РЕСПУБЛИКИ 1 страница

В ранней истории Новгорода многое остается неясным и вызывает споры. Относящаяся к XVII веку повесть «О начале Руския земли и создании Новгорода» при­писывает основание последнего мифическим князьям Словену и Русу¹, правившим якобы задолго до при­звания ва|рягов, события столь же легендарного, но об­щепринятого в летописях и имеющего четкие хроноло­гические привязки. Академик М. Н. Тихомиров спра­ведливо замечает, что автор повести просто одухотво­рил и возвел в княжеский сан названия новгородской топографии².

Археология устанавливает точные временные пре­делы Новгорода. Еще в 1956 году А. В. Арциховский заявил, что слоев VIII—IX веков в полном соответст­вии с названием города в Новгороде нет. И до сих пор, спустя тридцать лет, несмотря на настойчивость и раз­мах изысканий, отсутствие слоев IX века в Новгороде остается фактом³.

По сей день нет единодушия в вопросе о том, как возник Новгород, какое поселение ему предшествова­ло. В. Л. Янин и М. X. Алешковский полагают, что это результат соединения трех разноплеменных, поселков (словен, кривичей и мери), положивших начало буду-

¹ См.: Гиляров Ф. Предания русской национальной летописи. М., 1878. С. 16.

² См.: Тихомиров М. Н. Великий Новгород в истории мировой культуры. С. 23.

³ См.: Носов Е. Н. Новгород и новгородская округа IX—X вв. в свете новейших археологических данных (к вопросу о возникно­вении Новгорода)//Новгородский исторический сборник 2 (12). Л., 1984. С. 9.

щим трем древнейшим концам¹. «Новгород на заре своей истории, — пишет Янин, — возник не как центр только племенного союза новгородских словен, а как столица громадной разноплеменной федерации наше­го Северо-Запада, состоящей из племен западных и восточных славян и аборигенных племен финно-угор­ского происхождения. Лишь активная и быстрая вза­имная ассимиляция, начавшаяся, несомненно, еще до возникновения Новгорода, привела к нивелировке это­го разноликого этноса на основе преобладания славян­ского элемента»². Само по себе формирование цент­ров разных племен в такой близости друг от друга кажется сомнительным, к тому же их ассимиляция по­требовала бы довольно длительного времени, которо­го пока не отпускает нам археология.

По мнению Е. Н. Носова, археологические данные не подтверждают и этнической трехчленности Новго­рода³. Гипотезе Янина и Алешковского он противопо­ставил другую версию. Центр северной группы славян находился не на территории Новгорода, а в северо-за­падном Приильменье, так называемом Поозерье, и в верховьях Волхова. На первой от Ильменя возвышен­ности на правом берегу Волхова, в двух километрах от Новгорода находится Городище, служившее в пери­од республики главной резиденцией новгородских кня­зей. Городище, возможно, и было старым городом, как думал еще в XVIII веке Г. Ф. Миллер. Раскопки под­твердили, что поселение существовало здесь уже в се­редине IX века, а возникло, видимо, раньше. «Если в известиях о призвании варягов видеть не только леген­ду,— заключает Е. Н. Носов, — то поселением, куда в IX веке из Ладоги пришел Рюрик, могло быть только Городище»⁴.

При крайней скудости и предположительном харак­тере сведений о центре, существовавшем до Новгорода, вопрос этот не представляет особого интереса для ис­торика-юриста. Наиболее существенный момент не вы­зывает сомнений: к моменту мифологического призва­ния варлсв, с которого начинается сравнительно по-

¹ См.: Янин В. Л., Алешковский М. X. Происхождение Новго­рода (к постановке проблемы)//История СССР. 1971. № 2. С. 40.

² Янин В. Л. Очерки комплексного источниковедения. Средне­вековый Новгород. М., 1977. С. 220.

³ См.: Носов Е. Н. Указ. соч. С. 17.

⁴ Там же. С. 19—23, 35.

_______ 59 _______________

следовательное изложение летописей, на территории Новгорода или в его окрестностях уже существовала племенная организация коренного населения. Нам из­вестно о существовании в IX веке двух племенных объ­единений на территории будущей Руси — с центрами в Новгороде и Киеве. Первый из них В. Т. Пашуто рассматривает как межплеменной союз, направленный против варяжской агрессии¹. Именно эта организация, сложившаяся на территории будущей Новгородской республики, вступила в контакт с северными завоева­телями, что нашло отражение в сообщениях летописи сначала об изгнании варягов за море, а потом о при­глашении варяжских князей для урегулирования внут­ренних неурядиц.

Новгород стоял у истоков истории России и русской государственности. Как ни называть общественную структуру древнейшего периода новгородской исто­рии— военная демократия, союз племен, «родовое го­сударство» и т. п., — ясно, что там происходил чрезвы­чайно интересный и постепенный процесс превращения родовой организации в политическую. Скудость сведе­ний не позволяет последовательно и исторически кон­кретно проследить все его этапы и выявить их качест­венное своеобразие. Но, безусловно, значительными ве­хами на этом пути были основание династии Рюрико­вичей, ослабившее племенную структуру путем внед­рения в нее чужеродного элемента, и перенесение Оле­гом в 883 году центра княжения в Киев, приведшее, по характеристике И. Я. Фроянова, к образованию «союза союзов» всех восточнославянских племен².

Как справедливо отметил В. Л. Янин, «популяр­ность в Новгороде легенды о призвании князей хо­рошо объясняется активным характером этой легенды, обосновывающей исконное право новгородцев «поис­кать князя там, где им любо». В списках новгород­ских посадников первым назван Гостомысл, видимо, племенной старейшина, с которым летописи связывают сведения о призвании варяжских князей. «Этот взгляд,— пишет Янин, — составляет лишь часть общей новгород­ской политической концепции, отразившейся в разных

¹ См.: Пашуто В. Т. Внешняя политика Древней Руси. М., 1968. С. 21—22.

² См.: Фроянов И. Я. Киевская Русь. Очерки социально-полити­ческой истории. С. 21.

________________ 60 __________

источниках»¹. В древности, да и в средние века, не было лучшего подтверждения истинности, законности того или иного установления, чем его давность, ста­рина. С этой целью новгородцы и объявляли посадни-ческую власть старше княжеской. Они давали этим по­нять, что их вольности, т. е. формы государственного устройства, получившие полное развитие в XIII—XIV веках, существовали с самого начала новгородской ис­тории. Возводили ли новгородцы зарождение своего I политического строя к призванию варягов или к кня-; жению Ярослава Мудрого (второй и более распрост­раненный ориентир в представлениях новгородцев о времени становления республиканских порядков), они явно преувеличивали давность своей политической са­мобытности.

Вопрос о том, выделялся ли Новгород по своему \ политическому устройству среди других русских горо­дов в первые два-три века, охватываемые нашим ле­тописанием, и когда возникают его особенности или вольности, до сих пор остается спорным 'в историче­ской литературе. Он тесно связан с оценкой распрост­раненности и влияния веча в русских городах X—XII веков. Представительный свод мнений по этому поводу дает И. Я. Фроянов. По В. И. Сергеевичу, Н. И. Ко­стомарову и М. А. Дьяконову, вече было распростра­нено повсеместно, по А.. П. Градовскому — в разных городах по-разному, по С. М. Соловьеву — лишь в Юж­ной и Северо-Западной, но не в Северо-Восточной Ру­си, по Д. Я. Самоквасову, Н. И. Хлебникову, А. Лим-берту, Е. А. Белову, М. С. Грушевскому, настоящее вече имело место лишь в Новгороде, Пскове, Полоцке

и Вятке².

Широкое распространение веча в русских городах в X—XII веках можно считать установленным фактом. Значительный вклад в изучение этого вопроса внес В. И. Сергеевич. Общее положение о вече, записанное в Лаврентьевской летописи под 1176 годом («Новго-родци бо изначала, и Смоляне, и Кыяне, и Полочане, и. вся власти якож на думу на веча сходятся, на что же старейшие сдумают, на том и пригороды стануть»³),

¹ См.: Янин В. Л. Новгородские посадники. М., 1962. С. 46.

² См.: Фроянов И. Я. Киевская Русь. Очерки социально-полити­ческой истории. С. 150—151.

³ ПСРЛ. Т. 1. С. 377—378.

___________ 61 ___________________

он считал полностью соответствующим действительно­сти и делал из него вывод, что вече собиралось во всех русских волостях¹.

Попытки Б. Д. Грекова и С. В. Юшкова опроверг­нуть это положение оказались неудачными, что про­демонстрировал И. Я. Фроянов², заново обобщивший летописные сведения о вече. В западной литературе распространен тот же взгляд. В 1962 году М. Шеф-тель писал: «Более 50 свидетельств XI—XIII веков (цифра, видимо, заимствована у В. И. Сергеевича.— О. М.) удостоверяют, что вече существовало во всех княжествах домонгольской Руси с самого начала их истории. После вторжения монголов вече сохранилось лишь на Северо-Западе, на территории 'Новгорода и Пскова»³.

Но само по себе признание всеобщности веча на оп­ределенном этапе русской истории не исключает само­бытности новгородской политической системы. Н. И. Костомаров, считая вече для России той поры универ­сальным явлением, в то же время возводил новгород­скую самобытность ко времени призвания варягов, це­ликом следуя в этом плане за новгородской историче­ской традицией. «Призывавшие князей народы не от­давались им безусловно, но приглашали их «княжить и володети по праву», — пишет он. — Прежняя автоно­мия народной независимости и народного самоуправле­ния, выражавшаяся понятием о земле, не уничтожи­лась от этого призыва»⁴.

Подходя к древнейшему периоду новгородской ис­тории с меркой, пригодной для поры окончательного отделения от Киева, Костомаров находит проявление новгородской самостоятельности в фактах, которые сви­детельствуют о тяготении к киевскому князю, о жела­нии встать под его защиту. Посольство от новгород­цев к Святославу с просьбой прислать к ним в качест­ве князя одного из его сыновей (при этом новгородцы грозились в случае отказа искать себе князя в другом месте) считается указанием на то, что «Новгород соз­навал и сохранял свою древнюю автономию и если же-

¹ См.: Сергеевич В. И. Русские юридические древности. Т. 2. С. 1.

² См.: Фроянов И. Я. Киевская Русь. Очерки социально-полити­ческой истории. С. 156—157.

³ Szeftel M. Russian Institutions and Culture up to Peter the Great. London, 1975. VIII. P. 339—340.

⁴ Костомаров Н. И. Северорусские народоправства... Т. I. С. 29.

________________ 62 _________

лал оставаться в союзе с русскими землями, скреп­ленными единством властвующего рода, то не иначе, как удерживая за собою право располагать собою, когда найдет это нужным». Обращение новгород­цев с просьбой к младшему сыну Святослава Влади­миру прийти к ним княжить, вызванное тем, что стар­шие сыновья, располагавшие лучшими волостями, от­казались от этой чести, рассматривается как добро­вольное избрание князя¹. Упомянув, что Владимир под­чинил Новгород Киеву, сделал его как бы пригородом последнего, Костомаров заявляет, что поддержка нов­городцами Ярослава в борьбе со Святополком за вели­кое княжение киевское вернула Новгороду отнятую Владимиром свободу и утвердила ее навсегда. По Со­фийскому Временнику, в 1019_году Ярослав^ дал нов­городцам «Правду», «Устав» — грамоту. Смысл этой не дошедшей до нас грамоты, полагает Костомаров, за­ключался в том, что она «давала или, лучше сказать, возвращала Новгороду старинную независимость—jipa-во самоуправления и самосуда, освобождала Новгород" 6л^г'~7ШГй,""кото'рую он платил великому 'князю киевско­му, и предоставляла Новгороду с его землею собст­венную автономию». Но у Костомарова нет иных до­казательств такого содержания грамоты, кроме ссылок на нее в договорах Новгорода с князьями XIII—XV ве­ков². Умолчание о Новгороде в ряде Ярослава, кото­рым устанавливался порядок княжения в Русской зем­ле после его смерти, свидетельствует, по мнению Н. И. Костомарова и И. Д. Беляева, о самостоятельности

Новгорода.

Возводя новгородские вольности к древнейшему пе­риоду, Костомаров отвергает традиции русской дворян­ской историографии, связывавшей установление монар­хии с призванием варягов или даже с еще более дав­ними, можно сказать незапамятными, временами. По В. Н. Татищеву, «предки наши, от грек имянуемыя об­ще скифы, в котором славяне и сарматы заключались, всегда имели самодержавных государей, как Геродот и Страбон воспоминают... варяжский Рюрик, наслед­ственно и по завещанию престол русский прияв, на­ипаче самовластие утвердил... По кончине же... Мсти­слава Петра Мономахова сына все оное через междо-

¹ См.: Костомаров Н, И. Указ. соч. Т. 1. С. 33.

² См, там же. С. 44.

—————————————— 63 ______________

усобие наследников разорилось, князи, бывший преж­де под властию, так усилелись, что великого князя за равного себе почитать стали, и ему ничто более, как титул к преимуществу остался, а силы никакой не име­ли. И тако учинилась аристократия, но беспорядоч­ная»¹. По Татищеву, и легендарный племенной старей­шина Гостомысл, объявленный потом первым новго­родским посадником, — государь². Нарушение монархи­ческого принципа связывается им с периодом распада Киевской Руси. В этой жесткой схеме нет места не только новгородской самобытности, но и древним обы­чаям самоуправления вообще.

В работе И. Лизакевича, увидевшей свет через три года после появления первого тома «Истории Россий­ской» Татищева, обнаруживается более глубокая по­зиция. Особенности новгородского строя не отрицают­ся, но связываются с монаршей волей, предстают как пожалование князя Ярослава, что соответствует дан­ным более поздних новгородских источников. В отли­чие от последующих исследователей, Лизакевич свя­зывает вольности Новгорода не с 1019 годом, когда Ярослав, по его мнению, «дал новгородцам первые гражданские законы», а с 1036 годом, когда великий князь киевский вновь посетил Новгород, посадил там своего сына Владимира и предоставил Новгороду мно­го льгот, установив очень незначительную ежегодную дань. «Именно в эту эпоху, — полагает Лизакевич, — возникают принципы большой свободы, к которым впо­следствии пришли новгородцы». Утверждение традиции смены князей по воле города он связывает с изгнани­ем Всеволода Мстиславича в 1136 году. Ослабление власти великих князей в это время «позволило новго­родцам продолжить их восстание, они утверждали, что избирают князей по своей прихоти, и изгоняли их при малейшем недовольстве, дело дошло до того, что на протяжении одного века произошло более тридцати революций»³.

Расходясь с новгородской традицией, Лизакевич свя­зывает с именем Ярослава лишь предоставление Нов­городу льгот, из коих он называет конкретно только

снижение дани. Что же касается выбора князей, то он предстает как результат восстаний.

Близок в этом вопросе к почетному советнику Ека­терины II Н. М. Карамзин. Для него «слова новгород­цев и союзных с ними народов, переданные нам лето­писцем: «хотим князя, да владеешь и правишь нами по закону», были основанием первого устава государствен-

| ного в России, то есть монархического», — это была замена народного правления, весь вред и опасность ко­торого открыли славянам междоусобие и внутренние беспорядки, самодержавным¹. Правда, Карамзин не

| отрицает роли веча, которое сдерживало княжескую власть: «Сии народные собрания были давним обыкно­вением в городах российских, доказывали участие граж­дан в правлении и могли давать им смелость, неизвест­ную в державах неограниченного единовластия»².

Н. М. Карамзин признает, что Новгород пользо­вался особыми уставами и вольностями, данными ему Ярославом Великим, не входя в их детали, но, как и Лизакевич, не связывает эти вольности с правом из­брания князя, с независимостью от Киева. Наоборот, он полагает, и вполне справедливо, что по Ярославову ряду Новгород доставался великому князю вместе со столицей и Юго-Западной Россией³.

Возникновение «вольности в князьях» Карамзин объясняет неверностью Новгорода, его буйным нравом: замыслив монархию и успокоенный княжеской властью, «он захотел опять древней вольности, сделался собст­венным законодателем и судиею» и «присвоил себе власть избирать князей»⁴. Карамзин относит эту пере­мену не к определенной дате, а просто к периоду с XI по XIII век, т. е. связывает ее с ослаблением власти киевского князя и раздробленностью. «Что касается собственно до правления, — пишет он, — то оно в сии времена соединяло в себе выгоды и злоупотребления двух, один другому противных, государственных уста­вов: самовластия и вольности... Между тем древний ус­тав рюриковых времен не был отменен: везде и в са­мом Новгороде князь судил, наказывал и сообщал власть свою тиунам, объявлял войну, заключал мир,

 

5 Заказ 2695

¹ Татищев В. Н. История Российская. Т. I. С. 366.

² См. там же. С. 372.

³ См.: Lizakevitz J. G. Essai abrege. P. 9, 10, 12.

¹ См.: Карамзин Н. М. История... Т. I. С. 236, 51.

² Там же. С. 237.

³ См. там же. Т. VI. С. 19; Т. III. С. 125.

⁴ См. там же. Т. VI. С. 84—85; Т. III. С. 126.

_________________ 65 _________

налагал дани. Но граждане столицы, пользуясь свобо­дою веча, нередко останавливали государя в делах важнейших; предлагали ему советы, требования, иног­да решали собственную судьбу его как вышние зако­нодатели»¹. Приведенная характеристика распространя­лась Карамзиным не только на Новгород, но на все удельные столицы. Новгород мог отличаться от других земель не принципиально, а лишь соотношением «само­властия и вольности».

!• В толковании русскими историками призвания ва­рягов и положения князя в Новгороде в первые века после этого события, а у некоторых исследователей и в последующем, вплоть до падения республики, нахо­дят выражение два логически возможных и хорошо из­вестных по классическим образцам политической мыс­ли варианта договорной теории происхождения госу­дарства, которые условно можно назвать локковским и гоббсовским. Н. И. Костомаров, полный симпатии к «народоправству», к республиканским учреждениям, из добровольности призвания варяжских князей заключа­ет, что их приглашали со строго определенной целью — как третейских судей, и потому прерогативы их были крайне ограничены и всецело определялись волей при­звавшей их общины. Конструкция, напоминающая об­щественный договор Дж. Локка, заключаемый с целью лучшего обеспечения прав каждого человека, не гаран­тированных в естественном состоянии. Н. М. Карам­зин, четко проводя монархическую линию, по сущест­ву, воспроизводит аргументацию Т. Гоббса: свобода в естественном состоянии привела славян к таким неуря­дицам, что они сочли за благо полностью от нее отка­заться и искать спасения в безраздельной княжеской власти. С. М. Соловьев в своей магистерской диссер­тации придерживался того же мнения².

Но помимо искусственных логических построений, в центре которых неизменно стояли слова летописца о том, что Рюрик, Синеус и Трувор были призваны «пра­вить и володеть» славянами, противники концепции исконной самобытности Новгорода опирались и на убе­дительный анализ исторических фактов, в частности ряда Ярослава. С. М. Соловьев перенял эту традицию

от Н. М. Карамзина, она была продолжена В. О. Клю­чевским, А. Е. Пресняковым и другими русскими исто­риками. Сопоставляя ряд Ярослава с последующими данными, изучая действительные отношения между Киевом и Новгородом при потомках Ярослава, они, как и Карамзин, пришли к выводу о подчиненном положе­нии Новгорода, который управлялся обычно младшим сыном киевского князя или присланным из Киева на­местником, и истолковали ряд в том смысле, что Нов­город принадлежал тому же князю, что и Киев, как придаток к нему, и как таковой он не упоминается Ярославом. Это повлекло и иную трактовку мифиче­ской грамоты Ярослава. По мнению С. М. Соловьева, поддержанному многими учеными, в ней содержались лишь финансовые привилегии. Что же касается прав на избрание князей, то, как говорит Соловьев, не толь­ко при Ярославе, но еще и при Мономахе новгородцы «брали князей от руки державца Киевского». «Народо­властие» возникло, по его мнению, в Новгороде после смерти Мономаха от усобиц между русскими князья­ми¹.

Такого же мнения придерживался и В. О. Ключев­ский: «До второй четверти XII века в быте Новгород­ской земли незаметно никаких политических особенно­стей, которые выделяли бы ее из ряда других областей Русской земли. Но со смерти Владимира Мономаха все успешнее развиваются эти особенности, ставшие потом основанием новгородской вольности»².

Разумеется, Н. И. Костомарову были хорошо из­вестны взгляды его предшественников и современни­ков — противников исконной самобытности Новгорода и исторические факты, которыми они пользовались. Автор «Севернорусских народоправств» мог предложить лишь следующий весьма наивный компромисс между летописными данными и концепцией «особого положе­ния Новгорода с самого начала русской державы»: пра­во избрания князей, говорит он, существовало в созна­нии и уживалось с чувством тогда еще не подорванно­го единства с Русью, отчего новгородцы считали ки-

 

¹ Карамзин Н. М. История... Т. III. С. 128.

² См.: Соловьев С. М. Об отношениях Новгорода к великим князьям. М., 1846. С. 10.

¹ См.: Соловьев С. М. История России с древнейших времен. Книга 1. М., 1959. С. 219—220; Ом же. Об отношениях Новгорода к великим князьям. С. 33.

² Ключевский В. О. Краткое пособие по русской истории. М., 1906. С. 73.

___________________ 67 ___________________

евского князя так же и своим и безропотно принимали его сыновей и наместников¹. Далее, пытаясь определить дату, когда осознанное право стало действительным, Костомаров называет 1095 год. В том году новгород­цы, воспользовавшись отлучкой князя Давида, заняв­шего стол по соглашению старших киевских князей Святополка и Владимира, посадили у себя Мстислава Владимировича, княжившего у них прежде, а Давиду сказали: не ходи к нам, сиди в Смоленске. С этих пор, утверждает Костомаров, в летописях уже постоянно видно, что Новгород избирает себе князей. Однако ему удается привести еще лишь один убедительный пример проявления новгородской самостоятельности, относя­щийся к первой четверти XII века. В 1102 году Свято-полк и Владимир решили переслать Мстислава из Нов­города во Владимир Волынский, а Новгороду дать сына Святополка. Новгородцы же хотели оставить у себя Мстислава, они отправили в Киев послов и ска­зали Святополку: посылай сына своего, если у него две головы. Мстислав остался в Новгороде². Для оценки этого случая очень важны комментарии С. М. Соловье­ва. Он отмечает, что соглашение Святополка и Влади­мира Мономаха о замене князя в Новгороде было ус­тупкой Мономаха Святополку, не отвечавшей его ин­тересам. Поэтому новгородцы, проявляя строптивость, «вероятно, знали, что, не исполняя волю Святополка, они тем самым исполняют волю Мономахову, в против­ном случае они не могли против воли последнего удер­жать у себя его сына, не могли поссориться с двумя сильнейшими князьями Руси и сидеть в это время без князя»³. В остальном летописи, в том числе и новго­родские, умалчивают об избрании князей вплоть до 1125 года.

Таковы основные направления в русской дореволю­ционной литературе по вопросу о времени возникнове­ния новгородской республики.

Советскими историками отвергнут взгляд на искон­ную самобытность Новгорода, выводимую Костомаро­вым из сообщений летописи о том, что новгородцы при-

звали князей, тогда как другие земли были завоеваны варягами.

М. Н. Покровский отстаивал этот взгляд, исходя из представлений о повсеместном распространении вече­вого строя, о древнерусских «республиках» (кавычки Покровского). «Давно уже прошли те времена, когда вечевой строй считался специфической особенностью некоторых городских общин, которые так были и про­званы «вечевыми», — Новгорода, Пскова и Вятки. Ве­чевые общины стали представлять собой исключение из общего правила лишь тогда, когда само это правило уже вымирало: это были последние представительницы того уклада, который до XIII века был общерусским»¹.

По Б. Д. Грекову, основой единообразия политиче­ского строя русских городов после образования в IX ве­ке раннефеодального Киевского государства был не ве­чевой строй, а сильная княжеская власть. И лишь с на­ступлением периода феодальной раздробленности воз­никают условия и для отстаивания независимости, и для вечевых собраний².

Из новейших исследователей категорически отрица­ют особенности политического строя Новгорода И. Я. Фроянов и А. Ю. Дворниченко, причем не только до смерти Владимира Мономаха, с которой обычно свя­зывают окончательное торжество феодальной раздроб­ленности, но и позже, до начала XIII века, как у М. Н. Покровского. Они считают, что вече было верховным органом власти городов-государств на Руси второй по ловины XI — начала XIII века и что все городские во­лости представляли собой не княжества-монархии, а республики³.

Думается, что в безапелляционном отрицании осо­бенностей политического строя Новгорода до начала XIII или даже до середины XII века допускается неко­торое преувеличение в угоду определенной исторической концепции. Представители крайних точек зрения (од­на из которых — об исконной самостоятельности Новго­рода— в советской литературе не представлена) склон­ны абсолютизировать определенные моменты историче-

 

¹ См.: Костомаров Н. И. Севернорусские народоправства... Т. 1. С. 52—53.

² См. там же. С. 50—51.

³ Соловьев С. М, История России с Древнейших времен. Кн. 1. С. 394.

___________________ 68 - _______________

¹ Покровский М. Н. Русская история с древнейших времен. С* R7

² См.: Греков Б. Д. Киевская Русь. М., 1949. С. 366.

³ См.: Фроянов И. Я. Киевская Русь. Очерки социально-полити­ческой истории. С. 184; Фроянов И. Я., Дворниченко А. Ю. Города-государства Древней Руси. С. 265—266.

_______________ 69 ______________—

ской действительности. Верный путь, видимо, лежит где-то посередине и состоит в синтезе двух интерпрета­ций, кажущихся непримиримыми.

Полезно вспомнить позицию исследователей (А. Д. Градовский), полагавших, что вече играло неодинако­вую роль в русских городах. Случаи созыва веча в Белгороде, Киеве, Владимире и других городах еще не говорят о степени влияния этого учреждения на жизнь общества, о его постоянном характере. Сравним опти­мистический взгляд М. Н. Покровского, И. Я. Фроя-нова и А. Ю. Дворниченко на вечевую демократию со скептическим заявлением Л. В. Черепнина: «По-моему, источники дают право говорить, что номинально (вы­делено мной. — О. М.) вече — это высший орган город­ского управления в эпоху раннего феодализма...»¹. Специфика Новгорода в период полного развития рес­публиканских институтов заключается не в том, что там часто собиралось вече, а в том, что была создана система избираемых и сменяемых по воле веча долж­ностных лиц, что приглашение и изгнание князя рас­сматривалось как нормальный ход государственных дел. Именно устоявшаяся система выборных магистратов, поглотившая и княжескую власть, при всей беспоря­дочности и нередко бурном течении вечевых собраний, выглядевших иногда как восстание или схватка враж­дующих сторон, отличала новгородские вечевые поряд­ки от тех единичных в жизни ряда других русских го­родов случаев, когда вече изгоняло либо приглашало князя или решало другие важнейшие вопросы. Созы­валось ли вече в таких случаях князем или против кня­зя, речь шла о чрезвычайных обстоятельствах. Анти­княжеское вече напоминает здесь народное возмущение, восстание, каковые случались и при явно монархическом строе во всех странах мира. Монархические концепции едва ли не со времени индийских вед вовсе не исклю­чают таких случаев и даже объявляют их неизбежны­ми, если государи нарушают свой долг и забывают о благе подданных. Любопытно сопоставить оценки, да­ваемые монархистом Н. М. Карамзиным смене князей в Новгороде и киевскому вечу 1146 года, изгнавшему своего князя и предложившему его место другому. Нов-

¹ Черепнин Л. В. К вопросу о характере и форме Древнерус­ского государства X — начала XIII в.//Исторические записки. 1972. Т. 89. С. 386.

________________ 70 ________________

городцы, по его мнению, узурпировали право избрания князей, а «киевляне, думая, что государь-клятвопре­ступник уже не есть государь законный, тайно предло­жили Изяславу Мстиславичу быть великим князем»¹. Идея «компромисса» была не чужда Н. И. Костома­рову: «Но главное, чем можно возразить против мне­ния об исключительности Новгорода по какому-то древ­нему праву, — это то, что везде, по всей Руси, видны одни и те же начала, те же веча, то же участие наро­да в выборе князей; только разные обстоятельства в разных землях то благоприятствовали проявлениям на­родной свободы, то препятствовали ей... Федеративное или удельно-вечевое начало проникало в жизнь и дру­гих земель, только в Новгороде оно проявилось осяза­тельнее»².