Глава 27. Devils and Gods, now, that's an idea,

 

Devils and Gods, now, that's an idea,

But if we believe that it's They who decide —

That's the ultimate detractor of crimes,

'cause Devils and Gods —

They are You and I,

Devils and Gods

Safe and Inside

Tori Amos, "Devils and Gods"

Когда Лондон тяжко вздохнул после рабочего дня, выпустив пар в ночной воздух, у дверей специального отделения госпиталя Вернера* материализовался господин в костюме-тройке. Часы в его жилетном кармане показывали без четверти три утра. По слухам, Гринвичский меридиан сверялся с этими часами. Господин придирчиво осмотрел дверь и ручкой зонта надавил на кнопку вызова дежурного.

— Что... о, сэр, это вы, — забормотал заспанный голос. — Мы не ждали вас сегодня.

— Поэтому я и пришел, — от хищной улыбки, сопроводившей эти слова, у дежурного свело колени.

— К нашему особому пациенту?

— Естественно, — двери распахнулись практически сами, как будто признав в ночном посетителе хозяина. Техника иногда пугающе восприимчива к человеку. — Он еще бодрствует, насколько я знаю.

— Да, сэр. Совершенно адский режим дня, не понимаю, когда он...

Еще не закончив фразу, дежурный почувствовал, что сказал что-то не то. Его собеседник снисходительно не обратил на это внимания.

— Прекрасно, — он прошел внутрь, уверенно направившись к лифту. — Весь Лондон полон цветами, запах просто сводит с ума. Я даже благодарен легкому насморку. В Челси уже везут розы, на улицах тюльпаны соперничают с магнолиями. Кто же спит в такие ночи?

Дежурный виновато вздрогнул. Про себя он решил, что не будет спать в ближайшие 48 часов. Во избежание. Кошмара наяву или во сне — не все ли равно, желательно избежать и того, и другого.

***

Человек, посещавший секретный правительственный госпиталь Вернера впервые, навсегда запоминал одну яркую и характерную деталь: госпиталь состоял из дверей. Тяжелых, монолитных, без каких-либо опознавательных знаков. Двери вели к другим дверям, искажали пространство и служили дополнительной защитой для пациентов. Но на одну конкретную дверь персонал смотрел иначе: она защищала от пациента.

Майкрофт приложил палец к сканеру. «Монолит» плавно открылся.

— О, я же просил сказать, что меня нет дома, — досадливо поморщился Джим, откладывая «Преступление и наказание».

Правая бровь Майкрофта самопроизвольно подскочила на полдюйма вверх.

— Любите Достоевского, Джеймс?

— Терпеть не могу. Нытик и лицемер. Мне не разрешают пользоваться компьютером, поэтому приходится убивать время вот таким нелепым способом.

— Обязательно надо что-то убивать? Вы могли попросить другую книгу.

— Эта нравилась моей матери, — Джим сладко потянулся. Халат на груди распахнулся, явив футболку с намалеванной черным надписью «I AM NOT A TERRORIST, please don’t arrest me».**

Майкрофт бы не удивился, обнаружив эту фразу вытатуированной на всем теле консультирующего преступника крошечными мертвыми котятами.

— Вествуд? — вежливо уточнил он.

— Вествуд, — Джим расплылся в улыбке. — Боже, меня так давно не приглашали на свидание мужчины, которые разбираются в моде! Это ведь свидание, верно, мистер Холмс? Я подготовился, заказал романтический ужин, — кивок в сторону недоеденных спагетти, — а теперь, когда наше уединение нарушает только пара камер…

Майкрофт неспешно вытащил из прихваченной с собой папки лист плотной бумаги.

— Меня попросили кое-что передать вам.

Быстрый взгляд метнулся к папке, лазером мазнул по пальцам Холмса-старшего и скрылся за оградой ресниц.

— Ого. Подарок?

— От вашей маленькой подруги.

На прикроватный столик рядом с тарелкой спагетти лег детский рисунок: две схематичные фигуры с конечностями-палками и сплющенными головами, занятые, по-видимому, игрой в куклы.

Джим провел по рисунку пальцем. Странное выражение мелькнуло и скрылось в напускной нежности тона.

— Иисус улыбается, глядя на меня. А вот вы, мистер Холмс, заставили его плакать. У вас грязные приемы. Неудивительно, что в вашей структуре заводятся паразиты — они любят грязь. Они сосут кровь, сосут деньги и власть. Может, вам это просто нравится?

Майкрофт поморщился.

— Нимб не грозит нам обоим, Джеймс.

Мориарти отрешенно посмотрел в потолок.

— Знаете, почему я никогда не лезу в политику?

Вместо ответа Холмс-старший присел на стул, установив зонт между собой и кроватью.

— Потому что там лжецы, убийцы и воры гораздо масштабнее меня. Править — значит воровать, все знают это. Лично я хочу воровать открыто. ***

— Воровать даже чужие слова? Как вы низко пали, Джеймс.

— Технически я ничего не ворую. Я просто выбираю то, что мне нравится, и говорю ему: «Иди ко мне, у меня есть для тебя угощение, нам будет хорошо вместе». Кстати, об угощении. Какой бездарный повар готовил эту гадость. Хотите попробовать?

— Благодарю, я...

— На диете, — закончил за него Джим. — Шерлок говорил. Он слишком много знает, слишком о многом догадывается. У вас не было желания от него избавиться? Нет, не в детстве, а сейчас.

— Избавиться? Пожалуй. Кто же не хочет избавиться от своего бремени. Вот только... — Майкрофт оперся на зонт, качнувшись ближе, чтобы замкнуть контакт с переливающимся ядовитой сладостью глазами, — вот только это мое бремя, дорогой Джеймс. А я, к сожалению, жуткий собственник и аккуратист. Даже бремя я стараюсь поддерживать в хорошем состоянии, насколько это возможно.

Глаза впитали в себя морщинки у тонких губ, следы шелушения на носу и хроническую боль за зрачками.

— И все-таки он никогда вам не подчинялся.

Проницательно. Майкрофт побарабанил пальцами по изогнутой ручке.

— Поэтому я предлагаю вам, Джеймс. Как там было? «Иди ко мне, у меня есть для тебя угощение»?

Джим покачал головой, помахивая пластмассовой вилкой как дирижерской палочкой в такт словам:

— И кто же теперь низко пал? Кто у кого ворует? Вы забыли «нам будет хорошо вместе».

— Не забыл. Предпочитаю другое окончание: «иначе придется голодать».

Мориарти согнул вилку. Раздался хруст. Майкрофт свел лопатки: верхняя часть спины горела. Черт бы побрал эту сидячую работу.

— У меня будет ошейник со стразами, красивый, новенький ошейник со стразами, — монотонно проговорил Джим. — Крепкий, железный ошейник со стразами, шипами внутрь. Удобный ошейник с разноцветными стекляшками, как же они переливаются, как же они...

Сигнал опасности. Поздно. Пальцы, только что вертевшие вилку, вцепились в галстук и грубо рванули на себя. Майкрофт едва успел выставить вперед руки, чтобы не врезаться носом в матрас. Проклятье, трижды проклятье.

— Вашего повара надо четвертовать, дорогой мистер Холмс, — галстук потянули в последний раз и резко отпустили. — Я лучше поголодаю.

…граница, отделявшая персонифицированное правительство от снятия моратория на смертную казнь, практически стерлась.

____________

*Вернер — упоминается в рассказе «Подрядчик из Норвуда»: врач, дальний родственник Холмса, который купил докторскую практику Ватсона в Кенсингтоне.

 

*Осенью 2005 года Вивьен Вествуд запустила коллекцию маек с надписью «Я — не террорист, не арестовывайте меня».

 

***Альбер Камю, «Калигула».

 

***

Когда один Дьявол приходит за душой второго, побеждает всегда третий.

У всех есть своя призма, через которую удобно смотреть на мир. Дисперсия происходящего зависит от материала призмы. Себастьян в первую очередь различал серый и красный оттенки спектра — порох и кровь, а делить мир на белое и черное считал нецелесообразным. Но красным может быть цветок. Серым может быть небо. На двух красках легко построить полноценный рай или ад, и только сам архитектор будет знать, что в его творении чего-то не хватает. Или кого-то.

«Уже скоро, сэр», — мысленно пообещал Себастьян предутренним улицам за окном.

В квартире 221Б по Бейкер-стрит совсем недавно поставили новые окна. Окна символизировали опасность. Сколько пуль Моран собственноручно отправил в эти большие сияющие проемы, сколько жизней оборвал через перекрестье прицела.

– Госпиталь Вернера на другом конце города, полковник, его все равно отсюда не видно, — раздраженно пробурчал из-за крышки ноутбука Шерлок Холмс. — Поэтому перестаньте пялиться в пространство и дайте мне данные с камер. Нам нужно успеть до того как Майкрофт окончит разговор с Джимом. Прекрасно, да, это оно. Джон, ты не мог бы перестать размешивать сахар в кружке? Это отвлекает.

— Три часа утра, — доктор возвел очи горе. — Конечно, самое время для конспиративного собрания в нашей квартире.

Несмотря на кажущуюся мягкость, Себастьян ощущал в нем одного из «своих»: из тех, кто принес с собой войну, тщательно ограждая ее от чужих взоров.

— У вас интересный блог, доктор Ватсон. И отработанный стиль. Вы в юности не писали стихов?

Шерлок отреагировал молниеносно:

– Писал, и ему очень стыдно. Если вы собираетесь болтать, делайте это в другом месте.

Доктор махнул рукой в сторону кухни, приглашая Себастьяна следовать за собой.

Первым, на что обратил внимание полковник, была изящная черная кофемолка рядом с микроволновкой. Точно такая же стояла у него дома. Шеф притащил ее около года назад, потому что «растворимый кофе — это яд». Разобраться во всех режимах и особенностях этой бестии Моран не мог до сих пор.

— Мертвого поднимет, верно? — сказал он, указывая на кофемолку.

Доктор нахмурился:

— Что? Ах, кофе…

— Сами варите?

Ватсон оглянулся на кофемолку с видом человека, которому предложили порулить адронным коллайдером.

— Доверять это Шерлоку небезопасно.

— Да, понимаю. Знакомо. Очень знакомо. Доктор, нет у вас чего-нибудь холодного, чтобы промочить горло?

— Вряд ли вас устроит молоко, хотя… если я не ошибаюсь, у нас где-то оставалось пиво.

Джон покопался в холодильнике и извлек две бутылки Гиннесса. Одну из них он протянул Морану, стараясь в то же время как можно сильнее дистанцироваться от нежеланного гостя. В маленьком помещении это смотрелось комично. Полковник поднял вверх пустые ладони:

— Бросьте, доктор. Я не кусаюсь. Сейчас мы с вами на одной стороне.

— На одной? — Джон отшатнулся. В его обычно доброжелательном лице что-то закрылось, опустилось забрало, сверкнул железный занавес. — Я не участвую в этом. Я согласился не рассказывать о вашей затее Майкрофту, но я не желаю иметь с вами ничего общего. Ни сторону, ни-че-го!

Себастьян открыл бутылку и сделал большой громкий глоток.

— Меня устраивает ваше решение не участвовать, доктор, — сказал он, отняв горлышко от губ. — Только вы уже участвуете. Вместе со своим детективом. Это ваша общая война, вы не сможете противиться искушению. Вы все еще видите во сне песок Афганистана? И скалы — помните, на них кровь к вечеру становится ярко-синей, красивый такой оттенок. Помните места, похожие на лунный пейзаж — фантастические, космические? А красные маки? Костры маков у подножия гор!

— Хватит, — Ватсон прикрыл глаза рукой и еще раз мягко попросил, — хватит. Вы… из-за этого с Мориарти?

Полковник повертел бутылку в руках, любуясь игрой света на этикетке.

— Не только. Он мне хорошо платит. Очень хорошо.

— Я знаю еще по крайней мере одного человека, который тоже сможет хорошо заплатить.

— Вы ведь не приняли любезное предложение Майкрофта Холмса, доктор. И я не приму. Потому что он не даст того, что мне нужно. Да и оклад мистера Британское Правительство сравним с моим.

Чем спокойнее становился Себастьян, тем больше напрягался Джон Ватсон. Во всей фигуре доктора нарастали стальные стержни, звенели щиты. «Нейтральная территория, какая чушь», — подумал Моран. — «Нейтральной территории не существует. Я наступаю на ваши принципы одним своим присутствием. Защищайтесь, доктор. Защищайтесь, хотя вы сражаетесь с собственной тенью».

— Вот как, — Джон поставил на стол так и не открытую бутылку. — А с чем сравним оклад вашего шефа?

— Ну что вы, он делает это не ради денег.

— Ради искусства, полагаю. Которое в его случае приносит стабильную прибыль.

Себастьян сделал еще один глоток. Беседа приобрела горький привкус, и чтобы забить его, пиво вполне годилось.

— Я могу задать встречный вопрос. Ради чего вы с Шерлоком Холмсом? Не высыпаться, подставляться под пули, не знать, какое безумие взбредет ему в голову следующим. Ради этого? Нет? Тогда почему?

— Потому что это…

— Потрясающе. Невероятно. Волшебно. Опасно до чертиков.

— И еще я ему нужен.

Странное чувство — видеть настолько четкое отражение собственных мыслей в таком кривом зеркале. Полковник невесело усмехнулся.

— Надолго ли.

Джон встретился с ним взглядом.

— Вы так не уверены в своем шефе, полковник Моран?

— Слишком хорошо уверен, доктор Ватсон.

— А мне еще говорили про проблемы с доверием.

— Это не проблема. Это превентивная мера, — Моран погладил Гиннесс по запотевшему боку. — Только один раз я просил шефа о чем-то. Попробуете угадать суть просьбы?

— Что-то мне подсказывает, что это не подарок на Рождество.

Себастьян издал странный звук, между рыком и кудахтаньем. Он давно отвык смеяться вслух.

— Теперь я понимаю, почему мистер Мориарти так вас обхаживал. Он ценит чувство юмора.

— И хорошую взрывчатку.

— Безусловно.

Где-то высоко на тонкой нитке раскачивался тяжелый груз. Маятник — железная секира, острая, как вина, неотвратимая, как старость. Она опускалась медленно, страшно, и в маленькой кухне от ее приближения дрожал воздух.

— Ведь это я нажимал на кнопку, доктор.

— По приказу. По его приказу.

— Много омерзительных вещей делает солдат по приказу. Вы считаете, это снимает с него ответственность? Считаете, доктор? Можно разделить ответственность на целый взвод, тогда она меньше давит. Как стадное животное, человек…

— Перестаньте! — Джон выкрикнул злобно, отчаянно, навалившись на крякнувший стол. — В этом нет ничего человеческого.

Моран поднял на него запорошенный порохом взгляд.

— У нас разное понятие человеческого, доктор. В реальном мире верна моя точка зрения.

Секира резала по живому. На висках доктора вздулись вены.

— Ваша реальность направлена на жажду крови, жажду наживы и желание любой ценой взобраться на вершину.

Моран отсалютовал ему бутылкой.

— Патетика проверяется делом. Хотите вы стереть всех мне подобных с лица Земли? Уничтожить, убить, обратить в прах? Вот он я, сижу перед вами. Безоружный. Действуйте!

Маятник сорвался с нитки. Прошил тело насквозь, врубаясь с яростью голодного зверя, и…

Джон медленно выдохнул.

— Костры красных маков, — глухо произнес он. — О, да, я помню. Помню, как наш священник под обстрелом мчался отпирать сарай с пленными. Его контузило, было повреждено внутреннее ухо, но от более серьезного обследования и возможного командирования домой он отказался. Помню глаза офицера, который принес в госпиталь безногого ребенка. Помню, как рыдал в подсобке после первых боевых. Меня всю жизнь учили лечить, не убивать.

— А потом все равно привыкаешь: стреляешь, входишь в азарт…

— …Для нас не должно было быть разницы. Мы давали клятву лечить всех, своих, чужих, военных и мирное население.

— Там не было мирного населения. Там не было ничего мирного.

— А здесь?

Требовательный голос Шерлока распорол кокон прошлого и отмотал время обратно до настоящего момента:

— Полковник! Ваш выход, быстрее!

Себастьян поставил свою бутылку рядом с нераспечатанной бутылкой Джона.

— Мы оба — летописцы деяний великих людей. Только я предпочитаю писать свою летопись кровью.

 

Маятник раскачивался между ними, отделяя и связывая одновременно.

***

Когда падаешь, надо зацепиться за что-нибудь. За кого-нибудь. За чью-то злобу, если другой константы нет. Кот всегда приземляется на четыре лапы. Нет, это Шерлок похож на кота. Майкрофт похож на…

— Что мне… вкололи? — Джим с трудом шевелил языком, хотя мысли оставались на удивление четкими.

— Всего лишь успокоительное. Через десять минут вы уснете крепким здоровым сном, — чьи-то руки с нарочитой заботливостью поправили подушку. — Вот так.

«Мы уже такая дружная любящая семья? Я сейчас заплачу».

— Не со мной… не со мной вы говорите, дорогой… мистер Холмс. Перепутали с братом?

Джим кожей чувствовал лисью ухмылку на лице Холмса-старшего. Он не мог повернуть голову, но ироническая жалость в интонациях Майкрофта проникала сквозь поры.

— Потеряли себя, Джеймс, и ищете не в той стороне. Что ж, все мы в чем-то слепы. Я могу стать вашим поводырем, если пожелаете. Между прочим, из-за вас я лишился ассистентки.

— Предлагаете мне… заменить ее? А Шерлок не будет… ревновать?

«Лучше моей радости и моему рыцарю поторопиться».

Прохладно-терпкие слова убаюкивали, оседая тяжелым инеем на ресницах.

— Я говорю серьезно, Джеймс. В следующий раз, пробивая законопроект на введение общих правил торговли оружием, я не хочу обнаружить, что какая-то крыса дискредитирует Великобританию прямо у меня под носом.

— Мою любовь зовут на М… Догадайтесь… с трех раз, про кого я говорю?

Рядом вздохнули.

— Вопрос не в том, хочу ли я отпустить вас. Вопрос в том, хотите ли вы вернуться.

— Это настолько банально, что уже… становится похожим на правду. Придумайте что-нибудь другое. Ну пожалуйста. А не то я разочаруюсь… окончательно.

Зашелестела одежда, с тихим гулом распахнулась монолитная дверь.

— Подумайте над моим предложением, Джеймс. В отличие от моего безалаберного брата, вы в состоянии оценить перспективу такого сотрудничества. Мы же с вами...

Они закончили в унисон:

— Деловые люди.