Понимание необходимоГоворят, что в каждой шутке есть доля истины; доля истины в этой остроте весьма значительна. Как это ни грустно, процесс эффективного обучения и последующего участия в жизни общества покамест зиждется именно на том, чтобы понимать не все. Ограничения, налагаемые обществом на глубину понимания, определяются рядом причин. Во-первых, понять можно то, что имеет смысл, а жизнь индивида, как, впрочем, и общества, носит во многих отношениях абсурдный характер; не просто сложный, не просто непонятный, а хаотичный, случайный, даже нелепый. Во-вторых, традиции предполагают исполнение определенных требований. Соблюдение унаследованных правил и норм, но никак не их углубленное постижение. В-третьих, усвоение знаний предполагает ту меру их понимания, которая необходима для их запоминания. Углубляясь в сущность изучаемых проблем, можно и не сдать экзамен или зачет. И тем не менее понимание смысла и интенция углубить его понимание является важнейшей составляющей частью культуры. Культура включает в себя и определенное, характерное для дан- ной культуры представление о смысле, и образование как форму приобщения к культуре.
Выражение смысла составляет непременное условие выполнения коммуникативной, экспрессивной и иных функций языка. В своей сущности система языка представляет систему правил, позволяющую употреблять слова в целях выражения смысла. Здесь намечается определенная аналогия с правилами игры. Это связано со способностью сознания действовать на основе принятой системы правил — способностью, общей для языка и культуры. Культура, смысл, общение образуют триединство, в основе которого лежит понимание. Вполне очевидно, что существованию и развитию общества сопутствует рост специфически человеческой потребности в общении. Именно эта потребность— коммуникативная— возможно, и лежит в основе порождения феноменов культуры. Чем это объяснить? По-видимому, тем, что любой феномен культуры обращен к людям, становится достоянием их сознания, влияет на их мысли и поступки. Этим способом постоянно поддерживается существование культуры. Иначе говоря, культура в своих конкретных проявлениях включается в коммуникативный процесс, ее социальное существование становится фактом комму-, никации. Опять-таки, почему? Потому, что культура опосредует отношение человека к природе и обществу. Человек и культура неразъединимы. Каждый человек принадлежит к определенной, исторически данной культуре. Это очевидно. Но не менее очевидно и другое — он ощущает, что культура принадлежит ему, и в известном смысле это действительно так. Фундаментальный уровень культуры образует язык. Носителем языка является человек, который не в состоянии произвольно изменять его грамматику и лексику. Но в то же время язык принадлежит человеку, который свободно им владеет, и начала духовного творчества коренятся в свободном построении текстов. Построить фразу — значит "вести локомотив мысли по рельсам грамматики". Пути построения текста многообразнее и шире. Конечно, понятие "текст" здесь трактуется широко, в соответствии с принципом выразимости Сирла: все, что человек имеет в виду, он в состоянии выразить с помощью знаков. Но выразить нечто — это одновременно означает ориентироваться на понимание сказанного. В сущности — на людей, которые могли бы вас понять. Вытекающий отсюда вывод отчетливо формулирует У. Рейтман: "Следовательно, мы не можем говорить об определенном смысле общения, не учитывая конкретного индивидуума, его оператора
Таким образом, культура включает в себя не вполне точно сформулированное, даже не вполне осознанное представление о смысле. Коммуникативный аспект ее существования включает понимание смысла. Казалось бы, именно пониманию и следовало бы учить, но это оказалось затруднительным: в процессе исторического развития культуры образование постепенно обратилось в передачу знания, а не в форму развития мышления.
"Для развития мышления необходимы техника, программа и воля,— утверждал Ницше.— Умение думать... в наших школах теперь уже не имеют об этом ни малейшего понятия"2,— добавлял он. Конечно, говоря "думать", Ницше имел в виду "понять", ведь человек думает, когда он хочет понять. Его триада примечательна тем, что волю он ставит рядом с программой развития способности понимать и овладением технологией мышления. Это была такая традиция. Ф. Лассаль называл волю физической силой ума. Умение принимать решения и приводить их в жизнь ценилось очень высоко. В полевом уставе германской армии вполне ясно говорилось о том, что ошибка в выборе средств не так преступна, как бездействие3. Афоризм Горького "вопросы воля решает, разум только помогает" вполне этой традиции отвечал. На самом деле вопросы решает воля к пониманию. Она существует у всех. Но развивать ее просто необходимо. Интеллект и воля развиваются в процессе деятельности. Традиционно внимание педагогов сосредоточивается на таких видах деятельности, как труд, учеба, игра. Но ведь есть и четвертый вид деятельности — забота. Когда готовят обед или, скажем, пришивают пуговицы к куртке ребенка — это не только труд. Это выражение отношения через деятельность: забота. Пауль Тиллих, замечательный теолог XX века, столь интересующий и протестантов, и доминиканцев, в книге "Динамика веры" назвал веру просто "бесконечной заботой". Забота объединяет и мирскую веру, и веру
Замечу, что информационный фундамент понимания составляет, согласно Ю. А. Шрейдеру, тезаурус (греч. thesauros — сокровище). Это хранимый в памяти набор знаний, которые могут быть активизированы, возвращены в сознание. 2 Ницше Ф. Сумерки кумиров. М., 1902. С. 163. (Современный перевод заглавия 3 С этим полевым уставом германская армия вышла на поля сражений мировой мистическую. Не она ли является основой экологического образования, включающего воспитание? Ведь вся деятельность человека в сфере экологии есть выражение его отношения к природе, и в этом смысле — забота. Вообще отношение людей к природе — это превращенная форма их отношения друг к другу. Экологическая педагогика не будет эффективной, пока в отношении людей друг к другу не станет доминировать забота как форма деятельности и основа интеракции, то есть их взаимодействия и взаимопонимания в процессе общения. В педагогике всегда скрыто обращение одного человека к другому. Если оно искренне, если оно продиктовано заботой о другом человеке, а не формальным исполнением служебного долга — оно всегда будет иметь положительный результат. В общении всегда присутствует самовыражение, и дети это тонко понимают. Психология ребенка характеризуется своеобразным пониманием мира как целого. У детей и подростков очень отчетливо выражен- Soll-wert, образ цели, и это именно целостный образ. Они в большинстве своем хотят простых вещей — уметь понимать, что они читают, говорить на иностранном языке, водить машину, танцевать, метко стрелять, фотографировать, читать карту, хорошо плавать, одним словом, уметь делать все, что дает случай и возможность показать себя образованным, мужественным, изящным, умелым, ловким. Только то, что имеет для юноши или девушки личностный смысл, им по-настоящему понятно. Понимание всегда в чем-то сродни творчеству, оно индивидуально, плюрально, поливариантно. Дело в том, что ум не знал сослагательного наклонения; точнее, в отличие от сил физических духовные силы не знали сослагательного наклонения, лишь к концу XX века компьютерные игры стали изменять ситуацию или, скорее, создавать условия для решительного ее изменения. Мы еще увидим все последствия погружения учащихся в виртуальные миры.
"Пересказ глупым человеком того, что говорит умный, никогда не бывает правильным, потому что он бессознательно превращает то, что он слышит, в то, что он может понять". Последнее утверждение составляет так называемый принцип Рассела, и он относится в равной мере и к тем, кто читает (а не только слушает), и вообще ко всем людям без различия их умственных способностей: в процессе пересказа все превращают исходный текст в то, что они в нем поняли. Это относится именно к пересказу, а отнюдь не к дословному воспроизведению, вот почему общепринятым способом проверки эффективности обучения является опрос учащихся: с основанием предполагается, что их рассказ, а точнее пересказ, явится свиде- тельством того, насколько полно и правильно они поняли то, что слышали от учителя или читали в учебнике. К сожалению, этот способ проверки знаний, насчитывающий не менее двух тысяч лет и составляющий важнейшую часть школьной субкультуры Запада и Востока, отнюдь не является оптимальным. Дело в том, что преподаватели (это относится в полной мере и к высшей школе) имеют слабость считать наиболее правильным именно дословный пересказ того, что они сообщали учащимся; естественным следствием этого является заучивание текстов. Надо сказать, что многие исходные тексты, особенно написанные авторитетным учеными, вообще превосходят по точности формулировок любой пересказ, а что касается стихов, то попытка пересказывать их иначе, чем наизусть, ни к чему хорошему обычно не приводит. Все это, казалось бы, говорит в пользу тех, кто требует буквализма в воспроизведении исходных текстов, но по существу еще более ослабляет метод проверки понимания текстов путем пересказа их содержания — ведь затверженные формулировки никак не свидетельствуют о понимании их смысла, а о понимании смысла стихотворений зачастую не приходится и говорить. В школьной субкультуре сложился и особый тип общения — Мне не однажды случалось обсуждать с А. Р. Лурия его известную работу об историческом развитии познавательных процессов и, разделяя общепринято высокую ее оценку, я остаюсь при убеждении, что многие методы работы психологов с информантами или испытуемыми эксплицируют специфику определенного способа мышления, а именно — того, которому учат в школе. В одних случаях этот способ эффективен, в других — нет, во всяком случае он не универсален. Т. К. Тульвисте убедительно показала, что не возраст и не грамотность, а само обучение в школе порождают умение решать вербально-силлогические задачи, и более того, это умение при определенных условиях исчезает. Главную роль в появлении способности решать такие задачи и рефлектировать над решением как раз играет та специфическая форма общения между учителем и учениками, которая веками складывалась в школе и породила у учащихся особый навык перехода от текста задачи к ответу на соответствующий вопрос учителя. Навык этот присущ школьной субкультуре и является общим для экспериментатора и испытуемых. С людьми, далекими от специального интереса к доказательным суждениям, дело обстоит иначе — проводимая нами сейчас работа позволяет в предварительном порядке заключить, что испытуемые, способные излагать и анализировать содержание "Анны Карени- ной" или "Владетеля Баллантрэ", могут испытывать определенные трудности при решении классических вербально-силлогических задач.
Как вы помните, процесс понимания протекает в трех когнитивных полях. В поле 1 непосредственно представлены природные и социальные ситуации, в которых мы живем и действуем. Здесь понимание происходит по принципу "что есть, то и доказано". Миру предметов и личных ощущений здесь придается особое значение. Не случайно юристы так серьезно относятся к свидетельским пока-f заниям. И, бывает, оспаривают их. Действительность в поле 1 дана Ьфрагментарно, многие связи надо еще додумать, достроить в уме, |не говоря уже о том, что вера в факты может быть и наивна. Такие ^замечательные ученые, как Уильям Крукс и Оливер Лодж верили ковидцам, убеждавшим их (с помощью довольно примитивных Цфокусов), что они могут общаться с душами покойных. Недаром яаменитый фокусник Гудини (Эрих Вайс) говорил, что легче всего показывать фокусы профессорам, а труднее всего — морякам. Мо-! учит всматриваться в окружающую действительность присталь-|но и недоверчиво, подмечать все непривычное, быть всегда начеку. |Как говорил мне один капитан дальнего плавания, жизнь всех это-|му учит, только на суше многое сходит с рук, а вот в море за ошиб-i расплачиваются сразу. На суше не утонешь — в этом все дело. В поле 2 развертывается последовательность доказательных су-цений, здесь господствуют отвлеченные, но достаточно прочные яогические конструкции. Всех нас учат ориентироваться в поле 2 уроках математики (типичный пример— доказательство тео-ем), но в общем всем людям свойственно мыслить логично — вилам логики учит элементарный жизненный опыт. Понимание в поле 2 происходит по принципу "что доказано, то есть". Сила и убедительность логических операций велика... Но |«се дело в том, что представление об "убедительном" со временем меняется. Франческо Сиззи, флорентийский астроном, так отреагй-эвал на заявление Галилея о том, что он открыл четыре новые ианеты на орбите возле Юпитера (на самом деле это были спутни-[ Юпитера, но Галилей этого не знал): "В голове имеется семь от- t: две ноздри, два уха, два глаза и рот; аналогично и в небе-; две благоприятные звезды, две неблагоприятные, два светила и дственный Меркурий, неопределенный и безразличный. Отсюда щ из многих других аналогичных явлений природы, таких, как семь металлов и т. п., которые было бы утомительно перечислять, мы рзаключаем, что число планет с необходимостью должно равняться вми... Кроме того, евреи и другие древние народы, как и современные европейцы, приняли разделение недели на семь дней и на-
Вас это не убедило? Галилея тоже. Нельзя сказать, что убедительным кажется только непосредственно увиденное или логически доказанное. Понимание событийных последовательностей совершается в поле 3. Именно в поле 3 происходит понимание текстов об исторических" событиях, художественных произведений. Здесь понимание идет по принципу "что рассказано, то и было", а в части случаев — "что рассказано, то и есть". Когда мы читаем Гоголя и Булгакова, для нас несущественно, как оживал портрет ростовщика Петроми-хали, стоял ли владыка теней на крыше Пашкова дома, какие физические законы позволяли Маргарите летать над Москвой верхом на половой щетке. Дело в том, что для понимания в каждом из трех когнитивных полей существенны различные системы противопоставлений: в первом поле —"есть — нет", во втором — "истинно — неистинно (ложно)", в третьем— "хорошо— плохо". В первом особо важное доминирующее место занимают предметы и отношения между ними, во втором господствуют отношения между понятиями, в третьем — отношения между людьми. Но автономность когнитивных полей относительна, протекающие в них процессы понимания дополняют друг друга, их итог един. И это приводит к результатам неожиданным. Евангелия, например, не содержат никаких доказательств бытия божьего, это просто повествования,, но история свидетельствует, что убеждающая сила этих текстов достаточно велика. Профессор В. В. Болотов еще в начале века отмечал: "Что касается формы, в которую гностики облекали свои воззрения, то она, конечно, теснее примыкает к восточным теософским мифам, чем к греческой философии. Для нас признать гносис как философию кажется странным. Он распространялся не в виде философских трактатов. Скорее, это были опыты поэтического изложения, не философские системы, а религиозные эпопеи. Но всякое время знает свои исключительные формы изложения. В наше время кажутся весьма интересными опыты изложения естественнонаучных истин в сочинениях Жюля Верна"2. А вот почему они кажутся интересными? Потому что понимание их втянуто в процессы, происходящие именно в третьем, нарративном поле понимания. Роль нарратива, повествования, в процессе стимуляции понимания еще не нашла достойной оценки. Это дело будущего.
2 Болотов В. В. Лекции по истории древней церкви. СПб., 1908. С. 177. Возможно, что компьютер сыграет здесь решающую роль,
В начале века Г. Дж. Уэллс выдвинул и обосновал предположение о том, что по мере ослабления политической власти и роста экономических факторов в жизни общества будет действовать принцип "наше образование — вот наше правительство". Иначе говоря, от знаний, намерений и поступков образованных людей будет зависеть то, что раньше зависело от жестких указаний политических руководителей общества. Думается, принцип Уэллса может воплотиться в реальность. Но к образованию это предъявит новые требования: новое поколение должно войти в жизнь, подготовленное к ней по-новому. Педагогика издревле уделяла главное внимание передаче знаний и проверке их закрепления. Считалось (и с основанием), что знания — это то, чего у учащихся нет и без педагога они их не приобретут. Напротив, сущностные силы у них есть и развиваются са-.ми. Действительно, характерный признак сущностных сил — саморазвитие. Способность понимать, запоминать, переживать, настаивать на своем казалась столь естественно присущей детям и юношам, как и их неуемная подвижность. Любопытно, что необходимость специально развивать эту, физическую, сторону сущностных сил осознали очень давно, а к попыткам развивать духовные силы личности относились сугубо настороженно — попытки Сократа тренировать интеллект молодых людей завершились для него трагически. Педагоги столь же традиционны в своем отношении к людям, сколь и военные: в школе немало часов уделяется физкультуре, есть и учебник "Человек", содержащий сведения о его анатомии и ^физиологии. А ум, память, воля, чувство ответственности, наблюдательность и многие иные свойства человека, в которых выражается духовная сторона его сущностных сил, остаются вне пределов обучения в школе. Что касается вузов, то ведь и в них развитие духовных сил личности происходит спонтанно. В особо густой тени лежит развитие способности понимать, воспитание культуры мышления.
Человек живет не тем, что ест, а тем, что он переваривает. Образование— не то, чему человека учили, а то, что он в этом понял. Если ясно сориентировать образовательный процесс на понимание, а не на запоминание материала, то эффективность образования вырастет, резко и намного. Для этого необходимо решительное изменение способа учения. Понимание текстов (учебных и научных, политических и литературных), понимание других людей (в первую очередь — понимание представителей другой культуры), понимание самого себя — вот чему следует учить. Возможно ли это? Это возможно, но трудности, при этом возникающие, весьма велики. Связаны они с тем, что нет учебных курсов, специально развивающих способность понимать, хотя необходимость в педагогике понимания осознана давно. Кризис образования носит всеобщий характер, просто у нас он принял особенно заметные формы. Как уже отмечалось, в педагогике всегда скрыто обращение одного человека (Учителя) к другому (Ученику). Учитель — не просто транслятор знаний, он выступает как живое их воплощение. Но придание ему контрольных функций в процессе обучения смещает все акценты: для всех, кто учится, радость познания давно заменилась стрессом контроля. Страх перед экзаменатором (если он строг), презрение к нему (если он мягок) стали главными эмоциональными характеристиками процесса обучения. Можно ли студентов или школьников "научить уму"? Вопрос этот не столь тривиален, как может показаться. Быть умными научить нельзя, а научить понимать — можно. "Ты равен тому, кого понимаешь",— говорил Гете. В этом смысле интеллектуальный уровень может быть повышен. Быть может, это основная проблема учения— зафиксировать достигнутый уровень понимания не на уровне памяти, а на уровне мышления. Рассчитывать в этом плане следует, скорее, на учебный курс, чем на тех, кто его преподает. Необходим и учебник смыслового анализа, работа над которым будет самостоятельным интеллектуальным тренингом для учащихся. Книга эта должна учить пониманию текстов — научных, политических, литературных. Вы прочли не учебник. Это всего лишь пособие. Стимул вашего интеллектуального развития. Но стимул— не гарантия. Это побуждение, не более. В цивилизованных странах общая (генеральная) семантика и герменевтика достигли более заметного развития, нежели в образовательном пространстве СНГ, хотя везде на образовательный процесс они повлияли еще недостаточно. Не столько потребности, сколько присущие человеку силы — ум, память, способность вступать в общение и поддерживать его, воля и другие качества, необходимые для полноценного человеческого существования, должны находить стимулы для развития в школе, средней и высшей. Задача школы, забытая многими, состоит в том, чтобы человек был и образован, и просвещен. А цель просвещения заключается в том, чтобы знания задавали человеку направление его индивидуального развития: то есть геометрия долж- i учить логически мыслить, биология — понимать живую приро-, литература — понимать психологию людей в различных исто-веских обстоятельствах. Некогда (совсем недавно, в сущности) нас учили, что действи-ьность определяет собой сознание. Но экзистенциальная фило-|>ия ясно показала, что действительность никогда не будет лучше повека, а он всегда будет ею неудовлетворен. Это чувство может кить причиной личных трагедий и источником личных успе-> — вот тут образование может и должно сказать свое слово.
"Научиться можно всему, невозможно только научиться мыслить. Невозможно заставить себя взвалить на плечи тяжесть, которую невозможно поднять. И все-таки это— единственный путь'". Это, не ли-Венное патетики, высказывание принадлежит кинорежиссеру, из-гному именно своими попытками обнаружить и визуально вы-зить некоторое новое понимание скриптов, предложенных про-сиональными авторами повествовательных текстов. Мысль А. Тарковского, по-видимому, характеризует интрос-екцию личности, ощущающей, что научиться новому способу по-яия — это значит его изобрести: этот способ возникает не как эе усвоение некоторой последовательности логических прие-ов, а как продукт напряженного индивидуального преодоления яций, в том числе и традиций образования. Но особенность традиций состоит в том, что преодолеть их можно только ос-эив, как отбросить лестницу можно, только поднявшись по ней. Необходимость модификации мышления, т.е. разработки нового соба понимания действительности, была в свое время обосно-Римским клубом. Доклады Римского клуба оказали заметное яние на образ мыслей ученых и политиков различных стран, эизвело немалое впечатление на ученых различного профиля и анта (но всегда известных) участие в Пагуошском движении, орое, в сущности, было не более чем периодическими совеща-ями влиятельных представителей научной общественности. Существуют такие процессы, влиять на которые можно, лишь ленив сам подход к ним, изменив способы их понимания. Так, ример, любые разработки в экологической сфере могут иметь рщественный резонанс лишь при изменении самого отношения р>дей к природе. Равным образом исследования в сфере экономи-могут повлиять на общество только через изменение образа лелей тех, кто непосредственно занимается промышленностью, лерцией и т.д. И, наконец, на мышление ученых влияет не ькр открытие новых фактов, сколько распространение нового
Модифицировать мышление и его способы можно различными способами: обращаясь к исторической и мемуарной литературе, к исторически сложившимся способам модификации мышления, сохранившимся в коллективном бессознательном, и, наконец, путем разработки экспериментальных способов совершенствования понимания. Сознание не терпит пустоты: это правильно в том смысле, что существует и обостряется потребность в новом понимании человека и его задач. Когда американские публицисты говорят, что знания стали подменять ум, а экспертиза — мудрость, то здесь описывается ситуация, которая имеет глобальное распространение. Попытка выйти из заколдованного круга может, как мы надеемся, быть осуществлена на основе модификации образовательного процесса.
Как это правильно утверждал Г. И. Цин-цадзе, когда мы говорим о понимании, мы имеем в виду то, что происходит "в уме" или, шире, "в душе" субъекта1. Но вот что при этом происходит, уловить не так-то легко, и недаром Г. Риккерт писал об "интуиции понимания"2. Он уловил очень важный признак понимания: понимание как процесс есть нечто ускользающее от рефлексии, непосредственно переживаемое. Но это понимание как процесс. А понимание как результат? Это, конечно же, заметное, не ускользающее. Психологи называют понимание продуктивно-личностным процессом: результатом (продуктом) этого процесса является нечто личностно-новое. Что это значит — личностно-новое? Другие могут это и знать. Но вы этого раньше не знали. Теперь узнали. Поняли.
Может сложиться впечатление, что роль понимания и значение запоминания противопоставлены в этой главе. Действительно, "человек, который способен запоминать, а не понимать,— не творческий человек. Он будет оперировать штампами"3. В то же время противопоставление запоминания и понимания все-таки условно. Во-первых, существуют тексты, смысл которых неотделим от точного их воспроизведения. Такова поэзия.
|
1 Валери П. Об искусстве. М., 1976. С. 596.
понимания и тех знаний, убеждений и источников информации, которыми он располагает'".
Рейтман У. Познание и мышление. М., 1968. С. 113.
звали их по семи планетам, если теперь мы увеличим число планет, вся эта система падет... Более того, эти спутники невидимы невооруженным глазом, и потому не могут оказывать влияние на Землю, и потому были бы бесполезны, и потому не существуют"1.
1 Цит. по кн.: Holton G. Introduction to Concepts and Theories in Physical Science.
Тарковский А. О кинообразе // Искусство кино. 1979. № 3. С. 93.
взгляда на уже известные факты. Именно такой взгляд и может возникнуть в результате углубленного понимания фактов. Необходима новая парадигма повышения эффективности образовательного процесса.
1 См.: Цинцадзе Г. И. Метод понимания в философии и проблема личности: Дис.
