О том, что случилось с Дон Кихотом на пути в Барселону Утро выдалось прохладное, и день обещал быть точно таким же, когда ДонКихот выехал с постоялого двора, предварительно осведомившись, какая дорогаведет прямо в Барселону, минуя Сарагосу, - так хотелось ему уличить во лжинового повествователя, который, как ему говорили, его оболгал. И за целыхшесть дней с ним не произошло ничего такого, что заслуживало бы описания, поистечении же таковых его застигла ночь в стороне от большой дороги, в чащедубового леса, а какие то были дубы, простые или же пробковые, по семуповоду Сид Ахмет против обыкновения не дает точных указаний. Господин и слуга спешились и расположились под деревьями, после чегоСанчо, успевший в тот день хорошенько подзакусить, мгновенно юркнул в воротасна, зато Дон Кихот, коему не столько голод не давал спать, сколько егодумы, никак не мог сомкнуть вежды и мысленно переносился в места самыеразнообразные. То ему представлялось, будто он находится в пещереМонтесиноса, то чудилось ему, будто превращенная в сельчанку Дульсинеяподпрыгивает и вскакивает на ослицу, то в ушах его звучали слова мудрогоМерлина, излагавшего условия и способы расколдования Дульсинеи. Егоприводили в отчаяние нерадение и бессердечие оруженосца Санчо, который,сколько Дон Кихоту было известно, нанес себе всего лишь пять ударов, то естьчисло ничтожное и несоизмеримое с тем бессчетным числом ударов, которые емуеще оставалось себе нанести. И мысль эта привела Дон Кихота в такоебеспокойство и раздражение, что он начал сам с собой рассуждать: "Александр Великий разрубил гордиев узел со словами: "Что разрубить,что развязать - все едино", и это не помешало ему стать безраздельнымвластелином всей Азии, следственно, не менее благоприятный исход может иметьслучай с расколдованием Дульсинеи, если я, вопреки желанию самого Санчо, егоотхлещу. Единственное условие этого предприятия заключается в том, чтобыСанчо получил три тысячи с лишним ударов, а коли так, то не все ли мнеравно, кто их ему нанесет: он сам или же кто-то другой? Важно, чтоб он ихполучил, а как это произойдет - меня не касается". С этою целью, захвативши Росинантову узду и сложивши ее таким образом,чтобы можно было ею хлестать, он приблизился к Санчо и начал расстегиватьему помочи, вернее одну переднюю пуговицу, на которой только и держались егошаровары. Но едва лишь Дон Кихот дотронулся до Санчо, как с того мгновеннососкочил сон. - Что это? - спросил Санчо. - Кто меня трогает и раздевает? - Это я, - отвечал Дон Кихот, - я пришел исправить твою оплошность иоблегчить мою муку: я пришел бичевать тебя, Санчо, и помочь тебе хотя бычастично выполнить твое обязательство. Дульсинея гибнет, ты никаких мер непринимаешь, я умираю от любви к ней, так вот изволь по собственному желаниюснять штаны, ибо мое желание состоит в том, чтобы отсчитать тебе в этомуединенном месте не менее двух тысяч ударов. - Ну уж нет, - отозвался Санчо, - успокойтесь, ваша милость, а не то,истинный бог, я за себя не ручаюсь. Удары, которые я обязался себеотсчитать, должны быть добровольными, а не насильственными, а сейчас мнесовсем не хочется себя хлестать. Я даю вашей милости слово выпороть и высечьсебя, когда мне придет охота, и будет с вас. - Нельзя полагаться на твою любезность, Санчо, - возразил Дон Кихот, -оттого что сердце у тебя черствое, а тело, хоть ты и деревенщина, нежное. И по сему обстоятельству он всеми силами старался спустить с негоштаны; в конце концов Санчо вскочил, бросился на своего господина, сцепилсяс ним и, давши ему подножку, повалил наземь; засим наступил ему правымколеном на грудь и стиснул руки так, что Дон Кихот не мог ни повернуться, нивздохнуть. - Как, предатель? - кричал Дон Кихот. - Ты восстаешь на своегогосподина и природного сеньора? Ты посягаешь на того, кто тебя кормит? - Я не свергаю и не возвожу на престол королей {1}, - отвечал Санчо, -я спасаю себя, потому я сам себе сеньор. Обещайте, ваша милость, вести себясмирно и не приставать ко мне с поркой, тогда я вас освобожу и отпущу, аколи нет, то - Здесь ты и умрешь, изменник {2}, Доньи Санчи враг заклятый. Дон Кихот дал обещание и поклялся всеми своими заветными помыслами нетрогать даже ниточки на одежде Санчо, предоставив бичевание доброй воле егои хотению. Санчо встал и отошел на довольно значительное расстояние; когдаже он вознамерился прикорнуть под другим деревом, то почувствовал, чтокто-то словно коснулся его головы; он поднял руки и наткнулся на двечеловеческие ноги в башмаках и чулках. Санчо задрожал от страха; он бросилсяеще к одному дереву, но и тут с ним произошло то же самое. Он позвал напомощь Дон Кихота. Дон Кихот явился, и на вопрос, что случилось и чего онтак испугался, Санчо ответил, что здесь все деревья увешаны человеческиминогами. Дон Кихот ощупал деревья и, тотчас догадавшись, что это такое,сказал Санчо: - Тебе нечего бояться, потому что эти ноги, которые ты осязаешь, хотя ине видишь, принадлежат, разумеется, злодеям и разбойникам, на этих деревьяхповешенным: власти, когда изловят их, обыкновенно вешают именно здесь, подвадцать, по тридцать человек сразу. Из этого я заключаю, что мы недалеко отБарселоны {3}. И точно, предположение Дон Кихота оказалось справедливым. Когда на небе загорелась заря, путники обратили взоры свои вверх иувидели, что на деревьях гроздьями висят тела разбойников. Между темстановилось все светлее и светлее, и если сначала их ужаснули мертвецы, тоне меньший трепет объял их затем при виде сорока с лишним живых разбойников,которые внезапно их окружили и на каталонском языке приказали им стоятьсмирно и не двигаться с места до тех пор, пока не прибудет атаман. Дон Кихотбыл пеш, конь его был разнуздан, копье прислонено к дереву - словом, он былбеззащитен, а потому рассудил за благо, приберегая силы для лучших времен идля более благоприятного стечения обстоятельств, сложить руки и склонитьголову. Разбойники поспешили обыскать осла и забрать все, что находилось впереметной суме, а равно и в чемодане, но, к счастью для Санчо, деньги,которые ему подарил герцог, вместе с теми, которые он взял с собой,отправляясь из родного села в поход, были спрятаны у него в поясе. И все жеэти люди не преминули бы ощупать его с головы до ног, чтобы удостовериться,нет ли у него чего-нибудь между кожей и мясом, когда бы в это самое время неподоспел атаман; ему можно было дать года тридцать четыре, росту он был вышесреднего, широк в плечах, с виду сумрачен, лицом смугл. Под ним был могучийконь, одет он был в стальную кольчугу, по бокам у него висели четырепистолета (такие пистолеты в тех краях носят название кремневиков). Увидев,что его оруженосцы, как обыкновенно называют людей, избравших себе таковойрод занятий, намереваются грабить Санчо Пансу, он велел не трогать его, иони тотчас повиновались; так был спасен пояс с деньгами. Атаман пришел визумление при виде копья, которое было прислонено к дереву, щита, лежавшегона земле, и облаченного в доспехи самого Дон Кихота, о чем-то размышлявшегос таким печальным и грустным выражением лица, точно он был олицетвореннаяпечаль. Приблизившись к нему, атаман загоПворил: - Не печальтесь, добрый человек: вы попали не к какому-нибудь свирепомуОзирису {4}, а к Роке Гинарту, который не столько жесток, сколько милосерд. - Печаль моя, - отвечал Дон Кихот, - вызвана не тем, что я оказался втвоей власти, доблестный Роке Гинарт, коего слава в этом мире не знаетпредела, но тем, что из-за своей беспечности я дал себя захватить врасплохтвоим воинам, меж тем как по уставу странствующего рыцарства, к орденукоторого я принадлежу, мне подобает находиться в состоянии вечной тревоги,быть всечасным стражем самого себя. Да будет ведомо тебе, великий Роке, чтоесли бы воины твои напали на меня, когда подо мною был конь и при мненаходились копье и щит, им не так-то легко было бы со мною справиться, ибо я- Дон Кихот Ламанчский, славою о подвигах коего полнится вся земля. Тут Роке Гинарт догадался, что Дон Кихот прежде всего безумец, а потомуже храбрец, и хотя ему приходилось о нем слышать, однако ж деяниям его онне верил и не допускал мысли, чтобы этакая блажь способна была овладетьчеловеческим сердцем; и он был чрезвычайно рад этой встрече, ибо благодаряей мог увидеть вблизи то, о чем до него издалека доходили слухи; обратилсяже он к Дон Кихоту с такими словами: - Доблестный рыцарь! Не гневайтесь и участь свою не почитайте злою:может статься, что в этих-то ухабах извилистый жребий ваш как раз ивыпрямится, ибо провидение поднимает падших и обогащает бедных путяминеобыкновенными, невиданными и неисповедимыми. Не успел Дон Кихот поблагодарить его, как сзади послышался такойгромкий топот, точно скакал табун лошадей, между тем это был только одинконь, на котором бешено мчался юноша лет двадцати, в зеленом шелковомкамзоле с золотыми позументами, в шароварах и кафтанчике, в шляпе, наваллонский манер, с перьями, в узких провощенных сапогах, с золоченоюшпагою, кинжалом и шпорами, с маленьким мушкетом в руке и с парою пистолетову пояса. Роке оглянулся на шум и увидел прекрасного этого всадника, всадникже, приблизившись к нему, заговорил: - Я приехала к тебе, доблестный Роке, не за тем, чтобы ты избавил меняот моей недоли, но затем, чтобы ты облегчил мою участь. А чтобы разрешитьтвое недоумение, - я вижу, ты меня не узнаешь, - я тебе сейчас скажу, кто ятакая: я Клаудия Хербнима, дочь Симона Форте, находящегося в тесной дружбе стобой и в непримиримой вражде с Клаукелем Торрельясом, который являетсятакже и твоим врагом, потому что принадлежит к враждебному тебе лагерю. Ты,конечно, знаешь, что у этого Торрельяса есть сын, дон Висенте Торрельяс, -так, по крайней мере, он звался еще два часа назад. Чтобы сократить повестьо моем горе, я в немногих словах расскажу тебе, какое именно горе причинилмне этот человек. Мы с ним встретились, он изъяснился мне в любви, я емуповерила и, втайне от моего отца, полюбила его: должно заметить, что нет насвете такой женщины, хотя бы она была самых строгих правил и самогоскромного поведения, у которой, однако ж, с избытком недостало бы времени,чтобы осуществить и исполнить пламенные свои желания. В конце концов онобещал на мне жениться, я также поклялась быть его супругой, но дальше словмы, однако, не пошли. И вот вчера я узнала, что, позабыв о своем долге предомною, он женится на другой и что сегодня утром надлежит быть их свадьбе, откакового известия кровь бросилась мне в голову и я перестала владеть собой,а как отец мой находится в отъезде, то я смогла надеть на себя вот это самоеплатье, пустила коня во весь опор, нагнала дона Висенте на расстоянии одноймили отсюда и, не тратя времени на жалобы и не слушая его оправданий,выстрелила из мушкета, а затем еще из обоих этих пистолетов, и, всадив внего, как мне кажется, не менее двух пуль, отворила врата, чрез которые,омытая его кровью, возвратилась ко мне моя честь. С ним остались его слуги,- они не посмели и не смогли защитить его. А я - я поехала к тебе затем,чтобы ты помог мне переправиться во Францию, где у меня есть родные, укоторых я найду себе пристанище, и еще я прошу тебя взять под своепокровительство моего отца, чтобы многочисленная родня дона Висенте неосмелилась жестоко мстить ему. Дивясь статности, пышности наряда, пригожеству, а равно и самомуприключению прелестной Клаудии, Роке сказал: - Послушай, сеньора: прежде надобно удостовериться, подлинно ль умертвой недруг, а потом уж решим, как быть с тобой. Дон Кихот, со вниманием выслушав рассказ Клаудии и ответ Роке Гинарта,молвил: - Пусть никто не трудится защищать сеньору, - я беру это на себя. Дайтемне моего коня, оружие и ждите меня здесь: я поеду к этому рыцарю и, живогоили мертвого, заставлю его исполнить обещание, данное этой красавице. - Можете не сомневаться, что так оно и будет, - заметил Санчо, - умоего господина прелегкая рука по части сватовства: на днях он склонил набрак другого такого голубчика, который тоже отрекся от своего слова иизменил своей невесте, и если б только волшебники, преследующие моегогосподина, не превратили лицо этого человека в лицо лакея, то теперь бы ужэта девушка была замужней женщиной. Роке Гинарта более занимали мысли о происшествии с прелестной Клаудией,нежели речи господина и слуги, а потому он и не слушал их; велев своиморуженосцам отдать Санчо все, что они сняли с серого, и перейти на то место,где они провели минувшую ночь, он вместе с Клаудией поспешил на поиски то лираненого, то ли убитого дона Висенте. Они прибыли туда, где Клаудия еговстретила, и не нашли ничего, кроме следов недавно пролитой крови; однако,оглядевшись по сторонам и заметив, что по склону холма движутся люди, онипредположили (каковое их предположение соответствовало истине), что этослуги дона Висенте несут своего господина, то ли мертвого, то ли живого,чтобы вылечить его, а может статься, чтобы похоронить; путники наши тотчасприпустили коней за ними вдогонку, а как слуги дона Висенте шли медленно, тоим без труда удалось их настигнуть. Слуги несли дона Висенте на руках, и онслабым, прерывающимся голосом молил их оставить его умереть здесь, оттогочто боль от ран не позволяла ему двигаться дальше. Клаудия и Роке, соскочив с коней, приблизились к нему; появление Рокенапугало слуг, Клаудия же была потрясена видом дона Висенте; с участливым ивместе суровым выражением лица склонилась она над ним и, взяв его за руку,молвила: - Если б ты отдал мне свою руку, как было между нами условлено, твойжребий был бы иной. Раненый кавальеро открыл свои почти уже закрывшиеся очи и, узнавКлаудию, заговорил: - Я знаю, прекрасная и обманутая сеньора, что это ты умертвила меня,хотя эта кара мной не заслужена и не вызвана ни намерениями моими, ни моимипоступками, ибо я ничем тебя не оскорбил, да и не хотел оскорбить. - А разве у тебя не было намерения обвенчаться нынче утром с Леонорой,дочерью богача Бальвастро? - спросила Клаудия. - Разумеется, что не было, - отвечал дон Висенте. - Видно, такая уж моязлая доля, что слуха твоего достигла ложная эта весть и ты из ревностилишила меня жизни, - впрочем, расставаясь с жизнью на твоих руках и в твоихобъятиях, я почитаю удел мой счастливым. А чтобы тебе в том увериться, пожмимою руку и, если хочешь, будь моею супругой, - большего удовлетворения заобиду, которую я будто бы тебе причинил, я дать не могу. Клаудия сжала ему руку, и при этом у нее самой так сжалось сердце, чтоона без чувств упала на окровавленную грудь дона Висенте, а у дона Висентеуже началась агония. Роке находился в смятении и не знал, что предпринять.Слуги бросились за водой и сбрызнули дона Висенте и Клаудию. Клаудияочнулась, но дон Висенте уже не пришел в себя, ибо жизнь от него отлетела.Тогда Клаудия, уразумев, что любезного супруга ее уже нет в живых, огласилавоздух стенаниями, потрясла небо своими жалобами, распустила волосы и сталаих рвать, стала царапать себе лицо, и вся она была полна такой бесконечнойскорби и муки, ничего сильнее которой не могла бы испытать ни однастраждущая душа в мире. - О жестокая и безрассудная женщина! - восклицала Клаудия. - С какоюлегкостью привела ты преступный свой замысел в исполнение! О бешеная силаревности! К какому гибельному пределу влечешь ты всех, кто дал тебе приют всвоем сердце! О мой супруг! Ты был моим сокровищем, но завистливый рокуготовал тебе вместо брачного ложа могилу! Столь продолжительны и столь печальны были сетования Клаудии, что слезынавернулись даже на глазах у Роке, который ни при каких обстоятельствахобыкновенно не проливал их. Слуги плакали, Клаудия беспрестанно теряласознание, и вся эта местность словно превратилась в юдоль плача и обительгорести. Наконец Роке Гинарт велел слугам дона Висенте отнести покойника вдеревню его отца, находившуюся неподалеку, и там похоронить. Клаудия сказалаРоке, что ее тетка - настоятельница одного из женских монастырей и что она,Клаудия, желает поступить в этот монастырь и там окончить дни свои, ожидаяиного жениха, прекраснейшего и бессмертного. Роке одобрил ее намерение,предложил проводить, куда ей надобно, и обещал в случае чего защитить ееотца от родни дона Висенте, а равно и от всех, кто только попытаетсяпричинить ему зло. Клаудия наотрез отказалась от проводов и, в самых учтивыхвыражениях поблагодарив Роке за его готовность помочь ей, вся в слезах с нимпростилась. Слуги дона Висенте унесли его тело, а Роке возвратился к своиммолодцам. Таков был конец любви Клаудии Херонимы, но что же в томудивительного, коль скоро ткань печальной ее истории была соткана неодолимоюи жестокою рукою ревности? Роке Гинарт встретился со своими оруженосцами в условленном месте, сними был и Дон Кихот: сидя верхом на Росинанте, он держал к ним речь иуговаривал бросить ту жизнь, какую они вели, равно опасную как для души, таки для тела; однако же большинство этой шайки составляли гасконцы, народгрубый и распущенный, а потому речь Дон Кихота оказала на них слабоедействие. По приезде своем Роке осведомился у Санчо Пансы, возвращены ли иотданы ли ему все те сокровища и драгоценности, которые были сняты его, РокеГинарта, людьми с серого. Санчо ответил утвердительно, - не хватает, мол,только трех косынок, таких дорогих, что на них можно выменять три города. - Что ты, чудак человек, болтаешь? - вмешался один из разбойников. -Косынки у меня, и красная им цена - три реала. - То правда, - заметил Дон Кихот, - однако мой оруженосец весьмадорожит ими из уважения к особе, которая мне их подарила. Роке Гинарт распорядился немедленно возвратить их Санчо, а затем,выстроив людей своих в ряд, велел им выложить одежду, драгоценности, деньги- словом, все, что было ими награблено со времени последнего дележа добычи;он быстро произвел оценку и, переведя на деньги стоимость того, что дележуне поддавалось, распределил добычу между всеми, кто состоял в его шайке, ввысшей степени справедливо и точно, ни на йоту не уклонившись отдистрибутивного права и ни в чем против него не погрешив. После того как всебыли удовлетворены, ублаготворены и вознаграждены, Роке, обратись к ДонКихоту, пояснил: - Если не проявлять такой точности, с ними невозможно было бы ужиться. На это Санчо заметил: - Судя по тому, что я сейчас видел, справедливость - такая хорошаявещь, что ее и с ворами соблюдать должно. Один из оруженосцев это услышал и замахнулся на Санчо прикладом своейаркебузы, каковым он, без сомнения, проломил бы ему голову, когда бы РокеГинарт не остановил его окриком. Санчо обомлел и дал себе слово нераскрывать рта, пока будет находиться в обществе этих людей. В это самое время прибежал то ли один, то ли сразу несколькооруженосцев, которых ставят, как часовых, на дорогах, чтобы они следили запрохожим и проезжим людом и обо всем докладывали своему главарю, и кто-то изних сказал: - Сеньор! Невдалеке, на Барселонской дороге, показалось много народу. Роке его спросил: - А ты не разглядел, какие это люди: из числа тех, что охотятся занами, или же из числа тех, за кем охотимся мы? - Из числа тех, за кем охотимся мы, - отвечал оруженосец. - В таком случае выступайте все, - приказал Роке, - и как можно скорейприведите их сюда, да глядите, чтобы никто из них не ускользнул. Разбойники ушли, а Дон Кихот, Санчо и Роке стали ждать, кого ониприведут, и Роке обратился к Дон Кихоту с такими словами: - Необычайными должны были показаться сеньору Дон Кихоту та жизнь,которую мы ведем, наши похождения, наши приключения, - необычайными иопасными, и это меня не удивляет, я и сам сознаю, что нет образа жизни болеебеспокойного и чреватого треволнениями, нежели наш. Меня на это толкнуланеутолимая жажда мести, а ведь эта жажда обладает свойством возмущать сердцасамые мирные: от природы я человек отзывчивый и благонамеренный, но, как яуже сказал, желание отомстить за одно нанесенное мне оскорбление оказалосьнастолько сильнее добрых моих наклонностей, что я вопреки и наперекоррассудку закоренел в этой своей страсти, а как одна бездна влечет за собойдругую и один грех влечет за собою другой, то мстительные мои деяния до тогопереплелись, что ныне я мщу уже не только за свои, но и за чужие грехи.Однако, по милости божией, я хоть и запутался в лабиринте моего смятения, авсе не теряю надежды из него выбраться и достигнуть тихого пристанища. С удивлением слушал Дон Кихот благие и разумные слова Роке, - прежде онбыл уверен, что среди тех, кто занимается грабежом, убийством и разбоем,нельзя найти человека, способного здраво рассуждать, и повел он с атаманомтакую речь: - Сеньор Роке! Знание своей болезни и готовность принимать лекарства,прописываемые врачом, - это уже начало выздоровления: вы, ваша милость,больны, знаете свой недуг, и небо, или, лучше сказать, господь бог, которыйявляется нашим врачом, назначит вам лекарства, от коих вы поправитесь, -лекарства, исцеляющие постепенно, но не вдруг и не чудом. К тому же грешникиразумные ближе к исправлению, чем неразумные, а как ваша милость выказала всвоих речах мудрость, то вам остается лишь не терять бодрости и надеяться наоблегчение недуга совести вашей. Если же ваша милость желает сократить путьи как можно скорее выйти на путь спасения, то следуйте за мною: я научу васбыть странствующим рыцарем, - странствующий же рыцарь претерпевает столькомытарств и злоключений, что, являясь для него покаянием, они приводят егопрямо в рай. Выслушав совет Дон Кихота, Роке усмехнулся и, переменив разговор,рассказал трагическую историю Клаудии Херонимы, чем крайне расстроил Санчо,на которого произвели сильное впечатление красота, смелость и решительностьдевушки. Тем временем возвратились ходившие на промысел разбойники и пригналидвух всадников верхом на мулах, двух пеших паломников, карету, в которойехали какие-то дамы и которую сопровождали человек шесть слуг, пеших иконных, и, наконец, двух погонщиков, которых взяли себе в услужениевсадники. Разбойники оцепили их всех, при этом и побежденные и победителихранили совершенное молчание, ожидая, что скажет, сам Роке Гинарт, атаман жеспросил всадников, что они за люди, куда путь держат и сколько у них с собойденег. На это ему один из всадников ответил так: - Сеньор! Мы оба - офицеры испанской пехоты, части наши стоят вНеаполе, мы же направляемся в Барселону, откуда, сколько нам известно,должны отойти галеры в Сицилию. Денег у нас не то двести, не то тристаэскудо, и мы почитали себя богатыми и были довольны судьбой: ведь солдатыобыкновенно настолько бедны, что о больших сокровищах и мечтать не смеют. С теми же самыми вопросами обратился Роке к паломникам, - они емуответили, что намеревались отплыть в Рим и что у них обоих, пожалуй,наберется реалов шестьдесят. Затем Роке осведомился, кто едет в карете, кудаименно и сколько везут с собой денег, на что один из конных слуг ответилтак: - В карете едет моя госпожа донья Гьомар де Киньонес, жена верховногосудьи в Неаполе, а с нею малолетняя ее дочь, служанка и дуэнья. Сопровождаютих шестеро слуг, а денег у них с собой шестьсот эскудо. - Таким образом, - рассудил Роке Гинарт, - у нас здесь всего девятьсотэскудо и шестьдесят реалов, людей же у меня около шестидесяти. Проверим,сколько придется на брата, а то ведь я счетчик неважный. Тут грабители дружно воскликнули: - Много лет здравствовать Роке Гинарту на горе всем негодяям, что ищутего погибели! Офицеры были, по-видимому, удручены, жена верховного судьи опечалилась,да и паломники отнюдь не возвеселились, узнав, что денежные средства будут уних отобраны. С минуту Роке держал их всех в состоянии мучительнойнеизвестности, затем, решившись не томить их долее, - а томление былонаписано на их лицах, - обратился к офицерам и снова заговорил: - Господа офицеры! Будьте любезны, дайте мне, пожалуйста, шестьдесятэскудо, а у супруги верховного судьи я попрошу восемьдесят, так мои людибудут удовлетворены, - ведь вы сами знаете: поп тем и живет, что молитвыпоет, - а засим вы можете спокойно и беспрепятственно продолжать свой путь:я вам выдам охранную грамоту, чтобы в случае, если вас остановит ещекакой-нибудь из моих отрядов, разбросанных по всей округе, он вас не трогал,ибо чинить обиды воинам, а равно и женщинам, тем паче - женщинамблагородным, не входит в мои намерения. Офицеры без конца и в самых изысканных выражениях благодарили Роке зато, что он так любезно и великодушно оставляет им их же собственные деньги.Сеньора донья Гьомар де Киньонес хотела было выскочить из кареты ипоцеловать славному атаману руки и ноги, но он этому решительновоспротивился, более того: он попросил у нее прощения за ту неприятность,которую он вынужден был причинить ей, ибо того требовало несчастное егоремесло. Супруга верховного судьи велела одному из слуг своих немедленновыдать причитавшиеся с нее восемьдесят эскудо, офицеры же отсчиталишестьдесят. Паломники также готовы были расстаться с жалкими своими грошами,но Роке сказал, чтобы они не беспокоились, а затем, обратясь к своим людям,распорядился: - Каждый из вас получит из этих денег по два эскудо, остается двадцать:десять из них мы отдадим паломникам, а остальные десять - славному спутникуэтого рыцаря, чтобы он не поминал лихом сегодняшнее приключение. Когда Роке подали письменные принадлежности, которые он всюду возил ссобой, он составил охранную грамоту на имя главарей всех своих отрядов, азатем, попрощавшись с пленниками, отпустил их с миром, они же не моглинадивиться его благородству, величественной наружности и необычностиповедения, что делало его похожим скорее на Александра Великого, нежели назнаменитого разбойника. Один из оруженосцев заметил на своемгасконско-каталонском наречии: - Нашему атаману монахом быть, а не разбойником. Если он и дальше будетпроявлять такую же щедрость, то пусть делает это за свой, а не за наш счет. Несчастный произнес эти слова не настолько тихо, чтобы Роке не мог егоуслышать, - выхватив меч, атаман рассек ему голову надвое и сказал: - Вот как я наказываю наглецов, которые распускают язык. Все замерли, и ни один разбойник не посмел проронить ни слова: такбоялись они своего атамана. Роке отошел в сторону и написал письмо к своему барселонскому приятелю,в коем уведомлял его о том, что сейчас у него находится достославный ДонКихот Ламанчский, тот самый странствующий рыцарь, о котором столькосуществует рассказов, доводил до его сведения, что это самый занятный исамый здравомыслящий человек на свете и что через несколько дней, а именно вдень святого Иоанна Крестителя, он, Роке, доставит его в полном вооружении,верхом на Росинанте, на барселонскую набережную, а вместе с ним и егооруженосца Санчо Пансу верхом на осле, и просил дать знать об этом своимдрузьям Ньярам, чтобы они повеселились; далее Роке признавался, что хотел былишить этого удовольствия своих врагов Каделлей, но это-де невозможно,оттого что сумасбродство и благоразумие Дон Кихота, равно как и остроты егооруженосца Санчо Пансы, не могут не послужить развлечением всему свету. Рокеотдал это письмо одному из своих оруженосцев и тот, сменив разбойничьеплатье на крестьянское, пробрался в Барселону и вручил письмо по назначению. 1 Я не свергаю и не возвожу на престол королей... - поговорка,обязанная своим происхождением старинному романсу, в котором рассказываетсяо том, как испанский король Педро Жестокий (1350-1369) вступил в поединок сосвоим братом Энрике и был повержен им наземь. Энрике призвал на помощьБертрана Клакена (Дюгеклена), французского военачальника, в палатке котороговсе это происходило и который при этом воскликнул: "Я не низлагаю и невозвожу на престол короля, я только помогаю моему господину как верныйслуга. 2 Здесь ты и умрешь, изменник... - строки из старинного романса. 3...мы недалеко от Барселоны. - В те времена Барселона и ееокрестности постоянно подвергались нападениям разбойничьих шаек. Несмотря наликвидацию феодальных отношений, крупные каталонские землевладельцы, немирясь с новым положением, продолжали требовать от крестьян выполненияфеодальных повинностей. Для борьбы с крестьянами, противившимися феодальнойэксплуатации, по указу каталонского вице-короля в 1602 г. была созданамилиция под названием "Союз", основной задачей которой была борьба супомянутыми разбойничьими шайками. Это привело к настоящей гражданскойвойне, так как милиция, набиравшаяся из народа, нередко обращала свое оружиепротив сеньоров. Во время развернувшейся гражданской войны одни назывались"ниеррами", а другие - "каделлями". Вожаком одного из таких отрядов былупоминаемый здесь Роке Гинарт, сын крестьянина. 4 Озирис (миф.) - египетский бог, которого Роке Гинарт смешивает сБузирисом, легендарным сицилийским тираном.
