Острые аффективные состояния

Среди условий развития невротического заболевания исключитель­но важное значение принадлежит характеру эмоционального состояния, имевшегося при возникновении невроза. В свете данных школы И. П. Павлова о взаимоотношениях коры и ближайшей подкорки стано­вится понятной та огромная роль, какую эмоции играют не только в нор­мальных условиях жизни, но и особенно в возникновении невротических заболеваний. Чрезмерно сильное эмоциональное напряжение, однократ­ное, а тем более повторное, кратковременное или же длительное, при определенных условиях может стать причиной возникновения значитель­ного и стойкого нарушения высшей нервной деятельности. Поэтому проб­лему психогении различных нарушений функций организма необходимо строить на анализе состояния эмоциональной сферы больного и пережи­тых им аффективных состояний.

Как известно, ряд моделей человеческих эмоциогенных нарушений был получен М. К- Петровой (1946) на собаках. Ею было установлено, что если нервная система в течение длительного времени (нескольких лет) систематически подвергалась тяжелым нервным травмам, то всегда можно было наблюдать, кроме различных патологических состояний нервной системы, еще заболевания почек, печени, суставов, воспаление среднего уха, двигательные расстройства со стороны желудочно-кишеч­ного тракта, так же как и различные специфические заболевания кожи и разнообразные новообразовательные процессы как на коже, так и во внутренних органах. Появлению этих заболеваний непременно предше­ствовали срывы нервной деятельности. По словам М. К- Петровой, раз­личные психические травмы, «по-видимому, имеют самое существенное значение для предрасположения организма ко всякого рода заболевани­ям, вплоть до рака и до преждевременного старения организма. Поэтому вопросу о связи психического и соматического необходимо придавать большое значение». Многочисленные клинические наблюдения невроген-ных расстройств функций внутренних органов и систем могут служить доказательством этого.

Ненормальное развитие или же временное обострение одной или другой из наших эмоций может, говорит И. П. Павлов, «посылать в со­ответствующие корковые клетки в определенный период времени, или постоянно, беспрестанное или чрезмерное раздражение и таким обра­зом произвести в них, наконец, патологическую инертность — неотступ­ное представление и ощущение, когда потом настоящая причина уже пе­рестала действовать. То же самое могли сделать и какие-ни­будь сильные и потрясающие жизненные впечатления» (разрядка наша.— К- П.) '.

О важном значении эмоции в развитии тех или иных нарушений выс­шей нервной деятельности свидетельствуют данные исследований В. М. Бехтерева и В. Н. Мясищева (1926) и Н. И. Красногорского (1939). Так, Н. И. Красногорский отмечает, что рефлексы, образованные во вре­мя сильного испуга, остаются неугасимыми на всю жизнь. Он считает, что во время сильных эмоциональных подкорковых возбуждений кора как целое заторможена, кроме тех иннервации, которые непосредственно раздражаются при данной ситуации. Для иллюстрации сказанного при­водим ряд примеров из нашей практики.

1. Больная К-, 63 лет, акушерка, обратилась с жалобами на то, что встречи с похоронными процессиями и всем, что связано с похоронами

¹ И. П. Павлов. Двадцатилетний опыт объективного иэтипниа пч™«>!

(панихидное пение, траурная музыка, запах ладана и т. п.), в течение всей ее жизни вызывают у нее «неописуемый страх» с резко выражен­ным вегетативным компонентом, а иногда и обморочные состояния. Этот страх предопределяет все ее поведение: она была вынуждена переменить выбранную ею профессию, старается проживать подальше от кладбища (на котором ни разу в своей жизни не была), в страхе уходит с концер­та при звуках похоронного марша и т. п.

В процессе выяснения условий образования этой патологической ре­акции нам удалось установить, что однажды в 5-летнем возрасте она была взята няней на похороны, причем, когда во время панихиды она стала капризничать, няня пригрозила ей покойницей: «Вот встанет и возьмет тебя с собой в могилу!» «Меня охватил ужас,— говорила боль­ная,— я вся задрожала и, обхватив руками ноги няни, спрятала лицо между ее коленями и так стояла, вся дрожа, пока не окончилась пани­хида». Во время рассказа у больной наблюдалась яркая эмоциональная реакция с выраженным вегетативным компонентом (покраснение лица, потоотделение на лбу, учащение пульса), общей дрожью и ощущени­ем «запах ладана, насыщавшего воздух во время панихиды»,

В данном случае однократное, но чрезвычайно сильное эмоциональ­ное возбуждение, развившееся под влиянием словесного раздражителя, обусловило возникновение и фиксацию на многие годы патологической условнорефлекторной реакции на данную ситуацию в виде чувства не­преодолимого страха по отношению ко всему, связанному с похоронами. Эта много лет существовавшая фобия была полностью устранена двумя сеансами внушения во внушенном дремотном состоянии. Следует отметить, что уже по дороге домой после первого сеанса больная спокой­но отнеслась к встретившейся похоронной процессии. Переехав вскоре на новое место жительства, она согласилась поселиться недалеко от кладбища (о чем мы узнали впоследствии из письма ее мужа). Больная находилась под наблюдением в течение 4 лет; случаев возобновления фобии не было (наблюдение автора).

2. Больная П., 45 лет, научный работник, обратилась с жалобами на боязнь замкнутых пространств и толпы. При определенных условиях ею овладевает волнение, состояние растерянности и отчаяния, возникает сердцебиение, страх, часто вынуждающий ее кричать. Если она стиснута в толпе людей и не видит близкого выхода, например в вагоне трамвая или на собрании, т. е. в помещении вдали от выхода, то в необычайном волнении, с криком отчаяния и выражением ужаса на лице она умоляет скорее пропустить ее к выходу, протискивается с большими усилиями, вызывая удивление со стороны окружающих. Но подойдя к выходной двери и видя, что она открыта, тотчас же успокаивается. В театре, на концертах, на научном заседании она бывает относительно спокойна, но когда входит или выходит вместе с толпой людей, тотчас же начинает испытывать «неописуемый ужас». Если она стоит в трамвайном вагоне у открытого окна, то страха обычно не испытывает («есть выход через окно»). Но если ей случается быть в закрытом помещении в большой толпе людей, тотчас же возникает сильный приступ страха.

Применялись разнообразные медикаментозные и физические методы 1 лечения, но без всякого успеха. Врачи рекомендовали «взять себя в ру­ки» или «заняться самовнушением», но 'попытки в этом направлении оказались безрезультатными. По словам больной, эти страхи наблюда­лись у нее «всю жизнь», причем происхождение их для нее было непо­нятно: «Не знаю, откуда и почему они!»

Однако путем соответствующих вопросов о переживаниях в далеком все же выяснилось следующее. Однажды в 17-летнем возрасте \

она пришла в собор на торжественное богослужение, где с трудом проби­ралась вперед через толпу солдат. Дойдя до середины собора, она ока­залась стиснутой окружавшими ее солдатами и почувствовала себя в безвыходном положении, не имея возможности двинуться ни вперед, ни назад. Ею овладело состояние ужаса, отчаяния и растерянности. «Отда­ленность выходной двери привела меня в безумный ужас, — говорила она,— и я крикнула не своим голосом: «Мне дурно!» Сопровождавшие люди помогли ей выбраться из толпы и вывели ее из церкви. По мере приближения к открытой двери она стала постепенно приходить в себя, а выйдя на улицу совершенно успокоилась.

■ Рассказывая, больная сильно волновалась, как бы вновь переживая все происшедшее с ней примерно 30 лет назад, причем она «явственно ощущала запах солдатских шинелей и человеческой толпы». Таким об­разом, и здесь произошло оживление следов пережитого в прошлом силь­ного эмоционального возбуждения.

Проведена разъяснительная беседа (разъяснен физиологический механизм ее навязчивого страха) и высказано убеждение в том, что та­кое состояние прекратится. После этого больная в значительной мере успокоилась, тогда как раньше была в тревоге за полноценность своей психики. Мы ее отпустили, предложив явиться в случае рецидива. Боль­ная больше к нам не являлась и дальнейших сведений о ней мы не име­ли (наблюдение автора).

В данном случае возникло функциональное нарушение высшей нерв­ной деятельности в форме навязчивого невроза (фобия замкнутых про­странств и толпы), в основе которого лежал корковый изолированный больной пункт, образовавшийся по условнорефлекторному механизму. Эта патологическая реакция на ситуацию, прочно зафиксировавшаяся на многие годы (вследствие отрицательной индукции, изолировавшей возникший корково-подкорковый очаг концентрированного раздраже­ния от прочих районов коры мозга), возобновлялась всякий раз, когда средовая ситуация оживляла следы пережитого в прошлом острого аф­фективного состояния.

Аналогичная функциональная патология возникла и прочно зафик­сировалась и в следующем наблюдении.

3. Больная Ш., 36 лет, обратилась с жалобами на повышенную разд­ражительность, явления сжатия в области сердца и желудка, тревож­ный сон с постоянно всплывающей в момент засыпания яркой картиной нападения на нее бандита («лес, человек в военной шинели с обрезом в руках»). В такие моменты больная вскрикивает, просыпается и засыпа­ет лишь под утро. Такая же картина преследует ее и при бодрствовании, когда вечереет. В связи с этим развилась боязнь высоких людей в воен­ной шинели: «Как увижу похожего, все внутри загорится!» Отмечались слабость, прогрессивно падающий аппетит, резкое снижение работоспо­собности. Общая укрепляющая терапия (в поликлинике) результата не дала. До заболевания Ш. отличалась хорошей работоспособностью, ве­селым и жизнерадостным характером.

Проведено 5 сеансов гипносуггестивной терапии во внушенном сне, что дало возможность полностью устранить весь патологический синд­ром и восстановить нормальную корковую динамику. Наблюдение дли­лось 2 года, рецидивов не было. Работоспособность, жизнерадостность и спокойный характер восстановились полностью (наблюдение Е. С. Кат­кова).

Итак мы видим, что в приведенных выше наблюдениях острая эмо­циональная напряженность была весьма существенным условием возник­новения и развития невроза, что подтверждает правильность основного

21* _ ят —

положения Дежерина (1912). «Без эмоции нет психоневроза». Нужно сказать, что в большинстве случаев такого рода эмоциональные факторы обычно без большого труда вспоминаются самим больным.

Как известно, вопросу о патогенетическом значении острых отрица­тельных эмоций в свое время было уделено достаточно много внимания. Мы знаем классические труды отечественных авторов, собравших огром­ный эмпирический материал по этому вопросу,— В. А. Манассеина (1876), А. Яроцкого (1914), а также зарубежных — Фере (1892), Де­жерина (1912). Физиологические механизмы возникновения эмоции вы­яснялись в работах В. М. Бехтерева, а в дальнейшем и школы И. П. Пав­лова, особенно в работах М. К. Петровой (1946). Из последних вытекает, что длительное отрицательное эмоциональное напряжение, оказывая воздействие на состояние тонуса коры, может приводить к значительным нарушениям вегетативных функций организма и сопротивляемости его различным вредностям.

Необходимо также отметить исследования лаборатории П. К. Ано­хина (1949), посвященные проблеме эмоций. Кроме того, в последнее время П. К. Анохин предложил концепцию коркового торможения и на ее основе сделал попытку физиологического анализа генеза невротиче­ских состояний (1955). В этих исследованиях большое значение прида­ется отрицательным эмоциям, которые при определенных условиях ведут к возникновению невротического состояния.