Права в XV — первой половине

¹ НПЛ. С. 26, 220, 234, 335, 337, 392—393.

² Там же. С. 55.

³ См. раздел о вече.

_______:______281 ____

сказывает под 1291 годом: «грабиша торг коромольни-ки», новгородцы, собравшись на вече, судили их и двоих сбросили с Волховского моста¹.

В литературе по истории уголовного права имеет место недооценка развития института крамолы в Нов­городе. Так, М. Ф. Владимирский-Буданов полагал, что «составление мятежных скопищ было обычным явлени­ем при вечевом складе общества» и что, следовательно, «трудно было причислить подобные явления к обыкно­венным преступлениям»².

М. М. Исаев, приведя некоторые («е все) случаи крамолы из летописи, указывает, что «хотя новгород­ская летопись порой и называет ту часть новгородцев, которая свергала посадников и тысяцких, убивала их, предавала разграблению их дома и села, «коромольни-ками»... понятие крамолы как во/сстания против закон­ных властей выработалось не в Новгороде и Пскове, а в МосковскО'М великом княжестве, когда московские правящие круга стали смотреть вообще на вечевые со­брания как на заговоры и восстания, а на новгород­цев—>как на вечников-крамольников»³.

Владимирский-Буданов и Исаев допускают идеали­зацию вечевого быта, преувеличивают возможности, предоставляемые им народу. Владимирский-Буданов, беря весь вечевой период русской истории в целом, ста­вит на одну доску вече раннекиевского периода и нов­городское вече вплоть до конца XV века и тем самым игнорирует внутреннее развитие веча, его вгсе большее превращение при сохранении старой видимости в свое­образный инструмент боярского управления. Превраще­ние это сопровождалось выработкой вечевых травил, призванных обеспечить соответствие вечевых решений воле господствующего класса и служивших критерием для различения легальных и мятежных волнений. На­рушение этих правил, как о том неоднократно (говорят летописи, могло превратить вече из законного собра­ния в мятежное сборище⁴. Вечевой строй отнюдь не предполагал возможность народных восстаний как нор­мального элемента политического быта, он всего лишь

¹ НПЛ. С. 327.

² Владимирский-Буданов М. Ф. Образ истории русского права. С. 323.

³ Исаев М. М. Уголовнее право... С. 141.

⁴ См. раздел о вече.

______________282 ________________

создавал для них несколько более благоприятную ат­мосферу сравнителыно ₍с княжеским строем.

" Переветом и крамолой не исчерпываются государст­венные преступления, известные Новгородской респуб­лике. Однако остальные посягательства на государст­венный порядок не получили юридического определе­ния. При отсутствии общего правового.понятия и переч­ня «государственных преступлений вопрос об уголовной ответственности за то или иное палубное для респуб­лики деяние решался вечем, создававшим иногда пре­цеденты, которые трудно уложить в рамки того или иного состава преступления. Как видно из осуждения посадника Остафия в Г346 году и двух челобитчиков к Ивану III в 1470 году, любой проступок, приводящий к тяжелым для новгородской земли последствиям, рас­сматривался и карался как государственное преступ­ление.

Пожалуй, можно выделить еще один состав, подни­мающийся до уровня государственного преступления, хотя источники -не дают ему никакого 'наименования. Это покушение на православную веру, связанное с 'На­рушением общественного спокойствия. Борьба с языч­никами и еретиками была суровой. Считалось, что оби подрывают основы государственности. Об этом свиде­тельствует тот факт, что ведал такие дела (впрочем, до­вольно редкие) -не церковный суд, а вечевой. Новгород не знал правил инквизиции, по которым церковный суд передавал еретика в руки светской власти для вынесе­ния и исполнения наказания. Здесь с самого начала де­ло.приобретало государственный, политический харак­тер. Под 1227 годом летопись сообщает о сожжении че­тырех волхвов на Ярославовом дворе, в 1375 году — о свержении с моста трех стригольников, еретиков нестя­жательского толка¹.

Должностные преступления в Новгороде — прямое следствие республиканских обычаев, контроля веча над деятельностью штата управления и частых взаимных разоблачений, представляющих характерную черту по­литической борьбы боярско-купеческих группировок. До типизации должностных преступлений, до выработ­ки юридических формул, составов, определяющих ха­рактер правонарушения, новгородское право не дорос-

¹ НПЛ. С. 65, 270; ПСРЛ. Т. IV. С. 72. См. также: Хорошев А. С. Церковь... С. 74.

________________ 283 ________________

ло. Считалась (преступным всякое значительное нару­шение обычаев, устанавливавших права и обязанности должностных лиц.

Характерно, что за должностные преступления кара­лись высшие новгородские сановники. Известны вечевые суды над князем -Всеволодом в Г136 году, вина которо­го заключалась в том, что он не «блюдет смердов, ду­мал променять новгородский стол на великокняжеский и не был храбр в бою»; над князем Ярославом в 1270 году, злоупотреблявшим охотничьим промыслом, выво­дившим иностранцев из Новгородской земли и незакон­но отнявшим двор у новгородца; над посадником Дмит-ром в 1210 году, который вопреки обычаям повелел на новгородцах «серебро имати, а по волости куры брати, по купцам виру дикую и повозы возити»; в 1471 году был осужден за растрату владычный ключник и т. п.¹.

Суд над князем обладал важными особенностями. По форме своей порой мало отличаяюь от суда над по­садниками, он рознился от него по существу тем, что новгородцы устанавливали любые вины князя, но не могли наказать его иначе как лишением новгородского стола. Это было расторжение государственного догово­ра, протекавшее в судебных формах. Личность князя была неприкосновенной. Вот почему князья отделыва­лись позорным изгнанием и лишь иногда заточением вместе с семьями до прибытия нового избранника, тог­да как должностные лица Новгорода подвергались су­ровым уголовным наказаниям, распространяемым и на личность, и на имущество.

Конкретный состав должностного преступления — недосмотр со стороны лиц, обязанных наблюдать за правильностью торговых мер,—предусмотрен Уставом йнязя Всеволода о церковных судах и о людях и о ме­рилах торговых. Весьма распространенным должност­ным преступлением было неправильное взыскание го­сударственных повинностей. Так, нарушение льготных грамот, выдаваемых Новгородом, каралось пенями². Наряду с понятием должностных преступлений имелось неразвитое еще представление о должностных проступ­ках. Критериями их разграничения, вероятно, служили серьезность нарушения Обычая и тяжесть последствий. Случалось, конечно, что деяния одного порядка в одних

¹ НПЛ. С. 74. 88, 51.

2 ГВН и П. С. 150.

случаях рассматривались как проступок, а в других как преступление, в зависимости от настроений новгород­цев, — вечевой суд не знал юридических тонкостей. По­садники и тысяцкие в одних случаях подвергались каз­ни и конфискации имущества, а в других — всего лишь отрешались от должности или получали менее важное назначение. Видимо, смещение с должности без после­дующей судебной расправы и понижение по должнос­ти (летопись знает случаи, когда лиц, смещенных с нов­городского посадничества, отправляли посадничать в пригороды) служили наказанием за административные проступки.

Последняя категория преступлений, связанных с деятельностью Новгородского государства, — посяга­тельства на правильное отправление правосудия (на­водка, ябедничество, самосуд). О наводке на истца или на судей от конца, улицы или сотни говорит ст. 6 Нов­городской судной грамоты. По характеристике М. М. Исаева, наводка, т. е. массовое нападение, пред­принималась с целью терроризировать истцов и судей и тем самым повлиять на исход дела¹. А. А. Зимин тол­ковал наводку как клевету, дискредитацию². Но дума­ется, что одинаковое наказание, назначаемое за навод­ку, грабеж и наезд (см. далее), говорит о разбойном характере всех этих деяний, различаемых лишь по сво­им целям.

Ябедничество — ложный донос, провоцирование су­дебных дел. Летопись умалчивает о наказуемости это­го деяния. Рассказывается только, как в 12Ц8 году бе­жал из Новгорода Матвей Душилович, связав Моисеи­ча, бирича, ябедника, а под 1445 годом при описании несправедливостей новгородского правления упомина­ется: «всташа ябедницы, изнарядиша четы и обеты и целоваша неправду». Однако тон летописи позволяет предположить, что ябедничество подвергалось не одно­му только моральному осуждению.

Самосуд определяется Двинской уставной грамотой казуистично: «а самосуд то: кто изымав татя с полич­ным, да отпустит, а себе посул возьмет, а наместники доведаются на заповеди, ино то самосуд, а опричь того самосуда нет»³. Ограничение самосуда взысканием по-

¹ Исаев М. М. Уголовное право... С. 142.

² См.: Памятники русского права. Вып второй М. 1953. С. 219, 232.

³ ГВН и П. С. 145.

_______________ 285 _______________

сула с татя, пойманного с поличным, вероятно, связано с тем, что таков был наиболее распространенный ва­риант.преступления: Татьба с поличным считалась пре­ступлением наиболее очевидным, не требующим иных доказательств, кроме поличного. Видимо, поэтому Двин­ская уставная грамота вводит для этого случая исключение из общего в новгородской земле правила: не судить новгородцев на низу; тать-новгородец, пой­манный с поличным в княжеских землях, мог быть по­ставлен на суд перед великим князем. Сознавая неиз­бежность наказания (тогда как при совершении других преступлений можно было состязаться с истцом на су­де), тать стремился войтм в соглашение с потерпевшим. Это и обходилось дешевле, чем государственная кара, и избавляло от клеймения. Мы полагаем, таким обра­зом, что, несмотря на категоричность формулы, Двин­ская уставная грамота дает лишь наиболее распрост­раненный частный случай самосуда. Законодателя (ве­ликого князя московского) интересует убыток казне, а не самочинная расправа над преступником. Однако едва ли следует думать, что ограничения произволь­ной расправы над преступниками, введенные еще Рус­ской Правдой, были забыты новгородцами. Видимо, и расправа входила в состав самосуда.

Некоторые новшества внесены Новгородом и в об­ласть покушений на личность. Наряду с убийством¹, на­несением увечий, ран, побоев, оскорблением действием («а попъхнеть кто кого»), известными и Русской Прав­де, наказывалось и оскорбление словом², и связание мужа без вины — преступление, характерное для нов­городского республика некого строя, считавшегося с до­стоинством граждан. В случае связания мужа без ви­ны «за сором» взыскивалось 12 гривен.