Татевская школа

 

Чем сильнее травят справедливого человека люди безсовестные, вытирают о них ноги, чем ниже пытаются опустить, тем выше поднимает их Бог. Все вскоре встает на свои места. Кто хочет жить добродетельно, тому Господь прикровенно показывает нужное направление жизненного пути. Именно так произошло и с Сергеем Александровичем Рачинским в его родовом имении Татево.

Однажды он зашел в местную школу на урок арифметики, который показался ему необычайно скучным. Профессор попробовал сам дать урок, стараясь сделать его более интересным и жизненным. Этим определилась дальнейшая судьба Сергея Александровича. Он стал сельским учителем.

В 1875 году в Татеве им было построено прекрасное школьное здание, в котором Рачинский стал жить постоянно. В школе у него была небольшая спальня и кабинет на первом этаже двухэтажной пристройки. Они были доступны в любое время для всех учеников. Учитель никогда не оставался один и даже своими личными делами занимался всегда на виду, выработав в себе удивительное к тому умение.

«Жизнеописания отечественных подвижников благочестия 18 и 19 веков», изданные в начале XX века, дают важные сведения о начале педагогической деятельности Сергея Александровича: «Удалившись из шумной Москвы в благодатную тишь родного Татева, С. А. Рачинский жил там совершенным отшельником: изредка бывал в Москве, еще реже в Петербурге. Большая часть печати, по выходе Рачинского из Московского университета, о Сергее Александровиче молчала. Сам Рачинский решительно уклонялся заявлять о себе… И выходило так, как будто никому нет дела до того, как живет и что делает в своем сельском уединении бывший московский профессор. Другим людям, знавшим, какому делу посвятил себя С. А. Рачинский, его отшельничество давало повод думать, что Сергея Александровича не понимают, что он, положивший душу свою за народное образование в духе веры и Церкви, стоит одиноко на избранном им пути. Некоторые считали, что в силу такого постыдного равнодушия общества святое дело Сергея Александровича обречено на умирание.

Но отшельничество С. А. Рачинского не было отшельничеством строгого затворника, раз и навсегда порвавшего связь с миром и всецело сосредоточившегося на личном усовершенствовании, на личном спасении. Уединение Сергея Александровича скорее напоминало отшельничество тех сильных духом мужей, которые, удаляясь для укрепления своих духовных сил в пустыню, чистотою своей нравственной личности и высокими подвигами самоотвержения собирали вокруг себя множество учеников, разносивших затем славные заветы своих учителей во все концы земли.

Такой именно ожившей пустыней было село Татево за время жизни в нем С. А. Рачинского. Не было здесь ученых профессоров-сотоварищей, не было слушателей-студентов. Здесь были одни крестьянские ребятишки, делившие со своим учителем и трудности обучения, и скудное пропитание.

Воспитателя с воспитанниками связывали тесная дружба и горячая любовь. Сергей Александрович любил своих малышей, как своих детей. «Вы для меня и отец, и мать, и семья…» – задумчиво и со слезами на глазах говаривал он им. Не понимали малыши сказанного, но чутким детским сердцем чувствовали, что горячая любовь говорит им эти слова. На любовь они отвечали любовью. Слова и заветы учителя глубоко врезались в сердца, внутренняя связь учителя и учеников с каждым днем росла, крепла и не прерывалась затем уже на всю жизнь».

Школа, устроенная Сергеем Александровичем, имела общежитие, в котором размещалось около 30 мальчиков. Кроме того, в школе всегда жили различные подростки и юноши, либо готовившиеся к поступлению в училища, либо просто желавшие пробыть лишний год в необычайно теплой школьной атмосфере. Все это школьное население составляло около Рачинского дружную семью, с которой он делил все мелочи повседневной жизни.

Татевская школа представляла собой большое деревянное одноэтажное здание с двухэтажной пристройкой и широкой террасой спереди. Перед зданием трудами учителя и учеников был разбит большой красивый цветник. Стены террасы украшали вьющиеся растения, а саму террасу наполняли цветы.

Просторная, светлая, с большими окнами классная комната была украшена множеством картин и рисунков из библейской и русской истории, зарисовками его учеников. В классе на видном месте находился большой снимок с изображения Богородицы работы Васнецова («Богоматерь, несущая миру спасение»). Эта репродукция была подарена школе самим художником.

На стенах классной комнаты висели таблицы с красивыми заставками и орнаментами, написанные Рачинским по славянскому уставу и заключавшие тропари двунадесятых праздников, молитвы и церковные песнопения. В переднем углу перед иконами теплилась лампада, а все иконы были увешаны чистыми вышитыми полотенцами. Одна из стен, почти совершенно стеклянная, размещала в себе комнатные растения и цветы. Дверь из комнаты Сергея Александровича открывалась прямо в класс.

Школа блистала чрезвычайной опрятностью и порядком, и все это поддерживалось учениками под наблюдением Рачинского. Дети сами мыли полы, выметали сор, убирали пыль, рубили дрова, топили печи, носили воду, ходили за провизией. Сергей Александрович не только поддерживал в школе порядок, но и взял на себя самую черную работу: он очищал с площади перед школьным зданием навоз, которого особенно много бывало после праздников и базарных дней, когда в село и церковь, расположенную рядом со школой, приезжало множество крестьянских подвод.

С раннего утра до поздней ночи проводил народный учитель в своем ежедневном подвиге. Очень рано, в шесть часов, начиналось утреннее молитвенное правило. Сергей Александрович произносил начальный и заключительный молитвенный возглас, дежурный ученик читал само правило, которое завершалось общим пением. Затем следовал завтрак – хлеб с молоком, а в постные дни – с квасом. После завтрака до девяти часов производились хозяйственные работы.

С девяти до полудня шли занятия, и сам Рачинский преподавал в старшей группе. В полдень был обед. Столовая служила для ребят и спальней: по стенам были устроены полати. Свободное время оставалось до двух часов дня. С двух до четырех шли уроки, в четыре ребята полдничали, затем отдыхали. С шести до девяти вновь шли занятия. В девять часов вечера читали вечерние молитвы при непременном участии Сергея Александровича.

Занятия в школе Рачинского стали сюжетом для знаменитого произведения его ученика Николая Петровича Богданова-Бельского – картины «Устный счет. В народной школе С. А. Рачинского». Она была написана в Татеве в 1895 году.

На полотне художника изображен урок арифметики. В углу класса – доска с написанной задачей. Слева от нее сидит учитель (С. А. Рачинский), а вокруг него – крестьянские ребятишки. Все озабочены: решают задачу. Ученики ходят по классу, останавливаются в задумчивости. Разнообразную гамму чувств на лицах детей передал в картине бывший ученик Татевской школы Богданов-Бельский: любознательность, непоседливость, желание решить задачу.

На переднем плане картины изображен высокий большеголовый мальчик. Он погрузился в свои мысли. Неподалеку от него озадаченно закинул руку за голову светловолосый крепыш. На ухо учителю шепчет самый сообразительный, остальные размышляют около доски. По воспоминаниям местных краеведов установлены имена всех учеников, послуживших прототипами образов картины. Первый – это Иван Ростунов, родом из очень бедной семьи: в лаптях, рваной рубашонке, подпоясанной бечевкой. На ухо Рачинскому шепчет Сергей Купреянов из деревни Горелки: он оказался самым смыщленым в арифметике. У доски задумался не по возрасту высокий Иван Зельтин из Перепечья. В сапоги и лиловую рубаху нарядился Дмитрий Волков, очевидно зная, что и с него художник будет писать картину. Андрей Ольховников и Василий Овчинников обсуждают задачу вместе. Замечтался Григорий Молоденков из Татева. Вся атмосфера урока, столь необычного для нас, полна какой-то деятельной силы, целеустремленности, напряженной работы мысли.

Даже взрослые, образованные люди удивлялись тому, с каким блеском татевские ученики решают в уме сложные математические упражнения. Учитель Александр Дмитриевич Воскресенский (впоследствии он стал священником) вспоминал о первых своих занятиях в школе Рачинского: «Дня два не было С. А., и занимался с детьми я. Он оставил мне листок бумаги, в котором написал на эти дни около двадцати задач, но без ответов. Я просмотрел их и почти половины не мог решить в уме.

Когда на уроке я прочитал детям одну из этих задачек, буквально через несколько секунд ко мне прибежали несколько мальчиков сказать ответ. Так заведено у С. А. На этом уроке-отдыхе, последнем вечернем уроке, Рачинский стоит или сидит в сторонке. Тот ученик, который решит задачку, подбегает к нему и шепчет на ухо ответ. Если решение верно, мальчик становится по правую руку учителя, если неверно — по левую руку.

И вот ко мне подбежали мальчики. Первый прошептал на ухо «48» и тут же вслух спросил: «Куда мне?». Другой шепнул «72» и тоже спросил: «Куда мне?». А я и сам не знаю кто из них верно решил и жду третьего ответа, чтобы решить кому где стать! Третий сказал «48», и тогда я решил его и первого поставить направо. Когда все дети перешли со своих мест ко мне направо, я расспросил одного мальчика, как он решил задачу. Тот весьма быстро и толково рассказал ход и решение задачи. Я был поражен! Я был пред ними сущий новичок! После я увидел, что они в уме множили такие числа, что я только на бумаге мог справиться с ними.

Когда приехал С. А., я рассказал ему об этом.

— Это вы с непривычки так испугались задач и, вероятно, мало знакомы с числами. Вы примите себе за правило во время уроков решать всякую задачу – разлагать в уме на первоначальные множители всякое небольшое (до тысячи) число. Тогда Вы скоро увидите в числах не трудности, не запутанность, а гармонию и поэзию!

И он тут же на доске написал мне в виде стихотворения пять строк, чему равно 365. Я только удивлялся. Тогда он, видя мое недоумение, рассказал мне, что значат при умножении числа 15, 25, 50 и 75. Я никогда – ни в духовном, ни в техническом училище, ни в жизни – не слыхал ничего подобного! А все же я на первое время просил С. А. ставить для меня под задачками ответы. Если я не решу сам задачки, так хоть буду знать, куда поставить первого ученика, решившего ее.

Дети положительно изумляли меня быстротой решений. Например, я читаю им такую задачу: «Я купил 15 коров по 24 рубля и 25 коров по 44 рубля. Сколько я истратил денег?». Пока я договариваю вопрос, ко мне бегут половина детей с ответом «1460» и смеются: «Это очень легкая задачка!».

Оказывается, они ее решают так:

15 – это десяток и половина десятка. Следовательно 24 х 15 будет 240 + 120 = 360, а еще сокращеннее: 24 + 12 = 36 да 0 = 360. Затем 25 – это четверть сотни. Следовательно 44 х 25 = 44: 4 = 11 сотен.

Итак, 360 + 1 100 = 1 460. И все это в три-четыре секунды!

Надо будет последовать совету С. А. и поучиться, а то мне и перед детьми стыдно». Такие математические упражнения были изданы Сергеем Александровичем отдельной книгой под заглавием “1001 задача для устного счета”.

Хочу особое внимание педагогов обратить на следующее: Рачинский учил детей решать задачи не просто правильно, а именно тем способом, который они считают правильным. Народный учитель не навязывал своим ученикам шаблоны, а оставлял каждому свободу для творчества. Может быть, именно поэтому воспитанники Сергея Александровича успешно развивали свои способности, а разгильдяев-безобразников в Татевской школе не было?

Образовательный объем начальной сельской школы, при четырехлетнем ее курсе, Рачинский не ограничивал русской грамматикой и арифметикой целых чисел. Сергей Александрович считал, что сельская школа не может быть простым приспособлением для научения крестьянских ребят чтению, письму, элементарному счету, формальному изложению Закона Божия. Татевская школа под руководством Рачинского стала не только училищем грамматики и арифметики, но и культурного, и духовно-нравственного развития, а также – практических навыков, необходимых для успешного ведения хозяйства на селе. Трудовая деятельность вызывала у воспитанников Сергея Александровича живой интерес, желание внести свой творческий вклад, приобрести полезный навык. Любовь к труду, неоднократно подчеркивал народный учитель, дает не только практические знания и навыки, но также здоровье и долголетие.

В Татеве помимо обычных для сельской школы предметов велось обучение культуре земледелия, пчеловодству, плотницкому и столярному делу. В художественной мастерской школы действовали курсы рисования. Круглый год в Татевской школе проводились занятия по музыке и хоровому пению. Здесь была своя фисгармония и рояль. Самое же главное, чему хотел научить Рачинский детей – это живой Православной вере.

Народный педагог подчеркивал, что школьное изучение Закона Божия должно стать не только главным в обучении детей, но и оживляться в практическом участии школьников в качестве чтецов и певцов при Богослужении. С этим в свою очередь должно быть связано изучение церковно-славянского языка и церковного пения.

Рачинский указывал, что через обучение грамоте следует осуществлять духовное воспитание детей. Сергей Александрович говорил: «Ребенок, приобретающий в несколько дней способность писать «Господи, помилуй» и «Боже, милостив буди мне грешному», заинтересовывается делом несравненно живее, чем если вы заставите его писать «оса», «усы»…».

Рачинский рекомендовал постоянно и внимательно читать в классе все Евангелия и Псалтирь. «Псалтирь, – говорил он, – единственная священная книга, проникшая в народ, любимая и чтимая им, и того, что в ней непосредственно понятно, уже достаточно, чтобы потрясать сердца, чтобы дать выражение всем скорбям, всем упованиям верующей души… Это высочайший памятник духовной поэзии всех веков и народов».

В Татевской школе Псалтырь и Часослов были в ежедневном употреблении и открывали для ребят познание церковного Богослужебного круга. «Кто овладел, – замечал Рачинский, – хотя бы только службами Страстной седмицы, тот овладел целым миром высокой поэзии и глубокого богословского мышления…».

Рачинский выделял одну особенность своей школы: старшие ученики принимали новичков с радушием и лаской. Скромное и ровное поведение учеников в сельской школе, их бодрое и веселое настроение учитель объяснял особенностями русского характера. «В нормальной крестьянской жизни нет места тем преждевременным возбуждениям воображения, тем нездоровым искушениям мысли, – писал он, – которыми исполнен быт наших городских классов. Русский народ, вошедший в пословицу своим сквернословием, в сущности, самый стыдливый народ в мире. Грязь в глазах русского человека есть грязь. Когда в нем проснется зверь, живущий в каждом человеке, он кидается в нее. Но пока он трезв, пока он остается сам собой, он чист в мыслях и словах. Гаденькая, любезничающая грязноватость, проникшая из Франции в нравы нашего полуобразованного общества, в нашу литературу низшего разряда, глубоко ему чужда. Каждый крестьянский мальчик – такой еще не испорченный русский человек».

Если бы педагогический опыт Рачинского использовался в нашей стране, то, например, такого ненормального явления, как «дедовщина» в армии просто бы не существовало. Знают ли педагоги, что «дедовщина» формируется современной школой? Ее выпускники зачастую выходят в самостоятельную жизнь неумехами, физически не подготовленными. Не подготовлены они и психологически: не умеют правильно решать внутриличностные проблемы, не научены межличностному общению, совместному труду и так далее. Разумеется, над ними издеваются командиры и физически крепкие сослуживцы, а иногда и избивают. В армии дореволюционной России «дедовщины» не было. Не потому ли, что самодержавная русская власть стремилась в школах поощрять развитие доброго педагогического опыта, способствовала духовному развитию народа?

Вскоре после создания Татевской школы уникальный педагогический опыт С. А. Рачинского становится известным Государю. В феврале 1883 года обер-прокурор Святейшего Синода Константин Петрович Победоносцев писал императору Александру III: «Вы изволите припомнить, как несколько лет назад я докладывал вам о Сергее Рачинском, почтенном человеке, который, оставив профессорство в Московском университете, уехал на житье в свое имение, в самой отдаленной глуши Бельского уезда Смоленской губернии. И живет там безвыездно вот уже более 14 лет, работая с утра до ночи для пользы народной. Он вдохнул совершенно новую жизнь в целое поколение крестьян, сидевших во тьме кромешной, стал поистине благодетелем для целой местности, основал и ведет с помощью четырех священников пять народных школ… Это замечательный человек. Все, что у него есть, и все средства от своего имения он отдает до копейки на это дело, ограничив свои потребности…».

При участии Сергея Александровича Рачинского вблизи Татева впоследствии возникла целая сеть замечательных школ: две в Меженинках (в имении близких родственников Сергея Александровича), Покровская и Новосельская школы, при стекольном заводе Ю. С. Нечаева-Мальцева, а также школы в селах Глухове, Тархове, Верховье, Сопоти, в деревнях Вязовах и Михееве. В последние годы жизни народного учителя им были созданы второклассные школы в селах Дунаеве и Большеве. Всего под покровительством Рачинского к концу его жизни находилось 12 (!) народных школ.

К. П. Победоносцев также как и Рачинский считал: «Народная школа должна быть не только школой арифметики и грамматики, но, прежде всего, школой добрых нравов и христианской жизни». Обер-прокурор ратовал «за преобладание в русской школе церковного элемента, когда главным предметом является Закон Божий».

Одним из основных дел для Константина Петровича стало воссоздание системы церковно-приходских школ, в которых не было гнета идей западно-европейской педагогики. За образец Победоносцев взял Татевскую школу С. А. Рачинского. В 1884 году Александр III утвердил Правила о церковно-приходских школах. Педагогический опыт стал успешно внедряться по всей России. Так, если в 1880 году по стране насчитывалось всего 273 церковно-приходских школы с 13 036 учащимися, то к 1905 году их было уже 43 696 с 1 782 883 учениками.

Сергей Александрович всячески старался помогать распространению своего педагогического опыта. «Негоже людям, умеющим и знающим, – писал Рачинский своему ученику и последователю Н. М. Горбову, – сидеть, сложа руки, когда и ум, и сердце их могут быть задействованы на прекрасную работу: воспитывать и образовывать детей. Беда наша в том, что много умея и много желая, мы крайне редко беремся за какую-то новую работу и еще реже доводим начатое до конца. Надо нам быть смелее, тогда, возможно, дело возрождения духовности пойдет в гору…».

Сергей Александрович не только тонко чувствовал душу русского человека, но и понимал глубинные проблемы школьного воспитания: «Та высота, та безусловность нравственного идеала, которая делает русский народ народом христианским по преимуществу, которая в натурах спокойных и сильных выражается безграничною простотою и скромностью в совершении всякого подвига, доступного силам человеческим; которая в натурах страстных и узких ведет к ненасытному исканию, часто к чудовищным заблуждениям; которая в натурах широких и слабых влечет за собою преувеличенное сознание своего безсилия, и, в связи с ним, отступление перед самыми исполнимыми нравственными задачами, необъяснимые глубокие падения; которая во всяком русском человеке обуславливает возможность внезапных победоносных поворотов от грязи и зла к добру и правде, – вся эта нравственная суть русского человека уже заложена в русском ребенке. Велика и страшна задача русской школы ввиду этих могучих и опасных задатков, ввиду этих сил, этих слабостей, которые она призвана поддерживать и направить. Школе, отрешенной от Церкви, эта задача не по силам. Лишь в качестве органа Церкви, в самом широком смысле этого слова, может она приступать к ее разрешению. Ей нужно содействие всех наличных сил этой Церкви, и духовных, и светских...».

Сергей Александрович указывал, что долг каждого истинного педагога состоит в том, чтобы раскрыть сокровища души ребенка, развить в учащихся глубокое религиозное чувство через приобщение к русским традиционным духовным и культурным ценностям. Он протестовал против западной системы светского образования, оторванной от Церкви, которая внедрялась в русские школы через Министерство народного образования. Сергей Александрович подчеркивал, что отход от православных традиций приведет не просто к снижению качества образования, но и к духовно-нравственной деградации подрастающих поколений. Одно из проявлений этой деградации – пьянство и алкоголизм. Они сильнее всего поражали именно безбожные страны Западной Европы. Россия никогда не была пьяной и не будет, указывал Рачинский, если не пойдет по пути разрушения русской духовной культуры.

Народный учитель воплотил в своей школе идеалы русского просвещения, выработанные славянофилами. С. А. Рачинский и К. П. Победоносцев поставили народную школу на путь, благодаря которому естественно и благодатно развивались сокровища народной души. Начало этого пути – храм Божий. Путь – самобытное развитие духовных, нравственных, умственных и художественных даров русского народа. Цель пути – великое и немыслимое для материалистического запада глубокое духовное преображение всей народной жизни заповедями Спасителя. “Такого образования и воспитания, – писал Сергей Александрович, – не получал еще ни один народ мира. Пусть получит его народ русский, который должен сказать свое жизненное слово прочим народам востока и запада, ждущим нового откровения. И, без сомнения, он скажет его, если просвещение русского народа произойдет в строго-христианском духе”.

Рачинский неоднократно повторял, что развитие народной школы накладывает величайшую ответственность на все русское общество. «Дело народной школы шире и глубже, чем всякая иная общественная деятельность. Для того, чтобы осилить его, нам нужно совершить внутренний подвиг. Нам нужно выйти из того лабиринта противоречий, в который завела нас наша внутренняя история настоящего времени – расширение нашего умственного горизонта и сужение кругозора духовного…». Эти мысли Рачинского из статей, вошедших в сборник «Сельская школа», сегодня для нас еще более актуальны, чем столетие назад.

Основой благотворного влияния на уклад жизни окрестных крестьян была сама личность Рачинского, отдавшего крестьянским детям более четверти века своей жизни. Видный деятель петербургского Общества распространения религиозно-нравственного просвещения в духе Православной Церкви, заведующий придворным духовенством, протопресвитер Александр Александрович Дернов (15.02.1857–30.09.1923) называл Рачинского педагогом по призванию. Очень верная характеристика! Добавим лишь, что Сергей Александрович был еще и подвижником своего дела.