Эмбриология и акушерство

 

ФУНКЦИОНАЛИЗМ как метод так же стар, как и первые ростки интереса к чужим, а следовательно, по общему мне­нию, диким и варварским, культурам, — у кого бы такой инте­рес ни возникал: у греческого историка Геродота, у француз­ского энциклопедиста Монтескье или у немецкого романтика Гердера. Если мне и довелось внести какой-то скромный вклад, то состоит он в создании этикетки функционализма для уже существующего корпуса научных идей, методов и ин­тересов; но и в этом отношении, в своей статье я ссылаюсь на своих предшественников, число которых составляет двадцать семь человек. Таким образом, вероятно, я действовал как аку­шер и крестный отец младшей из всего беспорядочного на­громождения антропологических школ и продолжил практи­ковать maieutike techne (акушерское искусство) в обучении самого молодого поколения исследователей в данной обла­сти, следуя заветам одного великого учителя, который любил описывать свое дело как искусство повивальной бабки. Был и еще один великий учитель, давший функционализму его де­виз «по плодам их узнаете их»¹.

В той мере, в какой это свойственно любому антрополо­гическому подходу, функционализм исследует природу яв­лений культуры до того, как эти явления будут подвергнуты дальнейшим умозрительным манипуляциям. Какова приро­да, какова культурная реальность брака и семьи, политиче­ской системы, хозяйственного предприятия или юридиче­ской процедуры? Как эти факты могут быть рассмотрены индуктивно, с тем чтобы получились надежные научные обобщения? Существует ли некая универсальная схема,

¹ Матф., 7,16.

 

применимая ко всем культурам, которая могла бы служить путеводной звездой для полевого исследователя и системой координат в сравнительном анализе, будь он историческим, эволюционным или просто устанавливающим общие зако­номерности соответствий?

Когда Э. Тайлор в начале своего великого произведения, посвященного первобытной культуре, рассматривает вопрос о том, что такое религия в самом широком смысле слова, или когда он пытается, по его собственным словам, дать этому предмету «минимальное определение», он является подлин­ным функционалистом. Был им и Робертсон Смит, когда признал, что социологическое измерение необходимо для понимания примитивной веры. Точно так же и Самнер в вы­полненном им анализе и классификации ранних норм пове­дения заявляет о своих интересах функционального харак­тера. Обсуждение Дюркгеймом примитивного типа обще­ственного разделения труда и его анализ магии и религии также лежат в русле функционального метода. Известная статья Тайлора, в которой он попытался соотнести различ­ные аспекты родства и хозяйственной жизни в примитив­ных обществах², определение примитивной экономики К. Бюхером и его теория о связи труда и ритмичной песни³, работы Хаттона Вебстера и Г. Шурца о возрастных классах, сакральных обществах, мужских добровольных объедине­ниях и связи этих групп с политической, религиозной и эко­номической структурой сообщества⁴ — все эти работы сле­дуют функциональному методу. Я мог бы добавить, что и са­мые ранние результативные способы полевой работы, подо­бные тем, что мы находим у Шарлевуа, Добрицхофера, Саа-гуна или Даппера были функционалистскими в том смысле, что они отражали не только изолированные факты, а суще­ственные отношения и связи.

 

²Речь идет о статье Tylor E. (1888) On a Method of Investigating the Development of Institutions; Applied to Laws of Marriage and Descent. // Journal of the Anthropological Institute 18: 245-269.

³ Теория К. Бюхера о связи труда и ритмичной песни изложена в его книге «Работа и ритм» (1896), рус. перевод: Бюхер К. Работа и ритм. Рабочие песни, их происхождение, эстетическое и экономическое значение. СПб., 1899.

⁴. Имеются в виду книги Schurtz H. Alterklassen und mannerbunde. Ber­lin, 1902; Webster I. Primitive secret societies; a study in early politics and religion. N.Y., 1932.

 

Некоторые принципы функционального подхода долж­ны быть воплощены в любой теоретической интерпретации явлений культуры, равно как и в любом компетентном из­ложении полевых материалов. Но чтобы меня не заподоз­рили в неразборчивом благодушии, доходящем до все под­ряд приемлющей рыхлой эклектики, спешу прибавить, что в антропологии существуют нефункционалистские, а также антифункционалистские тендендции. Полевой исследова­тель, подмечающий только экзотическое и живописное, — вот один такой случай. Другой — эволюционист, разрабаты­вающий теорию происхождения брака и семьи, но не забо­тящийся о сколько-нибудь отчетливом различении брака, половой связи и временного сожительства. Выбор такого явления, как классификационные системы родства и его интерпретация как пережитка, как отражения чего-то, что существовало раньше, но теперь исчезло, показывает, как Морган пренебрег функциональным анализом живого язы­кового явления и тем самым направил несколько поколе­ний антропологов по ошибочному пути. Или, например, когда Гребнер предложил свой небрежно сооруженный из подручных материалов, ложный и легкомысленный анализ культуры в качестве основы для якобы надежной и охваты­вающей весь мир системы диффузионизма, он создал анти-функционалистский подход первостатейной глупости. Так, он предполагает, что возможно изолировать единицы ана­лиза от их культурного контекста. Далее он определяет их вне какой-либо связи с их функцией. Получается, что в форме предмета для него важны лишь те свойства, кото­рые не связаны с его использованием и функцией. Следова­тельно, для Гребнера методологически релевантны лишь те характеристики, которые, как можно показать, культурно иррелевантны.

Более того, он вводит понятие комплекса признаков как набора отдельных единиц. Я же утверждаю, что форма всег­да обусловлена функцией, и что пока мы не можем устано­вить такой зависимости формы от функции, формальные элементы нельзя использовать в научном доказательстве. Я также утверждаю, что бесполезно понятие единиц, ото­рванных от контекста и функции и никак не согласующих­ся с элементами, обладающими друг с другом внутренней связью.