Глава 10.1
Когда я обнял его, я был в сознании, а не в мире сновидений. Было странно находиться к кому-то настолько близко что можно было услышать биение сердца и тихие вздохи. Но я не смог удержать в себе этого порыва, а пытаться его как-то объяснить самому себе было бесполезно, потому что объяснения и не было. Я просто захотел обнять его и сделал это. Единственное что меня пугало в тот момент – его реакция. Я боялся, что он отбросит меня в сторону, и выбежит из палаты, обложив меня трехэтажным матом. Но этого не произошло. Он обнял меня в ответ и легонько гладил по голове. Приятное чувство уюта и безопасности всегда захлестывало меня рядом с ним, и пока это немного непривычно для меня. Непривычно доверять кому-то. Его извинения за случай на завтраке задели меня глубже, чем я мог себе предположить. Каждое слово посылало электрические разряды по коже, а на душе становилось теплее. Как будто мороженое вытащили на жару и оно быстро таит под его лучами. В данном случае мороженым был я: настолько же быстро я растаял по отношению к Фрэнку. Не знаю, что нас связывает, но мне довольно трудно назвать это дружбой, учитывая, что происходит прямо сейчас в моей палате. Мой сон рядом с ним становится безмятежным, а слабый огонек превращается в маленький костер внутри меня. Так что для меня не имеет значения, дружба между нами или нет. Надеюсь, что с ним происходит тоже самое. Не знаю, сколько я так уже пролежал с ним, слушая его сердцебиение, но я почувствовал, что веки тяжелеют, а мысли путаются. Эта боль в животе выбила меня из сил. Покрепче прижимаюсь к Фрэнку и отдаюсь в объятья сна. Трудно сказать, спал ли я или это было на самом деле. Но я больше склоняюсь к тому, что я сплю, и это очередное мое сновидение. Как сквозь вату я слышал тихий шепот Фрэнка совсем рядом с собой: – Я люблю тебя, Джи. Я опешил. Тот маленький мирок, который я строил столько времени, и в который с недавнего времени впустил кого-то еще кроме себя, раскололся на миллионы кусочков и обратился в пыль, сдуваемую порывом ветра. От него ничего не осталось. Боже, хоть бы это был сон. Пожалуйста. Я снова погружаюсь в глубокий сон, забывая, кто сейчас исполняет роль моей подушки. ***
Просыпаюсь от очередного крика в коридоре, грохочущего о подъеме. Вообще, персонал тут – сплошные добряки в белых халатах, готовые воткнуть тебе шприц со спины и ввести смертельную дозу успокоительного. Я не слышал в своей палате никаких посторонних звуков, значит, Фрэнк успел уйти до подъема. Что ж, теперь, когда он рассказал мне, как обстоит ситуация, я больше не буду соваться на рожон со своими «Фрэнк, погоди», «Фрэнк, постой», потому что этим лишь создам себе и ему лишние проблемы. А они никому из нас не нужны. Сегодня по расписанию должен быть психолог, что только расстраивало. Конечно, это в разы лучше, чем сеанс электротерапии, но все же эти допросы меня крайне раздражали. Дело в том, что каждый прием они с опаской спрашивали, вспомнил ли я что-нибудь, на что я с полной уверенностью отрицательно махал головой, и молча уходил. Только вот теперь ситуация изменилась. Я кое-что вспомнил. Говорить ли мне об это врачам? Ответ очевиден – конечно же, нет. Так поступают только глупцы, к которым я с гордостью себя не причисляю. Что-то мне подсказывает, что все те тайны, которые Фрэнк раскрыл мне и которые я вспомнил сам, никто не должен знать. Особенно местный психолог. Прием будет с утра, сразу после завтрака, к которому я готов как никогда раньше. Фрэнки, а именно так мне теперь нравится его называть, подарил мне некую уверенность в себе, так как раньше я готов был забиться в угол от любой проблемы и элементарного шума. Он – удивительный человек, в котором для меня еще осталось множество загадок. Как и во множество раз до этого, я приземляюсь на свое место в столовой и жду появления Фрэнка в дверном проеме. Не проходит и пары минут, как он заходит с подносами в руке, и, игнорируя других больных, быстрым шагом приближается ко мне. Раньше я боялся его, а сердце выплясывало чечетку от страха, а сейчас страх сменился необъяснимой радостью от его появления, и не только в этой столовой, но и в моей жизни. Да, я полный дурак, что так быстро начал кому-то слепо верить, но пока я не вижу в нем ни одного смущающего меня изъяна и он дарит мне ту заботу и поддержку, которой я так давно не получал. Я широко ему улыбнулся, получая такую же лучезарную улыбку в ответ. Нам не нужны были слова. Более того, в присутствии других они нам запрещены, но это ничего не меняет. Сейчас каждому из нас вполне достаточно искренней улыбки другого. Он с предельной аккуратностью положил тарелку мне на стол, не отводя при этом от меня своего взгляда. Я не растерялся, и так же смотрел на него, продолжая улыбаться. Как он умудряется заряжать своей энергетикой всех вокруг? Поверьте, это тайна и для меня. Он, быстро подмигнув мне, пошел дальше раздавать наш скудный завтрак другим. Я сидел с довольной улыбкой на лице, ковыряя ложкой еду. Разделив ее на две половины, я заметил на дне тарелки какой-то пакетик. Наркотики, что ли? Посмотрев по сторонам и убедившись, что никто за мной не наблюдает, я достал этот пакетик, измазанный в каше и сунул его себе в карман. Ловкость рук и никакой магии, верно? А что там внутри, посмотрю на тихом часу. Время неумолимо приближалось к той самой минуте, когда настанет прием. Не то чтобы я боялся, но я нервничал, что взболтну лишнего или вроде того. А, и кстати, я уже сижу у кабинета, ожидая своей очереди. Слышу, как врач называет мою фамилию, и, не мешкая, открываю дверь и прохожу внутрь. Не буду описывать ее, так как она безумно скучная и неинтересная. Такая же серая и безвкусная, как и все остальные. Ведь это даже не больница, а психушка, так что многого здесь ожидать не приходится. Присаживаюсь на стул и утыкаюсь взглядом в пол. Это моя любимая позиция. – Ну как дела, Джерард? – психолог этой больницы напоминает мне выжившую из ума старушку, которая уверена, что ее кошка умеет разговаривать и тому подобное. Думаю, описывать ее внешность не имеет смысла – она заурядна, а вот поведение... это уже интереснее. – Так же, доктор. – Так же – это как, Джерард? Ты что-нибудь вспомнил? – Нет, ничего не изменилось, доктор, – я отвечал ей словно робот, а ей, видимо, было глубоко плевать на это. – Очень жаль, очень жаль. Ты не хочешь мне что-нибудь рассказать? – она пронзительно смотрела на меня, пытаясь вытянуть из меня еще хоть слово. Что ж, раз она так хочет. – Могу рассказать, что меня недавно чуть не отравили в этой дыре, и если бы не Фрэ... дежурящий ночью, вы бы сейчас со мной не разговаривали. – Ах, какой кошмар, мне очень жаль, Джерард. А когда это произошло? – от ее притворного беспокойства меня чуть не вывернуло на ее светло-зеленый коврик, который расстилался по кабинету. – Вчера. – О, тогда дежурным был... ах да, Айеро. Фрэнк. Добрейшей души человек, такой совестливый работник, прямо глаз радуется, – она приторно сладко улыбнулась, а меня вновь чуть не вывернуло наизнанку. Черт, она знает Фрэнка? Не к добру это. И кто меня за язык тянул рассказать об этом? – Эм... да, наверное, Фрэнк. Честно признаться, доктор, я понятия не имею, кто он такой, – надеюсь, она поверит в мою ложь, несмотря на то, что мои глаза нервно метались по кабинету, а ладони вспотели. – Что ж, я рада, что ты хоть чем-то поделился со мной, Джерард. Думаю, ты можешь идти. До встречи. Наши с ней встречи никогда не проходили так быстро. Обычно она мучила меня около часа, выпытывая любыми способами хоть что-то. Это странно. Она встала из-за стола и протянула мне руку, на что я, не подумав, протянул ей свою и легонько пожал ее ладонь. Она, скорее всего, и не заметила, что моя рука дрожала. Я пулей вылетел из кабинета и под присмотром санитара, которому пришлось почти бегом следовать за мной, скрылся в своей палате на тихий час. Меня закрыли, и я услышал, как шаги в коридоре притихли и достал тот самый пакетик с завтрака. Раскрыв его, я увидел там маленький листочек и карандашик, не больше спичечного коробка. Самое большое сокровище, которое мне перепадало здесь. На листочке торопливым почерком было написано всего два предложения: «Ты мило дергаешься и посапываешь во сне. Надеюсь и сегодня выбраться к тебе. xoxofrnk». Я залился краской и, бережно сложив бумажку, положил ее обратно в карман. Так, значит, я дергаюсь во сне? Как-то даже стыдно перед Фрэнком, мне ведь уже далеко не десять лет. Ладно, плевать. Что было, то было. Я улегся на свою до невозможности скрипучую кровать и с глупой улыбкой на лице представил, как буду сегодня всю ночь разговаривать с Фрэнком о всякой ерунде.
|
