ЭСТЕТИЧЕСКОЕ БЕССОЗНАТЕЛЬНОЕ 81

Наследию силы глухой речи, нигилистической энтропии, он противопоставляет другую фор­му немой речи, иероглиф, открытый работе ин­терпретации и надеждам на исцеление. И, сле­дуя этой логике, склонен приравнять порож­денное «фантазией» произведение и работу по его расшифровке к той классической интриге узнавания, которую отменила эстетическая ре­волюция. Тем самым он возвращает в рамки изобразительного режима искусства те фигу­ры и те интриги, которые этот режим не при­знавал и которые в его распоряжение лишь эта эстетическая революция и предоставила. Сего­дня такому возвращению противостоит другой фрейдизм, который оспаривает фрейдовский биографизм и с куда большим уважением от­носится собственно к сущности искусства. Он представляется более радикальным, свобод­ным от пережитков изобразительной тради­ции, согласованным с тем новым художествен­ным режимом, который предоставляет ему его Эдипа, режимом, который уравнивает актив­ное и пассивное, одновременно утверждая ан­тиизобразительную самостоятельность искус­ства и его глубоко несамостоятельную при­роду, его значение свидетельства о действии сил, которые выходят за рамки субъекта и ис­торгают его из самого себя. И поэтому, ко­нечно же, этот другой фрейдизм опирается в первую очередь на «По ту сторону принципа удовольствия» и на все те тексты 1920-30-х

82 ЖАК РАНСЬЕР

годов, которые знаменуют произошедший от­ход от Фрейда, исправляющего Йенсена, Иб­сена или Гофмана, от Фрейда, восхищающего­ся избывшим священное неистовство Моисеем. Но поэтому он должен противоположным об­разом судить и рядить в противоречивой ло­гике эстетического бессознательного, в поляр­ности немой речи. Он должен по достоинству оценить глухую мощь речи Другого, не своди­мой ни к какой герменевтике. То есть должен взять на себя нигилистическую энтропию, да­же если придется преобразовать сладострастие возврата к первозданной бездне в священное отношение к Другому и Закону. И тогда этот фрейдизм совершает вокруг фрейдовской тео­рии поворотное движение, возвращая на имя Фрейда и вопреки ему тот нигилизм, с кото­рым он без устали бился в своих эстетических анализах. И выступает такое поворотное дви­жение как отказ от эстетической традиции⁶. Однако вполне может статься, что это про­сто последняя шутка, сыгранная эстетическим бессознательным с бессознательным фрейдов­ским.

См. в особенности текст «Anima minima», завер­шающий книгу Жан-Франсуа Лиотара «Постсо­временные нравоучения» (Moralites postmodemes, op. cit., p. 199-210).