О беспримерном и доселе невиданном поединке между Дон КихотомЛаманчским, вступившимся за честь дочери дуэньи доньи Родригес, и лакеемТосилосом Их светлости с самого начала не раскаивались, что сыграли шутку с СанчоПансой, дав ему погубернаторствовать; когда же к ним в тот самый день явилсядомоправитель и обстоятельнейшим образом доложил почти обо всех словах ипоступках, за эти дни губернатором сказанных и совершенных, а в заключениеживописал набег неприятельских войск, испуг Санчо и его отъезд, то ониполучили от всего этого немалое удовольствие. Засим, согласно истории,настал день поединка, и герцог, несколько раз предупредив лакея своегоТосилоса, как должно обходиться с Дон Кихотом, дабы одолеть его, не убив ине ранив, приказал снять с копий железные наконечники; Дон Кихоту же онпояснил, что по законам христианской веры, которые он-де свято соблюдает,нельзя допустить, чтобы эта битва была сопряжена с таким риском и опасностьюдля жизни, - хорошо еще, что он, герцог, не чинит препятствий к тому, чтобысражение состоялось на его земле, и это, мол, уже много: ведь тем самым оннарушает постановление святейшего собора, подобные единоборствавоспрещающее, однако чрезмерно жестоких условий боя, и без того уже,дескать, лютого, он не допустит. В ответ Дон Кихот объявил, что егосветлость вольна распоряжаться устройством поединка, как ей будет угодно, онже, дескать, согласен на любые условия. Наконец ужасный день настал; пораспоряжению герцога на площади перед замком был сооружен обширный помостдля судей поединка, а также для обеих истиц, матери и дочери, и со всехокрестных сел и деревень сбежалась огромная толпа поглядеть нанеобыкновенный бой, в здешних краях ни в былое, ни в теперешнее времяневиданный и неслыханный. Первым появился на арене и поле битвы церемониймейстер; он обошел иосмотрел все место поединка, чтобы удостовериться, нет ли какого подвоха,чего-либо глазу не видного, обо что можно споткнуться и упасть. Затемпоявились и заняли свои места обе женщины в покрывалах, закрывавших им вселицо; прибытие Дон Кихота на место боя вызвало у них сильное волнение. Не вдолгом времени при звуках труб на краю арены показался достославный лакейТосилос с опущенным забралом, весь закованный в броню, облаченный внепроницаемые и сверкающие доспехи, верхом на могучем коне, под которымдрожала земля; конь его, серый в яблоках, мохноногий, с крутыми боками, был,по-видимому, фризской породы {1}. Доблестный сей боец получил от своегогосподина герцога точные указания, как ему надлежит вести себя с доблестнымДон Кихотом Ламанчским, и был предуведомлен, что убивать Дон Кихота ни вкоем случае не должно, - напротив того, Тосилосу внушено было, чтобы онпостарался уклониться от первой же сшибки: тем самым он-де предотвратитсмертельный исход, какового, мол, не избежать, коль скоро они на полномскаку налетят друг на друга. Тосилос объехал арену и, приблизившись кпомосту, где восседали обе женщины, некоторое время смотрел, не отрываясь,на ту, что требовала его себе в мужья. Распорядитель, стоявший рядом сТосилосом, подозвал Дон Кихота, уже въехавшего на арену, и спросил женщин,согласны ли они, чтобы Дон Кихот выступил на их защиту. Они ответили, чтосогласны и что, как бы Дон Кихот в сем случае ни поступил, все встретит с ихстороны одобрение безусловное и безоговорочное. Тем временем герцог сгерцогинею заняли места в галерее, выходившей на арену, которую плотнымкольцом окружил народ, жаждавший поглядеть на доселе невиданный жестокийбой. По условию поединка в случае победы Дон Кихота его противник должен былжениться на дочери доньи Родригес, в случае же его поражения ответчикпочитал себя свободным от данного слова, и никакого другого удовлетворенияот него уже не требовалось. Церемониймейстер поделил между ними солнечный свет и указал каждому егоместо. Забили барабаны, воздух наполнился звуком труб, от гула застоналаземля; зрители испытывали разнообразные чувства: иным становилось страшно,другие не без любопытства ожидали, какова будет развязка - счастливая илиже, напротив, неблагополучная. Дон Кихот всецело отдался под покровительствогоспода бога и сеньоры Дульсинеи Тобосской, и теперь он ждал лишь условногознака, чтобы начать бой, меж тем как лакей наш думал совсем о другом, исейчас я скажу, о чем именно. Когда он взглянул на свою врагиню, то, по всей вероятности, онапоказалась ему прекраснейшею из женщин, каких он когда-либо видел, а тотслепенький мальчик, коего принято у нас называть Амуром, положил не упускатьпредставившегося ему случая овладеть душою лакея и занести ее в список своихжертв; того ради, оставшись незамеченным, он тихохонько подкрался, всадилбедному лакею в левый бок предлинную стрелу, и стрела насквозь пронзила емусердце; и он мог совершить это беспрепятственно, ибо Амур - невидимка: онвходит и выходит куда и откуда хочет, никому не отдавая отчета в своихпоступках. И вот знак к началу боя был подан, а лакей наш все еще находилсяв состоянии восторга, помышляя о красоте той, которая уже успела егопленить, и потому не слыхал звука трубы. Дон Кихот же, напротив, едвауслышав этот звук, тотчас бросился вперед и во всю Росинантову прытьпомчался на врага; и тогда верный его оруженосец Санчо, видя, что онбросается в бой, громогласно возопил: - Помоги тебе бог, краса и гордость странствующих рыцарей! Пошли тебегосподь победу, ибо правда на твоей стороне! А Тосилос, хотя и видел, что Дон Кихот мчится прямо на него, однако жени на шаг не сдвинулся с места - он только громким голосом стал зватьраспорядителя, и, как скоро распорядитель к нему приблизился, дабы узнать, вчем состоит дело, Тосилос сказал ему: - Сеньор! Не для того ли устроен поединок, чтобы решить, должен я илине должен жениться на этой девушке? - Для этого самого, - ответили ему. - В таком случае, - объявил лакей, - я боюсь угрызений совести, ибо явозьму на душу великий грех, коли буду продолжать биться. Одним словом, япризнаю себя побежденным и объявляю, что хочу как можно скорее жениться наэтой девушке. Распорядитель, один из участников этой затеи, подивившись речамТосилоса, не нашелся, что ему ответить. Дон Кихот, видя, что его противникне двигается ему навстречу, остановился на полпути. Герцог не мог взять втолк, отчего битва не начинается; когда же распорядитель передал ему словаТосилоса, то это его крайне удивило и возмутило. Тосилос между тем подъехалк помосту и, обратясь к донье Родригес, заговорил громким голосом: - Сеньора! Я готов жениться на вашей дочери и не намерен добиватьсятяжбами и схватками того, чего можно достигнуть миром, не подвергая себясмертельной опасности. Услышав это, доблестный Дон Кихот объявил: - Когда так, то я могу считать, что я свободен и не связан болееобещанием. Пусть они себе женятся в добрый час, а что господь бог посылает,то и апостол Петр благословляет. Герцог спустился с галереи и, приблизившись к Тосилосу, молвил: - Правда ли, рыцарь, что вы признаете себя побежденным и, боясьугрызений совести, вознамерились жениться на этой девушке? - Так, сеньор, - подтвердил Тосилос. - Правильно делает, - заметил тут Санчо, - поменьше дерись да почащемирись. Тосилос, развязывавший в это время шлем, позвал на помощь, оттого, чтоему, так долго пребывавшему в столь тесном помещении, нечем становилосьдышать. В ту же минуту с него сняли шлем, и взорам присутствовавшихоткрылось и представилось лицо лакея. Тут донья Родригес и ее дочь завопилиистошными голосами: - Чистый обман это! Это чистый обман! Вместо настоящего моего жениханам подсунули Тосилоса, лакея сеньора герцога! Прошу защиты у бога и короляот такого коварства, чтобы не сказать - подлости! - Успокойтесь, сеньора, - молвил Дон Кихот, - здесь нет ни коварства,ни подлости, а если и есть, то повинен в том не герцог, а злые волшебники,меня преследующие: позавидовав славе, которую я стяжал себе этою победою,они устроили так, что жених ваш стал похож лицом на человека, коего выназываете лакеем герцога. Послушайтесь моего совета и, невзирая на коварствонедругов моих, выходите за него замуж, ибо не подлежит сомнению, что это тотсамый, которого вы бы хотели иметь своим мужем. Герцог, слушая такие речи, чувствовал, что вот сейчас его досадавыльется в громкий смех. - С сеньором Дон Кихотом творятся такие необыкновенные вещи, - сказалон, - что я готов поверить, что это не один из моих лакеев, а кто-то еще.Впрочем, давайте прибегнем вот к какой хитрости и уловке: отложим свадьбу, свашего позволения, на две недели, а этого молодчика, который кажется намподозрительным, будем держать под замком: быть может, за это время к немувернется прежний его облик, ибо ненависть волшебников к Дон Кихоту вряд либудет долго продолжаться, тем более что от всех этих козней и превращенийони немного выигрывают. - Ах, сеньор! - воскликнул Санчо. - У этих разбойников такова привычкаи таков обычай: подменять все, что имеет касательство к моему господину.Одного рыцаря, которого он не так давно одолел и которого зовут РыцаремЗеркал, они преобразили в бакалавра Самсона Карраско, нашего односельчанинаи большого нашего друга, а сеньору Дульсинею они же обратили в простуюмужичку, - вот почему я полагаю, что лакей этот так лакеем и помрет. Тут заговорила дочка Родригес: - Кто б ни был тот, кто просит моей руки, я все же ему за этопризнательна: лучше быть законной женой лакея, чем обманутой любовницейдворянина, - впрочем, тот, кто обманул меня, вовсе не дворянин. Все эти разговоры и происшествия кончились, однако ж, тем, что Тосилосалишили свободы, чтобы поглядеть, чем кончится его превращение; всеединогласно признали Дон Кихота победителем, хотя многие были огорчены иопечалены тем, что противники в долгожданном этом бою не разрубили себя начасти, - так же точно бывают огорчены мальчишки, когда не появляетсяприговоренный к повешению, оттого что его простил истец или же помиловалсуд. Толпа разошлась, герцог и Дон Кихот направились в замок, Тосилосазаключили под стражу, донья же Родригес с дочкой были в совершенномвосторге, что, так или иначе, дело кончится свадьбой, а равно и Тосилосутолько этого и было нужно. 1...Конь...фризской породы. - Имеется в виду порода коней изФрисланда (Голландия).
ГЛАВА LVII,
повествующая о том, как Дон Кихот расстался с герцогом, а также о том,что произошло между ним и бойкой и бедовой Альтисидорой, горничной девушкойгерцогини Дон Кихот уже начинал тяготиться тою праздною жизнью, какую он вел взамке; он полагал, что с его стороны это большой грех - предаваясь лени ибездействию, проводить дни в бесконечных пирах и развлечениях, которые длянего, как для странствующего рыцаря, устраивались хозяевами, и склонен былдумать, что за бездействие и праздность господь с него строго взыщет, - вотпочему в один прекрасный день он попросил у их светлостей позволения уехать.Их светлости позволили, не преминув, однако ж, выразить глубокое своесожаление по поводу его отъезда. Герцогиня отдала Санчо Пансе письмо егожены, и тот, обливая его слезами, сказал себе: - Кто бы мог подумать, что смелые мечты, которые зародились в душе моейжены Тересы Панса, как скоро она узнала про мое губернаторство, кончатсятем, что я снова вернусь к пагубным приключениям моего господина Дон КихотаЛаманчского? А все-таки я доволен, что моя Тереса в грязь лицом не ударила ипослала герцогине желудей, потому как если б она их не послала, а тут еще явернулся не в духе, то вышло бы невежливо. Радует меня и то, что подарокэтот нельзя назвать взяткой: когда она его посылала, я уже был губернатором,и тут ничего такого нет, если за доброе дело чем-нибудь отблагодарить, хотябы и пустячком. Да ведь и впрямь: голяком я вступил в должность губернатора,голяком и ушел, и могу сказать по чистой совести, а чистая совесть - этовеликое дело: "Голышом я родился, голышом весь свой век прожить ухитрился". Так рассуждал сам с собою Санчо в день своего отъезда, Дон Кихот же,накануне вечером простившись с их светлостями, рано утром, облаченный вдоспехи, появился на площади перед замком. С галереи на него глазели всеобитатели замка; герцог и герцогиня также вышли на него посмотреть. Санчовосседал на своем сером, при нем находились его дорожная сума, чемодан исъестные припасы, и был он рад-радехонек, оттого что герцогскийдомоправитель, тот самый, который изображал Трифальди, вручил ему кошелек сдвумя сотнями золотых на путевые издержки, Дон Кихот же про это еще не знал.И вот, в ту самую минуту, когда все взоры, как уже было сказано, обратилисьна Дон Кихота, из толпы дуэний и горничных девушек герцогини, на негоглядевших, внезапно послышался голос бойкой и бедовой Альтисидоры, котораяпоразила слух присутствовавших жалобной песней: О жестокосердый рыцарь! Отпусти поводья малость, Не спеши коня лихого Острой шпорой в бок ужалить. Не от алчного дракона Ты, неверный, убегаешь, Но от агницы, которой И овцой-то зваться рано. Изверг! Ты обидел деву, Краше коей не видали Ни в лесах своих Венера, Ни в горах своих Диана, Беглец Эней, Бирено беспощадный {1}, Сгинь, пропади, гори в аду с Вараввой! Ты в когтях своих кровавых, Зверь бесчувственный, увозишь Сердце той, что так смиренно Быть твоей рабыней жаждет. Ты увозишь - о злодейство! Три косынки и подвязки, Черно-белые в полоску, С ножек гладких, словно мрамор. И еще сто тысяч вздохов, Чье неистовое племя, Будь сто тысяч Трой на свете, Все их разом бы пожрало. Беглец Эней, Бирено беспощадный, Сгинь, пропади, гори в аду с Вараввой! Пусть безжалостен пребудет Твой оруженосец Санчо, Чтоб вовеки Дульсинея Не сняла с себя заклятья. Пусть за твой поступок низкий Взыщется с нее, несчастной, Ибо часто в этом мире Праведник за грешных платит. Пусть тебе всегда приносят Жажда славы неудачу, Радость - горькое похмелье, Верность - разочарованье. Беглец Эней, Бирено беспощадный, Сгинь, пропади, гори в аду с Вараввой! Пусть от Лондона до Темзы, От Гранады до Атарфе, От Севильи до Марчены {2} Все зовут тебя коварным. Если в "сотню", в "королевство" Иль в "кто первый" дуться сядешь, Пусть нейдут к тебе тузы, Короли не попадают. Если стричь пойдешь мозоли, Пусть тебе их режут с мясом; Если вырвать зуб решиться, Корень пусть в десне оставят. Беглец Эней, Бирено беспощадный, Сгинь, пропади, гори в аду с Вараввой! В то время как горюющая Альтисидора вышеописанным образом сетовала, ДонКихот молча на нее взирал, а затем, обратившись к Санчо, спросил: - Заклинаю тебя памятью твоих предков, милый Санчо, не скрывай от меняправды. Скажи, не захватил ли ты случайно три косынки и подвязки, о которыхтолкует влюбленная эта девушка? Санчо же ему на это ответил: - Косынки я и правда захватил, а насчет подвязок - ни сном, ни духом. Герцогиня не могла надивиться дерзости Альтисидоры; впрочем, она ипрежде знала ее за девицу бедовую, проказливую и разбитную, но все же непредставляла себе, что развязность ее дойдет до такой степени, и тем сильнеебыло удивление герцогини, что об этой шутке Альтисидора ее не предуведомила.Герцог, желая подлить масла в огонь, сказал: - Сеньор рыцарь! Меня возмущает, что, воспользовавшись гостеприимством,здесь, у меня, вам оказанным, вы решились похитить у моей служанки во всякомслучае три косынки, а может быть, даже и подвязки: это свидетельствует отом, что у вас дурные наклонности, и противоречит общему мнению, которое овас сложилось. Возвратите же ей подвязки, иначе я вызову вас на смертныйбой, не страшась, что лихие волшебники изменят или же исказят черты моеголица, как это они сделали с моим лакеем Тосилосом, вступившим с вами вединоборство. - Господь не попустит, - возразил Дон Кихот, - чтобы я поднял меч насветлейшую вашу особу, которой я столькими обязан милостями. Косынки явозвращу, коль скоро они у Санчо, но насчет подвязок - это немыслимое дело,потому что ни я, ни он их не брали, если ваша служанка хорошенько у себяпосмотрит, то верно уж найдет. Я, сеньор герцог, никогда не был вором и,если господь не попустит, не буду таковым до конца моих дней. Девица этаговорит как влюбленная, и она прямо в том признается, я же тут ни при чем,так что мне не в чем просить прощения ни у нее, ни у вашей светлости, вас жея попрошу изменить свое мнение обо мне и вновь мне позволить продолжать свойпуть. - Счастливого вам пути, сеньор Дон Кихот, - подхватила герцогиня, - дайбог, чтобы до нас доходили одни только добрые вести о ваших подвигах.Поезжайте же с богом, а то чем дольше, вы задерживаетесь, тем сильнееразгорается пламень в сердцах дев, что взирают на вас, мою же горничнуюдевушку я накажу так, чтобы впредь она не допускала нескромности ни вовзоре, ни в словах своих. - Дай мне одно только слово сказать тебе, доблестный Дон Кихот! -воскликнула тут Альтисидора. - Прости меня за то, что я обвинила тебя вкраже подвязок: клянусь богом и спасением души, они на мне, - это я порассеянности, вроде того человека, который искал своего осла, сидя на немверхом. - А что я вам говорил? - вмешался Санчо. - Нашли какого укрывателякраденого! Ведь при желании я столько мог натащить, пока ходил вгубернаторах: там у меня насчет этого было раздолье. Дон Кихот учтиво поклонился герцогу с герцогиней, а равно и всемприсутствовавшим, засим поворотил Росинанта и, сопровождаемый Санчо верхомна осле, выехал за ворота замка и направил путь в Сарагосу. 1 Беглец Эней, Бирено беспощадный... - намек на то, что Эней, герой"Энеиды" Вергилия, покинул влюбленную в него Дидону, а Бирено, герой"Неистового Роланда" Ариосто, покинул свою возлюбленную Олимпию. 2 Атарфе, Марчена - города в Испании. "Сотня", "королевство", "ктопервый" - названия карточных игр.
ГЛАВА LVIII,
в коей речь идет о том, как на Дон Кихота посыпалось столькоприключений, что они не давали ему передышки Как скоро Дон Кихот, освободившись и избавившись от заигрыванийАльтисидоры, выехал в открытое поле, то почувствовал себя в своей стихии,почувствовал, что у него вновь явились душевные силы для того, чтобыпродолжать дело рыцарства, и тут он повернулся лицом к Санчо и сказал: - Свобода, Санчо, есть одна из самых драгоценных щедрот, которые небоизливает на людей; с нею не могут сравниться никакие сокровища: ни те, чтотаятся в недрах земли, ни те, что сокрыты на дне морском. Ради свободы, также точно, как и ради чести, можно и должно рисковать жизнью, и, напротивтого, неволя есть величайшее из всех несчастий, какие только могут случитьсяс человеком. Говорю же я это, Санчо, вот к чему: ты видел, как за намиухаживали и каким окружали довольством в том замке, который мы только чтопокинули, и, однако ж, несмотря на все эти роскошные яства и прохладительныенапитки, мне лично казалось, будто я терплю муки голода, ибо я не вкушал ихс тем же чувством свободы, как если б все это было мое, и то сказать:обязательства, налагаемые благодеяниями и милостями, представляют собоюпуты, стесняющие свободу человеческого духа. Блажен тот, кому небо посылаеткусок хлеба, за который он никого не обязан благодарить, кроме самого неба! - А все-таки, - отозвался Санчо, - Что бы вы ни говорили, нехорошо этобудет с нашей стороны, если мы не почувствуем благодарности за кошелек сдвумя сотнями золотых, который мне преподнес герцогский домоправитель: яего, вроде как успокоительный пластырь, ношу возле самого сердца, - мало личто может быть; ведь не всегда же нам попадаются замки, где за намиухаживают, случается заезжать и на постоялые дворы, где нас колотят. В таких и тому подобных разговорах проехали странствующий рыцарь истранствующий оруженосец немногим более мили, как вдруг увидели, что назеленом лужке, разостлав на земле плащи, закусывают человек десять, одетыепо-деревенски. Поодаль виднелось нечто вроде белых простынь, накрывавшихпредметы, что стояли и возвышались на некотором расстоянии один от другого.Дон Кихот приблизился к закусывавшим и, учтиво поздоровавшись с ними,спросил, что находится под полотном. На это ему один из крестьян ответилтак: - Сеньор! Под полотном находятся лепные и резные изображения святых,коими мы собираемся украсить сельский наш храм. Мы накрыли их полотном,чтобы они не попортились, а несем на плечах, чтобы они не поломались. - Будьте добры, позвольте мне посмотреть, - сказал Дон Кихот, - ужверно, изображения эти хороши, коли вы несете их с такимипредосторожностями. - Еще бы не хороши! - подхватил другой крестьянин. - Да ведь и стоятони, сказать по чести, немало: каждое из них обошлось нам не меньше, чем вполсотни дукатов. Обождите, ваша милость, сейчас вы сами увидите, что этосущая правда. С этими словами он, не докончив трапезы, встал и направился кближайшему изображению, чтобы снять с него покрывало: то была статуя ГеоргияПобедоносца, изображенного так, как его обыкновенно изображают, - верхом наконе, он с грозным видом вонзает копье в пасть дракона, извивающегося у егоног. Вся работа была выполнена, как говорится, на удивление. Дон Кихот же,увидев статую, молвил: - Сей рыцарь был одним из лучших странствующих рыцарей во всей небеснойрати. Звали его святой Георгий Победоносец, и притом он был покровителемдев. Теперь посмотрим другое изображение. Крестьянин открыл вторую статую: то был святой Мартин верхом на коне,деливший свой хитон с бедняком; и как скоро Дон Кихот увидел его, то сказал: - Сей рыцарь был также из числа христианских странников, и мнедумается, что доброта его была еще выше его доблести; это видно из того,Санчо, что он разрывает свой хитон, дабы половину отдать бедняку. И, ужверно, тогда стояла зима, иначе он отдал бы весь хитон - так он былмилосерд. - Вряд ли, - заметил Санчо. - Должно полагать, он знал пословицу: ктоумом горазд, тот себя в обиду не даст. Дон Кихот рассмеялся и попросил снять еще одно покрывало, подпокрывалом же оказалось изображение покровителя Испании: верхом на коне, сокровавленным мечом, он разил и попирал мавров; и, взглянув на него, ДонКихот сказал: - Воистину сей есть рыцарь Христова воинства, а зовут его святой ДьегоМавроббрец. Это один из наидоблестнейших святых рыцарей, когда-либо жившихна свете, ныне же пребывающих на небе. Затем сняли еще одно полотнище, и тогда взорам открылось падениеапостола Павла с коня, изображенное со всеми теми подробностями, с какимиобыкновенно изображается его обращение. Все тут было до того натурально, чтоказалось, будто это сам Христос вопрошает, а Павел ему отвечает. - Прежде то был самый лютый из всех гонителей Христовой церкви, какихзнало его время, а потом он стал самым ярым из всех защитников, какиекогда-либо у церкви будут, - сказал Дон Кихот. - Это странствующий рыцарьпри жизни своей и это святой, вошедший в обитель вечного покоя после своейсмерти, это неутомимый труженик на винограднике Христовом, это просветительнародов, которому школою служили небеса, наставником же и учителем сам ИисусХристос. Больше изображений не было, а потому Дон Кихот попросил закрыть статуиполотнищами и обратился к носильщикам с такою речью: - За счастливое предзнаменование почитаю я, братья, то, что мнедовелось увидеть эти изображения, ибо святые эти рыцари подвизались на томже самом поприще, что и я, то есть на поприще ратном, и все различие междуними и мною заключается в том, что они были святые и преследовали целибожественные, я же, грешный, преследую цели земные. Они завоевали себе небоблагодаря своей мощи, ибо царство небесное силою берется, я же еще не знаю,что я завоевываю, возлагая на себя тяготы, - впрочем, если только ДульсинеяТобосская избавится от своих тягот, то мой жребий тотчас улучшится, разуммой возмужает, и, может статься, я перейду на иную стезю, лучшую, нежели та,которою я шел до сих пор. - В добрый час сказать, в худой помолчать, - присовокупил Санчо. Подивились носильщики как наружности, так и речам Дон Кихота; не понялиже они и половины того, что он хотел в них выразить. Покончив с едой, онивзвалили на плечи статуи, попрощались с Дон Кихотом и пошли дальше. Санчо снова точно в первый раз видел своего господина, подивился егоучености: он был уверен, что нет на свете таких преданий и таких событий,которых Дон Кихот не знал бы как свои пять пальцев и не держал бы в памяти;обратился же он к Дон Кихоту с такими словами. - Положа руку на сердце скажу вам, досточтимый мой хозяин: если то, чтос нами сегодня произошло, можно назвать приключением, то это одно из самыхприятных и отрадных приключений, какие за все время наших странствованийвыпадали на нашу долю, - на сей раз дело обошлось без побоев и безо всякихтреволнений, нам не пришлось ни обнажать меча, ни молотить землю своимителами, ни голодать. Благодарю тебя, господи, за то, что ты дал мне своимиглазами увидеть такое приключение! - Ты молвил справедливо, Санчо, - заметил Дон Кихот, - прими, однако ж,в рассуждение, что день на день не похож и что счастье изменчиво. То же, чтопростой народ называет приметами и что не имеет под собой разумныхоснований, человеку просвещенному надлежит почитать и признавать всего лишьза благоприятные явления. Иной суевер встанет спозаранку, выйдет из дому, ипо дороге встретится ему монах ордена блаженного Франциска, так он, точноувидел грифа {1}, мигом покажет ему тыл - и скорей назад. Какой-нибудьМендоса рассыплет на столе соль, и по сердцу у него сей же час рассыплетсятоска {2}, словно природа обязана предуведомлять о грядущих невзгодах именнотакими ничтожными знаками. Между тем просвещенный христианин не станетпосредством таких пустяков выведывать волю небес. Сципион {3} прибыл вАфрику и, ступив на сушу, споткнулся и упал, и это воинами его было принятоза дурное предзнаменование, а он, обнявши землю руками, воскликнул: "Ты неуйдешь от меня, Африка, ибо я держу тебя в своих объятиях!" Так, вот, Санчо,встреча с этими изображениями явилась для меня радостнейшим событием. - Я тоже так думаю, - согласился Санчо, - мне бы только хотелось знать,ваша милость, отчего это испанцы, когда идут в бой, всегда так призывают напомощь святого Дьего Мавроборца: "Святой Яго, запри Испанию!" {4} РазвеИспания была отперта и ее надлежало запереть? В чем тут все дело? - Экий ты бестолковый, Санчо! - воскликнул Дон Кихот. - Пойми, чтовеликому этому рыцарю багряного креста господь повелел быть покровителем изаступником Испании, особливо в годину тех ожесточенных боев, какие велииспанцы с маврами, вот почему, когда испанцам предстоит сражение, ониобращаются к этому святому как к своему защитнику и призывают его имя, имногие сами видели его в бою, видели, как он сокрушал, попирал, уничтожал иистреблял полчища агарян {5, - в доказательство я мог бы привести немалопримеров, почерпнутых из} правдивых испанских хроник. Тут Санчо, переменив разговор, сказал своему господину: - Дивлюсь я, сеньор, до чего ж бесстыжая девка эта Альтисидора,герцогинина служанка. Видно, здорово ранил и прострелил ее этот, как его,Амур, - говорят про него, что он мальчонка слепенький; но хоть и гноятся унего глаза, а пожалуй, что и совсем не видят, все-таки стоит ему нацелитьсякому-нибудь в сердце, пусть даже в малюсенькое, и он уж непременно попадет ипронзит его насквозь. Еще я слыхал, будто любовные его стрелы притупляются иломаются о девичью стыдливость и скромность, ну, а с этой Альтисидорой онискорее заострились, нежели притупились. - Прими в соображение, Санчо, - заметил Дон Кихот, - что любовь ни скем не считается, ни в чем меры не знает, и у нее тот же нрав и обычай, чтои у смерти: она столь же властно вторгается в пышные королевские чертоги,как и в убогие хижины пастухов, и когда она всецело овладевает душой, топрежде всего изгоняет из нее страх и стыдливость: вот почему, утратив стыд,Альтисидора и призналась в своих чувствах, в моей же душе они возбудили нестолько жалость, сколько смятение. - Чудовищная жестокость! Неслыханная бесчеловечность! - воскликнулСанчо. - Доведись до меня, я бы размяк и растаял от первого же ее ласковогословечка. Черт возьми! Что за каменное у вас сердце, что за медная грудь,что за известковая душа! Но только я никак не пойму, что такое в вас-тонашла эта девушка, отчего она размякла и растаяла: какой такой блеск, какуютакую молодцеватость, какую такую особую прелесть и что такое у вас есть влице, что могло бы прельстить ее, и наконец все ли это вместе взятое или жекакая-нибудь отдельная ваша черта? По правде сказать, мне частенькоприходилось окидывать вашу милость взглядом от самых пяток до кончиков волосна голове, и всякий раз я находил в вашей милости больше такого, что можетскорее отпугнуть, нежели прельстить. Притом же я слыхал, что любят преждевсего и главным образом за красоту, а как ваша милость совсем даженекрасива, то я уж и не понимаю, во что же бедняжка влюбилась. - Прими в рассуждение, Санчо, - заметил Дон Кихот, - что есть два родакрасоты: красота духовная и красота телесная. Духовная красота сказывается ипроявляется в ясности ума, в целомудрии, в честном поведении, в доброте и вблаговоспитанности, и все эти свойства могут совмещаться и сосуществовать вчеловеке некрасивом, и если внимание приковывается к этой именно красоте, ане к телесной, то здесь-то и возникает любовь пылкая и наиболее сильная. Я,Санчо, и сам вижу, что некрасив, но я знаю также, что я и не урод, а чтобыхорошего человека можно было полюбить, ему достаточно быть только что нечудовищем, но зато он должен обладать теми свойствами души, которые я тебесейчас перечислил. Разговаривая и беседуя таким образом, ехали они не по дороге, а полесу, и вдруг, совершенно для себя неожиданно, Дон Кихот запутался в зеленыхнитях, протянутых меж дерев и образовывавших нечто вроде сетей; не в силахпонять, что это такое, он наконец обратился к Санчо: - Мне думается, Санчо, что случай с этими сетями представляет собойодно из самых необычайных приключений, какие только можно себе вообразить.Убей меня на этом самом месте, если мои преследователи-волшебники незадумали оплести меня сетями и преградить мне путь, по-видимому в отместкуза мою суровость с Альтисидорой. Однако ж да будет им известно, что, хотя быдаже их сети были сделаны не из таких вот зеленых нитей, а из твердейшихалмазов, и были крепче тех, коими ревнивый бог кузнецов опутал Венеру иМарса {6}, все равно я порвал бы их так же легко, как если бы они были изморского тростника или из волокон хлопка. И он уже хотел двинуться вперед и порвать сети, но в это время передним внезапно предстали, выйдя из-за дерев, две прелестнейшие пастушки: вовсяком случае, одеты они были, как пастушки, с тою, однако ж, разницей, чтотулупчики и юбочки были на них из чудесной парчи - впрочем, нет: юбки былииз весьма дорогой, шитой золотом тафты. Их локоны, рассыпавшиеся по плечам,золотым своим блеском могли бы поспорить не с чем иным, как с лучами солнца;на голове у каждой красовался венок из зеленого лавра и красного амаранта.По виду им можно было дать, самое меньшее, лет пятнадцать, а самое большее -восемнадцать. Санчо, глядя на них, изумился, Дон Кихот пришел в недоумение, дажесолнце - и то на мгновенье прекратило свой бег, чтобы на них поглядеть, ивсе четверо совершенное хранили молчание. Наконец первою заговорила одна изпастушек и обратилась к Дон Кихоту с такими словами: - Остановитесь,сеньор кавальеро, и не рвите сетей, - мы их здесьпротянули не с целью причинить вам зло, но единственно для развлечения, акак я предвижу ваш вопрос: что же это за развлечение и кто мы такие, то явам сейчас вкратце об этом скажу. В одном селении, расположенном в двухмилях отсюда, проживает много знати, идальго и богатых людей, и вот мы смногочисленными друзьями и родственниками уговорились целой компанией, сженами, сыновьями и дочерьми, приятно провести здесь время, - а ведь этоодно из самых очаровательных мест во всей округе, - и составить новуюпастушескую Аркадию, для чего девушки решили одеться пастушками, а юноши -пастухами. Мы разучили две эклоги {7}: одну - знаменитого поэта Гарсиласо{8}, а другую - несравненного Камоэнса {9}, на португальском языке, но ещене успели их разыграть. Мы приехали сюда только вчера, затем, среди зелени,на берегу полноводного ручья, орошающего окрестные луга, разбили палатки,так называемые походные, и вечером же натянули меж дерев сети, чтобы ловитьглупых пташек: мы их нарочно пугаем, они от нас улетают - и попадаются всети. Если же вам угодно, сеньор, быть нашим гостем, то мы примем вас учтивои радушно, - теперь у нас здесь не должно быть места ни печали, ни скуке. На этом она окончила свою речь; Дон Кихот же ей ответил так: - Поистине, прекраснейшая сеньора, самого Актеона не так удивил ипоразил вид купающейся Дианы {10}, которую он внезапно узрел, как былошеломлен я при виде красоты вашей. Я в восторге от ваших увеселений,благодарю вас за приглашение, и если я могу чем-либо быть вам полезен, тостоит вам только сказать - и я весь к вашим услугам, ибо мой долг именно втом заключается, чтобы на деле доказывать свою признательность и творитьдобро всем людям без изъятия, особливо же людям благородного сословия,представительницами коего являетесь вы, и, если бы даже эти сети, стольмалое пространство занимающие, опутали всю земную поверхность, я и тогдапостарался бы отыскать какой-нибудь новый свет, где я мог бы передвигаться,не разрывая их, а чтобы вы не думали, что это - преувеличение, то да будетвам известно, что перед вами не кто иной, как Дон Кихот Ламанчский, еслитолько это имя вам что-нибудь говорит. - Ах, милая подруга! - воскликнула тут вторая пастушка. - Какие же мы стобой счастливые! Ты знаешь, кто этот сеньор? Так вот знай же, что этохрабрейший из всех храбрецов, самый пылкий из всех влюбленных и самыйлюбезный из людей, если только не лжет и не обманывает нас вышедшая в светистория его подвигов, которую я читала. Я могу ручаться, что спутник его -это некий Санчо Панса, его оруженосец, с шутками которого ничьи другие немогут идти в сравнение. - Ваша правда, - подтвердил Санчо, - я и есть тот самый оруженосец итот самый шутник, как ваша милость изволила обо мне выразиться, а этотсеньор - мой господин, тот самый Дон Кихот Ламанчский, о котором говорится ирассказывается в книжке. - Дорогая подружка! - воскликнула первая девушка. - Давай уговоримсеньора побыть с нами, - родители и наши братья будут ему бесконечно рады.Об его доблести и об его душевных качествах я слышала то же самое, а крометого, говорят, что он на удивление стойкий и верный поклонник и что дама егонекая Дульсинея Тобосская, которую вся Испания признает первой красавицей. - Это было бы справедливо, - заметил Дон Кихот, - когда бы вашанесравненная прелесть не принуждала в том усомниться. Не трудитесь, однако,сеньоры, удерживать меня, ибо неотложные дела, сопряженные с прямым моимдолгом, не позволяют мне отдыхать где бы то ни было. В это время к ним приблизился брат одной из девушек, так же точно, каки она, в пастушеском наряде, отличавшемся таким же точно богатством ипышностью; девушки ему сказали, что он видит перед собою доблестного ДонКихота Ламанчского, а что тот, другой, - его оруженосец Санчо, имена же этибрату девушки были известны оттого, что он читал историю Дон Кихота. Изящныйпастушок представился Дон Кихоту и пригласил его в палатку; Дон Кихотуничего не оставалось делать, как уступить. Тем временем началась охота, исети наполнились разными пташками; обманутые цветом сетей, они попадали в тусамую ловушку, от которой спасались. Более тридцати человек собралось здесь;и мужчины и женщины - все были в нарядном пастушеском одеянии, и в однуминуту всем стало известно, что два незнакомца - это те самые Дон Кихот иего оруженосец, которых они знали по книге, каковое известие всех весьмаобрадовало. Все общество двинулось к палаткам, где уже были накрыты столы,ломившиеся от дорогих и чисто поданных блюд; Дон Кихота усадили на почетноеместо; все смотрели на него с изумлением. По окончании трапезы Дон Кихотвозвысил голос и торжественно заговорил: - Хотя иные утверждают, что величайший из всех человеческих грехов естьгордыня, я же лично считаю таковым неблагодарность, ибо придерживаюсьобщепринятого мнения, что неблагодарными полон ад. Греха этого я, сколькомог, старался избегать, как скоро достигнул разумного возраста; и если я нев силах за благодеяния, мне оказанные, отплатить тем же, то, по крайнеймере, изъявляю желание отплатить благодетелю, а когда мне это представляетсянедостаточным, я всем об его услуге рассказываю, ибо если человек всемсообщает и рассказывает о милости, ему сделанной, значит, он бы в долгу неостался, будь у него хоть какая-нибудь для этого возможность, а ведьизвестно, что в большинстве случаев дающие по своему положению вышеприемлющих: потому-то и господь бог - над всеми, что он есть верховныйподатель всякого блага, и с дарами божьими не могут сравняться дарычеловеческие, - их разделяет расстояние бесконечное, скудость же наши
