Военная база "Футенма"
12 июня - 4 июля 2033 года
Наступил период относительного затишья.
После того, как Ирвинг понял, что авианосцы покинули Охотское море и каким-то образом вышли через один из проливов в океан незамеченными, он отчитался генералу и разведуправлению. Высказал также и свои догадки, что китайцы могли разработать свой вариант “анти-ЭМИ” и использовать лоцманов из многочисленных рыбацких суденышек, ходивших вдоль архипелага. Лукас поблагодарил его, и с тех пор никаких новых приказов не поступало. Запрета на учебные вылеты, впрочем, тоже, так что Ирвинг гонял эскадрилью в хвост и в гриву. Ребят это не смущало. Ирвинг чувствовал перемену в них: теперь “Грифоны” летали как единый организм.
Что бы ни было тому причиной – сказались ли постоянные тренировки, жизнь на одной территории, упрочающиеся дружеские связи или то, что их с Куртом холодная война закончилась, или все это вместе, – создавалось впечатление, что пилоты научились читать мысли друг друга. По крайней мере, на время вылетов.
Теперь единственным, что несколько омрачало общий горизонт, был Альберт. После их с Куртом парного выступления в спортзале юноша начал шарахаться от Эммерса даже больше, чем до того шарахался от Ирвинга и Дороти. Капитана это скорее забавляло, чем напрягало, и на его отношении к Альберту никак не сказывалось.
Но привычный романтический мир, в котором Альберт предпочитал пребывать большую часть времени, явно трещал по швам. Осознание, что его идеал гей, для Стэнфорда, наверное, было сравнимо с ударом кувалдой по башке. Тем более что доказательства этого факта он мог наблюдать практически ежедневно.
Свою угрозу не останавливаться на одном разе Курт выполнил. Ирвинг никогда не приходил к нему сам, пытаясь делать вид, что ничего такого между ними нет. И все ждал, когда же ощущения притупятся, и ему наскучит, как постоянно случалось раньше. Но с этим вышел облом. Хуже того – Курта становилось в его жизни больше. И дело было даже не столько в том, что они стали чаще видеться, сколько в количестве мыслей, занятых им.
Спустя полторы недели Ирвинг понял, что дело дрянь.
И в один из вечеров, когда знал, что Курт точно должен прийти, съебался в корпус морской пехоты. Ибо нехуй. Конечно, никакими страстями там и не пахло, ощущения от секса по сравнению с тем, что у него было с Куртом, были слабее, но зато вовсе не было эмоций. И это было отлично.
Приближалось четвертое июля.
За неделю до этой даты к нему традиционно явился шеф-повар базы. Ирвинг при виде его тепло улыбнулся. Кеннет ему очень нравился – большой, спокойный и добродушный, он раньше работал в одном из лучших ресторанов Майями. Когда началась война, Кеннет вызвался добровольцем в качестве военного повара – прицельно на дальние базы. Как он сам это аргументировал при первой встрече с Ирвингом, он не мог допустить, чтобы лучшие парни Америки питались чем попало. И чем попало они точно не питались. В обычное время еда была качественной, но простой, а вот по праздникам Кеннет непременно баловал базу чем-то особенным.
– Я тут кое-что задумал, – Кеннет не садился обычно. Дивана у Ирвинга в кабинете не было, только стулья, и они повара явно пугали предположительной хрупкостью.
– Надеюсь, это будет так же вкусно, как на Пасху?
– Пасха не идет с этим ни в какое сравнение.
Это тоже уже стало ритуалом…
Ирвинг на мгновение задумался, а что будет чувствовать, если война вдруг кончится, и все эти люди отправятся по домам? Потом выкинул левые мысли из головы и углубился в предложенное Кеннетом меню. На листе уже стояли чьи-то подписи. Пробежав глазами все до последней строчки, Ирвинг мысленно облизнулся и тоже подписался.
– Ты нас балуешь. А выпивка?
– Я думал про пунш. Хороший королевский пунш, сэр.
Что означало, что мозги у половины народа будут всмятку. Отлично!
Майор поднялся и хлопнул Кеннета по мощному плечу в знак одобрения. Тот расплылся в улыбке. И тут дверь в кабинет распахнулась и с грохотом отлетела в стену. Ирвинг поморщился – в его кабинете, единственном в корпусе, почему-то была не пневматическая дверь, как везде, а старого образца. Видимо, в честь традиций и прочего дерьма.
– Опс, – сказал Дороти. – Не знал, что вы тут не один, сэр.
– Я уже ухожу, – поспешил заверить его Кеннет.
От Ирвинга не укрылось, как пристально повар разглядывает диспетчера. Тот, конечно, ничего вокруг не замечал, взбудораженный тем, что принес на хвосте. Молнией пронесся мимо и устроился на стуле.
Майор усмехнулся и махнул Кеннету рукой на прощание.
Едва закрылась дверь, Дороти тут же перебрался на край стола и защебетал, как лучшая канарейка на свете, коей в глазах Ирвинга временами и был. Ирвинг мог себе позволить попутно проверять корреспонденцию и разбираться с документами. Дороти практически всегда начинал с привычных тем, лишь потом перебираясь к новостям и тому, что его больше всего волновало. Так что всплыл на поверхность майор только когда Дороти что-то сказал про грязных животных. Поскольку мысли у Ирвинга были о своем, он не сразу догнал, о чем речь.
– Что, прости?
– Я сказал, что на этой базе невозможно найти нормального мужика, – с обидой в голосе повторил Дороти, как будто Ирвинг лично выпер отсюда всех приличных мужиков.
– Нормального – это какого? – напряженно спросил майор, в мыслях которого при словосочетании “нормальный мужик” почему-то вновь проявился Курт Эммерс.
– Спокойного. Надежного, – Дороти невесть откуда достал пилочку и принялся полировать ногти. – И нежного. Здесь одни мужланы.
– Тебе не кажется, что на военной базе и уж тем более в бойцовском клубе, куда ты так любишь ходить, с этим определенные сложности? – Ирвинг отчаянно пытался не заржать. Получалось так себе.
Дороти на секунду задумался над этим революционным предположением. А потом вдруг хитро сощурился:
– А в нашем клубе новая звезда.
– В самом деле?
По мордашке Дороти видно было, что разговор начат неспроста. А поскольку звезд, кроме Курта, поблизости не наблюдалось, Ирвинг обрадовался. Хорошо, что Эммерс нашел способ спустить пар и…
– Ага. Жесткий он у тебя мужик.
Это точно.
На мгновение Ирвингу пришлось даже зажмуриться, чтобы Дороти, не дай Бог, не заметил выражение его глаз – от воспоминаний об этой самой жесткости кровь моментально прилила к паху.
– Уже второго с арены уносят в лазарет, – пробился к нему голос Дороти. – Эд Нортон и Роберт Кейн, кажется.
Ирвинг непроизвольно дернулся.
– Уверен?
– Неа, – диспетчер беспечно качнул ногой. Судьба морских пехотинцев его явно не очень-то волновала.
А вот Ирвинга внезапно взволновала.
Именно эти двое были его последними сексуальными партнерами.
Если Дороти не напутал с именами… Майор почувствовал, как к горлу комом подступает злость.
– Так, – он поднялся. – Мне пора. Кыш отсюда.
Дороти ехидно приподнял бровь, но послушно спрыгнул со стола и вышел вместе с Ирвингом из кабинета.
– Кстати, все время забываю тебя спросить. А твой самолет зовут Рипом, потому что он Ван Винкль (1)?
– Нет, – мрачно отрезал Ирвинг, поворачивая в сторону больничного крыла. – Потому что эпитафия (2).
– Если ты в нем разобьешься, это будет иронией, – фыркнул ему в спину Дороти.
Но следом не увязался, и слава Богу.
Лазарет Ирвинг покинул раза в три быстрее, чем туда пришел. И буквально влетел в комнату Эммерса, запоздало подумав, что в это время дня его там скорее всего не будет. Но Курт оказался на месте – сидел у терминала и просматривал какие-то файлы. Заслышав шум, капитан поднял голову и обернулся к нему.
Ирвинг захлопнул за собой дверь, в два шага дошел до Курта и прошипел:
– Какого хера ты творишь?!
Курт даже не стал делать вид, что не понимает, о чем речь. В карих глазах отразились злость, насмешка и что-то еще. Но чертов Эммерс только спокойно спросил:
– А в чем проблема?
Он и не подумал встать. Смотрел на Ирвинга снизу вверх, и это почему-то еще больше выводило из себя. Перед глазами все на мгновение залило красным от злости. Ирвинг кое-как взял себя в руки и выдохнул:
– Курт. Хватит. Я ебался и буду ебаться с тем, с кем хочу, и тогда, когда захочу. Это понятно?
Звучало по-идиотски, как будто он перед ним оправдывался. Твою же мать.
Курт усмехнулся:
– Ты забыл добавить: потому что мы живем в демократичной стране...
– Да хоть в штаб-квартире ООН!
–...что подразумевает в том числе мое право ломать кости тому, кому я захочу, – невозмутимо закончил Эммерс.
Опизденеть оригинальная трактовка демократии.
Больше всего бесило, что формально придраться было не к чему.
Посещение бойцовского клуба и участие в поединках было делом сугубо добровольным, хоть и полулегальным. Руководство закрывало на эти развлечения глаза, хорошо понимая, что парням нужно где-то отводить душу. Хотя если Курт уложит на больничную койку еще парочку “котиков”, лавочку наверняка прикроют. До серьезных травм в этих драках дело раньше не доходило.
Ирвинг вдохнул. Выдохнул. Посмотрел в глаза капитана и безнадежно попытался воззвать к здравому смыслу:
– Курт. Ты не сможешь набить морду всем морпехам на этой базе.
– Надо будет – набью, – холодно отрезал тот.
В голосе звучала откровенная угроза. Какой нахер здравый смысл – от Эммерса сейчас несло какой-то первобытной, животной яростью. Сдерживаемой, кажется, только высоким IQ и угрозой трибунала.
Ирвинг отступил назад, чувствуя себя законченным идиотом. Не нужно было приходить сюда и начинать этот разговор. Вообще не нужно было приходить.
– Винг.
Курт наконец-то встал и шагнул к нему. Ирвинг с трудом подавил идиотское желание попятиться. По легкой скованности движений, по вмиг посерьезневшим глазам, по тому, как разгладилась едва заметная жесткая складка в уголке рта, он сразу понял, что Эммерс хочет ему сказать.
Вот только Ирвинг отчаянно не хотел этого слышать.
Потому что совсем не был уверен, что у него хватит силы воли ответить правильно.
– Пойди уже и выеби кого-то, кроме меня, а? – ехидно процедил он прежде чем Курт успел снова открыть рот. – Обещаю, тебя попустит.
Лицо Курта мгновенно стало злым. Он метнулся к нему, схватил рукой за горло и впечатал в стену. Поцелуя Ирвинг сначала не почувствовал – от боли и резкой нехватки кислорода мир перед глазами поплыл.
Спустя минуту Курт ослабил хватку, Ирвинг судорожно набрал воздух в легкие и обнял его за плечи. Чувствуя уже привычную тяжесть ладоней на бедрах, потянулся к вороту кителя – Эммерс всегда застегивался на все долбанные пуговицы.
На шее наверняка останутся синяки.
Плевать.
Лучше так, чем этот гребаный разговор.
Гораздо лучше.
Он первым шагнул в сторону кровати, где они говорили крайне редко. Курт просто брал его, раз или два – жестко, сильно, так, что Ирвинг орал в голос и раз за разом терял способность соображать. И неизменно пытался найти в глазах любовника что-то, понятное только ему одному. А Ирвинг раз за разом отводил взгляд, а то и вовсе выворачивался, вставая раком. Ему слишком не нравилось бороться с желанием провести пальцами по заострившимся скулам, по злой складке в уголке рта в попытке разгладить чересчур жесткое, хищное лицо.
А потом наступала разрядка, а следом за ней – тишина, нарушаемая только хриплым сбившимся дыханием. Ирвинг отворачивался, позволял обнять себя со спины и ждал, пока Курт придет в себя, встанет и уйдет. И снова боролся, на этот раз – с бездумным желанием прижаться теснее и погладить крупные вены на кистях рук и запястьях. Курт принимал душ, одевался и уходил.
Это почти вошло в привычку, поэтому почувствовав, как жесткие пальцы скользнули от плеча вниз по спине, Ирвинг вздрогнул.
– Откуда это? – пальцы остановились у конца шрама и замерли там. – И это... – Курт безошибочным движением обозначил соседний рубец.
Ирвинг мысленно чертыхнулся. Внимательный, блять. Никому из его любовников не приходило в голову отыскивать следы старых шрамов в переплетении узоров покрывавшей его тело татуировки. А этот нашел.
– Разбился в детстве, – буркнул он, выгибаясь под горячей рукой и невольно вжимаясь ягодицами в пах.
Курт молчал. Но ладонь осталась лежать на пояснице. Выжидательно.
Чертов упертый зануда.
Ирвинг перевернулся на спину и мрачно уставился в медленно гаснущее золото глаз.
– Мне было двенадцать. Родители подарили мне "Историю развития авиации: от братьев Райт до наших дней". Здоровая такая детская книжка. С картинками. Я долго разглядывал парапланы тридцатых и все никак не мог понять: неужели эти этажерки могли летать?
Курт приподнялся, опираясь на локоть, и недоверчиво поднял бровь:
– И ты...
– И я построил такой же. В родительском гараже. Выменял, выкупил, выцарапал, даже украл нужные детали – и построил. Вывел на дорогу, запустил пропеллер и полетел.
– Далеко улетел?
Эммерс улыбался. Нежно и очень тепло. Хотелось огреть его по голове чем-нибудь тяжелым, только бы не видеть эту улыбку.
– Не очень, – Ирвинг потянулся к брошенному на пол кителю в поисках сигарет, пользуясь возможностью отвести взгляд. – А еще у меня был мопедный шлем. Потому и выжил... – Он глубоко затянулся, медленно выпустил струю дыма, и Курт поморщился. – Меня собирали по частям. Детские кости срослись быстро, но шрамы остались. И еще почти семь лет я ждал, пока тело сформируется окончательно, чтобы на него можно было нанести татуировку.
– Красота требует жертв, – карие глаза смеялись.
Ну конечно. Мистер Совершенство и не подумал бы прятать рубцы под татуировкой.
– Да иди ты! – Ирвинг зло сощурился. – Можно подумать, ты в детстве не собирал из конструктора самолетики.
Курт отрицательно качнул головой:
– Мои родители были фермерами. Натуральное хозяйство, полуручной труд, никаких удобрений. И никакого коммуникатора или телевизора – и это в наш прогрессивный век.
Ирвинг попытался вообразить детство на забытой всеми богами ферме при полном отсутствии достижений науки и техники. Не получилось.
– Отец как-то вырастил огромную тыкву и получил первый приз на праздничной ярмарке в Бойсе, – чертов Эммерс явно решил его добить. – Надеялся, что я повторю его достижение.
– Ты явно не оправдал ожиданий, – Ирвинг сделал последнюю затяжку, затушил окурок в кружке, стоявшей на тумбочке, и сел на постели.
– Он умер раньше, чем смог об этом узнать.
Ирвинг не стал оборачиваться. Курт не нуждался в сочувствии или извинениях.
Он поднялся, окончательно выпутавшись из его рук, и первым направился в душ.
– Тренировка через час.
Капитан не ответил. Принял информацию к сведению.
Ирвинг включил воду, запрокинул голову, провел ладонями по лицу, убирая со лба мокрые волосы, и попытался представить себе эмоции неуклюжего фермерского сынка, который впервые увидел истребитель.
И у него опять ни черта не вышло.
Ко Дню Независимости дувший в сторону материка почти непрерывно океанский ветер немного утих. Недостаточно, чтобы выбегать на улицу, не застегнувшись на все пуговицы, но по крайней мере установилась относительно ясная погода, что дико порадовало как метеорологов, так и военных. Первым непогода мешала передавать в башню точные данные, а вторые жаждали фейерверка.
На футбольном поле по-быстрому соорудили пару шатров с подогревом, поставили гриль-бар и обычный бар, развесили фонари, флаги, установили динамики и даже небольшую сцену. За день поле преобразилось до неузнаваемости. А к вечеру, когда начали зажигаться огни, и стал собираться народ, стало почти как дома. Даже лучше. По крайней мере, Ирвингу люди с базы были ближе, чем оставшаяся в США родня.
Он от души жалел значительную часть береговой охраны и тех, кто остался на постах по периметру, что они не могли поучаствовать. Сговорился даже со всем начальством, и они совместно отрядили по паре добровольцев с угощением и для компании несущим службу.
– Эй, командир!
Ирвинг оглянулся.
Довольный Боинг тащил упирающегося и очень хмурого Альберта, как на буксире, и махал ему рукой. Ирвинг улыбнулся и вскинул руку в ответ, попутно поразившись упорству, с которым Рон пытался расшевелить эту унылую каракатицу.
Заиграла музыка – на сцену взобралась кантри-группа из пехоты. Ирвинг лениво подумал было о том, чтобы подговорить слабать какой-нибудь запредельный хэви-метал Нортропа, Уилсона и Андерсона, но поток радостных людей увлек его, и он уже вскоре просто переходил от компании к компании, то и дело радостно натыкаясь на своих ребят, что-то рассказывал, о чем-то слушал, травил анекдоты и флиртовал с парнями.
Через какое-то время объявили ужин. В этом году его накрыли в помещении. И когда Ирвинг попробовал нежнейшее мясо под винно-ежевичным соусом, свежую океанскую рыбу, которую только Кеннет умел приготовить так, чтобы доставшее всех блюдо могло удивить и порадовать, и прочую вкуснятину, он понял, что на ходу это есть было бы преступлением.
Кеннет, к слову, сидел напротив. Ирвинг совершенно не удивился, увидев, что повар устроился рядом с Дороти. Он уже пару раз вздыхал по поводу того, какой диспетчер тощий и как неправильно питается, так что майор приготовился к небольшому представлению. Ждать долго не пришлось.
– Донован, не хочешь попробовать вот это? – нерешительно спросил Кеннет.
Дороти, которого мало кто звал настоящим именем, повернулся и некоторое время удивленно смотрел на него. Потом решительно откусил и прожевал второй кусок бутера, который сооружал себе минут пятнадцать из имевшегося на столе. При этом смотреть на Кеннета он не перестал.
– Дай сюда! – завопил подоспевший Оса. – Он все равно ни черта не понимает в еде!
Ко всеобщему удивлению, Кеннет вдруг отдернул тарелку от его протянутой руки.
– Мяса на столе много. Иди и сам себе положи, – спокойно сказал он.
Ирвингу подумалось, что вообще-то Оса был не так уж и неправ: Дороти, сколько он его помнил, постоянно питался какой-то лабудой из автоматов – снеками, бутерами, шоколадками, чипсами, протеиновыми батончиками, сухофруктами и черт его знает, чем еще. Только не настоящей полноценной едой. Но самым удивительным было даже не то, что он оставался тощим, как ебаный пиздец, а то, что он не покрылся еще с ног до головы прыщами.
– Донован, – голос Кеннета звучал еще тише. И еще настойчивее. – Это вкусно. Честное слово. Я сам готовил.
– Но это же мясо, – растерянно сказал Дороти, чем вызвал лавину передающихся друг к другу смешков за столом.
– Ага, – подхватил Курт, – и его едят.
В подтверждение своих слов капитан подцепил на вилку изрядный кусок и с выражением неописуемого наслаждения на лице отправил его в рот. Дороти проследил за его действиями, как загипнотизированный. На его лице читалась крайняя степень сомнения.
– Донни, – Кеннет зашел на третий круг. – Пожалуйста. Просто попробуй.
– А потом мне можно будет доесть мой бутер? – капризно спросил Дороти.
– Если захочешь, – обманчиво мягко ответил повар.
У Ирвинга почему-то возникли мысли о гипножабе.
Дороти посмотрел на ожидающих продолжения товарищей, видимо, решил, что они лучатся поддержкой, отложил на тарелку свое творение и наколол на вилку кусочек. Кеннет незаметно шевельнул тарелкой так, чтобы кусочек попал в соус. После чего несчастное мясо наконец-то отправилось к адресату. Ирвинг вдруг осознал, что на полном серьезе затаил дыхание. Потом – что он такой не один за столом.
Как минимум, все “Грифоны”, а также несколько сидевших рядом ждали, что же скажет Дороти.
А Дороти напряженно жевал, но явно совершенно не чувствовал, что жует. По крайней мере, выражение его лица от процесса пережёвывания никак не изменилось. Зато он неожиданно пристально разглядывал Кеннета.
– Очень вкусно, – наконец, решительно возвестил он ко всеобщей радости. А потом всем телом повернулся к Кеннету и с придыханием вопросил: – И вы правда сами все это приготовили?
Ирвинг усмехнулся, подхватил тарелку и съебался, поскольку при всей любви к Дороти и респекте-уважухе к Кеннету подозревал, что поджелудочная у него не железная.
После ужина все вновь высыпали наружу, не желая упустить возможность насладиться затишьем и отсутствием дождя или тумана. И заодно – отсутствием напоминаний о войне, если, конечно, не считать того, что само их присутствие на этом острове являлось напоминанием. Так или иначе, в их личном мирке сегодня образовался очаг спокойствия и счастья.
Ирвинг, расслабившийся было у греющей стены шатра с бокалом пунша в руке, заметил вдруг, что к нему пробивается Курт. Это в его планы не входило. Потому что праздничный вечер в компании Курта перерастет в интимную близость. И речь вовсе не о сексе. Ирвинг знал людей вроде Курта. И себя знал. Они напьются, пойдут бродить по берегу между обломками ржавой техники, что остались на Шумшу с сорок пятого прошлого века (3), а наутро Ирвингу не захочется отпускать его – и дальше по нарастающей.
Нет.
Достаточно того, что уже и так было между ними.
Ирвинг резко встал, сделав вид, что не замечает спокойной улыбки и внимательного взгляда, и свинтил к ребятам на сцене, где радостно ухватил протянутую ему губную гармонику (единственное, на чем он сумел научиться играть в свое время) и влил ее заунывный голос в песню о бравых ребятах, ушедших тропой войны.
Со сцены Ирвинг сошел через час. С непривычки ныли мышцы лица и шеи. Губы слегка онемели.
Хрипло напевая себе под нос и посмеиваясь над собой, он направился к бару, намереваясь хлопнуть пинту пива, чтобы промочить пересохшее горло, и на подходе увидел неподалеку от бара Эммерса, на котором висела фигуристая девка чуть не вдвое его моложе. В этом, в целом, не было ничего удивительного: Курт был охуенно хорош, вдобавок легенда. Аура романтики влекла к нему многих, даже безо всяких намеков на секс.
К бабам Ирвингу даже в голову не приходило ревновать. К тому же он уже знал, что парни Курту нравятся больше. Поэтому майор только усмехнулся и собрался уже исполнить свое намерение, как вдруг Курт повернулся, и стало видно, что с другой стороны к нему прижимается какой-то темноволосый парнишка и смотрит на капитана с немым обожанием во взгляде.
Курт улыбнулся ему, скользнул рукой по тощей заднице и теснее прижал пахом к своему бедру. Парень немедленно обвил его шею руками и потянулся к губам. И откуда только в армию набирают таких блядей?!
Ирвинг вдруг ощутил вкус крови во рту и медленно разжал стиснутые зубы. Тело практически одеревенело от с трудом сдерживаемого желания броситься вперед и оторвать этого щенка от Курта.
Но Ирвинг остался стоять на месте.
Сам же сказал прямым текстом: иди и выеби кого-то другого. Так чего же он ожидал? Что Курт проигнорирует настолько откровенный посыл нахуй? Чего теперь беситься? Эммерс трахнет этих двоих или еще кого, его попустит, и он наконец отодвинется подальше. Этого ведь Ирвинг и хотел.
Хотел.
Только его все равно трясло от бешенства.
А сердце перетянуло стальным обручем.
– Майор, вам нехорошо?
Он поднял затравленный взгляд на высоченного морпеха. Дерек. Отлично.
– Заскучал, тоска по дому, – он заставил себя еще немного расслабиться и наконец сумел улыбнуться. – Составишь компанию?
– С удовольствием, – Дерек легко прихватил его за талию, откровенно любуясь. Безо всякого долбаного собственничества. – Я угощаю.
Тяжелее всего было не обернуться и не посмотреть, видит ли.
Ирвинг честно сделал попытку выпить. В честь праздника, за хорошую погоду, за Америку, за ВВС, за ВМФ, за синего кашалота и белого кролика. Ему не удавалось напиться, как он ни старался. Проклятый Эммерс постоянно мелькал перед ним со своими сопровождающими, не иначе как специально. И в итоге все кончилось тем, что Ирвинг ухватил Дерека за руку.
– Пошли отсюда.
Дерек усмехнулся и сам потащил его сквозь толпу. Внезапно у них над головой ёбнуло, воздух задрожал. Ирвинг напрягся. Но это оказался фейерверк. Совсем стемнело. И они замерли, как и все на поле, объединенные неким безымянным чувством, глядя на расцветающие над ними цветы и фонтаны.
Дерек встал у Ирвинга за спиной и прижал к себе, мягко разминая сведенные плечи, лаская ключицы, грудь, а потом и склонившись ниже, чтобы коснуться губами шеи, пока никто не смотрит. Ирвинг благодарно вздохнул и потерся поясницей о член морпеха. Член у Дерека был отличный, еле влезал.
Трахнуться с ним сейчас было бы неплохо.
Он потянул его за собой.
В комнату ввалились кое-как: Дерек почти поднял Ирвинга на руки, целуя и сжимая задницу. Майор успел только дверь захлопнуть и стащить с себя форму, безжалостно зашвырнув ее куда-то. Дерек даже не стал раздеваться: подхватил его, притиснул к двери и потянул вверх. Ирвинг обожал, когда его трахали на весу, и можно было обхватить ногами партнера и управлять им.
– Смазка где? – хрипло пробормотал Дерек.
Ирвинг только мотнул головой: на комоде. Дерек протянул руку, легко удерживая его второй, и через пару секунд уже входил. Ирвинг запрокинул голову, кусая губы...
Первое осознание, что что-то не так, настигло его почти сразу. Второе – чуть позже, и тут же третье.
Курт не мог его поднять и долго держать так.
Курт был жестче.
И это, блять, вообще не Курт.
И Ирвинг уже минут десять как не хотел секса. С Дереком. Потому что перед глазами красочно и во всех подробностях крутилось бесплатное хоум-видео HD-качества о том, как Курт ебет этих двоих.
Твою мать... Приплыли.
Дерек вдруг отстранился. Внимательно вгляделся в него.
И вышел.
– Что... Что не так? – шепнул Ирвинг.
– Почему ты увел оттуда меня, а не Эммерса?
Дерек всегда был прямым как Бродвей.
И примерно таким же тактичным.
– Почему, почему. Какое тебе дело?
Дерек осторожно опустил его на пол и включил свет.
– Ирв, ты идиот. Вы оба идиоты. Но ты – больший.
Только лекций не хватало. Но Ирвингу почему-то хотелось, чтобы ему надавали по морде или как следует отмудохали.
– Ты по нему страдаешь с того самого дня, как вы полетели вместе. Эммерс бьет морду всем, с кем ты спишь, с тех пор, как ты ему дал. Вы оба либо чокнутые, либо не знаю, что думать.
Ирвинг подошел к столу и достал из ящика бутылку текилы.
– И текилу ты пьешь только когда тебе совсем хуево.
Правильно, подранков надо добивать.
Ирвинг упал в кресло и безучастно посмотрел в темное окно, потом закурил.
– С тобой побыть?
Он отрицательно мотнул головой.
Дерек длинно выдохнул и вышел, тихо закрыв за собой дверь.
Ирвинг откупорил бутылку и отхлебнул прямо из горла, потом фыркнул, потом в голос рассмеялся, впрочем, смех вскоре перешел в полурычание-полустон. Майор понял, что Дерек – последний, с кем он попытался трахнуться. Этот говнюк Эммерс выиграл.
_______________________________
(1) Рип Ван Винкль (англ. Rip Van Winkle) – новелла и легендарный персонаж американского писателя Вашингтона Ирвинга.
(2) R.I.P. – “rest in peace”, покойся с миром. Классическая надпись на надгробии в англоязычных странах.
(3) Курильская десантная операция (18 августа – 1 сентября 1945) – десантная операция Вооружённых сил СССР против японских войск во время Второй мировой войны с целью овладения Курильскими островами. Является частью Советско-японской войны. Итогом операции стало занятие советскими войсками 56 островов Курильской гряды (в том числе, о-ва Шумшу), общей площадью 10,5 тыс. км², которые позднее, в 1946 году, были включены в состав СССР.
