Часть 1 6 страница

Элли по-прежнему смотрела на него, подняв брови.

 

- На что будем спорить? - спросила она, и Грэм на миг задумался.

 

- Если у них есть вуписы, ты поужинаешь со мной сегодня вечером.

 

- Какое-то не очень серьезное наказание для проигравшего, - сказала она. - Вообще-то, я сама подумывала, как бы заставить тебя пригласить меня на ужин.

 

Грэм невольно ухмыльнулся. Он поймал себя на том, что перебирает в уме всех девушек, с которыми встречался за последние несколько лет, девушек, которые сидели у телефонов в ожидании звонка от него и дулись, если он не звонил. Даже те из них, которые при первом знакомстве в тренажерном зале или в магазине производили впечатление нормальных, все равно нещадно красились или напяливали туфли на убийственно высоком каблуке, когда он наконец приглашал их на свидание; они соглашались со всем, что бы он ни сказал, и смеялись, даже если он не говорил ничего смешного, и ни одна из них - ни единая - ни разу не сделала такого безапелляционного заявления, как только что Элли.

 

Впервые за долгое время он снова почувствовал себя самим собой.

 

- Хорошо. - Он бросил на нее строгий взгляд. - Тогда мы выберем ресторан прямо сейчас, потому что я ни за что не поверю, что у них там нет вуписов. Если, конечно, мы до сих пор в Мэне. Я ничуть не удивлюсь, если окажется, что ты завела меня в Канаду...

 

- Мы всего лишь в соседнем городке, - закатила глаза Элли. - И ты пока что не выиграл. - Они стояли уже перед самым входом, так что сквозь сетчатую дверь их окутывал густой запах шоколада. - И если у них не окажется вуписов...

 

- А они у них окажутся, - в тон ей подхватил Грэм.

 

Она покачала головой и умолкла, задумчиво закусив губу.

 

- Если их не окажется, - произнесла она наконец, - ты мне что-нибудь нарисуешь.

 

Он не смог скрыть удивления. На мгновение его охватило такое чувство, как будто она видит его насквозь. Грэм всегда остерегался обсуждать подобные вещи на публике, и хотя в его рисунках не было ничего особенного - в сущности, обычные, ничего не значащие каракули, какие машинально рисуешь от скуки, наброски городских силуэтов, - тем не менее это была часть его личности, которую он старался не демонстрировать посторонним.

 

Он и думать забыл, что рассказывал ей об этом: это было письмо, которое он отправил ей после какой-то вечеринки в честь очередной премьеры, сидя поздно вечером в одиночестве в своем огромном пустом доме и бездумно водя карандашом по бумаге. Он рассказал ей о том, что это его способ сбежать от реальности, лучший, чем любое путешествие. Он признался ей в том, что, рисуя эти картинки, чувствует себя счастливым.

 

Как он мог забыть, что та, кому он писал все эти месяцы, и та, которая стояла сейчас перед ним, - один и тот же человек?

 

Голос повиновался ему не сразу.

 

- Договорились, - произнес он наконец, и ее лицо расплылось в улыбке.

 

- Отлично, - сказала она, толкая входную дверь. - Надеюсь, ты захватил с собой карандаш.

 

Внутри оказалось пространство, раза в два превышавшее по размеру магазинчик в Хенли. Вдоль стен громоздились разноцветные корзины с конфетами и гигантскими леденцами и ведра с карамельками и жевательным мармеладом. Одной только сливочной помадки здесь предлагали больше десятка сортов. Грэм внимательно изучал витрину с классическими видами сладостей, когда поймал на себе пристальный взгляд Элли. Он вопросительно взглянул на нее, и она мотнула головой в сторону кассы. Тогда он послушно двинулся в нужном направлении.

 

Свою бейсболку, служившую ему пусть и сомнительной, но все же какой-никакой маскировкой, он забыл, и теперь, когда он подошел к прилавку, женщина за кассой отреагировала в точности по уже знакомому сценарию. Сначала она мазнула по нему скучающим взором, потом отвела глаза в сторону, но уже в следующую секунду в них забрезжило осознание. Все было как надо: оторопь, расширившиеся глаза, отвисшая челюсть. После этого события обычно развивались в двух возможных направлениях. Одни начинали вопить от восторга, прыгать, визжать и тыкать в него пальцем, а другие чаще всего сдерживали первое побуждение устроить спектакль и пытались вести себя как ни в чем не бывало, с трясущимися руками и дрожащим голосом дожидаясь, когда он уйдет, чтобы немедленно схватиться за телефон и позвонить всем знакомым.

 

К облегчению Грэма, женщина за прилавком принадлежала ко второй категории. Она практически сразу же овладела собой и опустила глаза, точно боялась взглянуть на него.

 

- Прошу прощения, - начал он, давая ей время взять себя в руки и придать лицу преувеличенно нейтральное выражение, - у вас, случайно, нет вуписов?

 

- Вуписов? - переспросила она, и вид у нее стал заранее виноватый. - Нет, вряд ли.

 

Она начала в отчаянии оглядываться по сторонам, как будто загадочные вуписы могли волшебным образом материализоваться на какой-нибудь из полок, и Грэм почти физически ощутил, как сильно ей хочется услужить ему. Он совсем уже было собрался сказать ей, что не стоит беспокоиться, и купить что-нибудь другое, когда из-за его плеча выступила Элли.

 

- Можно задать вам еще один вопрос? - спросила она. - Исключительно в исследовательских целях?

 

Женщина кивнула, закусив губу.

 

- Вы вообще когда-нибудь слышали про вуписы?

 

- Я не... - залепетала она, но, взглянув на Грэма, который едва заметно вскинул и вновь опустил подбородок, запнулась. - Хотя, пожалуй, слышала. Да, слышала.

 

Грэм лучезарно улыбнулся ей, и в тот же миг Элли локтем легонько ткнула его под ребра. Он со смехом отскочил в сторону.

 

- Ладно, - признал он. - Ты победила.

 

Женщина захлопала глазами, и Элли улыбнулась ей.

 

- Спасибо, - сказала она. - Пожалуй, мы возьмем по мороженому.

 

Они взяли свои рожки с мороженым и пошли на улицу, где, усевшись за одним из столиков, принялись торопливо есть, пока оно не растаяло и не начало течь. Вокруг никого не было; лишь изредка мимо проносились машины или залетали любопытные чайки.

 

- А знаешь, я на самом деле кажусь себе изменницей, - призналась Элли, и Грэм вскинул на нее глаза, чувствуя, как замирает сердце.

 

Она никогда не упоминала, что у нее есть парень, да они ни разу и не касались таких щекотливых тем. Теперь же он с опозданием понял, что даже мысль об этом не приходила ему в голову. Он лихорадочно соображал, как бы сформулировать вопрос, когда она взмахнула своим мороженым.

 

- А-а, - дошло до него вдруг, и он почувствовал, как отлегло от сердца. - Я уверен, что твои добрые коллеги тебя простят.

 

- Тем более что это было сделано исключительно ради наших поисков.

 

- Которые не увенчались успехом, - заметил он.

 

- Все равно.

 

- Думаю, в таких вещах главное - вера, - сказал он, утирая размазанное по щеке мороженое. - Как можно найти то, что ищешь, если ты вообще не убежден в его существовании?

 

- Ну да, если я правильно помню, Ахав мельком видел Моби Дика, а Дороти точно знала, что ее дом в Канзасе, - ухмыльнулась Элли. - А вупис пока что остается не более чем мифом.

 

Грэм тоже улыбнулся, и, когда их глаза встретились, они несколько секунд смотрели друг на друга, точно пытались определить, кто выйдет победителем из этого состязания. Первой не выдержала Элли.

 

- Ладно, - сказала она и бросила остатки вафельной трубочки чайкам, которые кружили поблизости. - Время платить по счетам.

 

Она выудила из сумочки карандаш, потом взяла из стопки в центре стола листовку с меню и, перевернув ее чистой стороной вверх, подвинула к Грэму. Он обтер ладони о шорты и нахмурился.

 

- Я не утверждал, что хорошо рисую, - предупредил он, берясь за карандаш. - Я только сказал, что мне нравится это делать.

 

- Это еще лучше.

 

- Какие будут требования?

 

- Один из твоих городов, - сказала она, и он склонился над бумагой.

 

Чувствуя на себе ее взгляд, он начертил несколько квадратиков. Он не кривил душой, он действительно не слишком хорошо рисовал. В его рисунке было больше от геометрии, нежели от рисования, но с каждой точно выверенной линией, с каждым четким углом он чувствовал, как все уверенней становятся его движения. В этом методичном разрисовывании было что-то магическое: когда он рисовал, весь окружающий его мир пропадал.

 

Он успел разрисовать почти половину листка, прежде чем она снова подала голос. От неожиданности его рука дрогнула, и острие грифеля процарапало в бумаге крохотную дырочку. Он потер ее кончиком пальца, пытаясь загладить, потом поднял глаза на Элли.

 

- Прости, - сказал он. - Что такое?

 

- Та женщина... она тебя узнала.

 

Карандаш в руке Грэма замер, и он почувствовал, как напряглись все мышцы.

 

- Да.

 

- Это, наверное...

 

Он ожидал услышать то, что говорили все остальные: это, наверное, классное ощущение. Или: это, наверное, странное ощущение. Это, наверное, бесит. Это, наверное, мечта наяву. Это, наверное, забавно или ужасно. Это, наверное, дурдом.

 

Вместо этого она покачала головой и начала фразу заново:

 

- Это, наверное, тяжело.

 

Он снова посмотрел на нее, но ничего не сказал.

 

- Мне, во всяком случае, было бы тяжело. Все тебя узнают. Все фотографируют. Таращатся. - Она распрямила плечи. - Это должно быть очень-очень тяжело.

 

- Так и есть, - сказал он, потому что так оно и было. Потому что это было все равно что ходить с вывернутой наизнанку кожей, нежной, розовой и страшно уязвимой.

 

Но сейчас единственной, кто смотрел на него, была Элли, и с ней все было иначе. Про остальное он думать не хотел.

 

- К этому привыкаешь, - сказал он, зная, что это неправда. Просто так обычно говорили, когда правду слишком сложно объяснить.

 

Она кивнула, и он вновь занялся своим рисунком: дорисовал несколько последних зданий, набросал окна и двери, прорисовал крылечки и тротуары, где-то добавил цветочный вазон, где-то пожарную лестницу. Ему нужно было поместить на этот листочек целый мир, и Грэм не отрывался до тех пор, пока не закончил.

 

- Тадам! - провозгласил он наконец и по шершавой столешнице придвинул листок к Элли.

 

Она облокотилась на стол и принялась внимательно изучать рисунок, уткнувшись в него, так что Грэм мог видеть только ее рыжую макушку.

 

Грэму показалось, что прошла целая вечность, когда она наконец подняла на него глаза:

 

- По-моему, вполне приятное место для жизни.

 

- Мэн, на мой взгляд, приятнее.

 

- За исключением того, что у них там есть вуписы. - Она кивнула на невысокое здание, увенчанное вывеской "Вуписозавод".

 

- Здесь у вас они тоже есть, - заявил он. - Не волнуйся, мы найдем их.

 

- Ты свою работу собираешься подписывать или нет? - поинтересовалась она, подсунув карандаш ему обратно, и на миг в голове у Грэма привычно тренькнул тревожный звоночек. Но с Элли все было совсем по-другому; он знал, что она не станет пытаться продать его рисунок через Интернет и не позволит ему попасть в руки блогеров, фотографов или журналистов - всех тех многочисленных шакалов, которые рыскали по периметру его жизни.

 

Он нацарапал в самом низу листка свое имя и уже собрался сложить его пополам, но Элли схватила его за руку.

 

- Не надо, - сказала она, и он послушался.

 

Но она не спешила разжимать пальцы. Прикосновение ее горячей ладони подействовало на него как ожог. Элли залилась краской и убрала руку, потом принялась рыться в своей сумке и вытащила оттуда небольшую книжечку.

 

- Его нельзя складывать, - сказала она и, аккуратно взяв рисунок за уголок, бережно спрятала его под обложку книги. - Ты так его испортишь.

 

- Разве для начала вещь не должна обладать какой-то ценностью? - пошутил он. - Чтобы ее можно было испортить?

 

- Испортить можно что угодно, - пожала она плечами и поднялась на ноги.

 

Грэм тоже встал из-за стола, и в этот миг каменное сердце вывалилось у него из кармана и приземлилось на траве рядом со скамейкой. Элли уже направлялась обратно к до роге, но он остановился, чтобы поднять камень, бегло осмотрев его, прежде чем сунуть обратно в карман, где, он надеялся, ему больше ничто не будет грозить.

 

 

* * *

 

 

От: [email protected]

Отправлено: понедельник, 10 июня 2013, 18:32

Кому: [email protected]

Тема: смотри не заблудись...

Я помню, ты говорил, что тебе не нужно объяснять дорогу, но на тот случай, если ты вдруг забыл, мой адрес: Сансет, 510Е. Это такой желтый домик на углу. (Который по чистой случайности немного смахивает на вуписозавод с твоего рисунка...)

 

 

На подходе к Сансет-драйв они расстались, и остаток пути Элли проделала в одиночестве. Стало душно, с моря наползал туман, придавая всему какой-то размытый и слегка нереальный вид. Но Элли едва замечала окрестные пейзажи. Все ее мысли целиком поглощали события последних нескольких часов. Она вспоминала его глаза, когда он оторвался от рисунка и посмотрел на нее; его озорную улыбку в кондитерском магазине; его слегка вьющиеся на затылке волосы - это она успела разглядеть, пока шла за ним следом по берегу.

 

Но больше всего она с ужасом думала о том, как ей взбрело в голову пригласить его к себе домой на ужин и почему он вдруг взял и согласился. Теперь в уме у нее безостановочно крутился список всего того, что необходимо было сделать до его прихода, и она изо всех сил старалась не впасть в панику.

 

Ей слабо верилось в то, что эта безумная идея с треском не провалится. Но если была хоть какая-то крохотная надежда, она должна позаботиться о том, чтобы мама вовремя ушла на свой читательский кружок (в кои-то веки), чтобы на кухне был порядок (в кои-то веки) и чтобы Бублик заранее достаточно нагулялся и наигрался и вел себя как бигль, а не как баньши (в кои-то веки). И это только для затравки. Все могло пойти наперекосяк по тысяче дурацких причин. Она очень надеялась, что в доме найдется достаточно еды, из которой можно соорудить хотя бы какое-то подобие ужина. И что мама не затеяла инвентаризацию магазинных запасов. И что кондиционер волшебным образом починился за то время, пока ее не было.

 

Кроме как надеяться на это, ей больше ничего не оставалось.

 

Дорога пошла под уклон, и Элли почувствовала, как по инерции движется все быстрее, хлопая шлепанцами по мостовой. Все-таки интересно, о чем она думала, когда его приглашала? Просто ей было страшно даже помыслить о том, чтобы отправиться с ним на ужин куда-нибудь в город. С таким-то количеством фотографов вокруг, после его так и не состоявшегося свидания с Квинн, да еще в окружении десятков любопытных глаз. И когда он, пусть и шутки ради, предложил снова пойти все в ту же "Омаровую вершу", Элли неожиданно для себя самой пригласила его к ним домой.

 

- Особенных деликатесов не обещаю, - сказала она, - но гарантирую, что в зоне видимости не будет ни одного омара.

 

- О-о-о! - восхитился он. - Да у тебя талант рекламного агента.

 

Однако же он принял ее приглашение. Он придет к ней. В ее дом. Через час.

 

Уже почти подойдя к самому дому, Элли с изумлением увидела на качелях на террасе Квинн. Она покачивалась взад-вперед, отталкиваясь одной ногой, и внимательно разглядывала свои ногти.

 

- Привет, - сказала Квинн, вскинув голову при звуке шагов. - Куда ходила?

 

- Просто гуляла, - ответила Элли, усаживаясь рядом с подругой.

 

Качели скрипнули под удвоенной тяжестью, и ей вспомнилось, как в детстве они прибегали сюда с одеялами и, устроившись рядышком, представляли, как будто плывут на лодке, закрыв глаза и вслушиваясь в шум волн вдали.

 

- Где? - спросила Квинн.

 

Но Элли понимала, что на самом деле ее интересует не это.

 

- С Грэмом, - сказала она тихо, глядя в сторону.

 

Квинн покачала головой:

 

- До сих пор как-то в голове не укладывается, да?

 

Элли не смогла придумать, что можно на это ответить; это была правда. Вся эта история была совершенно невероятной.

 

- Так что у меня к тебе миллион вопросов. - Квинн забралась на качели с ногами. - Как случилось, что он начал тебе писать? И вообще, как ты могла утаить от меня, что ведешь с кем-то любовную переписку? Я имею в виду, если даже сбросить со счетов то, что это Грэм Ларкин, все равно я должна знать о таких вещах. Я ведь твоя лучшая подруга. - Она умолкла, и ее лицо слегка помрачнело. - В самом деле, Эл. Когда ты успела завести от меня секреты?

 

Элли отвела глаза, не зная, что ответить. Квинн понятия не имела, что попала не в бровь, а в глаз. Она не подозревала, что секреты от нее Элли хранила все двенадцать лет их дружбы: поначалу потому, что дала слово маме, а потом, когда они уже стали старше, то ли по привычке, то ли инстинктивно, то ли все сразу, потому что ее тайна была слишком велика, чтобы говорить о ней вслух.

 

- Я не... - начала она неуверенно. - Я собиралась тебе рассказать.

 

- Да? - осведомилась Квинн. - И когда же?

 

Внезапно ее взгляд ожесточился. Как будто все это время она понимала, что чем-то расстроена, но лишь сейчас поняла, чем именно.

 

- Скоро. - Элли повернулась к ней лицом. - Честное слово. Я просто сама не знала точно, что происходит и выльется ли это во что-то серьезное. Я думала, что это обычный парень с другого конца страны, с которым я, возможно, вживую и не встречусь-то никогда. - Она вздохнула. - Наверное, я не отдавала себе отчета в том, что это все по-настоящему.

 

- А теперь?

 

Элли принялась рассматривать свои руки. На большом пальце серело пятно - испачкалась о карандаш, когда забирала его у Грэма. Она подавила желание вытащить рисунок из сумочки и снова посмотреть на него.

 

- Не знаю, - призналась она. - Может быть.

 

Квинн вскинула брови, и Элли покачала головой.

 

- А может, и нет. Ну то есть это же Грэм Ларкин, - сказала она, но тут же подумала, что сегодня с ней он совсем не был похож на Грэма Ларкина. Он был похож на обычного парня с другого конца страны.

 

За спиной у них приоткрылась сетчатая дверь, и мама высунула голову, ногой придерживая Бублика, который постоянно делал попытки вырваться на волю.

 

- Я думала, мне мерещится, - сказала она. - Что вы тут затеваете?

 

- Элли просто рассказывала мне про... - начала Квинн, но осеклась, увидев большие глаза подруги.

 

- Я просто спрашивала Квинн, не останется ли она на ужин, - чересчур поспешно сказала Элли.

 

Мама пожала плечами:

 

- У меня сегодня вечером читательский кружок, но вы можете есть все, что найдете в холодильнике.

 

- Спасибо, - сказала Элли. - Во сколько ты уходишь? Уже совсем скоро, да?

 

Мама взглянула на свои часики.

 

- Еще не сейчас, - сказала она и вместе с Бубликом скрылась за дверью.

 

Когда она ушла, Квинн снова повернулась к Элли:

 

- И как это понимать?

 

- Прости, вообще-то, это Грэм должен прийти на ужин, но у меня не было времени предупредить ее, к тому же ей бы это не понравилось, так что...

 

- Значит, теперь ты еще и маму обманываешь? - изумилась Квинн. - Нет, серьезно, что это за тайны мадридского двора?

 

- Это другое, - сказала Элли. - Сложно объяснить.

 

- А ты все-таки попробуй.

 

Элли опустила глаза:

 

- Я не могу.

 

- Дай-ка угадаю, - сказала Квинн. - Еще один секрет.

 

- Прости, - начала Элли. - Я действительно не могу. Все не так просто... - Она умолкла и покачала головой. - Я и рада бы все объяснить, но не могу.

 

- Не трудись, - произнесла Квинн, поднимаясь с качелей. - Мне пора. У меня свои планы.

 

- Правда?

 

Взгляд Квинн был ледяным.

 

- Неужели в это так трудно поверить?

 

- Разумеется, нет, - поспешно сказала Элли. - Чем будешь заниматься?

 

- Пойду гулять с Девоном.

 

- Серьезно? - вырвалось у Элли.

 

В следующий же миг она прикусила язык, но было уже поздно. Квинн обернулась и с прищуром посмотрела на нее.

 

Элли ничего не могла с собой поделать. Последние четыре года она только и слышала, какой нескладеха этот Девон. Он был слишком высокий и слишком тощий, волосы у него были слишком курчавые, а очки вечно съезжали набекрень. Они с Квинн без конца смеялись над его обыкновением ходить за ней как собачонка, а все одноклассники то и дело вспоминали ту историю в День святого Валентина, когда они уже учились в старших классах. Замок в шкафчике Квинн заклинило, и когда уборщику в конце концов удалось его вскрыть, оттуда вывалился целый ворох розовых конвертиков. После этого бедняге Девону еще много месяцев не давали проходу шутками о том, как он засыпал валентинками уборщика, сгорбленного старичка за семьдесят.

 

Но, видимо, вчера вечером что-то изменилось, и Девон перестал быть ходячим анекдотом. Теперь, ежась под сердитым взглядом Квинн, Элли чувствовала, будто переместилась некая незримая граница и они с Квинн оказались по разные стороны.

 

- Да, серьезно.

 

- Извини, - сказала Элли. - Я не хотела тебя обидеть. Просто, наверное, я еще не привыкла, что вы с Девоном вместе. Мне нужно какое-то время.

 

Квинн застыла на ступеньках крыльца, продолжая хмуро смотреть на Элли.

 

- Ну что поделать. Кинозвезд же на всех не хватает, - бросила она, спустилась по ступеням и решительно двинулась к дороге.

 

- Квинн! - окликнула ее Элли, но та не обернулась.

 

Элли с упавшим сердцем смотрела ей вслед. Даже если бы она попыталась вернуть Квинн, что она могла ей сказать? Ведь дело было вовсе не в Девоне и не в Грэме, а в том, что Квинн была права. Она даже сама не подозревала насколько. У Элли действительно были от нее секреты, и единственным способом все исправить было рассказать ей правду. Но это было невозможно.

 

За годы их дружбы они ссорились достаточно, чтобы Элли успела понять: как бы она ни извинялась, пока Квинн не будет готова принять извинения, они ничего не изменят. Она знала, что Квинн отойдет, когда придет время, - она всегда отходила, - но беда была в том, что Элли не слишком умела ждать, и даже сейчас под ложечкой у нее сосало от этой мысли.

 

Завтра она позвонит Квинн. И все шаги по заглаживанию вины начнет тоже завтра. Но сейчас времени переживать по этому поводу нет. До прихода Грэма оставалось меньше часа, а она до сих пор не зашла в дом и даже не могла оценить масштаб катастрофы.

 

Стоило ей открыть сетчатую дверь, как из коридора рысцой прискакал Бублик, врезаясь в стены и сшибая на ходу резиновые сапоги и зонтики. Элли остановилась на вытертом коврике у двери и вздохнула при виде клубка пыли, вылетевшего из-под столика в прихожей. Бросив сумочку на пол у двери, она собралась с духом и заглянула в кухню.

 

Мама, прислонившись к раковине, ела йогурт из стаканчика и смотрела новости по старенькому телевизору, втиснутому рядом с тостером. Одна из столешниц была целиком завалена газетами, от вчерашней до двухнедельной давности, а в раковине горой громоздилась посуда.

 

- Во сколько у тебя твой кружок? - спросила Элли, окинув взглядом мамин наряд, состоявший из спортивных штанов и клетчатой рубахи со шлепанцами.

 

Та покосилась на часы на микроволновке.

 

- Ой, - с неподдельным изумлением в голосе произнесла она. - Уже сейчас.

 

- Так иди поскорее, - сказала Элли, выпроваживая ее из кухни, и на некоторое время осталась стоять в коридоре, чтобы убедиться, что мама отправилась к себе наверх. Потом встала к раковине, взяла губку и принялась с остервенением мыть посуду.

 

- Я думала, Квинн останется на ужин, - сказала мама, когда несколько минут спустя появилась на кухне, одетая все в ту же клетчатую рубашку, только в джинсах и мокасинах.

 

- Ей нужно сначала сделать кое-какие дела в городе, - соврала Элли и опустила голову, чтобы мама не заметила, как сильно пылают у нее щеки; врать она не умела никогда. - Мы со всем справимся, не переживай. Можешь не торопиться.

 

- О'кей. - Мама взяла ключи, лежавшие поверх кипы купонов на скидки. - Только не забудь покормить Бублика, ладно?

 

Элли кивнула и помахала ей мыльной рукой, издав вздох облегчения, когда за мамой закрылась дверь. Потом прислонилась к раковине и снова вздохнула, на этот раз с отчаянием. Состояние дома было безнадежным. Когда она повернула голову, у ее ног сидел Бублик и яростно вилял хвостом.

 

- Ну и позорище, - сказала она псу, но тот лишь улыбнулся во всю пасть и продолжил вилять хвостом с белым пятнышком на конце.

 

Когда Элли домыла посуду, с грехом пополам разгребла завалы на столе, немного поиграла с Бубликом в мяч и положила ему еды, которая выглядела лишь немногим менее аппетитно, чем все то, что можно было найти в холодильнике, у нее осталось всего несколько минут, чтобы принять душ, переодеться и окинуть дом взглядом перед приходом Грэма.

 

Поднявшись к себе, Элли совсем уже собралась натянуть любимые джинсы, но потом передумала и выбрала новый зеленый сарафан, который недавно купила ей мама. Она торопливо оделась, зубами отодрав этикетки. Обычно она терпеть не могла надевать зеленое: ей казалось, что с ее рыжими волосами она будет похожа на рождественское украшение, но сейчас, стоя перед зеркалом, поняла, что выглядит не так уж и плохо. До голливудских стандартов она, конечно, недотягивала, ну и ладно.

 

Когда до назначенного часа оставалось две минуты, она спустилась обратно вниз и еще раз проверила все по списку. По правде говоря, она не ждала, что он появится вовремя: мальчишки всегда опаздывали, а ее скудные познания о кинозвездах говорили о том, что у них с пунктуальностью еще хуже. Это давало ей возможность еще немного прибрать: спрятать глупые детские фотографии, растолкать по углам безделушки в виде омаров, которыми был завален дом.

 

И тем не менее в кухню она возвратилась с упавшим сердцем.

 

На столе больше не было завалов газет; холодильник больше не украшали дурацкие магнитики; резиновые игрушки Бублика были спрятаны в шкаф, а посуда убрана. Дом выглядел вполне прилично, пожалуй, так прилично, насколько это вообще было возможно. Но сейчас, взглянув на собственный дом глазами Грэма, Элли отчетливо осознала, что достаточно прилично он не будет выглядеть никогда.

 

Дом был тесным, захламленным и запущенным. Двенадцать лет, прожитых ими здесь, выдавали обшарпанные стены и щербатый деревянный пол, тонкая пленка пыли, затягивавшая каждое фото в рамке. Ручка шкафчика под мойкой отлетела так давно, что они почти перестали замечать, что она сломана, а изначально белый холодильник непонятно когда успел стать бежевым.

 

Она обвела помещение взглядом и с трудом подавила накатившую панику. Чем она думала, когда решила, что это хорошая идея? Он ведь не просто парень - он кинозвезда. У него небось ванная больше, чем их кухня, а спальня больше, чем весь их дом. Элли никогда не бывала в Калифорнии, но все там представлялось ей новеньким и сверкающим, в этой другой вселенной, на миллион миль отстоящей от их развалюхи, краска на стенах которой облупилась от морской соли, а крыльцо просело от старости.

 

Она потянулась за телефоном, решив, что сейчас напишет ему и изменит их планы. Думать о встрече со всеми этими фотографами было страшно, но представить, как Грэм Ларкин будет сидеть на их кухоньке с потрескавшимся линолеумом и есть вчерашнюю еду из надтреснутых тарелок, было еще страшнее.

 

Она понимала, что, если ее фотографии попадут в газеты, последствий не миновать. Мама будет в ярости, но дело не только в этом: кто-то может сложить два и два. Само их существование здесь было выстроено на секрете, и одного неверного шага могло оказаться достаточно, чтобы все испортить.