Г л а в н о е р а з н о г л а с ие .

Ещё в древности мудрецы старались внушить человечеству, что самое существенное знание и самая трудная наука – есть наука о самом человеке. Они настаивали на этом, и увековечили своё глубокое убеждение следующею надписью на Дельфийском храме: «Познай самого себя».

Много лет прошло с тех пор. Сколько труда было потрачено, чтобы разъяснить место человека в природе и истинное назначе- ние его жизни на земле. Однако все вопросы, касающиеся внут- ренней жизни, остаются и до сих пор неразъяснёнными. Человече- ство не пришло ни к какому заключению, и разногласия в понима- ниях себя и коренного смысла окружающей их природы доходят до самых резких противоречий.

В данном случае мы и не думаем употреблять слово «челове- чество» в полном и обширном его значении. Если бы мы стали раз- бирать всех людей на земном шаре, мы встретили бы громадную разницу в их происхождениях, расах, организациях, развитиях, об- разе жизни, вызванных климатами, обычаями и верованиями, и, наконец, состоянием наук и образованности их, вследствие чего нельзя было бы и ожидать однообразия мысли и убеждений. Но мы хотим указать на то, что люди, исповедующие одну и ту же веру, последователи одного и того же Христа, черпающие все свои знания из одного и того же источника, имеющие приблизительно одни и те же обычаи, одно и то же умственное развитие, – расхо- дятся в самых основных принципах и в самом корне понимания себя и своей природы. Мы до сих пор незнаем, чтó мы такое: Игра

~ 29 ~

 

ли мы случая? Следствие ли движения атомов? Продукт ли сил и способностей, заключающихся в материи? Или, может быть, мы сотворены? Подчинены чужой воле? Для чего же сделались мы по- слушными её исполнителями? Имеем ли мы свою собственную волю? Можем ли мы располагать своими поступками? Имеем ли мы самостоятельную личность, или это всё нам только кажется? Всё это, может быть, сумма наших собственных жизненных ощу- щений, которые прекращаются и пропадают вместе с жизнью нашего тела? С другой стороны, эта личность – наше «я» – не должно бы пропадать после нашей смерти. Мы это чувствуем, мы сознаём, но, однако, куда всё это девается? Во что преобразовыва- ется то, чтó в нас чувствовало, стремилось и думало? Что это за проблески свободной воли, которые мы так ясно в себе ощущаем? Что это за проявление ума, силы слова, стойкости убеждений, да- ющих нам несомненные преимущества перед всеми тварями земли, и которые позволяют нам господствовать над ними? По- чему мы господствуем и приспособляем всю природу и весь зем- ной шар под свои потребности? Имеем ли мы на это право? Может быть, человек есть в самом деле независимый царь природы и единственный властелин вселенной? Может быть, он рано или поздно силой своего ума и воли покорит не только одну землю и все на ней находящиеся силы и стихии, но и другие небесные тела, и само солнце преклонится пред всесильной волей его? Или мы – полное ничтожество, незаметная инфузория, тля вселенной? Если мы – ни то и ни другое, то что мы именно? Что такое человек? Где же, наконец, место его в природе?

Чем более совершенствуется общество, тем логичнее отно- сится оно к своим знаниям и предъявляет к ним несравненно бóль- шие требования. Отделываясь мало-помалу от всякой рутины научных предрассудков и предвзятых идей всякого рода, оно пе- рестаёт удовлетворяться одним поверхностным изучением при- роды, но требует более глубокого взгляда, могущего выяснить внутренний смысл явлений и фактов, их происхождение, причину и сущность; а потому всё чаще и чаще встречается необходимость касаться подобного рода вопрос. Но где искать ответа на них?

Адепты науки, конечно, обращаются к своей науке для разре- шения всех недоразумений. Они подвергают все мнения, мысли и

~ 30 ~

 

ощущения неумолимой оценке позитивных наук и анализируют их, не отступая от их общепринятых правил. Неизбежным след- ствием позитивизма в науке является потребность относиться ко всему скептически и с недоверием, даже к свидетельству своих собственных чувств, если они не могут быть подтверждены или выяснены научным опытом, и если они не поддаются мере, весу и другим положительным и неоспоримым мерам или доказатель- ствам.

Этот самый обычный приём или взгляд положительных и ма- териалистических наук, который наши учителя стараются развить и укоренить в нас с самых юных лет и к которому мы действи- тельно привыкаем, обращаясь с наукой, проявляется впоследствии в таком же точно виде и во всей нашей жизни при решении каж- дого даже житейского вопроса. Этот взгляд как бы сродняется с нами, проникает во все отправления разума, и мы до такой степени привыкаем к нему, что готовы отвергать факты, даже существую- щие или, по крайней мере, готовы оспаривать их достоверность, если они не поддаются научному анализу и принципам позити- визма.

С другой стороны, и у каждого человека есть врождённое чув- ство почитания Божества. Мы все рождаемся с задатками веры, чувствуем и сознаём свою духовную или нравственную сторону. Этим человек отличается от животного. Животное тоже живёт и также умирает, но оно не знает ни своей жизни, ни своей смерти, оно не думает и не соображает, оно просто живёт и чувствует. Че- ловек отчётливо сознает своё существование; постоянно видя смерть на других и представляя себя в таком же состоянии, он не- вольно задумывается и предаётся потоку мыслей, исходящих из самой глубины сердца, вызывающих самые своеобразные ощуще- ния.

В эти минуты все чувства его не только не находят ни малей- шего отголоска в науке, но, напротив, окончательно противоречат всем данным её. Несмотря ни на всё наше уважение к науке, ни на привычку всюду следовать и всегда преклоняться перед ней, ка- кой-то внутренний голос или какое-то безотчётное влечение за- ставляет нас в эти минуты совершенно отказываться от неё, отчёт-

~ 31 ~

 

ливо сознавать всю её пустоту и ничтожество, в сравнении с глу- биной и полнотой волнующихся в нас чувств, удаляющих нас от всего житейского вещественного и материального.

Если же в таком состоянии находится большинство людей, стоящих у одра умирающего, то что могли бы мы сказать о самом умирающем в полном сознании и памяти? Какие чувства и пред- ставления заполняют последние минуты его жизни? Какие мысли роятся в его голове? Многочисленные примеры показывают, что все люди умирают с одним и тем же убеждением будущего и бес- конечного бытия. В эти минуты человек не допускает и мысли, чтобы его личность пропадала бесследно; он чувствует, что суще- ствование его не кончается, что смерть есть только следствие сла- бой организации его, но что дух его остаётся здоров и бодр. Мы видим самых ярых атеистов, которые ещё накануне смерти отдали бы голову на отсечение, что всё существо их ничего, кроме игры атомов, в себе не заключает, но которые в торжественные минуты смерти смирялись, признавали свои заблуждения, плакали как дети и прибегали к помощи Бога. Так создан человек! Люди упор- ные, с сильным характером, бывают в состоянии удержаться от по- добных нарушений атеистического принципа, который они пре- следовали в течение всей их жизни. Они бывают в состоянии даже во время своего смертного часа, идя против своей природы, заглу- шить в себе внутренний голос насмешками и остротами, направ- ленными на самих себя, на верующих и даже на Самого Бога. По- добные смерти оставляют всегда впечатление полнейшего разлада всех внутренних чувств и ощущений с внешними действиями че- ловека.

Мы с самых ранних лет привыкаем безмолвно уважать и бес- прекословно следовать за своей наукой, мы вполне убеждены, что только через неё мы можем получить знания. Мы через неё ищем одного доказанного, непреложно-верного всего умственно возвы- шающего нас над окружающей природой и тварями.

Рядом с этим мы видим массу настроенных церквей; милли- оны молящегося в них народа; пастырей церкви, проповедующих одни прекрасные истины, смысл и глубина которых поражают нас. Но это не те истины, это не тот приём, не те начала, что даёт наука, а потому они чужды нашему пониманию. Мысли эти так резко

~ 32 ~

 

противоположны всему тому, что усваивалось нами с самых ран- них лет, благодаря нашей науке. Пастыри церкви говорят, что ви- димый мир создан Богом, что всё, что живёт, есть творение Его всесильной Воли, что мы сами живём для будущей жизни, что мы будем и после смерти жить, только в другой форме, в другом ме- сте.

Но наша наука ничего подобного нам не указывает. Материа- листы убеждены, что отлично объясняют все явления естествен- ными законами природы, без всякого участия Высшего Разума. Они вполне удовлетворяются своим мировоззрением, которое ре- шительно не нуждается в присутствии Божием во вселенной. Их физика, химия, физиология, анатомия, космогония и т.д. не нуж- даются ни в каких отвлечениях, для полного выяснения всех необ- ходимых положений, и всё, что их интересует в природе, они объ- ясняют одинаково для себя, отчётливо и определённо.

Далее мы видим, что во главе учения Церкви стоят люди без- упречные, посвятившие человечеству всю жизнь с полным убеж- дением, с полной готовностью на всё доброе и на всякие самопо- жертвования. Они ставят свои убеждения и свои воззрения выше своего покоя, выше своего тщеславия и своей личности.

С другой стороны, мы видим тружеников науки, не менее пре- данных своему делу. Они своими собственными силами вырабо- тали всё, чем только обладает наука, начиная от азбуки и таблицы умножения. Они с полным рвением старались выяснить себе все явления и открыли множество законов природы; все успехи науки слагались через усиленные труды людей, которые относились все- гда в высшей степени ревностно к своему делу. Мы не имеем права сомневаться в добром желании каждого из них к отысканию ис- тины и тем способствовать благу человечества, – но! – мы совер- шенно то же должны сказать и об Отцах Церкви.

От этого недоразумение не устраняется, а, напротив, затруд- нения только усложняются и растут. Мы говорим: истина одна в мире, двух противоречащих истин допустить мы не можем, а по- давно таких, которые по своему смыслу диаметрально противопо- ложны одна другой, а именно: 1) что Бог есть, и Он начало всего;

2) Бога нет, материя господствует и сама производит все.

Вот какая неимоверная пропасть установилась между этими

~ 33 ~

 

двумя учениями. Эта пропасть имеет своё начало с того самого мо- мента, как наука стала самостоятельною от Церкви. По мере того, как наука крепла, эта пропасть сколько раз суживалась, потом опять увеличивалась, и образованное человечество мало-помалу совсем перестало интересоваться вопросами веры.

Люди до того сжились и привыкли к этой пропасти, к этому неизмеримому пространству, разделяющему учения Церкви от данных науки, что считают это совершенно нормальным явле- нием. Мы можем указать множество людей, которые в жизни пре- данные христиане, веруют в Бога и исповедуют самым ревност- ным образом свою религию, исполняя беспрекословно все её об- рядности, но которые, вместе с тем, в вопросах науки придержи- ваются крайнего материализма со всеми его последствиями, веду- щими к атеизму в науке, а следовательно, к полному отвержению всего духовного и невидимого, всего разумного и волевого в при- роде.

Кто возьмётся объяснить это чрезвычайно типичное разноре- чие в понимании вещей, что один и тот же человек может принять основными принципами всех своих убеждений в жизни два совер- шенно противоположных по своему существу понятия? Он как будто чувствами своими принял и усвоил одно ученье, а разумом

– другое, ему противоречащее. И это не только у людей нашего века, но и во все времена истории науки; например, родоначальник европейского атеизма Гессенди был настоятелем ортодоксального католического монастыря в Диньи, приверженец короля, Епископ- ской господствующей церкви и самым ревностным католиком. Лорд Бэкон Веруламский, второй виновник распространившегося атеизма, был не только верующим и человеком, имеющим пра- вильное понятие о Боге, но он был в высшей степени набожным и даже суеверным, ибо лечил заговором бородавки, мозоли и зубы, и верил во всё чудесное и сверхъестественное. Эпикур, представи- тель атеистов древности, также верил в своих богов, строго испол- нял все обрядности своей языческой религии и самым аккуратным образом приносил жертвы своим богам.

Если мы находим такое разнообразие убеждений в одном и том же и притом вполне образованном и разумном человеке, – что нашли бы мы, если бы стали разбирать взгляды целого общества?

~ 34 ~

 

Разноречиям, конечно, нет конца, и они действительно доходят до неимоверных пределов: что признаёт один, то отвергает другой, и всякий старается сослаться на свою науку и найти в ней оправда- ние своего материалистического и атеистического мировоззрения.

Вопрос о том, есть ли Бог в природе или ничего подобного нет, и всё это вымысел и заблуждение, слишком важен и серьёзен для каждого человека, желающего правильно смотреть на природу ве- щей, чтобы в жизни своей делать по возможности меньше ошибок, ибо он составляет основу всякой логической мысли. Вопрос о су- ществовании Бога составляет краеугольный камень всех знаний и должен бы быть первой и главной посылкой всякого логического мировоззрения, а между прочим, наукой он совершенно не выяс- нен.

Если доказано, что Бога нет, зачем же люди верят в Него и мо- лятся Ему, зачем строят церкви, зачем самовольно лишают себя земных благ, преследуя какие-то вечные истины, надеясь на за- гробную жизнь и на будущее бесконечное блаженство? Если же признано, что Бог есть, если неоспорим факт, что Разумная Воля правит Вселенной, а не бессмысленные атомы сами управляются собой, то ведь надо серьёзно обдумать всё связывающее нас лично с этим вопросом и всю постановку наших научных основ, дающих камертон всей разумной стороне нашей жизни. И оказалось бы, что надо во многом исправить нашу современную атеистическую науку. В таком случае наука бесспорно упростилась бы во многих отношениях и приняла бы совершенно другой характер; из одно- сторонней и сухой она превратилась бы в великую, возвышенную и божественную науку, что более приличествовало бы истинному и святому её назначению.

Но адепты положительных наук протестуют заранее и не до- пускают подобного строя или характера в науках. Придерживаясь позитивной философии Огюста Конта, они говорят, что каждая от- дельная мысль и каждый класс человеческой идеи проходит через три фазиса мышления: в младенческом состоянии – мысль теоло- гическая, затем переходит в метафизическую, и венец знаний дол- жен иметь мысль положительную.

В первом периоде человек объясняет явления природы каким- нибудь произвольным образом на основании предполагаемых им

~ 35 ~

 

аналогий. Недостаток его знаний заставляет его смотреть на при- роду, как на арену произвола и минутных прихотей верховных су- ществ, где разыгрываются самые разнообразные и изменчивые роли. Необыкновенные случайности наводят на людей страх, и они принуждены объяснять их какими-нибудь чудесами.

Во втором периоде, в метафизическом, замечается несрав- ненно большая состоятельность разума; человек начинает требо- вать для объяснения явлений каких-нибудь априорностей, при- рождённых способностей и свойств, переходит на сущности и, на основании замеченного им постоянства в явлениях, приходит к заключению, что они совершаются не вследствие какого-нибудь вмешательства со стороны внешнего существа, но вытекают из свойства самих вещей.

В третьем периоде, в позитивном, человек объясняет явления природы раскрытыми ему законами, основанными на очевидной и бесспорной достоверности и имеющими своё оправдание в долго- временных и тщательных вековых исследованиях. Законы эти не только доказательны для разума, но и согласны с действительно- стью, так как отличительный характер науки заключается в том, что она постигает явления природы и предвидит их. Наука есть предвидение. Достоверность есть её основа и её слава.

Ссылаясь на эту классификацию знаний, адепты науки, считая себя в третьем периоде развития мысли, как более близко стоящие к источнику разума и познания, не удивляются, что все прочие, менее образованные люди, чем они сами, находятся ещё в первом фазисе развития, а потому верят ещё в Бога и поклоняются Ему. Несмотря на глубокую уверенность, с которой Огюст Конт и его последователи относятся к этой классификации, она возбуждала целые потоки опровержений. Очевидно, что подобный взгляд на цивилизацию не верен. Например, Гизо, более Конта сведущий в исторических фактах и более его наблюдательный, совершенно противоположного мнения. «Невозможно, – говорит он, – иска- жать сильнее историю человека и мира. То, что Конт признаёт тремя последовательными периодами жизни рода человеческого, ничто иное, как полное и постоянное состояние человечества. Изу- чение физического мира, теологические воззрения и метафизиче-

~ 36 ~

 

ские выводы далеко не обладают положительным значением. Раз- личные взгляды и труды – необходимая принадлежность челове- ческой натуры. Никогда и ни в какой стране люди не переставали и не перестанут поклоняться Богу в духе и истине, также как и не перестанут заниматься изучением физического мира для удовле- творения своих нужд. Народы и века имеют различные нравствен- ные направления; религиозная вера, метафизическое воззрение и научное любопытство более или менее продолжительны и разви- ваются то одиночно, то вместе». (Méditations sur la religion chrétienne, tome II, page 285).

Люди, верующие в Бога, положительно возмущаются подоб- ной классификацией и говорят: чтобы составить такую классифи- кацию, надо абсолютно исказить действительность и не видеть фактов и существующего порядка вещей в истинном их свете. Можно было бы признать эту классификацию верной только в та- ком случае, если бы действительно атеизм и материализм как в от- дельных личностях, так и в целых государствах, возрастал пропор- ционально знаниям, образованию и развитию людей. Если бы мы могли видеть, что чем отдельная личность или чем целое государ- ство более развито, обладает более обширными знаниями, чем выше поставлен его культ и интеллектуальность, – то тем и поня- тие их о Боге и о религии слабее. Но ведь этого решительно нет: это крупное заблуждение!

Обратите внимание на два государства, считающиеся самыми образованными в мире, на Англию и на Америку; там атеизма ре- шительно нет и никогда не было ни в народе, ни в учёных кружках, ни в обществах. Если бы конечный результат научных знаний и интеллектуального развития доводил бы до атеизма, то его надо было бы искать в этих государствах, но как раз там его нет.

В Англии, говорит профессор М.П. Погодин, материализм XVII столетия принёс даже некоторую пользу, – он значительно умерил господствующий там сильнейший клерикальный педан- тизм и, таким образом, установил более правильный взгляд на науку и искусство, вследствие чего сделал образование доступнее для всех классов народа. В особенности выиграло от этого бедное население, ибо оно заставило обратить на себя внимание аристо- кратии, что несомненно отразилось благоприятно на увеличении

~ 37 ~

 

их торговли и промышленности. Материализм ХVIII и XIX столе- тий решительно не имел успеха в Англии.

Атеизм и материализм господствовал в Германии и во Фран- ции в середине и в конце восемнадцатого столетия. Вот когда, как показывает история, он поглощал всю образованную публику, все учёные общества и университеты. Но с тех пор это мировоззрение, с усилением образования и возвышением общего уровня развития, уменьшается и понемногу пропадает.

Во Франции вообще относились всегда безразлично к вопро- сам веры. Там никогда не было ни глубокой и педантичной веры, какую можно встретить, например, в Англии, ни абсолютного от- рицания. Французский народ всегда отличался своим лёгким, фри- вольным характером, он верит и не верит в одно и то же время, ибо это не составляет сущности его убеждений; у него от веры до без- верия один только шаг, переступить который он не задумается, лишь бы это соответствовало его настоящему настроению и удо- влетворяло его желаниям и страстям. Атеизм же в нашем девятна- дцатом веке никогда не был модным веянием Франции.

В настоящее время в Германии атеизма в публике совсем нет; в учёных кружках и у профессоров он большая редкость, остался он ещё у студентов. В Германии народ всегда стоял близко к евро- пейским учёным, которые работают и оглашают свои труды, за ко- торыми каждый следит, совершенно разумно и добросовестно раз- бирает их, исправляет их ошибки, отвергает или принимает их уче- ния. Там каждый имеет возможность доходить до сомнений и от- рицаний строго осмысленным и научным путём, – путём анализа, критики и свободным обменом мысли. Занимаясь свободно, легко и непринуждённо, дойдя иногда даже до края бездны атеизма, он всегда имеет возможность рано или поздно опомниться, одуматься и выбраться на истинную дорогу. Там разгульные студенты, отку- тив положенное время, делаются строгими лютеранскими пасто- рами; – а наши, русские учителя, а тем более ученики, находятся гораздо дальше от центров образования, поэтому и знания их бо- лее поверхностны и достаются им гораздо труднее. В Западной Ев- ропе, говоря вообще, вместе с материализмом проникает в народ сперва образование, а затем уже немного атеизма; у нас же это де- лается наоборот: материализм поселяет гораздо больше атеизма,

~ 38 ~

 

чем просвещения.

Нельзя не согласиться с почтенным профессором М.П. Пого- диным, который говорит, что ни в одной стране подобный матери- ализм не отражается так пагубно на нравственное состояние полу- образованного люда, как у нас в России, и если материализм всегда оспаривался и возбуждал сильнейшие протесты в Западной Ев- ропе, то тем более это должно относиться до нас, при сравни- тельно низшем уровне умственного и нравственного культа и при чрезвычайной восприимчивости и впечатлительности, свойствен- ной характеру нашего молодого и только что возрождающегося народа. Теперь в девятнадцатом столетии происходит у нас в Рос- сии то же, что было во Франции и в Германии в восемнадцатом веке, т.е. сто лет назад. Образованная публика не убеждена в ло- гичности своих религиозных воззрений и, не умея совместить тре- бования церкви с практикой своей жизни, охотно примыкает к бо- лее простейшему мировоззрению и модному веянию, просто отри- цает то, чего не понимает, и обходит молчанием или всеми силами маскирует то, чего не знает, считая позорным в обществе выказать своё незнание или непонимание чего-нибудь.

Кроме того, русская литература не очень заботится о народной пользе, она бедна, однообразна, малодоступна для большинства и всегда потворствует господствующим вкусам и моде времени, чем ещё больше разжигает страсти и укореняет каждого в его пороках, страстях и в его фальшивых взглядах. У нас не публика следит за литературой, не литература ведёт публику по пути прогресса, но литература старается лишь поддакивать публике и угодить её вку- сам и желаниям. При этих условиях, если кому-нибудь и удастся отрезвиться, – он оказывается совершенно беспомощным и поло- жительно не знает, каким образом оправиться, где почерпнуть дан- ные, могущие сколько-нибудь направить его новый взгляд, соот- ветствующий тому настроению, которое приобретено им, как следствие разбитой жизни и полного разлада внутренних чувств с привычками ума; и умирают они, как выражается профессор М.П. Погодин, в мучениях телесных и нравственных.

В России между профессорами университетов и академий ате- исты встречаются реже, чем между учителями школ и гимназий, и

~ 39 ~

 

гораздо больший процент их найдётся между самими обучающи- мися. Наибольшее число закоренелых атеистов бесспорно нахо- дится между людьми, не имевшими достаточно умственных сил окончить университет или другие высшие учебные заведения.

Было бы совершенно понятно, если бы люди одной какой-ни- будь школы или какой-нибудь одной отрасли знания делались по- вально атеистами; тогда, конечно, можно было бы сказать, что уче- ние этой отрасли знания ведёт к атеизму; например, если можно было бы усмотреть, что люди, изучившие естественные науки или медицину, или вообще те научные предметы, которые занимаются строением человека и животных, или их происхождением, или те, которые указывали хотя бы косвенно на то, что такое жизнь, в чём заключается сущность её и причины возникновения материаль- ного мира, – делались бы все повально атеистами; но этого мы ре- шительно не видим; например, между студентами-медиками и естественниками столько же атеистов, сколько между студентами- филологами, юристами и математиками, наука которых реши- тельно не имеет соприкосновения ни с чем, что могло хотя бы кос- венно им доказывать и опровергать существование Бога. Наука их не имеет ничего общего ни с религией, ни с чем-либо духовным и, казалось бы, не могла никаким образом влиять на их религиозные убеждения, а в действительности она оставляет за собой безверие.

Совершенно то же мы увидим, хотя, может быть, и в меньшей степени, между техниками и инженерами.

Наконец, атеизм можем мы встретить между коммерсантами, биржевыми деятелями, торговцами, чиновниками, разночинцами разного рода, и положительно надо удивляться: из каких таких особенных познаний могли они почерпнуть своё безверие? Знания их вообще небольшие, то, что они знают, – знают поверхностно, неосновательно, отрывочно и без всякой последовательности; во- просами веры также они никогда не занимались, а при каждом удобном случае с величайшею готовностью высказывают крайние мнения самой авторитетной оппозиции.

Факт давно доказанный, что представители истинных высоких знаний во всех странах мира, адепты чистого идеального челове- ческого разума, которых Иммануил Кант в своих философиях так справедливо противопоставляет практическому разуму, люди,

~ 40 ~

 

увенчавшие себя пальмами первенства мировых открытий в науч- ном мире и действительно способствовавшие общему прогрессу науки, – были все людьми, глубоко верующими в Бога и в загроб- ную жизнь. Ньютон никогда не позволял себе произносить имя Бога, не сняв предварительно шапки, и чем выше было понимание природы, тем и глубже была вера каждого учёного, ибо перед ним всё шире и глубже открывалась необъятная и беспредельная пре- мудрость Божья, перед которою приходилось только преклоняться и смиряться.

Доказательство тому мы увидим ниже.

 

––––––––––

~ 41 ~