ПИСЬМО К ГЕРЦОГУ ГАННОВЕРСКОМУ

 

Имея честь убедиться в личной беседе, сколь велика любовь Вашего Высочества к истине и просвещению, я осмеливаюсь изложить здесь некоторые из моих проектов, коими намерен я заняться, если Бог позволит мне Завершить историю царствующего дома.

 

Могу сказать не хвастаясь, что я один из тех, кто более всего углубил в наше время математику. Я открыл совершенно новые пути и методы, благодаря которым эта наука вышла за пределы, некогда предначертанные ей, Отдельные примеры, представленные мною, были с одобрением встречены во Франции и в Англии, и для меня не составило бы труда предложить много других; однако частные открытия я не считаю для себя главным, моя быстрая цель — усовершенствовать искусство открытия в целом. Я стремлюсь найти не столько решения отдельных проблем, сколько методы самих решений, ибо один метод заключает в себе бесконечное множество решений.

 

Но я не ограничиваюсь математикой, так как истины, его преподносимые, не должны целиком поглощать наш ум, как бы ни была велика их польза в человеческой жизни, я полагаю, что лучшее применение, которое можно найти математике, состоит в том, чтобы поучиться у нее искусству строгости рассуждений.

 

И так как мне посчастливилось существенно усовершенствовать искусство открытия, или математический анализ, то я двинулся и по вовсе непроторенным путям, имея целью свести все человеческие рассуждения к некоторому виду исчисления, которое служило бы для установления истины, насколько это возможно сделать ех datis1, т. е. по тому, что дано или известно; если же имеющиеся сведения недостаточны для решения поставленного вопроса, этот метод, как в математике, мог бы дать приближенный ответ, насколько это допускают исходные данные, и помог бы точно определить, что является наиболее вероятным.

 

Этот род всеобщего исчисления одновременно представлял бы собою некую универсальную письменность, прее-

 

==491

 

мущество которой перед письмом китайцев состояло бы в том, что ее понимал бы человек, говорящий на любом языке. Мало того, она бесконечно превосходила бы китайское письмо тем, что для ее изучения довольно было бы нескольких недель, потому что ее знаки сочетались бы в зависимости от порядка и связи вещей, китайцы же пользуются огромным количеством знаков для обозначения разнообразных вещей, и нужно потратить целую жизнь на то, чтобы овладеть их письмом в достаточной мере.

 

Эта письменность или язык (если знаки будут произноситься) сможет быстро распространиться по всему свету, ибо научиться такому языку можно будет за немногие недели, после чего он мог бы стать средством общения повсеместно. А это имело бы огромное значение для распространения религии и образования среди отдаленных народов.

 

Однако это составляло бы лишь самое малое из преимуществ этой письменности, ибо она должна стать чем-то вроде всеобщей алгебры и дать возможность рассуждать посредством вычислений; таким образом, вместо того чтобы спорить, можно будет сказать: подсчитаем. И тогда станет ясно, что ошибки в рассуждениях суть не что иное, как ошибки, связанные с вычислениями, и их можно будет обнаружить путем проверки, как в арифметике.

 

Люди обрели бы в ней арбитра поистине непогрешимого. Ибо они всегда смогли бы узнать, возможно ли решить вопрос на основе уже имеющихся у них знаний, и, если получить вполне удовлетворительное решение нельзя, они всегда могли бы определить, что является наиболее правдоподобным. Так же, как в арифметике, где мы всегда в состоянии решить, возможно или невозможно в точности угадать число, которое кто-нибудь задумал, на основании того, что нам о нем говорят, и нередко мы можем сказать: этим числом должно быть одно из двух таких-то чисел или из трех и т. п., предсказывая точные пределы, внутри которых должна находиться искомая истина. На худой конец важно знать, что то, что от нас требуют, не может быть отыскано средствами, которые у нас есть.

 

Но для того чтобы создать эту письменность, или, иначе, характеристику, заключающую в себе столь удивительное исчисление, нужно искать точные определения понятий. Слова, которыми мы пользуемся, достаточно

 

==492

 

неясны и нередко сообщают лишь смутные понятия, потому их придется заменить другими знаками, имеющими точный и определенный смысл; определения же представляют собой не что иное, как отчетливое выражение идеи данной вещи.

 

А так как я тщательно проштудировал не только историю и математику, но и естественное богословие, юриспруденцию и философию, я успел значительно продвинуться в осуществлении моего замысла и создал довольно много определений 2. Например, определение справедливости звучит у меня так: справедливость - это милосердие мужa, или милосердие, согласующееся с мудростью. Милосердие есть не что иное, как всесторонняя благожелательность, мудрость - это наука о высшем счастье, счастье - состояние длительной радости, радость - чувство совершенства, а совершенство - это степень действительно дать подобные определения для всех человеческих страстей, добродетелей, пороков и деянии, коль скоро в этом возникнет нужда, и таким образом можно будет говорить и рассуждать с необходимой точностью. А так как новые обозначения будут всегда включать определения вещей, то отсюда следует, что они дадут нам средство рассуждать путем вычислений, как я уже сказал.

 

Однако, чтобы завершить столь важное предприятие, которое обещает дать в руки человечеству инструмент способный усовершенствовать очи духа в такой же мере, в какой очки совершенствуют телесные очи, понадобятся долгие размышления и некоторое содействие извне...

 

==493