О том, что случилось с Дон Кихотом и его оруженосцем Санчо, когда они ехали в свое село Побежденный и теснимый судьбою, Дон Кихот был весьма печален, а в то жевремя и весьма радостен. Грусть его вызывалась поражением, радость же -мыслью о целебной силе Санчо, которую тот выказал при воскрешенииАльтисидоры, хотя, впрочем, Дон Кихоту потребовалось некоторое усилие длятого, чтобы убедить себя, что влюбленная девушка была, точно, мертва. Санчомежду тем отнюдь не находился в радостном расположении духа: ему грустнобыло думать, что Альтисидора не сдержала своего слова и не подарила емусорочек; он беспрестанно к этой мысли возвращался и наконец сказал своемугосподину: - Право, сеньор, я, как видно, самый несчастный изо всех врачей, какиетолько водились на свете: ведь есть же такие лекари, которые уморятбольного, а потом все-таки получают за труды, хотя весь-то их труд только втом и состоит, что они пропишут какие-нибудь снадобья, изготовляют же этиснадобья вовсе не они, а аптекари, - одним словом, денежки в кармане, а тамуже лекарю на все наплевать. Ну, а я за чужое здоровье расплатилсясобственной кровью, щелчками, щипками, уколами, розгами и все-таки получилфигу. Да будь они все неладны, попадись мне теперь в руки больной, я спервапотребую: пусть меня хорошенько смажут, - поп, дескать, тем и живет, чтомолитвы поет, будьте спокойны, господь бог не для того наделил меня целебнойсилой, чтобы я делился ею с другими задаром. - Твоя правда, друг Санчо, - согласился Дон Кихот. - Альтисидора весьмадурно с тобою обошлась, не подарив обещанных сорочек, и хотя целебная силатебе gratis data {1}, ибо никакой науки ты не изучал, однако ж ты подвергсямучениям, а это и послужило тебе наукой. Если же ты захочешь платы за поркудля расколдования Дульсинеи, то я тебе уплачу сполна, хотя я и не уверен,долженствует ли подобного рода лечение быть оплачено, я даже боюсь, как бынаграда не повлияла дурно на действие лекарства. Со всем тем, по моемуразумению, попытка не пытка: подумай, Санчо, сколько ты желаешь получить, и,нимало не медля, приступай к порке, а после сам же себе уплати наличными,потому что деньги мои у тебя. Это предложение заставило Санчо выпучить глаза и развесить уши, и,мысленно порешив выпороть себя на совесть, он сказал своему господину: - Так и быть, сеньор, я готов угодить вашей милости и доставить вамудовольствие, с пользою, однако ж, и для себя: из любви к детям и к женепоневоле станешь сребролюбивым. А скажите, ваша милость, сколько ж вы мнеположите за каждый удар? - Когда б я намеревался вознаградить тебя, Санчо, - отвечал Дон Кихот,- сообразно с мощью и действенностью этого средства, то мне не хватило бывсех сокровищ Венеции и россыпей Потоси. Прикинь, сколько у тебя моих денег,и сам назначь цену. - Всего должно быть три тысячи триста с лишним ударов, - сказал Санчо,- из них я уже нанес себе пять, остальные за мною, эти пять пусть покроютлишек, значит, давайте считать всего три тысячи триста, так вот, еслиположить по одному куартильо за каждый удар (а уж меньше я не возьму ни зачто на свете), то всего выйдет три тысячи триста куартильо, три тысячикуартильо - это полторы тысячи полуреалов, то есть семьсот пятьдесят реалов,триста же куартильо составляют полтораста полуреалов, то есть семьдесят пятьреалов, и вот если к семистам пятидесяти реалам прибавить эти семьдесятпять, то получится всего восемьсот двадцать пять реалов. Эту сумму я вычтуиз денег вашей милости и возвращусь домой богатым и довольным, хотя и какследует выпоротым, ну да ведь рыбки захочешь - штаны замочишь. - О благословенный Санчо! О дражайший Санчо! - воскликнул Дон Кихот. -После этого мы с Дульсинеей будем считать, что мы у тебя в долгу до концанаших дней! Если только Дульсинея обретет утраченный облик (а я и не мыслюсебе, чтоб могло быть иначе), ее несчастье преобразится в счастье, а моепоражение наиславнейшим торжеством обернется. Итак, Санчо, я жду от тебяответа, когда ты приступишь к самобичеванию, - для ускорения дела я готовприбавить еще сто реалов. - Когда? - переспросил Санчо. - Нынче же ночью, можете быть уверены.Постарайтесь, ваша милость, чтобы мы провели эту ночь в поле, под открытымнебом, а уж я себя исполосую - только держись! Вот наконец и настала ночь, которой Дон Кихот дожидался с нетерпениемчрезвычайным, ибо ему казалось, будто колеса Аполлоновой колесницы {2}сломались и что день тянется долее обыкновенного: в сем случае он ничем неотличался от всех влюбленных, которые не умеют держать себя в руках. Наконецони въехали в приютную рощу, неподалеку от дороги, и, расседлав Росинанта исерого, растянулись на зеленой травке и поужинали тем, что было припасено уСанчо; засим помянутый Санчо сделал из узды Росинанта и недоуздка серогохлесткий и гибкий бич и отошел шагов на двадцать от своего господина, подсень буков. Заметив, с каким решительным бесстрашным видом он шагает, ДонКихот сказал ему: - Смотри, друг мой: не избивай себя до бесчувствия, устраивай перерывы,не выказывай излишней горячности, иначе ты выдохнешься на полдороге, - яхочу сказать, чтобы ты себя пожалел, иначе ты отправишься на тот светпрежде, нежели достигнешь желанной цели. А дабы ты ни пересолил, нинедосолил, я стану тут же, рядом, и начну отсчитывать на четках наносимыетобою удары. Засим да поможет тебе господь бог претворить в жизнь благоетвое намерение. - Исправному плательщику залог не страшен, - объявил Санчо, - я будубить себя больно, но не до смерти: ведь в этом-то весь смысл чуда и состоит. Тут он обнажился до пояса и, схватив ременную плеть, начал себяхлестать, а Дон Кихот занялся подсчетом ударов. Санчо уже дошел примерно довосьми ударов, а затем, смекнув, что это дело нешуточное и что цену он взялпустяковую, приостановил самосечение и сказал своему господину, что онпродешевил и что каждый такой удар должен стоить не куартильо, а полуреал. - Продолжай, друг Санчо, - молвил Дон Кихот, - не волнуйся: я заплачутебе вдвое. - Коли так, - подхватил Санчо, - господи благослови! Ох, я же себесейчас и всыплю! Однако хитрец перестал хлестать себя по спине и начал хлестать подеревьям, что, впрочем, не мешало ему по временам так громко стонать, чтоказалось, будто вместе с каждым таким стоном из его тела вылетает душа.Между тем у Дон Кихота душа была добрая, и он опасался, как бы тот не уходилсебя насмерть, из-за собственного неблагоразумия так и не достигнув своейцели, - вот почему он сказал Санчо: - Сделай одолжение, друг мой, прерви на сем месте свое занятие:средство это мне представляется чересчур сильным, для него требуетсяпередышка, недаром говорится: Самору долго осаждали, а с налету никогда быне взяли. Если только я не обчелся, ты уже нанес себе более тысячи ударов, -пока что довольно. Грубо выражаясь, осла нагружай-нагружай - он и не охнет,а перегрузил - издохнет. - Нет, нет, сеньор, - возразил Санчо, - не желаю я, чтоб про меняговорили: "Денежки получил - и ручки сложил". Отойдите, ваша милость, чутьподальше, дайте я нанесу себе хотя бы еще одну тысячу: мы меньше чем в дваприема с этим делом справимся, а кончил дело - гуляй смело. - Ну, коли уж у тебя такой прилив бодрости, бог тебе в помощь, - молвилДон Кихот, - стегай себя, а я отойду в сторону. Санчо с таким рвением вновь принялся выполнять свой урок, что скоро намногих деревьях кора оказалась содранной, - до того жестоко он себя бичевал;наконец, изо всех сил хлестнув плетью по стволу бука, он громко воскликнул: - Здесь погиб Самсон и все филистимляне! Услышав страшный звук удара и сей жалобный голос, Дон Кихот устремилсяк Санчо и, выхватив у него перевитой ремень узды, служивший оруженосцубичом, сказал: - Судьба не допустит, друг Санчо, чтобы, стараясь мне угодить, ты засексебя до смерти: ты нужен жене и детям, а Дульсинея потерпит до другого раза,я же, уповая на близкий конец этого предприятия, подожду, пока ты соберешьсяс силами и к общему благополучию его завершишь. - Коли уж вам, государь мой, так хочется, то пусть будет по-вашему, -согласился Санчо, - только набросьте мне на плечи вашу накидку, а то явспотел и боюсь простудиться: кто в первый раз себя бичует, тому это оченьдаже просто. Дон Кихот так и сделал и, оставшись в одном камзоле, отдал накидкуСанчо, Санчо же проспал до тех пор, пока его не разбудило солнце, и тогдаони снова тронулись в путь и прервали его, лишь достигнув селения,расположенного в трех милях от рощи. Остановились они на постоялом дворе,который Дон Кихот именно таковым и признал, но отнюдь не замком с глубокимирвами, башнями, решетками и подъемным мостом; надобно заметить, что современи своего поражения он стал судить о вещах более здраво, что будетвидно из дальнейшего. Его поместили внизу, в комнате, стены которой вместотисненных золотом кож были по деревенскому обычаю увешаны старымиразрисованными полотнами. На одном из них было грубейшим образом намалеванопохищение Елены: дерзкий гость увозит супругу Менелая, а на другом историяДидоны и Энея: Дидона стоит на высокой башне и машет чуть не целой простынейсвоему гостю-беглецу, который мчится по морю то ли на фрегате, то ли набригантине. Дон Кихот приметил, что Елена уезжала не без удовольствия,потому что она тайком хитро улыбалась, а прекрасная Дидона лила слезывеличиной с грецкий орех. Разглядывая эти полотна, Дон Кихот сказал: - Жребий у этих двух сеньор на редкость горестный, ибо им не сужденобыло жить в наше время, я же несчастнее всех, оттого что не жил в их век:ведь только встреться я с их возлюбленными - и Троя не была бы сожжена, аКарфаген разрушен, - мне довольно было бы убить одного Париса, чтобыпредотвратить столько бедствий. - Бьюсь об заклад, - объявил Санчо, - что вскорости не останется ниодной харчевни, гостиницы, постоялого двора или же цирюльни, где не будеткартин с изображением наших подвигов. Только я бы хотел, чтобы их нарисовалхудожник получше этого. - Твоя правда, Санчо, - согласился Дон Кихот, - этот художник вродеОрбанехи, живописца из Убеды, который, когда его спрашивали, что он пишет,отвечал: "Что выйдет". Если, например, он рисовал петуха, то непременноподписывал: "Это петух", чтобы не подумали, что это лисица. Полагаю, Санчо,что такого же точно пошиба должен быть тот живописец или писатель, - в концеконцов это все равно, - который выпустил в свет историю новоявленного ДонКихота: он живописал или писал, что выйдет. А еще он напоминает Маулеона,мадридского стихотворца недавних времен, который, о чем бы у него ниспросили, на все отвечал, не моргнув глазом, и вот однажды его спросили, чтозначит: Deum de Deo, а он ответил: De donde diere {3}. Но довольно об этом,скажи мне лучше, Санчо, намерен ли ты в ближайшую ночь отсчитать себе ещеодну порцию плетей и желаешь ли ты, чтоб это было под кровом или же подоткрытым небом. - Ей-ей, сеньор, - молвил Санчо, - этим заниматься можно где угодно:хочешь - дома, хочешь - в поле. Впрочем, я бы все-таки предпочел поддеревьями: у меня такое чувство, будто они со мной заодно и здорово мнепомогают. - Нет, друг Санчо, я передумал, - объявил Дон Кихот, - тебе надобнонабраться побольше сил, почему мы и отложим это до возвращения к себе домой,а ведь мы приедем, самое позднее, послезавтра. Санчо сказал, что дело, мол, хозяйское, но что он бы хотел покончить сэтим, пока железо еще горячо и пока чешутся руки, ибо промедление частобывает опаснее всего, и у бога просить не стыдись, но и потрудиться для негоне ленись, и одно "Возьми!" лучше двух посулов, и лучше синица в руках, чемжуравль в небе. - Довольно пословиц, Санчо, ради самого Христа! - взмолился Дон Кихот.- Ты, кажется, снова принимаешься за прежнее: говори просто, ясно, безобиняков, как я уже неоднократно тебя учил - лучше меньше, да лучше. - Уже и не знаю, что это за незадача, - сказал Санчо, - я без поговоркислова не могу сказать, и всякая поговорка кажется мне словом разумным,однако ж я все старания приложу, чтобы исправиться. И на этом их разговор временно прекратился. 1 Досталось даром (лат.). 2 Колеса Аполлоновой колесницы (миф.). - На колеснице Аполлон, богСолнца, объезжал небосклон, освещая и согревая землю. 3 Deum de Deo (лат.) - бога от бога (из католического символа веры); dedonde diere - испанское выражение: была не была.
