Иерархия страхов

,

Джастин Клабин, один из партнеров производст­венной фирмы из Нью-Джерси, совсем не трус. Он гонял на мото­циклах, играл в регби и тушил пожары. В 2005 г. он даже попытал­ся пройти отбор в бобслейную команду, участвующую в соревно­ваниях на Кубок Америки. Другими словами, он по доброй воле носился вниз по ледяной, изобилующей крутыми поворотами трассе со скоростью до 90 миль в час в санях из стекловолокна, управляемых почти исключительно силой гравитации. Но после событий 11 сентября Клабин решил перестать летать на самоле­тах. Он смотрел, как рушатся башни-близнецы, через Гудзон, из Нью-Джерси, а потом прибыл на вызов, поступивший с Граунд Зиро, вместе со своим пожарным департаментом. Ему хватило то­го, что он увидел. «Я хотел бы летать, — говорит он, — это сильно упрощает жизнь». Но теперь он убежден, что авиационные путе­шествия не оправдывают сопряженного с ними риска. «В полетах сочетается слишком много всяких страхов, — говорит он, — это и клаустрофобия, и боязнь высоты, и страх того, что ты ничего не можешь контролировать». С учетом всех этих факторов статисти­ка для Клабина не имеет никакого значения. «Даже если бы шансы были 1 к 15 миллионам, это уже один человек. А люди моего типа считают, что нет никакой гарантии, что это не случится со мной». В октябре 2001 г., когда Клабин со своей подругой отправились в давно запланированное путешествие во Флориду, они не полетели самолетом, а решили поехать на машине. Они проехали в его пикапе больше тысячи миль. На обратном пути в конце долгого дня, проведенного в дороге, они остановились в Каролине. Заго­ни и машину на парковку, Клабин услышал громкий щелчок. Лоп­нула поперечная рулевая тяга, соединяющая колеса с рулевой ко­лонкой. Оба передних колеса повернулись внутрь, как лезвия плу­га снегоуборочной машины. Дальше на этой машине нельзя было проехать ни фута. Уставившись на вывернутые колеса, Клабин начал смеяться над собой. Он хотел обезопасить себя, отправившись и путешествие на машине, а не на самолете. Но лопни тяга не­сколькими минутами раньше, когда они были на трассе, пикап оказался бы совершенно неуправляемым на скорости 80 миль и час. «Нет никаких сомнений, что мы бы погибли», — говорит он.

После такого близкого свидания со смертью Клабин решил пойти на радикальную меру. Он записался на летные курсы. Ему казалось, что он будет спокойнее чувствовать себя в полете, если поймет всю механику процесса. Он отправился в полет на малень­кой «Цессне» (летать на которой во много раз опаснее, чем в ком­мерческом авиалайнере). Как ни удивительно, он чувствовал себя прекрасно. Он совсем не боялся!

Почему же Клабин не испытывал ужаса? Люди, предпочитаю­щие ездить на автомобилях из-за страха перед полетами, в действительности ищут не физической безопасности, объясняет быв­ший пилот коммерческой авиалинии Том Банн, ныне дающий консультации людям, боящимся летать: «Они стремятся к эмоциональной безопасности».

В «Цессне» Клабин чувствовал, что может управлять ею. Фактор страха упал до минимума. Но на коммерческих рейсах он не чувст-иовал себя способным контролировать полет. Поэтому страх пре­следовал его так лее, как всегда. На момент нашей с ним беседы, ко­торая происходила через пять лет после событий 11 сентября, он так ми разу и не смог заставить себя войти в пассажирский самолет.

«У каждой опасности есть своя индивидуальность, — говорит специалист по рискам Пол Слович, — практически, как у людей». В середине 1980-х гг. Слович занимался изучением потенциальных последствий строительства захоронения радиоактивных отходов в Юкка-Маумтии, штат Невада. Чем больше он разговаривал с людьми об их опасениях, тем лучше понимал, что людей беспокоит все, что связано со словом «радиоактивность», причем независимо от реального уровня опасности. То же самое касается и химикатов. Когда людей спрашивали, какие ассоциации возникают у них, ко­гда они слышат слово «химикаты», безоговорочным лидером среди ответов стало слово «опасно» или такие синонимичные ему поня­тия, как «токсично», «вредно», «яды» или «рак». Почти 75 % жи­телей США согласны со следующим заявлением: «В повседневной жизни я изо всех сил стараюсь избегать контактов с химикатами и продуктами химической промышленности».

Некоторых наиболее распространенных бедствий люди боятся меньше всего. Например, огонь убивает больше американцев, чем большинство остальных катастроф, вместе взятых. На данный мо­мент мы знаем о пожарах практически все. Мы знаем, где и когда они возникают. Мы даже знаем, как их можно предотвратить. Большинство пожаров со смертельными исходами случаются в жилых домах в декабре и январе и становятся следствием поджо­гов либо курения. Пик смертей от пожаров приходится на проме­жуток от полуночи до пяти утра. По сведениям Национальной ас­социации противопожарной защиты, в 2005 г. в пожарах погибло 3675 американцев. Если бы все дома были оснащены системами пожаротушения, а в детекторах задымления вовремя меняли ба­тарейки, эта цифра, вероятно, могла бы сократиться по крайней мере на треть.

Еще одна сильно недооцениваемая угроза — молнии. В бога­тых индустриализованных странах, подобных США, именно они, наверно, являются наиболее опасным природным явлением. Еже­секундно в землю бьет около сотни молний, и на протяжении дол­гих лет эти огненные стрелы убивают больше людей, чем любое другое погодное явление. Но молнии вовсе не стали для большин­ства из нас предметом каких-то особенных опасений.

Как ни иронично это прозвучит, но самые разрушительные единичные катаклизмы, как правило, становятся еще меньшим сюрпризом. Например, ураганы ежегодно случаются в одно и то же время в одних и тех же районах. Тем не менее нас каждый год шокируют масштабы разрушений. Между официальными объяв­лениями о введении чрезвычайного положения мм строим и перестраиваем, повышая ставки к следующему сезону ураганов. По некоторым оценкам, к 2010 г. 70 % американцев будут жить в пре­делах ста миль от береговой линии, то есть в зоне, где ураганы, наводнения и тропические штормы уже стали ежегодными ритуа­лами. Особенно рискуют жители Флориды. Но они в этом не одиноки. Другие наиболее опасные штаты страны — Техас и Кали­форния. (Самыми безопасными можно назвать Вермонт, Делавэр и Род-Айленд. Невероятно скучные места...)

Теперь вернитесь мыслями к Патрику Тернеру, человеку, отка­завшемуся эвакуироваться перед ураганом Катрина, хотя у него для этого имелись все средства. Тернер был вполне способен чув­ствовать страх, когда речь заходила о больницах и врачах. Но ураганы совершенно не беспокоили его. Почему? Прежде всего у большинства из нас природные угрозы вызывают меньший страх, чем угрозы, создаваемые людьми. Несмотря на то что большинство разрушений, вызываемых ураганами, — рукотворные (то есть происходят вследствие перенаселенности прибрежных районов, некачественной конструкции дамб и уничтоженных болотистых земель), прямая угроза (ветер и дождь) имеет природный харак­тер. Если мы обратимся к уравнению страха, то увидим в этом смысл: радиоактивные и химические отходы менее привычны для нас, чем погода, и несут в себе потенциал массовых жертв и стра­даний. Если у угроз есть индивидуальность, то радиоактивные от­ходы — это растрепанный человек, который стоит на углу улицы и громко ругается. Все обходят его стороной, независимо от того, насколько он безобиден на самом деле. С другой стороны, урага­ны — это медлительные, неуклюжие типы, о которых соседи ска­жут потом, что они казались им совершенно безопасными.

Следует заметить, что за год до Катрины Тернер поддался на от­чаянные уговоры детей и эвакуировался перед ураганом Айвен. Но этот опыт оказался для него травматичным. Из-за ошибок в плани­ровании, допущенных чиновниками на уровне штата и города, на дорогах возникли чудовищные пробки. Путешествие из Нового Орлеана в Батон-Руж, обычно занимавшее 80—90 минут, растяну­лось на целых 10—12 часов. Тернер ехал с другой своей дочерью до техасского Остина в машине, под завязку забитой людьми и по­житками, и поклялся больше¹ никогда не делать этого. Личный опыт оказался мощнее любых официальных предупреждений: ося­заемые риски эвакуации казались более значительными, чем абст­рактные, с которыми можно столкнуться, оставшись дома.

Жизнь Тернера состояла из маленьких ритуалов. Каждое утро он отправлялся на мессу, каждый вторник играл в гольф со свои­ми братьями. По субботам прибраться в его доме приходила Уильяме, а по воскресеньям они ездили на кладбище, чтобы поси­деть на могиле матери. Они не пропускали ни одного воскресенья. Тернер не любил даже думать о нарушении заведенных порядков. За день до прихода Катрины он сказал дочери, что не желает эва­куироваться, чтобы иметь возможность в понедельник утром пой­ти на мессу.

Помните туман неверия, окутавший Зедено после того, как 11 сентября в ее здание врезался «Боинг-76»? Это неверие — есте­ственный и часто очень полезный продукт человеческого мозга, приходит задолго до кризиса. У определенных людей, столкнув­шихся с определенными угрозами, такой туман может оказаться совершенно непроницаемым. «Он просто не мог перестроить го­лову», — так говорит об этом Уильяме.

Пожилые люди не любят эвакуироваться. В 1989 г., после инци­дента на атомной электростанции Three Mile Island в Пенсильва­нии, пенсионеры и люди в возрасте старше 70 лет эвакуировались менее охотно, чем все прочие, независимо от того, насколько близко они находились к реактору. Даже если пожилые люди хо­рошо обеспечены, они в принципе не любят перемен. Тернер про­жил в своем доме больше тридцати лет. Он был столь же крепко построен, как и его старый одноэтажный дом, и уже перенес мно­го ураганов. Так почему бы ему не выстоять и в этой катастрофе?

Дом пережил ураган. Вода в нем поднялась на пять футов, но стены и крыша устояли. Ураган забрал жившего в нем человека.