Слово и мысль

Тексты публикаций представляют собой вербально оформленные мысли исследователя. При создании текстов в экономической науке всегда присутствует задача возможно более адекватного представления научной мысли. И это сочетается с поисками возможно большей простоты изложения, со стремлением облегчить читателю процесс понимания текста. Решению такой задачи служат применение общепринятых символов, графическая интерпретация научных смыслов. Лексика (выбор сочетания слов), грамматика (конструирование фраз) и знаки препинания позволяют не только максимально сблизить слово и мысль, но и трансформировать эмоциональные оценки, вносимые автором, описываемых процессов или феноменов, то есть то, что в устной речи достигается интонациями голоса. Яркая эмоциональная окраска характерна, например, для «Капитала» К. Маркса: «последний час Сениора», «пошлый Сэй», «вульгарные экономисты» и т. д. Такого рода эмоциональность содержится в научных текстах представителей различных направлений в экономической науке.

Словесное оформление мысли – достаточно сложное дело. Зачастую сам процесс научного мышления включает в себя интуицию, для которой характерны быстрота формулирования гипотезы и недостаточная осознанность ее логических оснований. Словесное оформление интуитивной мысли предполагает тщательный поиск словосочетаний, которые, возможно, точнее ее бы отразили.

Стиль научной публикации, индивидуальный слог автора связаны с его характером, особенностями его личности, базовыми культурными ценностями. Экономическая наука знает работы, которые произвели своего рода переворот в науке, но исполненные в стиле, затрудняющем их понимание. В этом отношении показательна оценка П. Самуэльсоном книги Дж. Кейнса «Общая теория занятости, процента и денег»: «Это плохо написанная, плохо организованная книга; и обыватель, который положился на репутацию автора и купил ее, пожалел о потраченных 5 шиллингах. Она совершенно не годится для процесса обучения. Она претенциозна, полемична и не слишком щедра на признания чужих заслуг. <…> Кейнсианская система изложена так путано, как будто сам автор плохо понимал ее суть и основные черты. <…> Взлеты интуиции и озарения переплетаются со скучной алгеброй, а двусмысленные определения неожиданно ведут к незабываемым побочным линиям рассуждений. Но когда все это остается позади, мы находим анализ ясным и новым. Короче говоря, это работа гения»[48].

И это вполне соответствует особенностям личности Дж. Кейнса, который по свидетельству его биографа Р. Скидельского «был экономистом непостижимо курьезного ума; математик, который мог ослепить людей невероятными нематематическими фантазиями, логик, который следовал логике искусства; мастер-строитель, который оставил памятники в камне, а не только в слове; чистый теоретик, прикладник и государственный служащий одновременно; представитель академического мира, тесно связанный с Сити»[49].

Но потребовалась большая работа Дж. Хикса по интерпретации и развитию идей Дж. Кейнса, чтобы эти идеи предстали в виде законченной и удобной для усвоения экономической теории, стали бы основой особого, кейнсианского направления в экономической науке.

Пример совершенно противоположного стиля и словесного оформления научных идей – «Принципы экономической науки» Альфреда Маршалла, ставшие основой неоклассической экономической теории. Книгу А. Маршалла отличает не только простота и ясность языка, но и, в особенности, превосходная организация научного текста. Деление каждой из тринадцати глав на небольшие по печатной площади параграфы, снабжение текста заголовками к 1–3 абзацам, вынесение в приложение разного рода комментариев и дополнений, а также математической интерпретации экономических процессов – все это максимально облегчает восприятие научной мысли. И научная монография становится в силу этого отличным учебником экономической науки. И труд А. Маршалла действительно приобрел статус основного учебника по экономической теории, сменив собой сочинение Милля.

Последовательность в изложении того или иного результата, полученного исследованием и предъявляемого им читателю, далеко не всегда совпадает с последовательностью мыслительных операций, итогом которых является данный результат. Часто бывает, что на самом начальном этапе движения к научному результату большую роль играют интуиция и «здравый смысл». И лишь потом, когда результат определился, исследователь ищет подтверждение ему в разного рода аргументах. В тексте научной публикации такие перипетии научной мысли заменяются другим планом изложения – от аргументов к выводам и суждениям.

Как отмечал А. Маршалл, в экономической науке при постановке той или иной проблемы и в подходах к ее решению исследователь «нуждается не столько в утонченных научных методах, сколько в остром природном уме, здравом чувстве пропорций и большом жизненном опыте». Но «инстинкт в редких случаях позволит человеку проникнуть на большую глубину от поверхности явления». «И как это случается в экономической науке, ни те результаты известных причин, ни те причины известных результатов, которые наиболее заметны, не являются в целом самым важными». И часто оказывается, что «мы меньше заинтересованы в непосредственных причинах, чем в причине причин – causoe causantes»[50].

А изложение в научной публикации может быть представлено движением от анализа фактов, их сопоставления с имеющимися теориями, выдвижения гипотезы к аргументам, призванным доказать ее убедительность, эмпирической проверке полученного результата.

Зачастую оказывается, что убедительность достигается не столько строгостью доказательств, сколько литературным мастерством автора. Такую ситуацию описывает Марк Блауг: «При изложении используется метод, который историки называют коллигацией – соединением фактов, низкоуровневых обобщений, теорий высокого уровня и ценностных суждений в связный рассказ, скрепляемый неявным набором убеждений и аттитюдов, которыми автор делился с читателями. В умелых руках он может быть чрезвычайно убедителен, но при этом всегда непросто объяснить, почему вас убедили»[51]. О сомнениях такого рода Мориса Алле в теориях, которые он называет литературными, уже говорилось в первом параграфе этой главы.

Поиск словесной формы для возможно более точного выражения научной мысли всегда представляет собой проблему, и успех ее решения во многом зависит от общей языковой культуры автора. Одним из вопросов в русскоязычной экономической литературе в последнее время стала обоснованность широкого использования иноязычных терминов.

Когда в XVIII – XIX веках шел процесс приобщения России к европейской культуре и науке, усилиями российских ученых были найдены многочисленные кальки, то есть, слова, построенные по образцу соответствующих слов чужого языка путем точного перевода их составных частей соответствующими словами русского языка. Так из немецкого Einfluß возникло русское понятие «влияние», а из Einlage – «вложение».

В ХХ веке отечественная экономическая наука была на долгие годы изолирована от мирового научного обмена. Когда эта изоляция была преодолена, российским исследователям пришлось в короткие сроки осваивать терминологию иноязычной (в основном англоязычной) экономической литературы и таким образом входить в общее русло исследований. Времени на поиски калек не оставалось, и отечественные научные труды наполнились англоязычной терминологией.

Позитивными следствиями такого процесса стали резкое расширение пространства научного обмена и возможности лучшего взаимопонимания с учеными других стран. А негативное следствие – наводнение русского языка английскими словами. Это вызывает возражения ряда представителей отечественной экономической науки.

Включившись в дискуссию о терминологии, академик Н. П. Федоренко считает необходимым создание единой и максимально русской экономической терминологии, оставляя иностранные термины там, где это действительно необходимо. В частности, речь идет о неоправданной, с точки зрения Н. П. Федоренко, замене русского термина «управление» английским «менеджмент». И «как представляется, данный процесс в меньшей степени порожден желанием “соответствовать новым реалиям” и привнести в нашу практику “принципиально новую биржевую, финансовую, маркетинговую и прочую терминологию», а в большей – стремлением щегольнуть англицизмами, вносящими путаницу и без того в не очень упорядоченное научное хозяйство»[52].

В такого рода возражениях против чрезмерного употребления иноязычной терминологии в российской экономической литературе проявляется не только забота о сохранении русского языка, но и о том, чтобы научные тексты были бы максимально понятны читателям.