратить внимание на другой аспект проблемы. Homo economicus – совершенно оторванное от реальности понятие. Кто этот homo: наемный работник определенной квалификации, менеджер разного уровня, крупный, средний или мелкий предприниматель, акционер, государственный служащий или вовсе пенсионер? Ведь именно принадлежность к определенной социальной группе определяет особенности экономического поведения индивида и характер полезности, которую он стремится максимизировать.

Без учета социально-экономической характеристики субъекта, без определения специфики его экономических интересов и зависящей от них ролевой функции экономического субъекта исчезает не только качественный анализ, но и ставятся под большое сомнение теории и модели, в том числе и модели, создаваемые при помощи математической теории игр.

Марк Блауг отказывается от «пахнувшего нафталином аристотелевского метода осмысления научных проблем»[37]. Запах нафталина мало приятен, но без него заводится моль, дырявящая ткань. Дырявость возникает и в экономической науке, если она лишается осмысления социально-экономической сущности процессов и явлений, ограничиваясь позитивистским описанием форм их проявления.

Теперь обратимся к вопросу о необходимой однозначности экономических понятий. Однозначность понятия не следует понимать как неизменность смысла того, что оно выражает. С накоплением знания понятия могут обогащаться и изменять свое значение. Карл Поппер иллюстрирует это положение на примере из теоретической физики: «понятия “материя” и “атом” после Резерфорда, “материя” и “энергия” после Энштейна стали означать нечто совершенно отличное от того, что они означали ранее. Значение этих понятий есть функция постоянно изменяющейся теории»[38]. Подобное же происходит и с экономическими понятиями. Но до наступления такого рода изменений сохранение однозначности понятий остается условием нормального научного общения.

Иногда мысль, содержащаяся в понятии, искажается или приобретает неоднозначность при переводе понятия с одного языка на другой. Так случилось с понятием «стоимость». Ключевые понятия «Капитала» К. Маркса: Wert, Gebpauchs-wert, Tauschwert, Mehrwert – в переводе на русский язык были названы соответственно: стоимость, потребительная стоимость, меновая стоимость, прибавочная стоимость. В таком виде перевод был принят В. И. Лениным, а в советской экономической литературе он стал каноническим. М. И. Туган-Барановский, П. Б. Струве и другие российские экономисты считали более точным следующий перевод названного ряда понятий: ценность, потребительная ценность, меновая ценность, прибавочная ценность.

Ценность товара как объективная основа его цены богаче и понятнее термина «стоимость». Мысль о ценности включает в себя адресность: ценность для кого? Ценность для производителя связана с его затратами на производство товара и с расчетами на то, что он может получить при его обмене. Ценность для потребителя связана с характером и размерами потребностей, которые данный товар удовлетворяет, а также сопоставлениями с другими, альтернативными ценностями. Именно это побудило М. И. Туган-Барановского предпринять попытку синтеза марксистской и маржиналистской концепций ценности товара, попытку, конструктивность которой подтвердила, как уже говорилось выше, возможность математического доказательства. Возможно, экономическая наука еще вернется к этой потенциально продуктивной инициативе.

Что же касается другого варианта перевода Wert, то понятие стоимости приобрело неясный смысл, в некоторой степени даже сакральный. На этом примере хорошо проясняется двухстороннее единство понятия и содержащегося в нем смысла. В понятии фиксируется мысль о предмете, неточность вербального выражения мысли способно исказить саму мысль.

Пример иного рода. Понятия экономических ресурсов и фактор производства зачастую используются и в научной, и в учебной литературе как синонимы. Капитал, труд, земля – экономические ресурсы. Они же факторы производства. Однако при более строгом подходе это вовсе не синонимы. Капитал, труд, земля становятся факторами производства лишь в его (производства) процессе. До включения в производственный процесс они остаются экономическими ресурсами, из которых фирмы отбирают те, что нужны данному производственному процессу как его факторы. Информация – экономический ресурс, который включается в производство через его факторы: информация в виде знаний, квалификации определяет свойства труда (рабочей силы) как фактора производства, техническая информация, технологический уровень средств производства – важная характеристика капитала как фактора производства.

Понятия – инструментарий экономической мысли. Мы говорим: «Современные средства коммуникаций снижают трансакционные издержки», – и ясно понимаем, о чем идет речь. Ясно понимаем потому, что есть конвенциальные понятия издержек, трансформационных и трансакционных издержек. А оперируя понятиями трансакционных издержек, мы одновременно удерживаем в мышлении их структуру: «1) Трансакционные издержки, возникающие до обмена включают затраты на получение информации о ценах и возможных альтернативах, качестве товара и надежности контрагента и т. д.; 2) Трансакционные издержки, возникающие в процессе обмена, состоят из затрат, связанных с ожиданием в очередях, получением нотариально заверенных документов, получением страховки (например, при покупке автомобиля), осуществлением расчетов и т. д.; 3) Трансакционные издержки, возникающие после обмена, включают затраты по защите контрактов, проверке их выполнения (контроль), контроль за качеством и т. п.»[39].

Таким образом, экономическое понятие не только фиксирует и вербально оформляет мысль, но и инициирует дальнейшее размышление о предмете этой мысли, о его структуре, свойствах, взаимосвязях с другими понятиями и более общего, и более частного порядка. Но это предполагает опять же четкость, определенность, однозначность самих экономических понятий, терминологии. На пути научного мышления понятиями есть рифы, натыкаясь на которые теоретическая мысль может утрачивать свою научность. Один из часто встречающихся такого рода рифов Морис Алле называет «литературными» теориями. «Общий недостаток очень большого числа “литературных” теорий состоит в постоянном использовании неоперациональных понятий, нечетких и неопределенных терминов, смысл которых постоянно меняется в ходе рассуждений и различается у разных авторов. Их недостаток – это также отсутствие строгости в анализе; обильное использование более или менее метафизических выражений, которые, не обозначая ничего точного, могут одновременно обозначать все что угодно и тем самым защищают от критики; использование выражений с эмоциональным содержанием, которые, хотя и могут обеспечить популярность их авторам, не годятся для строгих рассуждений»[40].

Операциональность используется как один из признаков подлинной научности понятия. Это свойство распространяется и на те теории, научные гипотезы, которые оперируют данными понятиями. Такой подход к выявлению научности текстов получил название операционализма. Операционализм, по определению М. Блауга, это методологическая позиция, согласно которой теории и гипотезы считаются научными тогда и только тогда, когда возможно задать физическую операцию, которая присваивала бы количественные значения их основным переменным[41].

Однако одним лишь свойством измеримости суть понятия операциональности не ограничивается. Независимо от того, можно ли придать количественное выражение тому или иному экономическому понятию, оно может претендовать на статус научности, если с его помощью представлен новый взгляд на реальные экономические процессы. Введенное Р. Коузом понятие трансакционных издержек позволило по другому анализировать проблему распределения ресурсов, представить процессы интеграции и дезинтеграции фирм и корпораций.

К тому же применительно к социологическим наукам «идея полной и строгой формализации, операционализации и измерения всего и вся в научной теории – химера. В каких-то пунктах теории всегда обнаруживаются неформальные понятия и интуитивные скачки мысли»[42].

Нередко научное понятие, которое первоначально не поддавалось формализации, затем приобретает количественное выражение. Так было и с понятием предельной полезности, которую никак нельзя было измерить до тех пор, пока ординалистский подход не представил способ измерения через шкалу предпочтений.

Так что с измеримостью как доказательством операциональности понятия и операциональностью как признаком его научности все не так просто, как может показаться на первый взгляд.

Но есть требование к понятию, без выполнения которого оно утрачивает научность и обречено на маргинальное существование. Это требование – соответствие дискурсу данной экономической теории. К проблемам дискурса нам и предстоит теперь обратиться.