Становление советской исторической науки. Выработка единой концепции отечественной и мировой истории.

 

Споры 1920-х годов дали материал для выработки единой концепции революционного движения в России и в мире. На этом пути нарождающейся советской исторической науке нужно было преодолеть не только дореволюционные концепции российской истории, но и политические разногласия самих участников движения. Не случайно редколлегия ведущего марксистского исторического журнала тех лет, «Историка-марксиста», более всего боялась превращения журнала в трибуну для высказывания различных точек зрения.

Юбилеи, юбилейные даты становятся одной из форм организации управления наукой и обществом. ЦК коммунистической партии определял круг юбилеев, подлежавших празднованию. К участию в работе юбилейных комиссий привлекались ведущие советские историки. К юбилеям готовились специальные тезисы, затем принимавшиеся от имени ЦК партии; тезисы уже содержали материал для обсуждения и отчасти итогового резюме.

На первом этапе становления и развития советской историографии юбилейные мероприятия были особенно частыми. Вырабатывались критерии для выделения общественно значимых исторических дат. Каждые пять лет специальные комиссии создавались по случаю празднования юбилеев «Великого Октября», Первой русской революции 1905—1907 гг. Особое внимание было привлечено к таким датам революционной истории, как 100-летие восстания декабристов, 50-летие партии «Народная Воля», и т.д.

Революционная история была не просто расписана по этапам, но и персонифицирована. Как общественно значимые события отмечались юбилеи классиков марксизма-ленинизма, таких деятелей революционного движения, как Н.Г.Чернышевский, М.А.Бакунин, А.Н.Радищев, А.И.Герцен и другие.

Празднование исторических дат и юбилеев в известном смысле объединяет советскую историческую науку с русским зарубежьем. Общим оказался интерес при праздновании юбилеев Радищева, восстания декабристов, пушкинских дат.

Но были даты, которые отмечались только в зарубежье. Таким событием стало, к примеру, 200-летие со дня смерти Петра I. В ходу было, в том числе, и определение Н.А.Бердяева «Большевик на троне». Большинство сходилось на мысли, что именно петровские реформы предопределили судьбу России в ХХ веке. Именно они вызвали к жизни появление российской интеллигенции западнического толка, неизбежность развития в России элитарной культуры, чуждой народу. Эта тема у Милюкова звучит как «русская культурная трагедия». Историки русского зарубежья в этой связи вернулись вновь к теме «Россия и Запад». Столетний юбилей со дня смерти А.С.Пушкина объединил все русское зарубежье вокруг темы русской культуры ХIХ века.

Сразу после революции начинается своеобразная «тяжба» за идейное наследие А.Н.Радищева. В 1918-1919 гг. были переизданы некоторые дореволюционные работы о нем. Он был объявлен в них «борцом за свободу русского народа». В начале 1930-х гг. советские историки полемизируют с Милюковым, определившим Радищева «неудачливым советником Екатерины II». П.Н.Милюков возводил истоки кадетского либерального движения к Новикову,[94] выстраивая свою генеалогию: Новиков – Катков - Милюков.

Принципиальное значение имело обсуждение в 1925 г. исторических уроков восстания декабристов, проходившее в связи со 100-летием этого события. Этот юбилей активно праздновался и в русском зарубежье. Милюков считал, что трагедия декабристов была в неподготовленности русской жизни к идеям декабристов; ошиблись они и в тактике, а само восстание было самым фантастическим в их выступлении. Они были гвардейскими офицерами, и им, считал Милюков, надо было действовать в рамках их тактики, тактики XVIII в. Таковым был гвардейский переворот. Декабристы же перестали быть заговорщиками и стали идеологами. Это и стало причиной поражения восстания. Декабристов Милюков определял как истинных либералов, боровшихся за свободы для крестьян в традициях Великой французской революции.

Изучение истории российского революционного движения велось историками марксистами в тесной связи с историей трех российских революций. Молодая марксистская наука вырабатывала подходы к пониманию преемственности революционных поколений. Было опубликовано значительное число работ (1300 наименований), в том числе серия «Восстание декабристов». Тома 1-7 (1925-1936). Специальное внимание было уделено взглядам В.И.Ленина (См. статью Дружинина «В.И.Ленин о декабристах»). В это время была сформулирована концепция двух ветвей в движении.

Советские историки проявили интерес к радикальному течению в движении декабристов. В итоге появилась книга тогда еще начинающего историка М.В.Нечкиной «Общество соединенных славян» (М., 1927.). Стремление связать движение декабристов с историей революций и выстроить единую линию борьбы с самодержавием привело к постановке вопроса о преемственности между «левым» флангом декабристов, к которому относилось и «Общество соединенных славян», и революционным движением разночинцев. Прозвучали и высказывания о «пролетаризирующемся дворянстве». Покровский был сторонником рассмотрения декабристов как первых революционеров. Он резко противопоставлял радикальных и умеренных декабристов. Движение декабристов объявлялось первой буржуазной революцией. Такое откровенное приспособление русского исторического процесса к ходу европейской истории было связано с выработкой единого взгляда на весь мировой революционный процесс, в котором теперь определялось место России. Здесь сказывалась и влияние концепции «мировой революции».

Одновременно большевиками ревниво воспринимались попытки сторонников народнической литературной традиции представить декабристов социалистами и своими предшественниками. Борьба за революционное историческое прошлое разворачивалась между субъектами революционной деятельности.

Украинская юбилейная литература о декабристах предложила свой взгляд на участников «Южного общества» и «Общества соединенных славян» как борцов за независимую Украину. Яворский заговорил о «Южном декабризме» и великодержавном шовинизме в связи с содержанием книги М.В.Нечкиной.

Были обнаружены и новые исследовательские возможности, связанные с привлечением ранее неизвестных материалов. Так, Н.М.Дружинин использовал материалы архивов Муравьевых и Бибиковых, оставленных в Ростове эмигрировавшими потомками декабристов. О самом этом семейном архиве историки знали еще до революции, поскольку интерес к ним проявлял издатель «Русского архива» Бартенев. Биографический материал был приспособлен к изучению этапов эволюции декабристских организаций.

В 1926 г., в связи с 50-летием со дня смерти М.А.Бакунина, была создана комиссия из представителей Комакадемии, института К.Маркса и Ф.Энгельса, Истпарта, музея революции, ОИМ и других исторических учреждений и организаций. Были консолидированы усилия целого ряда марксистских центров. Мероприятие носило в том числе и агитационно-пропагандистский характер. На торжественном заседании прозвучали доклады Ю.М.Стеклова «Что разделяет и что сближает нас с Бакуниным» и В.П.Полонского, «Бакунин-якобинец». Бакунин был объявлен разночинцем-революционером.

Интерес к личности и деятельности Бакунина вызвал поток литературы в стране, в том числе и анархистской направленности, содержащий огромный материал для анализа личности Бакунина. Как следствие развернулась борьба за «марксистско-ленинское» понимание бакунизма. Историков-марксистов особенно занимала тема взаимоотношений Бакунина и Маркса. Они противопоставляли взгляды обоих по теоретическим вопросам, а также по вопросам тактики революционной борьбы. Противопоставлялась боевая организация рабочего класса по Марксу и анархистская организация Бакунина «Альянс социалистической демократии».

В литературе доминировала точка зрения о наличии личного конфликта Маркса и Бакунина, который усматривался в несовместимости психического склада обоих, точнее в несовместимости панславизма Бакунина и русофобии Маркса. В стремлении соединить Бакунина с большевизмом его представляли как предшественника тактики большевиков в условиях революции. В Бакунине и Марксе видели родоначальников «русской коммунистической партии». Бакунин объявлялся и основоположником идеи советской власти как политической формы диктатуры пролетариата.

Период революционного движения в России от декабристов до революционной ситуации 1859—1861 гг. представлен в марксистской историографии главным образом материалами историографического характера, в которых анализировались воспоминания участников движения, публикации архивных документов, отдельные монографические исследования. Очевидна их критическая направленность. Авторы-марксисты усматривали в литературе проявления эсеро-народнического субъективизма. Весьма положительно была оценена монография Л.Райского о социальных воззрениях петрашевцев. (Райский Л. Социальные воззрения петрашевцев.0черк из истории утопического социализма в России Л., 1927.)

Работы советских историков были направлены также на опровержение концепции русской историографии о теоретической несостоятельности петрашевцев, их отрыве от русской действительности. По новой схеме первые русские социалисты петрашевцы завершали этап деятельности передовых дворян-революционеров и одиночек-разночинцев и знаменовали создание революционной организации разночинцев. Упор делался на их обращении к социалистическим идеям, на антикрепостнических и антисамодержавных взглядах петрашевцев. В движении прослеживалась борьба двух тенденций: радикальной и умеренной, что лишало движение цельности. Таким способом марксистская историография доказывала революционно-демократическую непоследовательность движения.

Новая периодизация революционного движения предполагала выделение второго, разночинского этапа освободительного движения. Этот подход наталкивался на иные воззрения, базировавшиеся, в частности, на эсеровской и народнической историографических традициях. В исторической литературе в подходе к петрашевцам развивались взгляды В.И.Семевского. Народническая концепция была, по существу, поддержана Н.А.Рожковым, написавшим вводную статью к сборнику материалов «Петрашевцы в воспоминаниях современников» (1926 г.).

В 1928 г. столетие со дня рождения Н.Г.Чернышевского было отмечено постановлением ЦК ВКП(б) о проведении юбилея, созданием комиссии при Президиуме ЦИК СССР и публикацией литературы о юбиляре и его сочинений. Шла борьба за «подлинно марксистское» понимание деятельности Чернышевского. Для этого предпринималась «расшифровка» «истинного смысла» многих работ, написанных им в «иносказательной форме». Правда необходимо отметить, что М.В.Нечкина уже в то время предупреждала против преувеличения революционной роли Чернышевского. Общепринятого взгляда на его личность и творчество так и не было выработано; в литературе того времени Чернышевский объявлялся то критиком либерализма, то борцом с ним.

В связи с празднованием юбилея была переиздана книга Ю.М.Стеклова «Чернышевский, его жизнь и деятельность» (СПб., 1909). Автор считал Чернышевского «революционным коммунистом», «основоположником и пионером коммунизма в России», «нашим предшественником, человеком, на полвека предупредившим многое из того, о чем учил Ленин». Стеклов считал Чернышевского последовательным и до конца выдержанным материалистом, отрицал его утопизм.

В ходе празднования юбилея развернулась дискуссия об общей оценке роли Чернышевского. Историки-марксисты выступили против апологетики Чернышевского. Острие критики было направлено против работ А.Корнилова, Н.Анненского, H.Русанова, К.Пажитнова, И.Иванова-Разумника и др. Критиковали и взгляды Ю.М.Стеклова Дискуссия прошла в ОИМ весной 1928 г. Историки-марксисты опирались на оценки Чернышевского, данные В.И.Лениным в связи с чтением книги Г.В.Плеханова «Н.Г. Чернышевский». Ознакомившись с работой Плеханова, Ленин отметил, что автор не увидел неразрывной связи между утопическим социализмом Чернышевского и его демократизмом, не заметил глубоких истоков народнического социализма как идеологии крестьянской революционности в России, не сумел добиться четкости в показе противоположности позиции революционной демократии во главе с Чернышевским и политической линии либералов.

В Чернышевском увидели революционного демократа, крестьянского революционера, который хотя и был социалистом-утопистом, мечтавшим о переходе к социализму через крестьянскую общину, но признавал необходимость политической борьбы, глубоко критиковал капитализм и с этих позиций оценивал крестьянскую реформу, разоблачая буржуазный либерализм. Чернышевского связали с крестьянством, как революционным классом.

Большое внимание участники дискуссии уделили историческим взглядам Чернышевского, которые они рассматривали в связи с его политическими взглядами и революционной деятельностью. Отметив повышенный интерес Чернышевского к историческим наукам и, прежде всего, к методологическим проблемам, что было вызвано необходимостью теоретического обоснования политической программы революционной демократии и обусловлено представлением Чернышевского о связи политической теории с классовыми интересами и борьбой классов, участники обсуждения подчеркнули принципиальное отличие его взглядов от взглядов дворянско-буржуазной историографии.

Это отличие они видели в отрицании Чернышевским субъективно-идеалистических представлений о роли личности в истории и признании основной движущей силой ее народные массы. Отмечали, что ему присуще диалектическое понимание общественного процесса, признание тождественности исторического развития. Последнее положение революционера-демократа было направлено против славянофилов и западников. Участники дискуссии пришли к выводу, что Чернышевский, хотя и не поднялся до понимания материальных основ общественного развития, движущей силой прогресса и его критерием считал умственное совершенствование людей, но выдвинул положение о роли экономического фактора в истории и тем самым ближе других революционеров-демократов подошел к материалистическому пониманию истории, не преодолев, однако, полностью исторического идеализма. Покровский отказался от своей точки зрения, что Чернышевский был предтечей меньшевистской тактики.

Общий вывод был таков: Чернышевский - идеолог крестьянской революции, крестьянский революционер, революционер-демократ. Тезисы ЦК ВКП(б) «Н.Г.Чернышевский» именно в таком ключе были написаны Покровским и Нечкиной. Так образ Чернышевского был вписан в историю российского освободительного движения и в российскую историографию.

Дискуссия о Чернышевском была тесно увязана и с дискуссиями, развернувшимися вокруг истории народничества. Это дискуссии 1923—1925 гг. о русских «якобинцах» 60-х годов XIX в. как предшественниках большевизма. Ткачев был определен как предтеча большевиков.

Бурными обсуждениями был отмечен 50-летний юбилей партии «Народная Воля» (1879—1882 гг.). Дискуссия продолжалась на протяжении 1929-1931 гг. В итоге был сделан общий вывод о необходимости утверждения ленинской концепции народничества.

Активную роль в дискуссии о«Народной Воле» играло ОИМ. Особенно интересным оказалось открытое заседание секции истории ВКП(б) и ленинизма от 16 и 25 января и 4 февраля 1930 г. Здесь с докладами и содокладами выступили М.Савельева, В.Невский, И.Теодорович, И.Татаров. (См.: Историк-марксист, 1930, № 15.) Во всех случаях спор шел о взаимоотношении крестьянской и пролетарской революционности.

Различные подходы к народничеству марксистская историография и до сих пор трактует как буржуазные, мелкобуржуазные и буржуазно-либеральные. Формировавшаяся советская традиция интерпретации народничества вела борьбу за понимание народничества в модели ленинской концепции этапов революционного движения и его трактовки революционного и либерального народничества. В центре оказалась задача критического анализа мемуаров деятелей народнического движения, соответствующей публицистической и научной литературы.

Историки новой школы стали резко противопоставлять революционное и либеральное народничество. Более всего их задевала данная в сборнике «Вехи» характеристика революционной интеллигенции. В связи с дискуссией о народничестве критике подвергались и взгляды эсеров, продолжавших считать себя наследниками народничества.

Меньшевистская же традиция, наоборот, утверждала концепцию заимствования большевиками народнических идей, натолкнувших большевиков на тактику заговора и террора. Говорили в ходе дискуссии и о национально ограниченном характере ленинизма, выросшего из старых теорий, выражавших интересы мелкого производителя.

Эти споры по существу выразили старые разногласия политического характера. Для формирующейся советской историографии важно было выбрать наиболее благоприятный для формирования облика правящей партии вариант интерпретации народнического движения.

Аналогичная задача решалась и при обсуждении взглядов и деятельности Г.В.Плеханова. Полемика развернулась в связи с 45-летием со дня создания группы: «Освобождение труда» и 10-летием со дня смерти Г.В.Плеханова. Критика советских ученых была направлена главным образом против апологетической характеристики Плеханова и его группы, трактовок Плеханова как основоположника большевизма.

Обсуждение большинства проблем истории освободительного движения проходило в несколько этапов. Новая концепция кристаллизовалась не сразу и не во всей полноте. Так было и с определением места и роли Г.В.Плеханова в истории России, с интерпретацией его революционных взглядов и исторических концепций.

Историки во второй половине 1930-х годов вновь обратились к творчеству Плеханова. Они писали о борьбе Плеханова за материалистическое понимание истории, выступая против народнической социологии, ее субъективно-идеалистического характера. Заслугу Плеханова в борьбе с народничеством видели в том, что он вскрыл полную безнадежность утопических иллюзий народников о самобытности России. Народнические идеи, кстати, сам Плеханов считал заимствованными у французских и немецких мелкобуржуазных публицистов. Последние говорили о «самобытности» своих стран, о реакционности капитализма, разоблачили теорию «героев и критически мыслящей личности» и др.

Спор о понимании крестьянства и его роли в революционном прошлом России остается открытым и до сих пор. Сравнивались взгляды В.И.Ленина и Г.В.Плеханова на все основные вопросы российских революций; это были взгляды большевиков и меньшевиков. Очевидны политические корни разногласий и концепций. Плеханова критиковали за «меньшевистскую» оценку движущих сил революции, признание им крестьянства реакционной силой и его ставку на буржуазию как на союзника пролетариата. То есть здесь справедливо усматривалось совершенно иное понимание роли пролетариата и буржуазии. Поднималась тема маргиналов в революции, которые являлись «анархическим компонентом»; среди последних было много выходцев и из крестьянского сословия. Эти и другие идеи Г.В.Плеханова возвращаются в науку уже на сегодняшнем историографическом этапе.

Существенным элементом концепции освободительного движения и истории партии была концепция российских революций. Обсуждение этих проблем проходило в несколько этапов. Стимулом для широкого освещения проблем первой российской революции явились ее юбилеи: в 1925, 1930, 1935 гг. В советской литературе прочно утвердилось положение о буржуазно-демократическом характере революции, о преобладании в ней пролетарских форм борьбы, о ведущей роли пролетариата — гегемона революции 1905—1907 гг., о союзе рабочего класса и крестьянства, о руководящей роли партии большевиков, о Советах как новой форме власти и др.

Уже после выхода «Краткого курса», зафиксировавшего эту концепцию, в 1940 г. историки вновь обратились к теме революции в связи с ее 35-летием. Обобщающий характер носила статья А.Л.Сидорова «Начало первой буржуазно-демократической революции в России». Она интересна как показатель уровня исследований советских историков в новый период советской исторической науки, свидетельство усвоения «ленинской» концепции революции 1905-1907 гг. Советские историки определяли ее как народную и пролетарскую по средствам борьбы и указывали как на новое явление на массовую политическую стачку, на вооруженное восстание как метод борьбы. Статья критиковала меньшевистский взгляд на революцию 1905—1907 гг. как на буржуазную. Вместе с тем, в ней была дана критическая оценка взглядов на нее М.Н.Покровского. Новым в освещении истории революции 1905—1907 гг. было освещение революционных событий в национальных районах и отдельных регионах, в частности, в Сибири в 1905 г.

Особое влияние на развитие исторической науки оказали празднования юбилеев классиков марксизма. В ходе праздничных мероприятий обсуждению подвергались в первую очередь и главным образом теоретические и методологические вопросы. В 1933 г. разрабатывается план мероприятий к 50-летию со дня смерти К. Маркса. Были опубликованы Тезисы ИМЭЛ при ЦК ВКП(б) «Карл Маркс. К 50-летию со дня смерти». Советские историки видели в Марксе создателя истории как науки. В 1940 г., в связи со 120-летием со дня рождения Ф.Энгельса, в журнале «Историк-марксист» была опубликована статья Е.Ярославского «Маркс и Энгельс о России», в которой автор приходил к выводу, что классики марксизма впервые дали научное освещение истории России, анализ классов и производственных отношений, дали прогноз русской революции. Источником для него стала переписка Маркса и Энгельса по поводу русских дел, выступления их против народников, анархистов, панславистов и др.

Марксистская историческая наука не могла обойти вниманием и юбилеи важнейших революционных событий из области всемирной истории. Так, 1938 г. был отмечен 90-летием со времени выхода в свет Манифеста Коммунистической партии, 1940 г. прошел под знаком 150-летия Французской и 300-летия Английской революций, и т.д.

Марксистская историографическая традиция, развиваясь, формировала свой предмет и методы исследования. В ней обнаруживается и своя проблематика. Это прежде всего интерес к истории рабочего движения. В этой проблематике на первых порах взаимодействуют меньшевистская и большевистская линии. Меньшевистская традиция обращает внимание на стихийность рабочего движения, в том числе на Юге России, организующая роль социал-демократии в этой связи считается преувеличенной. Акцентируется внимание и на воздействии крестьянских корней на облик рабочего класса России.

В 1920-1930-е гг. применительно к истории средних веков ставились главным образом общетеоретические вопросы. Конкретно изучалась лишь классовая борьба. Была отвергнута теория торгового капитала и взгляд на крепостничество как на формацию.

Вопросы феодализма изучались в тесной связи с подходами дореволюционной школы. Здесь велико было воздействие идей В.О.Ключевского, высоко ставившего, при всей многофакторности исторического процесса, именно роль в истории экономического фактора. Вопрос о колонизации изучался в рамках концепции С.М.Соловьева и В.О.Ключевского, сказавших все самое необходимое по вопросам влияния на российскую историю природно-географического фактора.

Очевиден тот факт, что теория торгового капитала Покровского не оказала сильного воздействия на исследования русского средневековья. Прошла полоса изучения вотчинных архивов в контексте интереса к производственным отношениям и хозяйственной проблематике. Особо надо отметить деятельность Археографической комиссии по изданию материалов вотчинных архивов. Изучение ремесла и его традиций идет на основе концепции стадий его развития; конечные выводы нацелены на констатацию умирания всех форм кустарничества.

Довольно много для развития знания по русскому средневековью делают в это время филологи. М.Н.Сперанский заведующий отделом рукописей ГИМ, издает совместно с С.К.Шамбинаго два издания «Слова о полку Игореве»: одно с обширным их же комментарием, другое — подарочное, с иллюстрациями палехского художника И.И.Голикова. Оба издания вышли в 1934 г., как и большой труд «Очерки по истории русской публицистики XVI в. Максим Грек как публицист», открывший первый выпуск издающейся и поныне серии «Трудов» Отдела древнерусской литературы Пушкинского дома.

В рамках изучения истории материальной культуры работала Комиссия по истории труда ГИМ. Много было сделано и Комиссией по истории фабрик и заводов. На основе этого опыта работы позже складывается традиция изучения промышленного пролетариата России. В эти же годы экономисты и историки пытаются продемонстрировать на материалах России возможности теории о стадиях развития капитализма в промышленности. В центре споров здесь оказалась проблема «вотчинных мануфактур».

Вообще классовый подход в это время пронизывает целый ряд исторических тем, даже напрямую не связанных с борьбой классов, и является основной областью противостояния старой и новой, марксистской традиций. Часто стали высказываться суждения в таком роде, что «смута» - это «крестьянская революция» под руководством казачества, С.Разин и Е.Пугачев – «борцы с феодализмом», носители буржуазных отношений, и т.д. Дворянство часто трактовалось марксистами как буржуазный класс. Патриотические и национально-освободительные мотивы в исторических событиях полностью игнорировались, шла ли речь о Куликовской битве, Северной войне или войне с Наполеоном, и др. Марксисты писали, например, о том, что «боярско-купеческая контрреволюция» обратилась за помощью к иностранцам «за 300 лет до наших белогвардейцев». Сравнительно-исторический метод, принцип аналогии, применяемые примитивно, без знания исторической конкретики, лишали исторические исследования объективного научного содержания.

Параллели между борьбой российского феодально-зависимого крестьянства и ситуацией периода Гражданской войны и российских революций отчетливо видны, например, в материалах обсуждения природы крестьянских войн. В 1933 г. проходит совещание в Ленинграде о природе крестьянских войн. Основной доклад был сделан Б.Н.Тихомировым; пронизывавшей его идеей была та, что основной причиной войн было крепостничество.

В ходе обсуждения высказывались различные точки зрения на движение С.Разина: например, что движение имело политический характер, будучи экономически нейтральным, что Разин как казак не мог возглавить крестьянское восстание, что восстание Разина имело «антифеодальный характер», оно проходило в Поволжье, где налицо были «буржуазно-капиталистические отношения», и если бы Разин победил, крестьянство стало бы «мелкобуржуазным классом». Разин объявлялся сторонником «казацкого коммунизма», борцом за всеобщее социально-экономическое равенство.

Несколько иные суждения вызвало Пугачевское движение: восстание Пугачева объявлялось «хозяйственно реакционным», ибо в случае успеха смело бы с лица земли «зародыши русского капитализма». Пугачевщина – «ранняя буржуазная революция», она выражает конфликт между «монополистическим первоначальным накоплением» в центральных районах и «торгово-капиталистическим» на окраинах. Неудача восстания означала «поражение американского пути развития капитализма в сельском хозяйстве», «гегемон» восстания - рабочие уральских заводов, политическая программа восстания - реакционная, так как ее лозунги были монархическими.

Очевидная пестрота суждений была связана с доминированием в это время упрощенных социологических подходов к оценке различных и сложных исторических явлений. Из концепций историков исчез государственно-охранительный компонент. Новая историческая наука преодолела старые государственно-охранительные концепции, отказавшись от учета православного и самодержавного факторов в российской истории. Народ также приобрел в писанной истории новые черты, не позволявшие дать ему единой консолидированной оценки. Концепция мирового революционного пожара, в котором старые государства и народы сжигают себя, определяла все исторические суждения и выводы. Вместе с тем, выстраивается новая объединяющая идея в смысле революционной традиции.

Главной задачей новой, марксистской исторической науки была выработка единой концепции российских революций. История изучения европейских революций, соединенная с теорией классовой борьбы, стала методологической и теоретической основой трактовки российской истории. Пришлось пересматривать те концепции освободительного революционного движения, которые уже сложились в научной и публицистической литературе. Кроме того, следует иметь в виду, что шла массовая, часто трудно контролируемая публикаторская работа. Участники революционного движения интерпретировали события, участниками которых они были, в многочисленных мемуарах, публицистических очерках и научных работах.

Первый этап развития советской историографии завершился формированием единой, с попыткой обнаружить преемственность российского исторического процесса, концепцией, изложенной в «Кратком курсе» истории ВКП(б). Новая концепция должна была отвечать задачам построения нового государства. Отказавшись от концепции православного царства, пришли к концепции государства нового типа: общенародного, многонационального или наднационального при руководящей роли ВКП(б) (впоследствии КПСС).

Советская историография, зародившись как революционная, антигосударственная, вобрав в себя споры и разногласия всех тех, кто боролся с российским государством, стала трансформироваться в государственно-охранительную. Получилось так, что на первом этапе социалистического строительства лидеры большевиков боролись с последовательными сторонниками российской государственности, а затем стали бороться с теми, чьи концепции были опасны для вновь формулируемой государственной концепции. В то же время борьба за «единственно верную» «ленинскую» концепцию российской истории растянулась на весь период существования советской исторической науки.

Уже после выхода «Краткого курса» центр тяжести в интерпретации российских революций переместился на процесс установления Советской власти на местах, в национальных районах. Впервые советские историки приступили к изучению революционизирования армии, проведению всероссийских съездов Советов. В этом отношении показательна публикация созданной в Институте истории АН СССР летописи важнейших событий — «Триумфальное шествие Советской власти» (Историк-марксист. 1939, № 3).

Ориентация на преподавание именно истории, обнародование единой концепции российского исторического процесса в «кратком курсе» истории партии сделали необходимым и возможным процесс создания обобщающих научных и учебных трудов. К этому моменту еще не был забыт и традиционный опыт обеспечения учебного процесса. Характерно, что уже до войны создается первый советский учебник источниковедения. Возрождаются навыки классического исторического образования.

Обсуждение планов и проспектов, написание учебников и обобщающих трудов по отечественной и всемирной истории становится с этого момента главной формой организации коллективной научной работы. Именно так вырабатываются основные концепции советской исторической науки. С 1937 г. особое место в научной работе историков занимает подготовка многотомных коллективных трудов обобщающего характера. Это обстоятельство нашло отражение в планах Института истории и ряда других институтов Академии наук. Важным этапом в процессе создания многотомников явилась работа над проспектами. В эту работу включились сотрудники Сектора истории СССР, секторов истории средних веков и новой истории. Знаковым стал доклад H.M.Лукина об основных проблемах построения всемирной истории, с которым он выступил в апреле 1937 г. на собрании Отделения общественных наук АН СССР. В докладе уточнялись такие понятия, как «всемирная история», «периодизация», давалась общая характеристика отдельных периодов всемирной истории.

В основу периодизации исторического процесса было положено деление истории на периоды - древний, средний и новый. Эта периодизация была соединена с формационным подходом. Критический пафос Лукина был направлен против «европоцентризма» «буржуазной» историографии. Но при этом схема европейской истории распространялась на весь остальной мир. В докладе содержалось принципиальное утверждение о неизбежности социалистической революции во всемирном масштабе. Сильной стороной издания Лукин считал единство установок и марксистско-ленинского метода.

Излишне говорить, что предложенные советскими историками модели исторического развития не совпадали с теми, которые излагались в других историографических традициях. Например, русская историографическая традиция за рубежом также оформила ряд новых концепций всемирной и российской истории. Наиболее стройной и известной стала концепция исторического развития России, предложенная евразийцами. Германская историография этого времени формирует свои, национал – социалистские схемы.

Одним из самых значимых и амбициозных проектов этого времени стал план создания многотомной «Всемирной истории». Завершить работу предполагалось в течение десяти лет, подготовив 25-30 томов (впоследствии было принято решение о подготовке 32 томов). Задача сводилась к изложению исторического материала в варианте марксистско-ленинской концепции. (1938 г. «Всемирная история» 26 томов). Предполагался научный охват истории государств и народов действительно всего мира, а не только изложение европейской истории. Периодизация должна была строиться по хронологическому принципу с акцентом на социально-экономические формации.

Подготовка труда по всемирной истории с очевидностью ставила параллельную задачу консолидированного изложения истории народов СССР. С таких позиций был сформулирован и проспект обобщающего труда по истории СССР. Первоначально планировалось написание пятитомника, однако фактически была опубликована схема четырех томов. В дальнейшем предполагаемое число томов было увеличено до двенадцати.

Важной организационной формой подготовки коллективных трудов стали регулярные специальные совещания представителей ряда московских и ленинградских научных учреждений и филиалов АН СССР. На совещаниях обсуждались, наряду с организационными вопросами, и содержательные. Например, при освещении ранних периодов истории СССР возникли трудности в подаче материалов по истории Средней Азии и Кавказа. Споры возникли и при обсуждении проблем изучения крито-микенского общества.

В ходе создания обобщающих работ был выявлен ряд проблем комплексного характера, решение которых предполагало совместные усилия специалистов по отечественной и зарубежной истории. К их числу принадлежала проблема этногенеза, в разработке которой требовалось участие археологов, историков, этнографов, лингвистов.

В сентябре 1938 г. Институтом истории АН СССР было организовано совещании по вопросам этногенеза. Создана специальная комиссия при Отделении истории и философии. Главным оказался вопрос об этногенезе славянских народностей. В Институте истории был создан сектор славяноведения, а в МГУ - Кафедра истории южных и западных славян.

Прошла серия обсуждений этой темы. В центре обсуждений – хронология этногенеза славян, образование восточных славян, варяжский вопрос и образование Русского государства. В обсуждениях приняли участие Н.С.Державин, Ю.В.Готье, В.И.Пичета, С.В.Бахрушин, С.П.Толстов. Трудности изучения темы и изложения ее в обобщающих трудах были обусловлены крайне ограниченным числом специалистов в этих вопросах. Узок был и круг разрабатываемых сюжетов. Трудно было разрабатывать проблематику нового и новейшего времени на материалах истории славянских стран. Отсюда и интерес к работам Н.С.Дружинина о развитии капитализма в Болгарии. Не только научно, но и политически актуальными в этой связи были работы В.И.Пичеты об исторических судьбах народов Западной Украины и Западной Белоруссии.

Не только славянская тема была возвращ