БЮРО ГОМИНЬДАНА

Во время расстрела демонстрации Эванс и Аллен бы­ли в Пекине. Переводчик, м-р Хо, пропадавший весь день 18 марта, поздно вечером вернулся домой. Он был очень возбужден участием в демонстрации, расстрелом и дракой с гвардейцами Дуань Ци-жуя.

Советники курили, сидя в креслах. Высокий, гибкий Хо метался по комнате и быстро говорил, смешивая анг­лийские слова с китайскими: в гневе он забыл англий­ский язык.

— Мы подошли ко дворцу с нашими знаменами, и ораторы начали говорить. Вдруг из бокового входа по­являются гвардейцы. Они строятся в две шеренги и ничего не говорят. Впереди демонстрации стоит студент­ка со знаменем. На нем написано: «Смерть милитари­стам и империалистам!». Она протягивает знамя солда­там и кричит:

— Солдаты, это ваше знамя. Долой палачей!
Офицер вынимает саблю и командует солдатам: «Целься, огонь!».

И начинается стрельба. Многие падают, толпа бе­жит. Много убитых. Девушка тоже убита. Эта девуш­ка — мисс Ляо. Вы помните, она хотела быть солдатом революции? И вот она убита, как солдат. Много людей убито, и хотя толпа сразу побежала, вслед все время стреляли и стреляли.

Утомленный, он садится на кровать и тихо плачет. Потом вскакивает, грозит кулаком в пространство и что-то кричит по-китайски. Затем он пьет воду и успокаи­вается. Ему делается неловко своих слез. Он уходит спать.

Утром Эванс и Аллен отправляются к Ли Мин-чжу-ну. Его штаб там же, где был штаб Лу Чжун-лина. Гвардейцы пропускают их, и Ли Мин-чжун быстро вы­ходит навстречу.

Его толстое лицо заметно взволновано. Он с преуве­личенной приветливостью здоровается с советниками и предлагает им чай. Они благодарят и с места приступа­ют к делу. Через м-ра Хо, лицо которого снова бесстра^-стно, советники задают вопрос:

— Как думаете вы.поступить с президентом, генерал?

Услышав вопрос, Хо быстро моргает глазами, на ли­це его на секунду появляется выражение ненависти, но оно снова бесстрастно, когда он переводит вопрос.

Ли Мин-чжун отвечает длинной неуверенной фразой:

— Я знаю, что советниками руководят лучшие чув­ства и что нельзя не осуждать убийц, но у нас нет сил сейчас бороться с президентом и, кроме того, демонст­ранты не должны были идти ко дворцу.

— У вас есть бригада гвардии, и вы можете обез­оружить гвардию президента и лишить его власти. Он должен быть предан суду как убийца и враг народа.

— Он действительно убийца, но у него тоже брига­да гвардии, и может произойти сражение в столице. Не­известно, как к этому отнесутся иностранцы. Я ничего не могу сделать сейчас. Я должен остаться пока в сто­роне от этих событий.

— Вы христианин, генерал. Вы помните историю Понтия Пилата? Он тоже остался в стороне и умыл
руки.

Советники поднимаются и уходят. Генерал Ли Мин-чжун с растерянным видом провожает их. Он ни на что не может решиться, этот толстяк, хотя он неплохой сол­дат, но слишком боится политики. Такие люди не имеют права быть начальниками гарнизонов в столицах в на­ши дни.

Советники мрачно сидят в карете автомобиля. М-р Хо молчит. Наконец Аллен про себя говорит:

— Ли Да-чжао.

Ли Да-чжао — вождь левого крыла гоминьдана на севере. Он один из виднейших профессоров и один из самых уважаемых людей Северного Китая.

И м-р Хо, угадавший мысль, радостно поворачива­ется и говорит:

— Ли Да-чжао здесь. Я знаю, где Ли Да-чжао.

Ли Да-чжао здесь! Раз он в Пекине, он, вероятно, руководит событиями.

Автомобилю дан новый адрес. Он мчит советников по Хатамен-стрит и останавливается в одном из переулков. Автомобиль отпускают, дав щедро на чай, и дальше пешком, сетью переулков, где нищета не скрывает свое­го падения, где нет даже лохмотьев, чтобы прикрыть наготу, советники идут к одинокому домику, невзрачно­му, такому, как все, и входят в обширный двор, пустой и спокойный. Навстречу идет слуга. Он удивлен вторже­нием иностранцев, он думает, что они заблудились. Но м-р Хо говорит условные слова, делает условный жест— и слугэ на чистом английском языке говорит:

— Пойдем, товарищи.

Через низкую дверь советники входят в большую комнату — нелегальную квартиру, где живет и работает Ли Да-чжао.

Ли Да-чжао встает из-за письменного стола, завален­ного книгами. Он высокого роста, крепко сложен, у неге большие усы и внимательные глаза за роговыми очка­ми. В его движениях много спокойной уверенности и простоты. Узнав вошедших, Ли Да-чжао идет им на­встречу и тихо произносит:

— Гуд морнинг, мистер Аллен.

Гости садятся на низкие табуреты. М-р Аллеи изла­гает содержание своей беседы с Ли Мин-чжуном и за­канчивает так:

—Я очень огорчен, что не повидал вас перед этим разговором. Но я не знал, что вы здесь, и мы с Эвансом не могли молчать в этом случае. Теперь я знаю, что на Ли Мин-чжуна нельзя рассчитывать и он должен быть удален из Пекина. Я думаю, что сюда нужно вернуть Лу Чжун-лина.

Ли Да-чжао тихо слушает и спокойно произносит:

— Ваш поступок делает честь вашему сердцу, то­варищи. И, кроме того, он подтверждает, что на Ли Минчжуна нельзя рассчитывать. Нужно подумать, что делать дальше. Если вы свободны, обождите. Ко мне придет кое-кто из товарищей, и мы устроим небольшое сове­щание, вы же нас информируете о военных делах.

Через несколько минут начали прибывать члены пе­кинского комитета гоминьдана и китайской коммунисти­ческой партии. Первым пришел Ли Ши-цзэн, маленького роста, худощавый человек. У него реденькая р ватенькая бородка и внимательные узкие, как щелочки, глаза за стеклами золотых очков. Поздоров-авшись с при­сутствующими, он что-то вполголоса сообщил Ли Да-чжао. Выслушав его, Ли Да-чжао обернулся к советни­кам и сказал:

— Камрад Ли принес новость: президент издал декрет об аресте меня, Ли и доктора Сюй Цянь. Очевидно, они решили перейти в наступление против гоминьдана и заставить маршала Фэн Юй-сяна высказаться более оп­ределенно о своих с нами отношениях.

В это время вошел д-р Сюй Цянь. Невысокого роста, очень худой, с чисто выбритым лицом очень пожилого пастора, в очках, он говорил мягким голосом и, каза­лось, был лишен темперамента. Сюй Цянь, ректор Шан­хайского университета, — известный ученый, много лет отдавший кабинетной работе и старым книгам, покинув­ший их только для революции, ворвавшейся в его каби­нет и вытащившей его на улицу.

Он был известен как знаток старой китайской ли­тературы, древних иероглифических письмен и отличный мастер писать старыми иероглифами во всей их слож­ной тонкости. Он был прямой противоположностью про­фессору Ли Да-чжао, человеку действия и властной во­ли. Сюй Цянь был книжник, фанатик мысли, фанатик ре­волюции.

Сюй Цянь услышал фразу Ли Да-чжао и, поздоро­вавшись с советниками на ходу, воскликнул:

— Декрет уже издан! Как они торопятся!
Несколько минут шел живой разговор по-китайски.

Ли Да-чжао стоял посреди комнаты против маленько­го Ли, Сюй Цянь быстро ходил из угла в угол мягкими шагами, заложив руки за спину и изредка вставляя сло­ва.

Вошло еще несколько человек, и Ли Да-чжао объ­явил заседание открытым. Он предложил заслушать ин­формацию советников о фронте и выслушать их мысли. Пока Аллен развертывал карту театра войны, Ли Да-чжао быстро информировал комитет о разговоре Аллена с Ли Мин-чжуном, и это сообщение вызвало взрыв ти­хих восклицаний, выражавших насмешку и гнев.

Советники сообщили о положении фронта и о наступ­лении войск блока милитаристов. По их мнению, к апрелю месяцу — к середине апреля — Национальная ар­мия очистит Пекин и уйдет за Нанькоуский горный про­ход, который спешно укрепляется. Следовало бы до от­хода армии выгнать вон Дуань Ци-жуя и разгромить Аньфуистский клуб. Для. этого нужно воздействовать на Фэн Юй-сяна, чтобы он отозвал Ли Мин-чжуна и назна­чил начальником гарнизона командующего тяньцзинь-ским фронтом Лу Чжун-лина.

Выслушав это, комитет согласился с необходимостью возвращения Лу Чжун-лина, без которого трудно будет совершить переворот и выгнать президента.

Один из членов комитета поднял.вопрос о том, чтобы объявить Ли Мин-чжуна врагом народа, но это предло­жение было отклонено после колебаний, которые, одна­ко, показали, что вожди левого крыла гоминьдана от­носятся к генералам Национальной армии с недоверием.

Решено было, что Ли отправится в Пиндэчуань с со­ветниками, и Ли Да-чжао и Сюй Цянь укроются в райо­не казарм гвардии Лу Чжун-лина.

Вслед за тем Ли Да-чжао произнес несколько фраз, которые излагали его отношение к положению вещей.

Ожидающееся отступление Национальных армий ста­вило вопрос о подготовке подполья для ЦК гоминьдана. Большинство указаний Ли Да-чжао сводилось к органи­зационным вопросам, и, когда была намечена организа­ционная схема подпольной работы, Ли Да-чжао кратко резюмировал общее мнение бюро гоминьдана о поло­жении дел.

Ставка на военное поражение Чжан Цзо-лина не уда­лась. Победы Национальной армии не привели к разгро­му противника, и очередная задача гоминьдана — помочь сохранить живые силы Национальной армии, хотя она только является дружественной гоминьдану армией. С этой целью нужно организовать работу внутри Нацио­нальной армии, воздерживаясь, однако, от организации подпольной работы и добиваясь ет штаба Национальных армий легализации всей работы.

В общей линии работы среди крестьян и рабочих нуж­но перейти от ставки на милитаристов, от ставки на во­енный разгром китайской реакции к углублению пар­тийной работы, к углублению, в частности, партийной работы среди крестьянской бедноты, которой нужно дать определенные революционные лозунги. Эти мысли ни у кого не встретили возражения, но Сюй Цянь заметил, что бюро гоминьдана должно будет учесть решительное сопротивление центра и правого крыла против четких аграрных лозунгов и должно 'те­перь же готовиться к борьбе с центром и правым кры­лом.

Левое крыло гоминьдана, в руководстве которого были коммунисты Сюй Цянь и Ли Да-чжао, оказалось единодушным в этих вопросах, так как длительная борь­ба военных партий в Китае с совершенной ясностью по­казала, что китайская революция найдет свое разре­шение не в борьбе военных партий, а в углублении ре­волюции, в вовлечении в революцию крестьянства и ши­роких пролетарских масс.

Заслушав эти прения, советники условились с Ли Ши-цзэном, что они встретятся с ним в 5 часов на Ха­тамен-стрит и провезут его через заставы дуаньцижуев-ских гвардейцев.

Огромный зеленый лимузин подъехал к кондитерской Карацаца на Хатамен-стрит. Он был нанят до Летнего дворца, что в 15 километрах за городом, для увесели­тельной поездки. М-р Эванс отправился в кондитерскую за шоколадом. М-р Аллен вышел из авто и стал раску­ривать трубку, стоя у подножки машины с раскрытой дверцей. Было без трех минут пять часов. Через пять минут с лимузином поравнялся быстро шедший ав­томобиль. Он затормозил на минуту у лимузина, и че­ловек с поднятым воротником быстро шагнул в карету лимузина. Автомобиль двинулся дальше и полным ходом умчался по Хатамен-стрит. Аллен стоял по-прежнему у дверцы и раскуривал трубку. Затем он вошел в карету, бросил серебро подбежавшей нищенке и захлопнул двер­цу. Из кондитерской вышел Эванс с большой коробкой. Он вошел с другой стороны, и оба советника устроились на переднем сиденье, прикрыв своими телами маленькую фигуру Ли Ши-цзэна, рядом с которым устроился м-р Хо. Лимузин помчался черве вееь город к Летнему дворцу.

У западных ворот машину остановили часовые, но, услышав от Шофера «Летний дворец и увидав сквозь

стекла европейцев, они открыли тяжелые ворота. Авто полным ходом дошел до заставы у Летнего дворца, и м-р Аллен предъявил свой значок советника штаба и визитную карточку начальника гарнизона, служащую пропуском. Застава открыла путь, и авто подъехал к дворцу. У дворца шоферу было велено свернуть напра­во и объехать парк, а затем был дан адрес станции Шахэ.

На Шахэ советников ждал их вагон, и они отправи­лись в Пиндэчуань.

Но маршала в Пиндэчуане не оказалось — он уехал отдохнуть в древний буддийский монастырь в 40 милях от Пиндэчуаня, а оттуда намерен был следовать в Ургу.

Он твердо решил оставить командование и на неко­торое время уехать в Россию, чтобы познакомиться с этой великой страной.

М-р Ли остался в Пиндэчуане и оттуда отправился на машине к Фэн Юй-сяну.

Советники вернулись в Нанькоу, где работали сапе­ры, укреплявшие горный проход.

Оба они считали, что в конце концов совсем не плохо, если маршал съездит в СССР, так как это, несомненно, окажет влияние на его политическое мышление и даст ему возможность отчетливо определиться как политику.

Хотя армия и проигрывает от отсутствия Фэн Юй-ся-на, но можно будет отсидеться за Нанькоуским горным проходом. Зато, когда Фэн Юй-сян вернется, может быть, он войдет в гоминьдан и Национальная армия без­оговорочно встанет на сторону национальной револю­ции, под знамя и руководство народной партии.