Бойцы специальных подразделений — ненормальны

Военное ведомство США потратило миллионы долларов на по­пытки разобраться, каким же образом можно охарактеризовать людей, подобных Шахаму, то есть тех, кто сохраняет здравомыс­лие в смертельно опасных ситуациях и жизнестойкость после их завершения. Чарльз Морган III — профессор клинической психиатрии Йельского университета и директор ла­боратории изучения эффективности деятельности человека На­ционального центра изучения синдрома посттравматического стресса. Последние 15 лет он занимался исследованием различий в реакции людей на предельные уровни стресса. Он начал с изуче­ния ветеранов войн во Вьетнаме и Персидском заливе. Как и сле­довало ожидать, поведение людей с посттравматическим синдро­мом сильно отличается от поведения здоровых людей. Ветераны, страдающие от посттравматического стресса, ведут себя более нервно. Они чаще впадают в состояние диссоциации, отмечая не­естественную яркость цветов или замедление движения даже в нормальной жизни. Такое ощущение, что их мозг, однажды войдя в кризисный режим, навсегда застрял в нем. У них даже наблюдают­ся повышенные в сравнении с другими людьми уровни содержания определенных гормонов стресса.

В 1990-х гг. большинство ученых сходились во мнении, что эти люди получили поражение в результате пережитых ими событий. Психологическая травма стала причиной изменений мозга, соста­ва крови и личности. Но горстку исследователей такая теория не устраивала. «Мы делали предположения, — говорит Морган, — но, по сути, не знали ничего». Что было первично, спрашивали се­бя эти ученые, сама травма? Или данный человек обладал склон­ностью поддаваться воздействию этой психологической травмы? Чтобы выяснить это, Морган начал изучать людей до того, как они подвергались эмоциональному травмированию. Лучшие лабо­раторные условия для изучения стресса он нашел в Армейской школе выживания в Форт-Брэгге, штат Северная Каролина. После курса занятий в учебных классах проходящих обучение солдат забрасывали в леса с задачей как можно дольше не попасть в плен. У них не было ни еды, ни воды, ни оружия. Инструкторы высле­живали их, стреляли в них холостыми патронами и в конце концов ловили. После этого они привязывали курсантов друг к другу, на­девали им на головы мешки и отправляли в лагерь военнопленных, где систематически лишали пищи, свободы действий и подвергали унижениям. Условия в этом лагере должны были походить на те, в которых приходилось выживать американским военнопленным в Европе времен Второй мировой войны, Корее и Вьетнаме. За 72 часа курсантам позволялось поспать меньше часа.

В школе выживания все происходит настолько реалистично, что по-настоящему пугает. Взяв у солдат анализы крови, Морган обнаружил, что их уровни стресса превышают ранее зарегистри­рованные средние величины для экстремальных ситуаций. Напри­мер, в кровеносной системе солдат содержалось больше кортизола, чем у людей, собирающихся впервые прыгнуть из самолета с парашютом. В среднем за курс занятий студенты школы выжива­ния теряли по 15 фунтов веса.

Морган сразу же заметил большую разницу в поведении кур­сантов. Бойцы армейских частей специального назначения, также называемые «зелеными беретами», последовательно демонстри­ровали более высокие результаты, чем простые пехотинцы. «Ка­залось, им лучше удается сохранять ясность мышления, — гово­рит Морган, — и в стрессовой обстановке они глупели не настоль­ко быстро и не до такой степени, как все мы». Это неудивительно. Специальные подразделения — это армейская элита, туда отбира­ют меньше 30 % всех желающих.

Но еще более удивительным был тот факт, насколько бойцы специальных подразделений отличались от всех остальных с хи­мической точки зрения. Анализируя их анализы крови, Морган обнаружил, что бойцы подразделений специального назначения производят гораздо больше вещества, называемого «нейропептид Y», среди прочего помогающего человеку не те­рять концентрации на выполнении задания в стрессовой обста­новке. Уже через 24 часа после симуляции допроса уровень этого вещества у бойцов специальных подразделений возвращался в норму, тогда как другие солдаты оставались полностью вымотан­ными. (В гражданской жизни пониженный уровень нейропептида Y, как правило, наблюдается у людей, склонных к излишнему вол­нению или депрессиям.) Отличия были настолько разительными, что Морган буквально по анализу крови мог определить, является ли военнослужащий бойцом специального подразделения. По­этому опять встал вопрос: что первично? Отличались ли «зеленые береты» от других людей изначально? Или они стали такими в ре­зультате тренировок?

Давайте сделаем паузу и признаем, что бойцы подразделений специального назначения не являются «нормальными» людьми. У них, очевидно, есть определенный иммунитет к предельным уровням стресса, но у них также нет и тенденции быть брутальны­ми «мачо»: как правило, это бородатые люди, владеющие араб­ским языком и умеющие растворяться среди жителей других стран. «Им нравятся трудности и опасности, но они не ищут их намеренно. Если говорить о них как о группе, то они ведут себя достаточно тихо, педантично и сосредоточенно, — говорит Мор­ган. — Если вы видели фильм «Падение Черного Ястреба», то там «зеленые береты» показаны действительно очень точно. Они и впрямь относятся к какой-то другой породе...»

Но удивляло то, насколько предсказуемо (и даже в биологиче­ском смысле) они отличались от других солдат. В действительно­сти Морган обнаружил, что может распознавать их, даже не делая анализ крови. Выяснилось, что предсказать, кто будет вырабаты­вать больше нейропептида Y, можно при помощи простейшей ан­кеты.

Он задавал солдатам вопросы из стандартного психологиче­ского теста, предназначенного для измерения симптомов диссоциации. Один из вопросов, например, был таким: Вспомнив по­следние несколько дней, скажите, были ли у вас какие-либо из пе­речисленных ниже симптомов:

все кажется происходящим в замедленном темпе; мир кажется нереальным, как во сне;

возникает чувство отстраненности от происходящих событий, будто вы смотрите фильм или театральную постановку.

Естественно, это всего лишь общие примеры вопросов. Если вы ответили положительно на все три приведенных выше вопроса, это не обязательно означает, что вы плохо проявите себя во время кризиса. Все зависит, как это часто бывает, от природы самого кризиса.

В течение нескольких последних лет Морган провел анкетиро­вание более 2 тыс. солдат перед началом обучения в школе выжи­вания. Он хотел увидеть, у кого из них была привычка к диссоциа­ции даже в нормальных условиях. В среднем около 30 % опрошен­ных дали утвердительные ответы на вопросы. Около трети солдат сказали, что ощущают тот или иной тип отрыва от реального мира даже при отсутствии экстремальных стрессов. Этот процент был выше, чем мог бы предполагать Морган, но он снова и снова полу­чал ту же самую цифру при опросах военнослужащих. А солдаты с положительными результатами тестирования были менее спо­собны пройти курс школы выживания.

Когда-нибудь солдаты, возможно, будут привычно глотать таблетки, помогающие им справляться с запредельным страхом. Может быть, синтетический нейропептид Y будут выдавать им вместе с обмундированием. Ведь уже было доказано, что гормон окситоцин, вырабатываемый в теле матери после рождения ре­бенка и доступный теперь в синтетической форме, снижает актив­ность расположенных в нашем мозге центров страха и стимули­рует чувство доверия. В ходе одного из исследований у людей, вдыхавших окситоцин перед процедурой сканирования мозга, на­блюдалась более низкая активность миндалины мозга, чем в слу­чае, когда они не получали этого вещества.

Но пока мы не слишком увлеклись фармацевтической темати­кой, стоит отметить, что диссоциация — это не всегда плохо. В са­мые сложные моменты курса школы выживания у всех студентов (даже у бойцов специальных подразделений) проявлялись симпто­мы диссоциации. У некоторых их степень сравнима с последствия­ми приема галлюциногенных наркотиков. Как выяснила в процессе эвакуации из Всемирного торгового центра Зедено, диссоциация может быть высокоадаптивной реакцией на психологическую травму. Виртуозный стрелок Джим Чирилло испытал диссоциа­цию, когда ему впервые пришлось стрелять в живого человека. В главе 7 мы увидим, что экстремальная форма диссоциации впол­не может представлять собой древнейший механизм выживания.

Известны три типа жизнестойкости. Когда вам предстоит всего лишь спуститься по лестнице, умеренная степень диссоциации не скажется на результате. Если же вам нужно выполнять манипуля­ции с оборудованием или принимать какие-то решения, могут возникнуть трудности. «Но чтобы обнаружить врага или совер­шить иные действия, военным нужно активно включаться в окру­жающее пространство, и тенденция к отстранению от реальности снижает качество их деятельности», — объясняет Морган. В мо­менты диссоциации начинают отказывать сегменты мозга, отве­чающие за пространственную ориентацию, кратковременную па­мять и концентрацию. Если вы, например, солдат подразделения специального назначения, входящий в группу освобождения за­ложников, и должны незаметно проникать в здания, ориентиро­ваться в полутемных помещениях и открывать огонь на пораже­ние не по заложникам, а по захватившим их преступникам, то диссоциация может стать источником огромных проблем.

До, во время и после тренировочного плена отчеты бойцов спецподразделений свидетельствовали о том, что они испытывали меньше симптомов диссоциации, чем все прочие, и что их интен­сивность была ниже, чем у всех остальных курсантов. Корреляция очевидна: чем меньше солдат подвержен диссоциации (особенно в нормальных условиях), тем больше он вырабатывает нейропептида Y и тем эффективнее действует.

Как ни странно, бойцы подразделений специального назначе­ния сообщали о том, что в целом пережили больше психологиче­ских травм. Например, они гораздо чаще говорили о случаях пе­ренесенного ими насилия в детстве. Это было неожиданно. Обычно пережитые ранее эмоциональные травмы определяли пониженную эффективность деятельности в стрессовой обстановке. Тем не менее в среде солдат спецподразделений ранее пережитые травматические ситуации не приводили к снижению способности справляться с травмами в будущем. Казалось, в результате они становились лишь крепче. Как это возможно? Это был парадоксаль­ный вывод: одних людей психологические травмы заставляют «рас­клеиться», а у других лишь укрепляют механизмы выживания.

Ежегодно около 900 солдат заявляют о своем желании всту­пить в части особого назначения. Отбор происходит в процессе трехнедельной программы, в ходе которой тестируется их физи­ческая выносливость, лидерские качества и способность решать проблемы в стрессовой обстановке. Этот процесс требует боль­ших физических затрат, чем школа выживания, но отличается меньшей стрессогенностью с психологической точки зрения. Пройти этот отбор удается лишь трети кандидатов.

Что же обеспечивает этим ребятам дополнительную эффектив­ность: сами тренировки или уверенность в себе, приходящая с по­ниманием, что ты — боец специального подразделения? Чтобы выяснить это, Морган решил изучить кандидатов до начала ста­дии отбора. Он раздавал им свою анкету, как только они прибыва­ли на отборочный курс, с целью выяснить, у кого из них симптомы диссоциации наблюдались в течение предшествующей недели. Как и в случае курсантов школы выживания, около трети кандидатов на вступление в части особого назначения рассказали о том, что испытывали ту или иную форму диссоциации до прибытия на от­бор. На данный момент Морган протестировал 774 человека, и ре­зультаты оказались поразительными: у любого человека, заявляв­шего о случаях диссоциации в нормальной обстановке, значитель­но понижались шансы на удачное прохождение процесса отбора. Если кто-либо давал положительные ответы на 11 или более во­просов, Морган с 95%-ной точностью мог сказать, что этот чело­век будет отсеян.

Таким образом, при помощи простейшего теста Морган потен­циально мог бы избавить некоторых солдат от необходимости по­пытки пройти через труднейший процесс отбора в подразделения специального назначения. «Если мы просто будем отсеивать кан­дидатов с самого начала, армия сможет сэкономить миллионы долларов», — говорит он. Но генералам эта идея не очень нравит­ся, причем по причинам вполне философского характера. «Армии не по душе мысль, что можно запретить людям пытаться доби­ваться того, чего они хотят добиться», — говорит Морган. Поэто­му сегодня все желающие по-прежнему продолжают попытки по­ступить в войска специального назначения, невзирая на химию

своего тела.

Тем не менее одна загадка остается неразгаданной: если эти люди отличались от прочих еще до вступления в спецподразделе­ния, то как они такими стали? Жизнестойкость присутствует у них от рождения? Или их сделали такими определенные пережи­вания в детстве?

Когда психолог (или кто угодно другой) пытается выяснить причинно-следственные связи, возникают непреодолимые труд­ности. Природу и воспитание невозможно четко разделить, как бы нам этого ни хотелось. Они переплетаются, как нити ДНК. Но мы все же хотим получить ответы на свои вопросы. Даже если не­возможно полностью развести природу и воспитание, может быть, нам удастся понять, что имеет большее значение? Хоть в ка­кой-то степени?!

Когда все остальные способы выяснить это не дают результата, у нас остается единственный выход — изучение близнецов. Объек­ты такого исследования встречаются не особенно часто. Однако если их удается найти, изучение близнецов представляет собой ув­лекательный процесс, элегантный и бесконечный, как число я.