Об ужасающей кутерьме с колокольчиками и котами, прервавшей объясненияДон Кихота с влюбленною Альтисидорою Мы оставили Дон Кихота погруженным в раздумье, коего причиною былопение влюбленной девицы Альтисидоры. С этими мыслями он лег спать, и от них,точно от блох, ему не было ни отдыха, ни сна, а к ним еще примешиваласьмысль о спустившихся на чулке петлях; но как время быстролетно и нет насвете такого обрыва, который преградил бы ему путь, то, оседлав ночные часы,оно с великим проворством достигло часа утреннего. Тут Дон Кихот покинулмягкую перину, облачился нимало не медля в свое одеяние из верблюжьей шерстии, чтобы скрыть прискорбный изъян на чулке, натянул походные сапоги; сверхуон накинул на себя алую мантию, на голову надел зеленого бархата шапочку ссеребряными позументами, через плечо перекинул перевязь со своим добрымбулатным мечом, взял в руки длинные четки, которые были при нем постоянно, ивесьма величественно и торжественно проследовал в гостиную, где герцог игерцогиня, уже вполне одетые, по-видимому, ожидали его. В галерее же, черезкоторую ему надлежало пройти, его дожидалась Альтисидора со своей подругой;и, едва увидев Дон Кихота, Альтисидора притворилась, будто ей дурно, аподруга подхватила ее на руки и с чрезвычайною поспешностью началарасшнуровывать ей корсаж. Дон Кихот все это заметил; приблизившись кдевушкам, он сказал: - Мне ясно, чем вызываются подобного рода обмороки. - А мне неясно, - сказала подруга. - Альтисидора - самая здороваядевушка в замке, за время нашего знакомства я ни оха, ни вздоха от нее неслыхала. Будь прокляты все странствующие рыцари, какие только есть на свете,если все они столь бесчувственны! Проходите, сеньор Дон Кихот: пока вашамилость будет здесь стоять, до тех пор бедная девочка не придет в себя. Дон Кихот же ей на это сказал: - Распорядитесь, сеньора, чтобы вечером в мой покой принесли лютню: я,сколько могу, утешу страждущую эту девицу, ибо скорое разочарование,наступающее в первоначальную пору любви, - это самое верное средство. Засим он поспешил удалиться, дабы никто его здесь не застал. Стоило емускрыться из виду, как лишившаяся чувств Альтисидора очнулась и сказалаподруге: - Непременно нужно отнести ему лютню: по всей вероятности, Дон Кихотнамерен усладить наш слух музыкой, и у него это может получиться недурно. Они тотчас отправились к герцогине, рассказали о своей встрече с ДонКихотом и о том, что он просит лютню, герцогиня, чрезвычайно обрадовавшись,немедленно сговорилась с герцогом и девушками сыграть с Дон Кихотом веселую,но не злую шутку, и все, предвкушая удовольствие, стали ждать вечера, междутем вечер наступил так же быстро, как быстро наступил этот день, который,кстати сказать, их светлости провели в приятной беседе с Дон Кихотом. И вэтот же день герцогиня воистину и вправду послала своего слугу (того самого,что изображал в саду заколдованную Дульсинею) к Тересе Панса с письмом от еемужа Санчо Пансы и с узлом с одеждой, которую тот оставил для Тересы, ивелела этому слуге дать ей потом подробный отчет о своей поездке. Слугаотбыл, а в одиннадцать часов вечера Дон Кихот нашел у себя в комнате виолу{1}; он подтянул струны, затем отворил решетчатый ставень и услыхал, что всаду кто-то гуляет; тогда он быстро перебрал лады, с крайним тщаниемнастроил виолу, прочистил себе гортань, откашлялся, а затем сипловатым, ноотнюдь не фальшивым голосом запел романс, который он сам же предварительносочинил: С петель разума срывать Душу страсть умеет ловко, Расслабляющую праздность Применяя вместо лома. Но работа, и шитье, И домашние заботы - Верное противоядье От тревог и мук любовных, Честной девушке, о браке Помышляющей законном, Скромность служит и приданым, И завидной похвалою. Ведь и странствующий рыцарь, И столичный франт-придворный Бойким только строят куры, А берут в супруги скромниц. Грех считать любовью чувство, Что живет лишь миг короткий, Что при встрече возникает, А при расставанье блекнет. Это лишь каприз минутный, Что назавтра же проходит, И не может он оставить В нашем сердце след глубокий. Кто по старой краске пишет, Тот маляр, а не художник; Там, где страсть жива былая, Места нет для страсти новой. Так мне в душу врезан образ Дульсинеи из Тобосо, Что никто ее оттуда Вытеснить уже не может. В человеке постоянство - Драгоценнейшее свойство: С помощью его влюбленных До себя Амур возносит. Только успел Дон Кихот, которого слушали герцог, герцогиня, Альтисидораи почти все обитатели замка, дойти до этого места, как вдруг с галереи,находившейся прямо над его окном, спустилась веревка с бесчисленныммножеством колокольчиков, а вслед за тем кто-то вытряхнул полный мешоккотов, к хвостам которых также были привязаны маленькие колокольчики. Звонколокольчиков и мяуканье котов были до того оглушительны, что оторопели дажегерцог с герцогиней, которые все это и затеяли, а Дон Кихот в испуге замерна месте; и нужно же было случиться так, чтобы некоторые из этих котовпробрались через решетку в Дон-Кихотов покой и заметались туда-сюда, так чтоказалось, будто в комнату ворвался легион бесов. Коты опрокинули свечи,горевшие в комнате, и все носились и носились в поисках выхода; между темверевка с большими колокольцами беспрерывно опускалась и поднималась.Большинство обитателей замка, не имевших понятия, в чем суть дела, былиизумлены и озадачены, Дон Кихот же вскочил, выхватил меч и стал наноситьудары через решетку, громко восклицая: - Прочь, коварные чародеи! Прочь, колдовская орава! Я Дон КихотЛаманчский, и, что бы вы ни злоумышляли, вам со мною не справиться и ничегоне поделать. Тут он накинулся с мечом на котов, метавшихся по комнате, и началосыпать их ударами; коты устремились к решетке и выпрыгнули через нее в сад,но один кот, доведенный до бешенства ударами Дон Кихота, бросился ему прямона лицо и когтями и зубами впился в нос, Дон Кихот же от боли закричал несвоим голосом. Услышав крик и тотчас сообразив, в чем дело, герцог игерцогиня поспешили на место происшествия и, общим ключом отомкнув дверь впокой Дон Кихота, увидели, что бедный рыцарь изо всех сил старается оторватькота от своего лица. Сбежались люди с огнями и осветили неравный бой; герцогхотел было разнять бойцов, но Дон Кихот закричал: - Не гоните его отсюда! Дайте мне схватиться врукопашную с этимдемоном, с этим колдуном, с этим волшебником. Я ему покажу, кто таков ДонКихот Ламанчский. Но кот, не обращая внимания на угрозы, визжал и еще глубже запускалкогти; наконец герцог отцепил его и выкинул в окно. У Дон Кихота все лицо было в царапинах, досталось и его носу, однако жон весьма досадовал, что ему не дали окончить ожесточенную битву с этимзлодеем-волшебником. Принесли апарисиево масло {2}, и сама Альтисидорабелоснежными своими ручками перевязала ему раны; и, накладывая повязки, онашептала: - Все эти беды посылаются тебе, твердокаменный рыцарь, в наказание засуровость и непреклонность твою. Дай бог, чтобы оруженосец твой Санчопозабыл, что ему надлежит бичевать себя, дай бог, чтобы столь горячо любимаятобою Дульсинея так и не вышла из-под власти волшебных чар и чтобы ты ею ненасладился и не взошел с нею на брачное ложе - во всяком случае, пока живая, тебя обожающая. Ничего не ответил ей Дон Кихот, а лишь из глубины души вздохнул; затемон лег на свою кровать и поблагодарил герцогскую чету за оказанную услугу,которая дорога ему, дескать, не потому, чтобы эта орава котов и чародеев сколокольчиками в самом деле нагнала на него страху, а лишь как изъявлениедоброго намерения их светлостей ему помочь. Герцог и герцогиня пожелали емуспокойной ночи и удалились; неудачный конец шутки огорчил их, но они немогли предполагать, что приключение это так дорого обойдется Дон Кихоту ипричинит ему такую неприятность, Дон Кихоту же оно и в самом деле стоилопятидневного лежания в постели, и за это время с ним случилось новоеприключение, еще забавнее предыдущего, однако жизнеописатель Дон Кихота ненамерен сейчас об этом рассказывать и спешит к Санчо Пансе, который междутем чрезвычайно усердно и весьма потешно занимался государственными делами. 1 Виола - музыкальный инструмент вроде скрипки, но с более толстымиструнами и более низким звучанием. 2 Апарисиево масло - оливковое масло с примесью различных лекарств.Лекарство это было настолько дорогостоящим, что вошло в поговорку: "Дорого,как апарисиево масло".
ГЛАВА XLVII,
в коей продолжается рассказ о том, как Санчо Панса вел себя в должностигубернатора В истории сказано, что из залы суда Санчо провели в пышный дворец, водной из громадных палат коего был накрыт роскошный по-королевски стол; итолько Санчо появился в этой палате, как заиграла музыка, и навстречу емувышли четыре лакея, держа все необходимое для омовения рук, каковой обрядСанчо совершил с большим достоинством. Музыка смолкла, и Санчо сел напредседательское место; впрочем, никаких других мест за столом и не было,как не было на скатерти никакого другого прибора. Подле Санчо стал какой-точеловек с палочкой из китового уса в руке, - как выяснилось впоследствии,доктор. Со стола сняли богатейшую белую скатерть, накрывавшую фрукты имногое множество блюд со всевозможными яствами. Еще один незнакомец, по виду- духовного звания, благословил трапезу, слуга повязал Санчо кружевнуюсалфетку, а другой слуга, исполнявший обязанности дворецкого, на первоеподал ему блюдо с фруктами, однако ж не успел Санчо за него взяться, как кблюду прикоснулась палочка из китового уса, и его тут же с молниеноснойбыстротой убрали со стола; тогда дворецкий подставил ему другое блюдо. Санчохотел было его отведать, однако ж прежде чем он к нему потянулся ираспробовал, его уже коснулась палочка, и лакей унес его с таким же точнопроворством, как и первое. Санчо пришел в недоумение и, оглядевприсутствовавших, спросил, что это значит: хотят ли накормить его обедом иливыказать ловкость рук. На это человек с палочкой ответил следующее: - Сеньор губернатор! Так принято и так полагается обедать на всехостровах, где только есть губернаторы. Я, сеньор, - доктор, я состою пригубенаторах этого острова и получаю за это жалованье, и уж забочусь я оздоровье губернатора пуще, нежели о своем собственном: я наблюдаю загубернатором денно и нощно, изучаю его сложение, дабы суметь излечить его,когда он заболеет, главная же моя обязанность заключается в том, что яприсутствую при его обедах и ужинах, позволяю ему есть только то, что найдувозможным, и отвергаю то, что, по моему разумению, может причинить ему вреди испортить желудок. Так, я велел убрать со стола блюдо с фруктами, ибо вофруктах содержится слишком много влаги, и еще одно блюдо я также велелубрать, оттого что оно чересчур горячительно и приправлено всякого родапряностями, возбуждающими жажду, между тем кто много пьет, тот уничтожает всебе и истощает запас первоосновной влаги, а от нее-то и зависит нашажизнеспособность. - Стало быть, вон то блюдо с жареными куропатками, на вид отменновкусное, уж верно, не причинит мне никакого вреда. Но доктор на это сказал: - Пока я жив, сеньор губернатор к нему не притронется. - Это почему же? - спросил Санчо. Доктор ему ответил: - Потому что учитель наш Гиппократ, светоч и путеводная звезда всеймедицины, в одном из своих афоризмов говорит: Omnis saturatio mala perdicisautem pessima. Это значит: "Вское объядение вредно, объядение же куропаткамипаче других" {1}. - Ну, коли так, - рассудил Санчо, - выберите мне, сеньор доктор, изовсех кушаний, какие есть на столе, самое полезное и наименее вредное, неколотите по нему палочкой и дайте мне его спокойно съесть, потому, клянусьжизнью губернатора, дай бог мне пожить подольше, я умираю с голоду, и что бывы там ни говорили, сеньор доктор, и хотите вы этого или не хотите, но,отнимая у меня пищу, вы не только не продлите, а скорей укоротите мой век. - Ваша правда, сеньор губернатор, - заметил доктор, - а потому яполагаю, что вам не должно кушать вон того рагу из кроликов, ибо оно плохопереваривается. Вот этой телятины, если б только это была не жаренаятелятина и притом без подливки, вам еще можно было бы отведать, но в такомвиде - не советую. Санчо же сказал: - А вот там, подальше, стоит большое блюдо, и от него пар валит, - мнесдается, что это олья подряда, а в олью подриду кладут много разных вещей, ия, верно уж, найду себе там что-нибудь вкусное и полезное. - Absit! {2} - воскликнул доктор. - Гоните прочь от себя столь опасныемысли: нет на свете более вредной пищи, чем олья подрида. Пусть ее подают уканоников, у ректоров учебных заведений или же на деревенской свадьбе, но ейне место на обеденном столе губернатора, где все должно быть верхомсовершенства и изысканности, не место потому, что простым снадобьям всюду ивезде отдают предпочтение перед составными: в простом снадобье ошибитьсянельзя, а в составном можно, ибо ничего не стоит перепутать количествовеществ, входящих в его состав. Возвращаясь же к тому, что может сейчаскушать сеньор губернатор, если желает сохранить и укрепить свое здоровье, яскажу: сотню вафель и несколько тоненьких ломтиков айвы, - это укрепляетжелудок и способствует пищеварению. Послушав такие речи, Санчо откинулся на спинку кресла, посмотрел надоктора в упор и строгим тоном спросил, как его зовут и где он обучался.Доктор же ему на это ответил так: - Меня, сеньор губернатор, зовут доктор Педро Нестерпимо де Наука, яуроженец местечка Тиртеафуэра {3}, что между Каракуэлем и Альмодоваром дельКампо, только чуть поправей, получил же я степень доктора в университетеОсунском. Тут Санчо, пылая гневом, вскричал: - Ну вот что, сеньор доктор Педро Нестерпимо де Докука, уроженецместечка Тиртеафуэра или же Учертанарогера, которое останется вправо, еслиехать из Каракуэля в Альмодовар дель Кампо, и получивший степень в Осуне:убирайтесь отсюда вон, а не то, ручаюсь головой, я возьму дубину и, начавшис вас, выгоню с острова всех лекарей, какие только здесь есть, по крайнеймере всех тех, которых я признаю за неучей, докторов же умных, толковых ипросвещенных я буду беречь, как зеницу ока, и чтить, как святыню. Еще разповторяю: прочь с глаз моих, Педро Нестерпимо, а не то я схвачу вот этосамое кресло, на котором сижу, сломаю его об вашу голову и буду оправдан посуду: я скажу, что убить плохого лекаря, врага моего государства, - это делобогоугодное. А теперь накормите меня или же отберите губернаторство, потомудолжность, которая не может прокормить того, кто ее занимает, не стоит идвух бобов. Видя, что губернатор так расходился, доктор оторопел и порешил бежатьхотя бы и к черту на рога, но в эту минуту на улице загудел почтовый рожок,дворецкий выглянул в окно, а затем, приблизившись к Санчо, объявил: - Прибыл гонец от сеньора герцога и, как видно, с важной депешей. Вошел гонец, потный, встревоженный, и, достав из-за пазухи пакет,вручил его губернатору, Санчо, в свою очередь, тотчас передал егогерцогскому домоправителю и велел прочитать адрес; адрес же был таков: "ДонуСанчо Пансе, губернатору острова Баратарии, в собственные руки или же в рукиего секретаря". Тут Санчо спросил: - А кто будет мой секретарь? На это ему один из присутствовавших ответил: - Я, сеньор: я умею читать и писать, и притом я бискаец. - Добавление существенное, - заметил Санчо, - коли так, то вы можетебыть секретарем у самого императора. Распечатайте пакет и поглядите, что тамнаписано. Новоиспеченный секретарь повиновался и, прочитав послание, объявил, чтоэто дело секретное. Санчо велел очистить залу, попросив остаться лишьгерцогского домоправителя и дворецкого, прочие же, в том числе доктор,удалились, и тогда секретарь огласил письмо следующего содержания: "Мне стало известно, сеньор дон Санчо Панса, что враги мои и Вашинамерены подвергнуть Ваш остров стремительной ночной атаке, когда именно -не знаю, Вам же надлежит бодрствовать и быть на страже, дабы Вас не засталиврасплох. Еще я узнал через моих надежных лазутчиков, что четырезлоумышленника, переодевшись, пробрались на Ваш остров с намерением лишитьВас жизни, ибо мудрость Ваша их пугает. Будьте начеку, подвергайте осмотрупосетителей Ваших и отказывайтесь от всех кушаний, которые Вам будутпредложены если Вы будете находиться в опасности, я окажу Вам поддержку, Выже действуйте, как Вам подскажет Ваше благоразумие. Писано в нашем замке,августа шестнадцатого дня, в четыре часа утра. Ваш друг герцог". Письмо огорошило Санчо, окружающие также, казалось, были изумлены;обратясь же к домоправителю, Санчо сказал: - Прежде всего нам надлежит, и притом немедленно, упрятать в тюрьмудоктора Нестерпимо, потому если кто и собирается меня убить, так это он, и ктому же смертью медленной и наихудшей, сиречь голодной смертью. - Полагаю, однако ж, - заметил дворецкий, - что вашей милости не должнопритрагиваться ни к одному из кушаний, которые стоят на столе: их готовилимонахини, а ведь недаром говорится, что за крестом стоит сам дьявол. - Согласен, - молвил Санчо, - но все-таки дайте мне пока что краюхухлеба и несколько фунтов винограду: в этом отравы быть не может. В самомделе, не могу же я ничего не есть, тем более мы должны быть готовы кпредстоящим боям - значит, нам надобно подкрепиться: ведь желудок питаетотвагу, а не отвага желудок. Вы же, секретарь, ответьте сеньору герцогу инапишите, что все, что он приказал, будет исполнено именно так, как онприказал, без малейшего упущения. Передайте также сеньоре герцогине, что яцелую ей ручки и прошу не забыть послать нарочного к моей жене Тересе Пансас письмом и узелком от меня: этим она окажет мне большую услугу, а уж я еепотом отблагодарю, чем только смогу. Заодно, чтобы мой господин Дон КихотЛаманчский не подумал, что я человек неблагодарный, можете вставить, что яцелую ему руки, а к этому вы, как добрый секретарь и добрый бискаец, можетеприбавить от себя все, что вам вздумается и заблагорассудится. Ну, а теперьпусть уберут со стола и принесут мне чего-нибудь другого, а уж я справлюсьсо всеми лазутчиками, убийцами и волшебниками, какие только нападут на меняи на мой остров. В это время появился слуга и сказал: - Тут пришел к вам один проситель, из крестьян, и хочет поговорить свашей милостью по очень важному будто бы делу. - Удивительный народ эти просители, - сказал Санчо. - Неужели они такглупы и не понимают, что в это время никто по делу не приходит? Или онивоображают, что мы, правители и судьи, не живые люди и что у нас нетопределенных часов для удовлетворения естественных наших потребностей, ижелают, чтоб мы были каменные? Клянусь богом и честью своей, что если я ивпредь буду губернатором (в чем я, однако ж, начинаю сомневаться), тонепременно подтяну моих просителей. А уж на сей раз впусти этого человека,только прежде удостоверься, что это не лазутчик и не убийца. - Нет, сеньор, - возразил слуга, - по-моему, у него душа нараспашку;сколько я понимаю, он сущий теленок. - Бояться нечего, - заметил домоправитель, - нас здесь много. - А нельзя ли мне, дворецкий, - спросил Санчо, - раз доктора ПедроНестерпимо здесь нет, съесть чего-нибудь поплотнее и посущественнее, скажем,кусок хлеба с луком? - Вечером, за ужином, вы наверстаете упущенное за обедом, и вашепревосходительство почтет себя вознагражденным и удовлетворенным, - отвечалдворецкий. - Дай бог, - сказал Санчо. - В это время вошел весьма благообразный крестьянин: за тысячу мильбыло видно, что это добрый малый и добрая душа. Прежде всего он осведомился: - Кто здесь сеньор губернатор? - Кто же еще, как не тот, кто восседает в кресле? - сказал секретарь. - Я припадаю к его стопам, - объявил крестьянин. Опустившись на колени, он попросил губернатора пожаловать ему ручку.Санчо руки не дал, а велел встать и сказать, чего ему надобно. Крестьянинповиновался и начал так: - Сеньор! Я крестьянин, уроженец Мигельтурры: это в двух милях отСьюдад Реаля. - Ну, еще один Учертанарогера! - воскликнул Санчо. - Говори, братец, ятолько хотел сказать, что Мигельтурру я очень хорошо знаю: ведь это не такдалеко от моего села. - Дело состоит вот в чем, сеньор, - продолжал крестьянин. - По милостибожией, я с благословения и соизволения святой римской католической церквисостою в браке. У меня два сына-студента: меньшой учится на бакалавра, астарший - на лиценциата. Я вдовец, потому как жена моя умерла, а вернее, ееуморил негодный лекарь: когда она была беременна, он дал ей слабительного, аесли бы господу было угодно, чтобы она разрешилась от бремени благополучно иродила еще одного сына, то я стал бы учить его на доктора, чтоб он незавидовал братьям бакалавру и лиценциату. - Выходит так, - заметил Санчо, - что если б твоя жена не умерла, тоесть если б ее не уморили, ты не был бы теперь вдовцом. - Нет, сеньор, ни в коем разе, - подтвердил крестьянин. - Уже хорошо! - воскликнул Санчо. - Дальше, братец: ведь сейчас времяспать, а не делами заниматься. - Ну так вот, - продолжал крестьянин, - мой сын, который учится набакалавра, полюбил одну девицу из нашего села по имени Клара Перлалйтико,дочку богатея Андреса Перлалйтико, и это не фамилия их, не наследственноенаименование, а прозвище, потому все в их роду были паралитики, а чтоб им нетак обидно было, их стали звать не Паралитико, а Перлалитико, да, по правдесказать, девушка-то эта и впрямь сущий перл, и ежели поглядеть на нее справого боку - полевой цветок, да и только. Вот слева она не так хорошасобой, потому у нее одного глаза нет: вытек, когда она оспой болела, и хотьрытвин у нее на лице много, и притом глубоких, однако ж вздыхатели ееуверяют, что это не рытвины, а могилы, в которых погребены души еепоклонников. Она такая чистюля, что носик ее из боязни запачкать подбородокпрямо, как говорится, на небо смотрит, словно хочет убежать от ротика, ивсе-таки она очень даже миловидна, потому ротик у нее преогромный, и если бне отсутствие не то десяти, не то двадцати передних и коренных зубов, то онабыла бы из красавиц красавица. О губках я уж и не говорю: они у нее такиетонкие и такие изящные, что если попробовать растянуть их, то получитсяцелый моток, но только цвета они не такого как у всех людей: они у нееиссиня-зеленовато-лиловые, - просто чудеса. Вы уж простите меня, сеньоргубернатор, что я так подробно живописую наружность девушки, коей рано илипоздно суждено стать моей невесткой: я ее люблю, и она мне нравится. - Живописуй, сколько душе угодно, - сказал Санчо, - я сам охотник доживописи, и если б только я сейчас пообедал, то портрет девушки, который тынарисовал, был бы для меня наилучшим сладким блюдом. - Это еще что, - подхватил крестьянин, - самое сладенькое-то у меня кконцу припасено. Так вот, сеньор, если б я мог изобразить статность ее истройность, вы дались бы диву, но это невозможно, оттого что она всясгорблена и согнута, а колени ее упираются в подбородок, и, однако же,всякий, глядя на нее, скажет, что если б только она могла выпрямиться, тодостала бы головою до потолка. И она рада бы отдать руку моемусыну-бакалавру, да не может, потому она сухорукая. Зато ногти у нее длинныеи желобчатые, а такие ногти бывают у людей добродушных и ладно скроенных. - Добро, - молвил Санчо, - но только прими в соображение, братец, чтоты ее уже описал с ног до головы. Чего тебе еще надобно? Приступай прямо кделу, без обиняков и околичностей, без недомолвок и прикрас. - Я прошу вашу милость вот о каком одолжении, - объявил крестьянин, -напишите, пожалуйста, письмо моему будущему свату и упросите его датьсогласие на этот брак, - ведь мы и по части даров Фортуны, и по части даровприроды ему не уступим: по правде сказать, сеньор губернатор, сын-то ведь уменя бесноватый, не проходит дня, чтобы злые духи раза три-четыре его нетерзали, да еще угораздило его как-то свалиться в огонь, и с той поры вселицо у него сморщилось, как пергамент, а глаза маленько слезятся и гноятся.Впрочем, нрав у него ангельский, и не имей он привычки бить себя и лупитькулаками, он был бы просто святой. - Больше тебе ничего не надобно, человече? - спросил Санчо. - Надо бы, - ответил крестьянин, - только боюсь сказать, ну да ладно,была не была, скажу, чтобы ничего не оставалось на сердце. Вот что, сеньор:я хочу попросить вашу милость пожаловать моему сыну-бакалавру триста, а ещелучше - шестьсот дукатов на приданое, то есть, я хотел сказать, наобзаведение собственным хозяйством: ведь молодоженам лучше жить своим домкоми от родительской прихоти не зависеть. - Гляди, не надобно ли тебе еще чего, - сказал Санчо, - не стесняйся ине стыдись. - Право, я все сказал, - объявил крестьянин. Только успел он это вымолвить, как губернатор вскочил, схватил кресло,на котором сидел, и возопил: - Ах ты, такой-сякой, нахал, невежа, деревенщина! Прочь с глаз моих,чтоб духу твоего здесь не было, не то я проломлю и размозжу тебе голову вотэтим самым креслом. Ах, сукин сын, негодяй, чертов живописец, нашел времяпросить у меня шестьсот дукатов! Да где я их тебе возьму, грязный мужик? Ипочему это я обязан тебе их дарить, даже если б они у меня и были, олух тыэтакий, хоть и пролаза? И что мне за дело до Мигельтурры и до всего родаПерлалитико? Убирайся вон, говорят тебе, иначе, клянусь жизнью сеньорагерцога, я приведу угрозу в исполнение! Да и непохоже, чтоб ты был изМигельтурры, ты просто какой-нибудь прощелыга, которого подослали ко мнечерти, дабы ввести во грех. Сам посуди, разбойник: ведь я всего толькополтора суток, как губернатор, а ты хочешь, чтоб у меня было шестьсотдукатов? Дворецкий подал знак крестьянину удалиться, и тот, понурив голову и свидом испуганным, как если бы он точно боялся гнева губернатора, вышел иззалы: плут отлично справился со своею ролью. Но оставим разгневанного Санчо, пожелаем, чтобы на его острове былатишь, гладь да божья благодать, и обратимся к Дон Кихоту, с коим мырасстались в ту самую минуту, когда ему перевязывали на лице раны,нанесенные котами, от каковых ран он оправился лишь спустя неделю, а нанеделе с ним случилось приключение, о котором Сид Ахмет обещает рассказать стою обстоятельностью и правдивостью, с какою он рассказывает обо всех, дажесамых незначительных, происшествиях, имеющих касательство к этой истории. 1 В афоризме Гиппократа на самом деле речь идет не о куропатках, а охлебе. 2 Убрать! (лат.) 3 Тиртеафуэра - селение в Толедской провинции. Само слово "Тиртеафуэра"(точнее: tiratefuera) - буквально означает: "пошел вон".
