Там же. С. 255.

обретением по купчей Константина и еще «по Нескольким грамотам (все они перечисляются поименно), зафикси­ровавшим предшествующую принадлежность участка. Эти грамоты не передавались посаднику¹. В рядной XV века, наоборот, запрещается одной из сторон ис­пользовать грамоту в определенном направлении: «А сей рядный грамоте Матфею на помощь своей братии не положить Кузме и Григорию»².

Грамоты, противоречившие возникшему новому пра­ву, могли быть по соглашению сторон аннулированы. «Старые грамоты подраша» — это положение нередко встречается в документах, удостоверяющих новгород­ские сделки по поводу недвижимости. Оно свидетельст­вует о боязни претензий со стороны бывших собствен­ников, располагавших арсеналом старых грамот.

Наряду со старыми грамотами подтверждением пра­ва собственности служили также ссылки на предыду­щие сделки в новых грамотах, свидетельские показания, применявшиеся также в подтверждение грамот. Нако­нец, некоторую гарантию для правопреемника составля­ли оформленное заверение правопредшественяика в том, что его земля «чиста» и его же обязательство — «очищивати» землю, если кто начнет «наступать», т. е. юридически оборонять землю от посягательств, всеми возможными средствами доказывая полноту и проч­ность своего бывшего права³.

Право земельной собственности возникало не толь­ко при сделках. Оно было родом вознаграждения за го­сударственную службу и устанавливалось не только пу­тем пожалования. Вероятно, при обращении имущества в собственность государства некоторая его доля посту­пала лицам, осуществляющим государственные полно­мочия. Известен случай, когда посадник Терентий по­дарил Богородицкому княжеостровкжому монастырю земли, пришедшие ему «в тадбы», т. е., по всей види­мости, изъятые у татя и ставшие собственностью судьи⁴.

При отсутствии грамот и других доказательств за­конной преемственности права собственности принима­лось во внимание «старое владенье». «А владел Онаньи

¹ гвн и п. с. 173.

² Там же. С. 181.

³ Там же. С. 217.

⁴ ГВН и П. С. 253.

тими землями и пожнями по старому владенью», — чи­таем в Новгородской судной грамоте¹. Нам неизвестно, какова должна была быть давность владения, чтобы оно признавалось старым и тем самым подтверждающим право собственности. Новгородские материалы не до­несли до нас сроков владения, дающих основание для признания его законным, наподобие тех, что были вве­дены Псковской судной грамотой (4—5 лет) или ве­ликим князем Василием Дмитриевичем (15 лет)². При­знаком «старого владенья» наряду с длительностью должно было быть отсутствие законных притязаний.

В определении объема права собственности наряду с моментами, известными предшествующему периоду (истребование своего имущества из незаконного владе­ния, всевозможное использование предмета собствен­ности), привлекает внимание ряд новых положений, сви­детельствующих о самостоятельном \разозитии институ­та земельной собственности, 'находившегося в зачаточ­ном состоянии во времена Русской Правды и потому не выделявшегося ею.

Собственник земли, как явствует из грамоты Важиц-кого монастыря ключнику Якиму и монастырским кре­стьянам, мог запретить всякие промыслы в своих вла­дениях ((сенокошение, рубку леса, охоту, рыбную лов­лю, сбор ягод) и даже по собственному усмотрению оп­ределить штраф за нарушение своих привилегий³. В связи с занятием 'солеварением понятие собственнос­ти обогатилось использованием недр земли.

Наряду с общим расширением содержания права собственности на землю в новгородских памятниках встречается в отдельных случаях и его сужение, своеоб­разное установление меры эксплуатации богат/сив, не утративших экономической общности от разделения на обособленные друг от друга владения. Новгородская купчая XV века на участки в реках и в лесу оговарива­ет условие: «полесовати четырем человекам, ловить че­тырем человекам»⁴, в котором нельзя не видеть пережи­ток общей собственности на лесные и водные угодья в институте частной собственности.