О наиболее редкостном и наиболее изумительном из всех происшествий,какие на протяжении великой этой истории с Дон Кихотом случались Верховые спрыгнули с коней и, вместе с пешими внезапно подхватив наруки Санчо и Дон Кихота, вошли во двор; кругом всего двора пылало около стафакелов, державшихся на подставках, в галереях же горело более пятисотплошек, так что, хотя ночь была довольно темная, казалось, будто делопроисходит днем. Посреди двора возвышался катафалк высотою примерно в двалоктя, под широчайшим черным бархатным балдахином, ступеньки вокруг всегокатафалка были уставлены белыми восковыми свечами в серебряных канделябрах,числом более ста, а на самом катафалке виднелось тело девушки, стольпрекрасной, что даже смерть бессильна была исказить прекрасные ее черты.Голова ее в венке из самых разнообразных душистых цветов покоилась напарчовой подушке, а в руках, скрещенных на груди, она держала желтуюпальмовую победную ветвь. Поодаль был воздвигнут помост, на котором стоялидва кресла, на креслах же восседали две особы; на головах у них красовалиськороны, а в руках они держали скипетры, из чего можно было заключить, чтоэто цари, не то настоящие, не то поддельные. По одну и по другую сторонупомоста, на который вели несколько ступенек, стояли еще два кресла, и вотлюди, взявшие в плен Дон Кихота и Санчо, на эти кресла их и усадили, причемони сами все время молчали и подали знак молчать обоим пленникам; впрочем,Дон Кихот и Санчо хранили бы молчание и без всякого знака, ибо изумление привиде того, что открылось их взору, наложило на их уста печать. Между тем напомост взошли со многочисленною свитою две важные особы, в которых Дон Кихоттотчас узнал своих хозяев, герцога и герцогиню, и сели в роскошные кресларядом с особами, которые изображали из себя царей. Кто бы всему этому неподивился, особливо если мы прибавим, что в покойнице, лежавшей накатафалке, Дон Кихот узнал прекрасную Альтисидору? Только лишь герцог игерцогиня взошли на помост, Дон Кихот и Санчо встали и низко им поклонились,те же едва им ответили. В это время появился слуга и, приблизившись к Санчо, накинул на негочерной бумазеи мантию с нашитыми на нее полосами в виде языков пламени,затем снял с него шапку и, надев колпак наподобие тех, какие носятосужденные священною инквизицией, шепнул ему, чтоб он помалкивал, иначе емувсунут в рот кляп, а то и вовсе прикончат. Санчо посмотрел на себя и увидел,что он весь объят пламенем, однако боли от ожога он не ощущал, и это егоуспокоило. Он снял с головы колпак и, обнаружив, что на нем нарисованычерти, снова надел его и пробормотал: - Если пламя меня не жжет, стало быть, и черти меня не утащат. Дон Кихот взглянул на Санчо, и хотя над всеми его чувствамигосподствовал страх, все же вид Санчо его насмешил. В это время, должнодумать из-под катафалка, послышались тихие, ласкающие слух звуки флейт, иблагодаря тому, что человеческие голоса к ним не примешивались, ибо здесьбезмолвствовало само безмолвие, они были особенно нежны и приятны. Внезапноу изголовья той, что казалась мертвою, вырос прелестный юноша, одетый, какримлянин, и голосом чистым и благозвучным, сам себе аккомпанируя на арфе,пропел эти две строфы: Пока не пробудится жизнь опять В Алтисидоре, жертве Дон Кихота, И не решатся дамы траур снять, И герцогине не придет охота Своих дуэний снова увидать В нарядах из шелков, парчи, камлота, Я буду петь страдалицы удел Звучней, чем в старину фракиец пел {1}. И этот долг мой, скорбный, но священный, Не только на земле исполню я, Слагать хвалу красе твоей нетленной Я буду, восхищенья не тая, И в мрачном царстве мертвецов, где пеной Вскипает вечно Стиксова струя, И, внемля мне, замедлит на мгновенье Свой неустанный бег река забвенья. - Довольно! - воскликнул тут один из тех, кто изображал из себя царя. -Довольно, дивный певец! Так можно до бесконечности петь о смерти и опрелести несравненной Альтисидоры, не мертвой, как полагают невежды, ноживой, - живой, ибо слава о ней гремит, живой, ибо присутствующий здесьСанчо Панса претерпит пытки ради ее воскресения. Итак, о Радамант, вместе сомною творящий суд в мрачных пещерах Дита, ты, коему известно все, чтонеисповедимою волею судеб предуказано нам свершить для того, чтобы девицусию возвратить к жизни, поведай нам это и объяви сей же час, дабы мы еликовозможно скорее исполнились радости, которую сулит нам ее оживление. Только успел судья Минос, Радамантов товарищ, вымолвить это, какРадамант встал и возговорил: - Гей вы, слуги дома сего, старшие и младшие, великовозрастные и юные!Бегите все сюда и двадцать четыре раза щелкните Санчо в нос, двенадцать разего ущипните и шесть раз уколите булавками в плечи и в поясницу, ибо отэтого обряда зависит спасение Альтисидоры. Послушав такие речи, Санчо не выдержал и заговорил: - Черт возьми! Да я скорее превращусь в турка, чем позволю щелкать себяпо носу и хватать за лицо! Нелегкая меня побери! Уж будто эта девица такпрямо и воскреснет, если меня станут хватать за лицо! До того разлакомились- сил никаких нет: Дульсинею заколдовали - давай меня пороть, чтобы онарасколдовалась, умерла Альтисидора, оттого что господь бог послал ейболезнь, - так, чтобы она ожила, необходимо, видите ли, двадцать четыре разащелкнуть меня по носу, исколоть мне тело булавками и до синяков исщипать мнеплечи! Нет уж, держите карман шире, я старый воробей: меня вам на мякине непровести! - Ты умрешь! - вскричал Радамант. - Смягчись, тигр, смирись, надменныйНемврод {3}, терпи и молчи: ведь от тебя не требуют невозможного. Иперестань толковать о трудностях этого предприятия: все равно быть тебеотщелкану, быть тебе исколоту булавками и стонать тебе от щипков. Гей,слуги! Исполняйте, говорят вам, мое приказание, а не то, даю честное слово,вы у меня своих не узнаете! В это время во дворе появились шесть дуэний; шли они вереницею, приэтом четыре из них были в очках, а руки у всех были подняты, рукава же начетыре пальца укорочены, дабы руки, как того требует мода, казались длиннее.При одном виде дуэний Санчо заревел, как бык. - Я согласен, чтоб меня весь род людской хватал за лицо, - воскликнулон, - но чтоб ко мне прикасались дуэньи - это уж извините! Пусть мнецарапают лицо коты, как царапали они вот в этом самом замке моего господина,пронзайте мое тело острыми кинжалами, рвите мне плечи калеными клещами, - явсе стерплю, чтобы угодить господам, но дуэньям дотрагиваться до меня я непозволю, хотя бы меня черт уволок. Тут не выдержал Дон Кихот и, обратись к Санчо, молвил: - Терпи, сын мой, услужи сеньорам и взоблагодари всевышнего, которыйдаровал тебе такую благодатную силу, что, претерпевая мучения, тырасколдовываешь заколдованных и воскрешаешь мертвых. Между тем дуэньи уже приблизились к Санчо, и Санчо, смягчившись ипроникшись доводами своего господина, уселся поудобнее в кресле и подставиллицо той из них, которая шла впереди, дуэнья же влепила ему здоровенныйщелчок, сопроводив его глубоким реверансом. - Не нужна мне ваша учтивость, сеньора дуэнья, и не нужны мне вашипритиранья, - объявил Санчо, - ей-богу, от ваших рук пахнет душистою мазью. Дуэньи, одна за другой, надавали ему щелчков, прочая же многочисленнаячелядь его исщипала, но чего Санчо никак не мог снести, это булавочныхуколов: он вскочил с кресла и, доведенный, по-видимому, до исступления,схватил первый попавшийся пылающий факел и ринулся на дуэний и на всех своихпалачей с криком: - Прочь, адовы слуги! Я не каменный, таких чудовищных мук мне невынести! В это мгновение Альтисидора, по всей вероятности уставшая так долголежать на спине, повернулась на бок, при виде чего все присутствовавшиепочти в один голос воскликнули: - Альтисидора оживает! Альтисидора жива. Радамант велел Санчоутихомириться, ибо то, ради чего он пошел на пытки, уже, мол, свершилось. Дон Кихот, увидев, что Альтисидора подает признаки жизни, тотчасбросился перед Санчо на колени и обратился к нему с такими словами: - О ты, ныне уже не оруженосец, но возлюбленный сын мой! Урочный часнастал, отсчитай же себе несколько ударов из общего числа тех, которые тыобязался себе нанести для расколдования Дульсинеи. Повторяю: ныне целебнаясила, коей ты обладаешь, достигла своего предела, и тебе несомненно удастсясовершить то благодеяние, которого от тебя ожидают. Санчо же ему на это сказал: - Не то, так другое, час от часу не легче! Мало щелчков, щипков дауколов, еще не угодно ли розог! Уж лучше возьмите здоровенный камень,привяжите мне его на шею и бросьте меня в колодец: это будет не на многоприскорбнее, нежели отдуваться за чужие горести. Оставьте меня в покое,иначе, ей-богу, я тут все вверх дном переверну! В это время Альтисидора села на своем катафалке, и вслед за темпослышались звуки гобоев, а к ним присоединились звуки флейт и радостныеклики всех присутствовавших: - Альтисидора жива! Жива Альтисидора! Герцог с герцогинею встали, за ними поднялись цари Минос и Радамант{2}, и все вместе, в том числе Дон Кихот и Санчо, направились к Альтисидоре,дабы приветствовать ее и помочь сойти с катафалка. Альтисидора же, делаявид, что она еле держится на ногах, поклонилась их светлостям и ихвеличествам, а затем, мельком взглянув на Дон Кихота, заговорила: - Да простит тебе бог, бесчувственный рыцарь, что из-за твоейжестокости я пробыла на том свете, как мне показалось, более тысячи лет. Атебя, самый отзывчивый из всех оруженосцев, в подлунном мире живущих, яблагодарю за то, что ты вернул мне жизнь. С этого дня, друг Санчо, в твоераспоряжение поступают полдюжины моих сорочек, дабы ты переделал их длясебя; правда, не все они целые, зато все до одной чистые. Санчо, коленопреклоненный и с обнаженною головою, облобызал Альтисидореруки. Герцог распорядился взять у него колпак и вернуть шапку, надеть нанего куртку, а огненную мантию снять. Санчо стал умолять герцога не брать унего мантию и митру: ему хотелось взять их себе на память о стольнеобычайном происшествии. Герцогиня ему позволила: он-де знает, что она емуверный друг. Герцог велел всем покинуть двор и разойтись по своим комнатам,Дон Кихота же и Санчо поместили в том самом покое, который они занималипрежде. 1...в старину фракиец пел... (миф.) - Орфей. 2 Радамант и Минос (миф.) - судьи подземного царства. 3 Надменный Немврод. - Согласно библейскому преданию, Немврод,основатель вавилонского царства, соорудил высокую башню с целью добраться донеба, но в наказание за его дерзновенное намерение бог сокрушил башню исмешал языки всех людей, строивших ее.
ГЛАВА LXX,
следующая за шестьдесят девятой и повествующая о вещах, не лишних для правильного понимания этой истории Санчо Пансе пришлось провести эту ночь на низкой кровати в однойкомнате с Дон Кихотом, какового обстоятельства он с радостью бы избегнул,если б только мог, ибо знал заранее, что его господин пристанет к нему сразговорами и не даст заснуть, он же был не расположен вести долгую беседу,потому что боль от перенесенных пыток все еще давала себя чувствовать исвязывала ему язык, и он предпочел бы проспать эту ночь в шалаше, но тольков одиночестве, нежели в роскошном этом помещении, но вдвоем. Страх егооказался не напрасным, и опасения его оправдались, ибо не успел его господинлечь в постель, как уже обратился к нему с вопросом: - Что ты скажешь, Санчо, о нынешних событиях? Велика и властительнасила пренебрежения, выказываемого к тому, кто тебя любит: ты же сам видел,что Альтисидора умерла не от стрел, не от меча или же какого-либо другогооружия, не от смертельного яда, но от суровости и пренебрежения, которые онанеизменно встречала во мне. - Да пусть бы она умирала себе на здоровье когда и как ейзаблагорассудится, а меня оставила бы в покое, - возразил Санчо, - ведь ялюбви ее не домогался и сроду не выказывал к ней пренебрежения. Я уж вамговорил, что не знаю и никак понять не могу, что общего между исцелениемАльтисидоры, девки вздорной, хотя и смекалистой, и истязанием Санчо Пансы.Вот теперь-то я уж совершенно и окончательно удостоверился, что есть насвете волшебники и волшебные чары, и да избавит меня от них господь бог, ато своими силами мне от них нипочем не избавиться. Одним словом, умоляю вас,ваша милость: дайте мне поспать и больше ни о чем меня не спрашивайте, иначея выброшусь в окно. - Спи, друг Санчо, - молвил Дон Кихот, - если только булавочные уколы,щипки и щелчки не помешают тебе уснуть. - Нет мучения более унизительного, нежели щелчки в нос, - заметилСанчо, - особливо когда тебя щелкают дуэньи, пропади они пропадом. И я ещераз прошу вашу милость: не мешайте мне спать, ибо сон есть облегчение мук,испытанных наяву. - Да будет так, - молвил Дон Кихот. - Господь с тобою. В конце концов оба заснули, Сид же Ахмет, автор великой этой истории,рассудил за благо именно теперь сообщить и рассказать читателям, чтопобудило их светлостей предпринять вышеописанную хитроумную затею. Итак, СидАхмет уведомляет, что бакалавр Самсон Карраско не забыл, как он во образеРыцаря Зеркал был побежден и сбит с коня Дон Кихотом, каковое поражение ипадение разрушило и расстроило все его планы, и в надежде на лучший исходрешился он еще раз попытать счастье; того ради, разузнав у слуги, которыйпривозил жене Санчо, Тересе Панса, письмо и подарки, где обретается ДонКихот, бакалавр раздобыл новые доспехи и коня, нарисовал на щите белую луну,навьючил доспехи на мула и взял себе в провожатые не прежнего своегооруженосца Тома Сесьяля, а другого крестьянина, которого ни Санчо, ни ДонКихот не знали. Прибыв же в этот замок, бакалавр узнал от герцога, какойпуть и какое направление избрал Дон Кихот, собираясь на турнир в Сарагосу.Кроме того, герцог ему рассказал, какие шутки сыграли они с Дон Кихотом,придумав, что расколдование Дульсинеи должно совершиться за счет Санчовыхягодиц. В заключение герцог сообщил бакалавру еще и о том, как подшутил надсвоим господином Санчо, уверив его, что Дульсинея заколдована и превращена всельчанку, и о том, как супруга его, герцогиня, уверила Санчо, что он-депопал впросак, потому что Дульсинея, точно, заколдована, бакалавр же всемуэтому немало смеялся и дивился, представив себе как хитрость и простотуСанчо, так и крайнюю степень безумия, выказанную Дон Кихотом. Герцогпопросил бакалавра в случае, если он встретится с Дон Кихотом, все равно -одолеет он его или нет, возвратиться в замок и сообщить, чем все этокончилось. Бакалавр так и сделал; он отправился на поиски Дон Кихота, но, ненайдя его в Сарагосе, поехал дальше, а затем произошли уже известные намсобытия. Бакалавр заехал к герцогу, обо всем ему доложил, рассказал, каковыбыли условия поединка, и прибавил, что Дон Кихот, как истый странствующийрыцарь, во исполнение данного слова тотчас же направил путь к себе домой, стем чтобы провести там безвыездно целый год, за каковой срок, по мнениюбакалавра, Дон Кихот может прийти в разум, и только ради этого он, бакалавр,и затеял все эти превращения, ибо жаль было Самсону Карраско, что помешалсячеловек такого большого ума, как Дон Кихот. На сем бакалавр с герцогомраспрощался и, возвратившись к себе домой, стал поджидать Дон Кихота,ехавшего следом за ним. Рассказ бакалавра и послужил герцогу поводом дляновой забавы, - столь великий охотник был он до всего, что касалось Санчо иДон Кихота: он всюду и везде, на всех ближних и дальних дорогах, которымитолько, по его соображениям, мог ехать обратно Дон Кихот, расставилмножество своих слуг, и пеших и конных, дабы они волею или же неволею, вслучае если им удастся поймать Дон Кихота, доставили его в замок; и слуги всамом деле его поймали и дали знать о том герцогу, герцог же заранее всеобдумал и как скоро получил известие о прибытии Дон Кихота, то велел зажечьво дворе факелы и плошки, а Альтисидору положить на катафалк, сооруженный совсеми вышеуказанными приспособлениями и при этом столь натурально и искусно,что он мало чем отличался от настоящего. И еще Сид Ахмет говорит вот что:он-де стоит на том, что шутники были так же безумны, как и те, над кем онишутки шутили, ибо страсть, с какою герцог и герцогиня предавалисьвышучиванию двух сумасбродов, показывала, что у них у самих не все дома.Между тем один из наших простаков спал крепким сном, а другой бодрствовал, ив голове у него роились смутные мысли; так их и застал день, при наступлениикоего оба живо вскочили с постелей, - должно заметить, что нега пуховиковникогда не прельщала Дон Кихота, все равно, был ли он побежденным или жепобедителем. В это время, исполняя прихоть своих господ, в покой Дон Кихота вошлаАльтисидора (в представлении Дон Кихота возвращенная от смерти к жизни) стем же венком на голове, в каком она лежала на катафалке, в тунике из белойтафты, усыпанной золотыми цветами, с распущенными по плечам волосами,опираясь на дорогой, эбенового дерева, посох. Приход Альтисидоры привел ДонКихота в недоумение и замешательство: он съежился и забрался под одеяла ипростыни, язык же ему не повиновался, так что он никак не мог заставить себяприветствовать Альтисидору. Альтисидора села на стул у его изголовья и,глубоко вздохнув, тихим и нежным голосом заговорила: - Когда знатные женщины или же скромные девицы поступаются своею честьюи позволяют своим устам переходить всякие границы приличия и разглашатьзаветные тайны своего сердца, то это означает, что они доведены докрайности. Я, сеньор Дон Кихот Ламанчский, принадлежу к числу именно такихдевушек: я влюблена, покорена - и отвергнута, однако ж со всем тем ятерпелива и добродетельна, и вот из-за того, что я молча сносила все, сердцемое не выдержало, разорвалось, и я лишилась жизни. Назад тому два дня попричине суровости, с какою ты со мной обходился, Ты, кто бесчувствен к пеням, словно мрамор {1}, ты, твердокаменныйрыцарь, я умерла, - по крайней мере, все, кто меня видел, приняли меня замертвую, - и когда бы Амур надо мною не сжалился и не помог мне обрестиспасение через страдания доброго этого оруженосца, так бы я на том свете иосталась. - Лучше бы Амур определил пострадать моему ослу, я бы ему спасибо заэто сказал, - вмешался Санчо. - Скажите, однако ж, сеньора, пошли вам богболее податливого возлюбленного, нежели мой господин, что вы на том светевидели? Что творится в аду? Я потому вас об этом спрашиваю, что если ктоумирает от отчаяния, то после смерти ада ему не миновать. - Откровенно говоря, - отвечала Альтисидора, - я, верно, не совсемумерла, потому что в аду мне быть не пришлось: ведь если б я только попалатуда, то уж потом не выбралась бы никакими силами. На самом деле я виделалишь, как черти, числом около двенадцати, перед самыми воротами ада играли вмяч, все в штанах и в камзолах с воротниками, отделанными фламандскимкружевом, и с кружевными рукавчиками, заменявшими им манжеты и укороченнымина целых четыре пальца, чтобы руки казались длиннее. В руках они держалиогненные ракетки, но всего более поразило меня то, что вместо мячей ониперебрасывались книгами, которые, казалось, были наполнены не то ветром, нето пухом, - право, это что-то изумительное и неслыханное. Однако еще болееменя поразило то, что вопреки обыкновению игроков - радоваться при выигрышеили же огорчаться в случае проигрыша - здесь все время шла воркотня, грызняи перебранка. - В этом нет ничего удивительного, - заметил Санчо, - черти, играют ониили не играют, выигрывают или проигрывают, никогда не бывают довольны. - Верно, так оно и есть, - согласилась Альтисидора, - но меня поражаетеще одна вещь (вернее сказать, поразила тогда): после первого же удара мячбольше не мог подняться на воздух, - он уже никуда больше не годился, такчто книги, и старые и новые, то и дело сменяли одна другую, прямо наудивление. Одну совсем-совсем новенькую книжку в богатом переплете они такподдали, что из нее вывалились все внутренности и разлетелись листы. Одинчерт сказал другому: "Погляди, что это за книжка". Тот ответил: "Втораячасть истории Дон Кихота Ламанчского, но только это сочинение не первого ееавтора, Сида Ахмета, а какого-то арагонца, который называет себя уроженцемТордесильяса". - "Выкиньте ее отсюда, - сказал первый черт, - бросьте ее всамую преисподнюю, чтобы она не попадалась мне больше на глаза". - "Уж будтоэто такая плохая книга?" - спросил второй. "До того плохая, - отвечалпервый, - что если б я нарочно постарался написать хуже, то у меня ничего быне вышло". Они возобновили игру и стали перебрасываться другими книгами, яже, услышав имя Дон Кихота, которого я так люблю и обожаю, постараласьсохранить в памяти это видение. - Разумеется, это было видение, - молвил Дон Кихот, - второго меня насвете не существует, несмотря на то, что история эта ходит по рукам, ни вчьих руках, впрочем, не задерживаясь, потому что все ей дают пинка. Я неиспытываю тревоги, когда мне говорят, что я, будто призрак, брожу во мракепреисподней или по осиянной земле, ибо я не тот, о ком говорится в этойистории. Если б она была хороша, достоверна и правдива, она прожила бы века,если же она плоха, то путь ее от рождения до гроба недолог {2}. Альтисидора хотела было снова начать корить Дон Кихота, но он прервалее: - Уже много раз говорил я вам, сеньора, как я жалею, что вы устремилипомыслы ваши на меня, ибо от моих помыслов вы можете ожидать лишьблагодарности, но не взаимности. Я рожден для Дульсинеи Тобосской, рок (еслитолько он есть) предназначил меня ей, и полагать, что какая-либо другаякрасавица может занять ее место в моей душе, - это вещь невозможная. Пустьже эти мои слова послужат вам достаточным разуверением, дабы вы возвратилисьв пределы скромности, ибо невозможного ни от кого нельзя требовать. Тут Альтисидора с напускною досадою и возмущением воскликнула: - Ах вы, рыба этакая, дерево бесчувственное, финиковая косточка,несговорчивый и упрямый хуже всякого мужика, который как станет на своем,так уж его, проси не проси, с места не сдвинешь! Клянусь богом, если я навас накинусь, то непременно выцарапаю вам глаза! Вы что же это, разбитый даеще и прибитый, вообразили, будто я умираю от любви к вам? Да ведь все, чтовы видели ночью, было устроено нарочно: какое там умирать - я и не охнуиз-за такого верблюда, как вы. - Вполне допускаю, - вмешался Санчо, - потому смерть от любви - это жекурам на смех: сказать-то влюбленные все могут, но чтобы взаправду - ни одиндурак им не поверит. Во время этого разговора вошел тот самый музыкант, певец и стихотворец,который спел две вышеприведенные строфы, и, низко поклонившись Дон Кихоту,молвил: - Я прощу вашу милость, сеньор Дон Кихот, считать и числить меня однимиз самых преданных ваших слуг, - я давно уже восхищаюсь тем, какая идет овас слава и какие подвиги вы совершаете. Дон Кихот же его спросил: - Скажите, пожалуйста, ваша милость, кто вы таков, дабы мое с вамиобхождение соответствовало вашим достоинствам. Юноша ответил, что он тот самый, который ночью пел похвальные стихи. - Голос у вас поистине превосходный, - заметил Дон Кихот, - но то, чтовы пели, показалось мне не совсем уместным. В самом деле, что общего междустихами Гарсиласо и смертью этой сеньоры? - Вас это не должно удивлять, ваша милость, - возразил певец, таковобычай нынешних стихоплетов-недоучек: пишут они о чем угодно и где угоднокрадут, не считаясь с тем, сообразуется ли это с их намерением, и о какой бычепухе они ни пели или ни писали, у них на все припасена отговорка: это,мол, поэтическая вольность. Дон Кихот хотел что-то сказать, но в это время вошли герцог игерцогиня, и тут между ними произошел долгий и приятный разговор, во времякоторого Санчо наговорил столько забавного и лукавого, что их светлостивновь подивились как его простоте, так и его остроумию. Дон Кихот попросилпозволения уехать в тот же день, оттого что рыцарям побежденным скорееподобает, мол, жить в свиной закуте, нежели в королевских чертогах. Ихсветлости охотно ему это позволили, герцогиня же спросила, не сердится ли онна Альтисидору. Дон Кихот ей на это ответил так: - Государыня моя! Да будет вашей милости известно, что весь недуг этойдевицы проистекает от безделья, и лучшее от него средство - это честный ипостоянный труд. Она только что мне рассказала, что в аду ходят в кружевах;верно, она умеет вязать их, так вот пусть этим и займется, и пока у нее вруках будут мелькать коклюшки, в памяти ее перестанет мелькать образ или жеобразы тех, в кого она влюблена, и это есть истинная правда, и таково моемнение, и таков мой совет. - И мой, - ввернул Санчо, - потому я отродясь не видал кружевницы,которая умерла бы от любви: девушки-труженицы больше думают о том, как быскорей окончить работу, нежели о сердечных своих делах. Я сужу по себе:когда я копаю землю, я не думаю о моей благоверной, то бишь о Тересе Панса,но это не мешает мне любить ее больше всего на свете. - Ты справедливо рассудил, Санчо, - заметила герцогиня, - с этого дня язасажу Альтисидору за какую-нибудь белошвейную работу: она у меня на этотсчет мастерица. - В подобном средстве, сеньора, нет никакой необходимости, - возразилаАльтисидора, - одной жестокости, с какою со мной обошелся бездомный этотзлодей, будет довольно, чтобы я, не прибегая ни к каким искусственнымсредствам, вычеркнула его из памяти. А теперь, ваше величие, позвольте мнеудалиться: я видеть не могу его печальный образ, да какой там печальныйобраз - просто мерзкое и отвратительное обличье. - Это мне напоминает известную поговорку, - заметил герцог: - Кто в словах излил обиду, Тот уже почти простил. Альтисидора притворилась, будто вытирает слезы платком, а затем, сделавсвоим господам реверанс, вышла из комнаты. - Горькая твоя доля, бедная ты моя девушка, - молвил Санчо, - уж такаягорькая - просто страх, потому напоролась ты на каменную душу и на дубовоесердце. Вот если б ты за мной приударила, то, скажу по чести, в накладе быне осталась. Беседа окончилась, Дон Кихот оделся, отобедал с их светлостями и в тотже день отбыл. 1 Ты, кто бесчувствен к пеням, словно мрамор... - строфа из эклогиГарсиласо де ла Вега. 2...путь ее от рождения до гроба недолог. - Подложный "Дон Кихот"совершенно не пользовался успехом у современников, он не переиздавался навсем протяжении XVII и первой половины XVIII в.
