РАЗВИТИЕ КАТЕГОРИИ ОДУШЕВЛЕННОСТИ В ДРЕВНЕРУССКОМ ЯЗЫКЕ

В древнерусском языке в единственном числе формы имен. пад. (падежа субъекта) и вин. пад. (падежа объекта) исконно не различались в словах муж. р. с основой на о (ср. имен. пад. — столъ, конь и вин. пад. — вижоу столъ, конь), с основой на й (ср. имен. пад. — сынъ и вин. пад. — имамь сынъ), а также с основой на ǐ (ср. имен, лад.— гость и вин. пад.— встретили гость). В то же время в словах жен. р. с основой на а такого совпадения форм не было (ср. имен. пад. — жена, сестра и вин. пад. — женоу, сестроу). В силу этого для женского рода не существовало трудностей в разграничении субъекта и объекта действия, тогда как для слов мужского рода эти трудности существовали в силу совпадения падежа субъекта с падежом объекта. Подобные трудности могли бы быть более или менее легко разрешимыми, если бы в русском языке был твердый порядок слов, при котором, например, существительное, стоящее на первом месте, всегда бы выражало субъект действия, а стоящее на втором месте — объект действия, или наоборот. Однако в действительности этого нет, и поэтому, напри-. мер, в древнерусском предложении отьць любить сынъ нельзя точно установить, где субъект и где объект действия (ср. то же самое в современном мать любит дочь). Именно поэтому с развитием языка, с развитием дифференциации в выражении субъектно-объектных отношений вставала необходимость найти средства разграничения действующего субъекта с объектом, который подвергается действию,— и вставала эта необходимость как раз для одушевленных существительных, которые прежде всего и могли обозначать действующий субъект,

Вследствие того что при помощи порядка слов русский язык не мог разграничить субъект и объект действия, разрешение данной задачи должно было быть связано с выражением необходимых отношений в падежных формах. Оно и было найдено путем использования формы родительного падежа в значении винительного при обозначении одушевленного объекта. Начало этого процесса, как видно, относится еще к праславянской эпохе. Уже в тот период в определенных случаях установились новые грамматические категории: категория слов мужского рода, обозначающих одушевленные предметы, у которых форма родительного падежа была использована для обозначения винительного, и категория слов мужского рода, обозначающих неодушевленные предметы, у которых винительный падеж по-прежнему остался равен по форме именительному падежу. Первоначально форма род.-вин. пад. установилась лишь для собственных имен — названий лиц; так, например, в Остромировом евангелии встречается оузьрэ. Иисуса, где Иисуса выступает в форме вин. пад., равной форме род. пад. Или примеры с именами собственными и нарицательными: а сынъ посади Новегородэ Всэволода;

Прежде всего важно понять, почему именно родительный падеж, а не какой-то иной был использован в значении винительного для выражения категории одушевленности. Это объясняется, как видно, близостью синтаксических связей указанных падежей. Известно, что в некоторых конструкциях родительный и винительный падежи употребляются параллельно, создавая определенные отличия этих конструкций, тесно связанных в то же время между собой. Так, например, форма вин. пад. выступает в конструкции выпил воду, существующей параллельно с конструкцией выпил воды, где употребляется форма род. пад. Едва ли нужно доказывать общность этих двух сочетаний с одним и тем же глаголом. Их отличие друг от друга связано лишь с тем, что винительный падеж обозначает объект, полностью охваченный действием, тогда как родительный — объект, лишь частично подвергающийся действию. С другой стороны, винительный падеж употребляется как дополнение к глаголу параллельно с родительным, выступающим также в качестве дополнения с тем же глаголом, но имеющим при себе отрицание: ср, читал книгу и не читал книги. Ср. в „Русской Правде":

в ид ока емоу не искати и привести емоу в и д о к ъ. Подобная близость синтаксических связей, по-видимому, и определила тот факт, что именно форма родительного падежа была использована для обозначения винительного падежа одушевленных существительных.

Если начало развития категории одушевленности относится, как уже говорилось, к праславянской эпохе, то основные процессы в ее становлении — уже к эпохе существования древнерусского языка, причем окончательное укрепление данной категории произошло в поздний исторический период.

Относительно причин медленности протекания процесса становления категории одушевленности высказывалось предположение, что форму родительного-винительного падежа раньше всего получили слова мужского рода, обозначающие лиц в единственном числе, причем это были лишь те слова, которые обозначали социально полноправных людей (типа князь, господин и т. п.); и в то же время старая форма винительного падежа сохранялась у существительных мужского рода, обозначавших зависимых людей, куда относились и дети (типа отрок, тиун, раб и даже сын). Ср. такие формы в памятниках: а сынъ остави Новегородэ (Новг. лет.), посла к нимъ сынъ свои (Ипат.лет.),

Однако теперь эта точка зрения не принимается, и ныне постепенность установления категории одушевленности объясняется не социальными, а языковыми, грамматическими причинами. Впрочем, уже А. А. Шахматов называл среди факторов, способствовавших сохранению старой формы винительного падежа от одушевленных существительных, например, такие, как соединение с местоимением свой — это было указанием на то, что в данном случае не может идти речи об именительном падеже, например: посла отрокъ свои (Лавр, лет.), по-сади по с ад н и къ свои (Ипат. лет.) и т. п.; как употребление в виде приложения к другому существительному, имеющему уже новое окончание, например: оубиша npyci Овстрата и сынъ его Лоуготоу (Новг. лет.) и др.; как закрепление этой формы в некоторых определенных выражениях, например: а поиде за моужь, въезде на конь и т, п., и др. Подобную же роль мог сыграть и факт употребления существительного в винительном падеже с предлогом, когда наличие предлога само указывало на то, что здесь не может идти речи об именительном падеже (например, поимемъ женоу его Вольгоу за кнл.зь нашь за М а л ъ — Лавр, лет.)

В XIV в. категория одушевленности проникает во множественное число, где приблизительно к ХIII в. в словах мужского рода уже стираются различия между именительным и винительным падежами, исконно различавшимися. Однако и во множественном числе процесс охватил первоначально лишь слова мужского рода, обозначавшие лиц, например: пожа-ловалъ есмъ соколниковъ (Гр. Ив. Калиты XIV в.), победита д е р е в ля нъ (Лавр, лет.) н др. Несколько позже (приблизительно в XVI в.) категория одушевленности укрепилась во множественном числе и для слов женского рода, обозначающих лиц, у которых исконно во множественном числе формы именительного и винительного падежей не различались, например: и рабынь наоучити, ж о н о къ и д э в а к ъ ноказуетъ (Домостр.) и др,

Наконец, только в XVII в., да и то еще не окончательно, категория одушевленности охватила слова, обозначавшие и другие живые существа, и тем самым полностью укрепилась в русском языке, например: птицъ прикормитъ (Улож. 1649 г.) и др,

Следы старых отношений в современном языке очень незначительны. К ним относится наречие замуж, возникшее из сочетания предлога за с вин. пад., равным имен, пад., от муж (ср. выйти замуж и заступиться за мужа), а также такие конструкции, как выйти в люди, брать в жены, быть избранным в депутаты и под.