РЕЦИПИЕНТ

РЕАЛЬНОСТЬ

представленная в тексте

 

Смысл — это такое отражение реальности, которое может стать и становится ее частью — как текст, как деятельность; смысловые системы непосредственно или опосредованно соприкасаются с ре­альностью, остаются мостом, соединяющим ее с сознанием лично­сти. Тексты — такие мосты.

Текст — это смысловая система, которая существует в пяти от­ношениях, три из которых — основные.

Первое отношение: коммуникатор — текст.

Например, автор.

Например, Лермонтов.

Поручик Лермонтов в расстегнутом сюртуке, в давно не стира­ной красной рубашке. Заломив фуражку с выгоревшим холщовым верхом, он исполнял возложенные на него поручения с отличным мужеством и хладнокровием и с первыми рядами храбрейших вры­вался в неприятельские завалы. В студенческие годы он был влюб­лен в Вареньку Лопухину ("у Вареньки родинка, Варенька уродин-ка!"), которая зевала за пяльцами, слушая его стихи. От "нее оста­лось мне только одно имя, которое в минуты тоски привык я произносить как молитву".

И я твержу один, один. Люблю, люблю одну...

"Никогда не забуду того спокойного, почти веселого выражения, которое играло на лице его перед дулом пистолета, уже направлен­ного на него",— вспоминал секундант.

"Положительного религиозного смысла, может быть, и не имеет его бесстрашие, но оно все-таки кладет на личность его неизглади­мую печать подлинности: хорош или дурен, он во всяком случае не казался, а был тем, чем был. Никто не смотрел в глаза смерти так прямо, потому что никто не чувствовал так ясно, что смерти нет"¹. Мне чудится неизмеримо большее: он знал, что смерть есть. И на­кануне поединка играл с Эмилией Александровной в "кошки— мышки".

Это автор.

А вот текст:

Ну вот теперь у вас для разговоров будет Дня на три тема.

И верно в вас к себе участие возбудит Не Миллер — Эмма.

Экспромт представляет затруднения для понимания, но они легко устранимы, если учесть, что сказано это уже после ссоры с Марты­новым, после вызова. Ми(хаи)л Лер(монтов) — Миллер, а М(ихаил) Ма(ртынов) — эММа.

Теперь второе отношение: текст—аудитория. Есть такие тексты, которые жили и будут жить тысячи лет, ак­туализируясь в сознании слушателей, в сознании аудитории.

Если я правильно понял Алена Бадью, связка искусство - наука - политика - любовь, внутренне обусловленная поиском и утвер­ждением истины, все более замещается связкой культура - тех­ника - управление - сексуальность, обусловленной существова­нием прочно обрамляющей ее рекламы, то есть блоками текстов, воздействующих на аудиторию. Реклама воздействует мощно и это связано с тем, что саггитальные свойства рекламного текста обра­зуют сцепку товар - покупатель. Возможно, права О. Тимофеева¹, предполагающая, что по структуре своей рекламные тексты - это наши сны наяву: не подобие снов, а именно коллективные снови­дения, свойственные, добавлю, глобальной цивилизации, эпоха ко­торой уже наступила. Вам известно слово «землепользование». Так вот, по аналогии, цивилизацию можно назвать «жизнепользова-нием». Жизнь, как и то, что ее порождает - два пола - даны чело-; веку природой, и он пользуется жизнью. Точнее, цивилизация - это | исторически определенная форма жизнепользования.

Жизнь принадлежит к числу восьми экзистенциальных благ и, в |силу этого, обладает огромными мотивационными возможностями. ^Настолько большими, что они требуют контроля в процессе их реализации.

Поставим вопрос: зачем цивилизация? (в- чем ее функция?). Ци-Цвилизация есть система самосохранения общества, задающая из-Цвестные формы удовлетворения человеческих потребностей. Но то это значит? Это значит, что в обществе постоянно действуют л, способные его разрушить. Эти силы связаны с удовлетворе-нем потребностей людей. И только цивилизованным путем можно рить эти силы, потому что человек способен удовлетворять эй потребности за счет других.

Тексты, точнее - их воздействие, смиряют; пробуждают и ориен-руют желания, именно в этом экзистенциальное значение рекла-л. И хотя реклама по-испански propaganda, значение пропаганды оит, возможно, в том, чтобы пробуждать и направлять сущно-чные силы человека в интересах социальных групп и организа-яй. Пока исторический опыт воздействия пропагандических тек-эв многие склонны оценивать негативно. Но будущее покажет, i пока существуют массы, будут существовать пропаганда. Обратимся к третьему отношению: текст—реальность, в той арме, в какой оно нашло преломление в творчестве Евгения

 

¹ Мережковский Д. С. Поли. собр. соч. — М., 1901. Т. ГО. С. 311.

у См. Тимофеева О. Испытание бредом. - Искусство кино, 2004, 7.

 

Рейна, "трагического элегика", как называл его не так давно Ио­сиф Бродский.

Реальность берется (в данном случае) в контексте историческом.

С начала века Япония упорно шла вверх. Цусима, Порт-Артур — русские терпят поражение. Новая война. Шанхай, Пекин, Нанкин

— Китай близок к краху. Он еще не побежден, но адмирал Ямамо­
то решил выиграть войну ударом по Америке и посчитал это воз­
можным при одном условии — если она начнется внезапно.

И моряки, и авиаторы сомневались в успехе. Но Ямамото остался тверд. Он шел на большой риск и знал это. 7 декабря 1941 года американский флот потерпел величайшее поражение в своей исто­рии. Ямамото добился своего. Американское командование знало

— такого флотоводца, как Ямамото, у японцев нет и больше не бу­
дет — такие рождаются раз в сто лет. Американской разведке стало
известно, что адмирал вылетел на один из островов Тихого океана.
Истребительной авиации был дан приказ — "перехватить и унич­
тожить объект". Над берегом маленького острова перехватчики на­
стигли и сбили самолет, в котором летел Ямамото, и он упал в лес,
ломая деревья. Он и до сих пор лежит там, в чаще, упершись об­
ломками крыльев в мощные стволы пальм, словно пытаясь под­
няться. А в землю уходит покрытая маленькими иероглифами пли­
та: "Здесь погиб в бою...".

Саксофонист, японец, типичный самурай Играет на эстраде "Живи, не умирай". А ну, скажи, Цусима, ответь мне, Порт-Артур, Махни косой, раскосый, из этих партитур.

Там, в Тихом океане, торпедный аппарат. Неужто нет возврата куда-нибудь назад? Надень свои петлицы, сними свои очки, Одной засохшей клумбы мы оба червячки.

Прошло полвека.

Над пушками линкора последний твой парад Неужто нет возврата куда-нибудь назад? Что скажет Ямамото в открытый шлемофон? Чем кончится проклятый, проклятый марафон?

Ты рухнешь над заливом на золотое дно... Сыграй мне на прощанье — уж так заведено, Скажи на саксофоне — рай это тоже ад? Неужто нет возврата куда-нибудь назад?

i великая проблема. Может быть, проще всего заявить, как это нал Фукуяма, что история человечества закончилась вообще? И уже не нужны ни герои, ни линейные корабли, ни великие перии, а только всеобщая рыночная экономика, мир, в котором: продается и покупается: и вещи, и женщины, и музыка, и чело-ческая жизнь. В этом ли идеал? "Неужто нет возврата куда-йбудь назад?" Но почему же назад?

Проблема состоит в том, что тот, кто не находит идеала в буду-ем, ищет его в прошлом. Это непреложный закон исторической хологии. И каково его значение для нашей с вами реальной изни — это нам еще предстоит узнать. Это и от нас зависит. От ex.

Существует "пушпульный", как говорили в ЗО-е годы, метод по-дания текста (от англ. push-pul, что переводят как "тяни-толкай", во смысл этого выражения шире). Согласно этому методу, дейст-ельность сопоставляется с текстом дважды: в первый раз реалии свещаются текстом, мы видим их по-новому; потом мы снова об-аемся к содержательной и смысловой сторонам текста. Вот, на-ример, ряд выдержек из работы филолога В.Турбина "На рубеже аолчания": "Крупнейшая трагедия современности — в необратимом разрыве

г отца и учителя; масштабов ее мы еще не представляем себе....И отсюда трагедия Тараса Бульбы: возжелавши стать учителем эих сыновей, отец ищет единомыслия с ними. И удел его — про-п, катастрофа.

Жутковато сходство гоголевского героя с нашим отцом и учите-ем, оно до деталей, до мелочей простирается. Два сына и один по-ябает во вражеском плену, а другой — вертопрах, карьерист, да к ому же и по части прекрасных паночек, насколько мы знаем те-рь, не промах; к полякам, правда, не перешел, но продолжателем на отца не стал. Беспощадно грубое отношение к жене, к женщи-в. Причастность к образованию в духовной семинарии. Громо-сно произнесенный тост за русский народ. И далее — вплоть до арактерных элементов портрета: усы, трубка, красочно описывае-всеми биографами. Горемыки зэки звали Сталина "Усатый ька". А люди моего поколения помнят: осенью 1941 года Нико-Смирнов-Сокольский выступал с патетическим фельетоном, в [ наш отец и учитель напрямую отождествляется с героем Го-(в те поры почтительная фамильярность с ним еще допуска-ь). "Но трубка трубкой, а главенствует, разумеется, сходство

 

социально-психологических функций". "Свято место пусто не бы­вает",— продолжает В. Турбин, переходя к тому, как с "удиви­тельной точностью" подтвердили его "гипотезу-концепцию" (так он определяет свою идею) воспоминания А. Авдеенко, которого раз вызвали в ЦК, дабы критиковать, что в те времена могло кон­чится плохо.

"Нас пригласили куда-то: проходите!... Мы... вошли в какую-то узкую дверь, миновали тамбур, прошли коридор и попали в боль­шой, ярко освещенный зал. За столами, друг против друга — каж­дый за отдельным столом — сидят люди. На возвышении, за свет­лым дубовым столом никого нет. Слева от возвышения — трибуна. Это зал заседаний Оргбюро ЦК ВКП(б). Но одновременно догадка вдруг вспыхивает: да это же... школа! Узкая дверь — тамбур —: ко­ридор; повторена структура стандартной сельской школы, средней общеобразовательной школы. А где тождество структур, там, как правило, есть и тождество функций: в зале-классе как бы к доске вызывают; и попавшиеся, уличенные в пагубных замыслах школь­ники, пытаются оправдаться, лепечут, бормочут что-то; так пытал­ся что-то пробормотать и бедняга писатель. Зря пытался..."

Заметьте здесь основную формулу: "где тождество структур, там, как привило, есть и тождество функций". Она объясняет, зачем проводить операцию сравнения. Тут любопытно, что и у А. Авде­енко в свое время возникли такие же аналогии, как у В. Турбина.

"Почему он один по-хозяйски расхаживает по залу, а все сидят, затаив дыхание, ни живы, ни мертвы? Почему один чувствует себя свободным, а все сами себя добровольно сковали? Похож на учи­теля с указкой в виде курительной трубки, а все — на провинив­шихся школьников-первоклашек".

Далее у Турбина следуют соображения неожиданные и странные, но любопытные. "Бульба — образ автобиографический. Герой Го­голя потерпел катастрофу как учитель и как отец. Тем не менее Го­голь всею жизнью своей стремится его повторить: стать отцом всех неприкаянных, грешных героев своих, их учителем-духоносцем. В этом видел он свою миссию, отсюда-то и попытка его создать са­кральный текст: "Выбранные места из переписки с друзьями". Но если не осуществилось у Гоголя на основе ревностно чтимого им христианства, могло ли осуществиться на основе принципиального атеизма? Наш отец и учитель тоже всю жизнь создавал сакральный текст: и "Вопросы ленинизма" — что-то вроде "Выбранных мест...", изучение которых и следование которым уже чисто адми­нистративно было вменено в обязанность верноподданным — "детям". Все стало прочно, незыблемо, и "Усатый батька" превзошел и Тараса Бульбу, и создателя этого эпического образа. Всех обучил. И, кстати, вовсе не случайность, не какая-то прихоть деспота его труды по вопросам языкознания: появились они потому, что учитель

должен обучать несмышленышей-детей языку, родной речи. Вся страна была превращена на какое-то время в единую классную ком­нату, и в самых отдаленных колхозах, обобранных и голодных, пред­седатели и парторги-крестьяне, про себя чертыхаясь, обязаны были одолевать премудрости рассуждений о происхождении русского языка из орловско-курского диалекта. Но грянула и моральная ката­строфа. Моральная катастрофа Сталина была предсказана ровно за 101 год: Гоголь умер в начале марта 1852 года. Сталин — в начале марта 1953".

Вообще говоря, тут все спорно, и недаром Шкловский говорил, что аналогии в науке методологически ненадежны, ведь если су­дить "по аналогии" с твердыми телами, вода, охлаждаясь, должна бы сжиматься — а это, как вы знаете, совсем не так.

Но суждения В. Турбина, хоть они и вполне оспоримы, обладают большой эвристической силой: иначе говоря, они побуждают ис­кать у текста, выступающего как система, точки смыслового и со­держательного соприкосновения с реальностью.

Мнения о гипотезе В. Турбина различны, но все сходятся на том, что он правильно уловил присущую текстам Гоголя сагиттальную силу.

Что это злачит — "сагиттальная сила"? Этот термин происходит от латинского sagitta — "стрела" и отражает особое свойство текста находить себе "мишени" в реальности. Очень точно могут быть обозначены мишени в публицистических статьях. Но на самом деле их сагиттальная сила невелика и может быть исчерпана за один день, как это зачастую и бывает с газетными статьями.

Художественная и научная литература — дело другое. В. Турбин нам это убедительно проиллюстрировал. Прав ли он — это уже иной вопрос, его надо обсуждать особо, потому что его решение выходит за рамки понимания содержания и смысла текста и пере­ходит в сферу понимания того, что происходило на самом деле.

А вот что происходит в самом тексте?

Сагиттальные свойства текста связаны с расположением его элементов по стреле времени, с тем, что у него есть начало и ко­нец. Казалось бы, стоит ли терминологически фиксировать столь очевидные вещи. Но дело в том, что наука вообще не чурается очевидного как предмета исследования; ведь если какие факты (и связи между ними) лежат на поверхности, это никак не означает, что по поверхности должно скользить их понимание.

Что, например, может быть более явным и более очевидным, чем сагиттальные свойства текста, известного читателю со школьных лет,— текста гоголевского "Ревизора"? Вы помните, что незадач­ливый городничий принимает за ревизора некоего Хлестакова, жи­вущего со слугой Осипом в гостинице и порядком задолжавшего за номер. Долги Хлестакова служат городским чиновникам удобным

 

поводом для того, чтобы "помочь проезжающему" — ему дают взятки; за очень короткий срок он довольно подробно знакомится с положением дел в городе: ему врут, конечно, но ему и жалуются, он узнает всех, кто торгует, отвечает за порядок, лечение, учение... Хлестаков ведет себя с вызывающим легкомыслием, но нет, никто ничего не хочет замечать, он скоропалительно делает предложение дочери городничего, уезжает под пустым предлогом. Из случайно перехваченного письма (впрочем, не столь уж случайно: местный почтмейстер вообще любит почитывать чужую корреспонденцию), одним словом, из письма, вскрытого почтмейстером, явствует, что вся чиновная верхушка во главе с городничим одурачена. Все по­ражены. Вдруг входит жандарм: "Прибывший по именному пове­лению ревизор требует вас к себе! Он остановился в гостинице"...

Немая сцена.

Так вот, в постановке-Игоря Терентьева немая сцена воистину потрясала. Слова: "Он остановился в гостинице" магически (не подберу другого слова) возвращали зрителя к началу пьесы. Звуча­ла странно знакомая интонация. В голубом мундире жандарма пе­ред городничим, перед чиновниками, перед нами стоял... Осип.

И становилось ясно: Хлестаков на самом деле был ревизором. Он провел и изобличил городничего и его приспешников с вызываю­щей уверенностью. Беззакония творились у него на глазах и, можно сказать, при его участии (в сущности такие методы применяются и поныне: ФБР изобличает взяточников с помощью подставных взяткодателей. Подобные методы никак нельзя назвать этичными, но это уже другой вопрос).

Вы вправе возразить, что Гоголь подобную интерпретацию в ви­ду не имел. Бесспорно. Его интерпретацию все читатели знают хо­рошо— но глубоко ли они понимают мысль Гоголя? Ведь "Ревизор" — название не случайное. И даже более эффектные приемы были предложены до Гоголя: например, внезапно заболев­шего актера, в орденах, положенных ему по роли, в провинции принимают за генерала, приехавшего из столицы. Но не сюжетные ухищрения — главное. Главное в том, что для нас, зрителей, Хле­стаков действительно проводит сжатую, содержательную, блестя­щую ревизию дел и нравов верхушки провинциального городка. Никто и никогда не смог бы так полно рассказать официальному ревизору, авторитетной комиссии суть всего, что происходило в этом маленьком городе. Были бы сотни жалоб, тысячи отрицаний, опросов, опровержений, хитростей — и тянулось бы это годами, каждый из нас знает медлительную тяжесть таких запутанных дел и ситуаций. А нахальный, пустой, обаятельный малый буквально за считанные часы высветил нам все самое главное. В этом смысле (переносном, метафорическом) он и вправду ревизор.

Эту метафору Терентьев овеществил. Он помог нам задуматься над сюжетной функцией образа Хлестакова. Как это было сделано? Путем обращения к последовательности смысловых элементов, со­ставляющих текст. Значение одного из элементов (явление жан­дарма) было изменено. И разом изменился взгляд зрителя на смысл и структуру пьесы.

Здесь была предпринята дерзкая попытка углубить понимание текста, придав закрепленной в названии метафоре буквальный смысл.

Видите, как непросто дело обстоит с пониманием одного только текста как смысловой системы.

* * *

Читатель, видимо, обратил внимание на то, что мы работаем по преимуществу с текстами, понимание которых относимо к 3-ему, нарративному полю понимания.

Эксперимент показывает, что тексты этого — повествовательно­го — мира обладают значительно большим трансляционным по­тенциалом, они лучше запоминаются и поддаются пересказу, неже­ли гораздо более компактные, последовательные и связные тексты мира доказательных суждений.

Чем это объяснить? Быть может, тем, что понимание повествова-тельных текстов есть одновременно понимание человеком самого себя. "Большинство людей в основе своего отношения к самим се­бе— повествователи"¹.

Интереснейшую мысль можно найти у С. Ю. Витте, недаром ака­демик Тарле говорил, что у него "огромный и светлый ум". Мысль это такая: "Вообще чтобы охарактеризовать человека, то самый i лучший способ — это провести его через горнило различных, хотя • и воображаемых событий и указать, как по его характеру он в та­ких случаях поступил бы, то есть написать нечто вроде повести или ipo- мана, так как в характере человека есть такие сложные аппара- i ты, что их несколькими словами описать очень трудно"².

В процессе общения мысль выражается в текстах. Понятие |'*текст" в теории общения употребляется в несколько ином значе­нии, нежели в разговорном языке. Обычно под текстом мы склон-|ны подразумевать тексты письменные, даже печатные. А в теории |текстом именуют любое последовательное выражение некоторого ^содержания, не обязательно письменное. Более того, тексты могут йжлючать в себя не только произносимые или написанные слова. Шесты, мимика, рисунки, условные знаки могут быть органической |составной частью текста как выражения мысли. Текст образован со-

¹ Музиль Р. Человек без свойств. М., 1984. Кн.1. С. 729.

² Витте С. Ю. Избр. воспоминания. М, 1991. С. 383.

РЕЦИПИЕНТ

АВТО]

ДРУГИЕ ТЕКСТЫ

АВТО]

ДРУГИЕ ТЕКСТЫ

АВТО]

ДРУГИЕТЕКСТЫ

четанием знаков и представляет собой адресованное, компактное и воспроизводимое выражение некоторого содержания, развернутое по стреле времени (т. е. имеющее начало и конец) и обладающее смыс­лом, в принципе доступным пониманию; его можно рассматривать в пяти отношениях.

Во-первых, в отношении к действительности, которая в тексте отражена. Таким способом мы судим, например, о том, истинным или ложным является содержание текста, точно ли оно передает факты и т.д.

Во-вторых, в отношении к людям, которым текст адресован и ко­торые должны его понять. Здесь особую роль играет форма выра­жения мысли.

В-третьих, в отношении к автору текста. Каковы были его мысли и намерения? Как он их выразил? Почему он вступил в общение? Текст позволяет узнать о его авторе многое, а это в свою очередь помогает глубже разобраться в содержании текста.

Таковы три основных отношения, существенные для правильного понимания текста.

Для большей полноты анализа учитываются еще два момента. Первый: как данный текст связан с предыдущим и последующим; в какой мере он им соответствует, а в какой — противоречит? Ответ на эти вопросы желателен для правильной оценки текста. Второй: какова конкретная обстановка, в которой был создан и воспринят текст; каков его локальный план? Эти вопросы тоже заслуживают всяческого внимания.

Смысловое восприятие текста зачастую целиком зависит от ло­кального плана. Локальный план — это определение места, в кото­ром фиксировано выражение смысла. Так, если слова "100 рублей", написанные на этой странице, и те же слова "100 рублей" на де­нежной купюре совпадают по лексическому значению, граммати­ческой форме, то по смыслу они весьма различаются. Локальный план, в который вписываются эти слова, совершенно разный. В од­ном случае это часть текста, в другом случае перед нами сама "сумма". Значение слов здесь различается,по месту фиксации их значения.

Тексты оказывают столь серьезное влияние на мысли и поступки людей благодаря пониманию.

Язык потому и является важнейшим орудием человеческого об­щения, что он делает доступными пониманию мысли и чувства лю­дей. Нет сомнения в том, что языковая форма выражения чувств и мыслей — не единственная. Это доказывает, в частности, вся исто­рия изобразительного искусства. И все-таки язык по праву занима­ет первое место среди средств человеческого общения. Он обладает высокой надежностью и эффективностью. Ничто не в силах полно­стью его заменить.