Загадка сочинительства

В некотором царстве, в некотором государстве, — повторяю я в сотый раз сказку про котенка, волшебника и девочку Марину, — сидел на пенечке котенок Алик и плакал, приговаривая: «Трудно жить стало, и мой друг зайчик Ластик заболел».

Пошел Алик к своей подружке Марине и говорит:

— Послушай, Марина, помоги вылечить Ластика. Она отвечает: — Пойдем к волшебнику, он поможет. И вдруг разразилась буря. Алик заплакал:

— Из-за бури мы не попадем к волшебнику.

— Я знаю, как утихомирить бурю. Я сыграю бурю на пианино, и она успокоится.

Марина играет «Бурю», и становится тихо. Солнышко проглянуло, птички запели. Марина проигрывает партию солнышка и птичек. После этого появляется волшебник. Алик кричит:

— Волшебник пришел. Волшебник выслушал Марину и сказал:

— Я дам вам косточек и рыбьи головки, но вы прежде должны мне сыграть на пианино разные картинки. Согласны?

— Согласны, — отвечает Марина.

— Пожалуйста, Марина, сыграй хорошо, — просит котик Алик.

Волшебник ставит одну за другой картины, затем говорит:

— А сейчас я вам покажу другие картинки. Их нарисовали дети, и вы должны сыграть эти картинки.

Показывает волшебник Марине картинки: «Цыпленок», «Веселый заяц», «Пасхальные яйца», а затем показывает свою картинку и спрашивает:

— Что здесь нарисовано?

— Зайцы.

— Вот если сыграешь про веселых зайцев, тогда дам тебе лекарство для зайчика.

Сыграла Марина, и все зверюшки закричали:

— Ура! — И тогда появился зайчик и сказал:

— Спасибо вам, добрые друзья, я выздоровел. Вы меня спасли. Давайте вместе споем и сыграем песенку.

Загадка сочинительства в том, что мир детства развивается по своим законам. Здесь каждая игрушка оживает и начинает действовать так, как, по их представлениям, должны действовать взрослые: папы, мамы, дедушки, бабушки, педагоги, знакомые люди, герои сказок, фильмов, спектаклей.

Если взрослые сумеют предложить детям интересное и понятное, близкое ребятам содержание, они начинают с радостью осваивать предложенное. Этот процесс освоения определенной заданной культуры и будет выполнять функцию воспитания. Здесь четко просматриваются такие закономерности: если содержание наполнено любовью, то и ребенок будет развивать идею любви; если содержание наполнено жестокостью, то и ребенок пойдет по этому жестокому пути. В ребенке изначально заложены и добро, и зло. Секрет воспитания состоит в том, каким силам, злым или добрым, даст ход воспитатель. Детская игра и сочинительство непременно пойдут по тому пути, по которому уже прошел ребенок. Нельзя забывать о том, что окружающий ребенка мир наполнен не только солнцем, но и злобой, ненавистью, обидами, унижениями, слезами, а иногда даже голодом и нищетой. Эти все жуткие порождения цивилизации заложены не только в фильмах, книгах, мультиках, комиксах, но и в повседневной жизни взрослых: ребенок видит раздраженного папу и обозленного деда, растерянную маму и плачущую бабушку. Ребенок впитывает жестокость ведерными дозами.

И наша специальная «добрая» работа по привитию всяких там состраданий — капля в мире жестокости.

Волнение, трудолюбие, увлеченность (из дневника воспитателя)

Сегодня Колдун объявил: «Будем рисовать портрет мамы». Он стал так захватывающе рассказывать о разных мамах, что дети разинули рты. Атмосфера в классе накалялась. Дети с нетерпением ждали, когда им раздадут угольки: у каждого созревал свой план, а волнение все росло и росло, т. к. Колдун превратился в мощный генератор энергии, и эта энергия передалась детям, и все в классе заискрилось, зашумело, заиграло.

И вот наконец, когда детский порыв невозможно уже было сдерживать, юным художникам раздали все необходимое для работы. Трудно передать, с каким воодушевлением они стали рисовать: настоящее творчество!

Я металась от одного ребенка к другому и не верила глазам своим. Они создавали настоящие портреты. Лица, волосы, глаза, брови — все очень здорово, просто непередаваемо здорово. А когда они стали делать фон, от работ было невозможно оторваться.

Катя волновалась. Никак не могла выбрать цвет кофты: сначала белый, потом черный. Она точно знала, что юбка должна быть белая в черный горошек. Наконец получилось, есть, правда, некоторая незавершенность, и Колдун просит «еще разочек пройтись широкой кистью, а затем тоненькой что-то усилить, оттенить...».

А Кате явно не хочется дорабатывать мамин портрет: нужна какая-то новая побудительная сила или новый образ, чтобы ребенок загорелся.

— А есть у мамы любимые украшения?

— Есть. Она любит бусы из граната.

— А что если эти бусы поверх темной блузки...

— Я знаю как, — и ее кисточка опустилась в ярко-красную гуашь...

Андрей маму не стал рисовать. Думаю, не случайно. Он что-то сочинил свое: темное, таинственное.

— Это разбойники ночью, — пояснил он мне. Я предлагаю ему что-то высветить, что-то точнее обозначить на фоне неба: лес, горы. Ребенок не любит возвращаться к сделанному. Не любит «дорабатывать и перерабатывать». Поэтому и здесь надо искать новый импульс.

— Великолепная работа, дружище. По-моему, это звездная ночь. Как ты считаешь?

— Я сейчас и звезды нарисую.

Предлагаю варианты, явно для него не подходящие; мне важно вызвать его сопротивление. Я сердцем учуял: ему для проявления своей талантливости нужен конфликт. Состояние конфликтности придает ему сил: есть такой склад творческих натур. Я снова повторяю:

— А что если звезды сделать розовыми или красными.

— Нет! — упрямо говорит Андрей и лезет за кадмием оранжевым.

Останавливать его уже бесполезно. Между его душой и целью достичь результата нет перегородок ни внешних, ни внутренних. И он пыхтит над звездами, а я снова:

— А вот здесь у тебя чего-то недостает. Может быть, муху нарисуешь или собаку?

— Собаку...

С другим ребенком можно по-другому:

— У тебя прекрасный рисунок, но что-то можно поярче сделать, хочешь, «надавлю» тебе самой интересной краски: краплак фиолетовый! — У ребенка глаза расширились: новое слово! К тому же он ждет рассказ о «самой интересной» краске.