См.: Искусство кино.— 1989. № 8. С. 169.
порождено процессом развития, не противостоит друг другу. Беда (но не вина) исследователей, превративших "основной вопрос философии" в фетиш, заключается в том, что материя и сознание выступали для них в идеологизированном противостоянии. Сознание изображалось как эпифеномен, как лишенное внутренней силы отражение материи, как ее тень. Между тем и материя, и сознание обладают многими общими чертами и особенностями, главная из которых состоит в том, что они составляют часть направленного движения. Смысл находит выражение именно в направленном характере движения, и это было замечено еще в глубокой древности. Гермес, бог понимания, как вы помните, имел и качество бога, указующего правильное направление (гермы и были указателями направления). Конечно, то была аналогия: метафора, по меткому замечанию Поля Лафарга, это путь, по которому абстракция проникает в человеческую голову. То, что означало найти правильное направление, стало означать — найти смысл. Одновременно это означало "связать две противоположные точки" — начало и конец пути, результатом чего является смысл (смысл движения не только пространственного: так, и ребенок — это смысл, субстанция отношений между мужчиной и женщиной). Любопытно, что "само понятие conceptus (замысел), откуда происходит итальянское concetto, понималось в XVII веке как связь между двумя, часто весьма удаленными предметами"1. Но это была еще и метафора, выражающая Имманентную смыслу особенность: смысл содержит в себе возможности, причем именно те, которые имеют перспективу осуществления. Это относится и к индивидуальным человеческим возможностям. "Какое странное слово смысл, когда оно превращается в смысл жизни. Его невозможно, собственно, объяснить посредством других понятий"2, Над входом в лабораторию Фарадея было написано: "А зачем нужен ребенок?" Это был встречный вопрос тем, кто интересовался (а интересовались все), зачем нужно то или иное экспериментальное исследование, в чем его смысл. "В детях все величайшие возможности"3 — эти слова определяют экзистенциальное качество смысла. Его существование заключается в порождении возможностей. Возможность, деятельность, жизнь — это категории, фиксирующие базисные предпосылки творчества. Смысл деятельности это, конечно, конфигуратор идеи бессмертия. Творчество приобщает к тем, кто будет жить, традиция — к тем, кого уже нет. Поэтому чувство личного бессмертия непроиз- _ но зарождается в процессе созидания нового, того, что уходит удушее, не имеющее конца. Здесь особенно странным образом диняются понятия части и целого. Ни один элемент мира не ра-[ себе — он часть структуры более высокого порядка и лишь в [у этого способен существовать. А по Л. Гинзбург, "смысл — и есть структурная связь, включенность явления в структуру:шего и более общего порядка'". It Допустимо, что "включенность в высшие структуры" составляет еновное условие направленности движения. Другими словами, в снятии "смысл" фиксировано существование взаимной связи ме-законами развития. Если каждый закон есть в своей основе, то в понятии "смысл" отражена системная взаимозависи-. этих связей. Вот пример. Можно ли утверждать, что у закона анения энергии есть свой особый механизм? Видимо, нет, но! процессы с неизменностью происходят так, что энергия не ухо-г в никуда и не появляется ниоткуда. В словах "с неизбежно-ью" скрыт смысл процессов, происходящих так, а не иначе. Во-с: "Зачем они так происходят?", если он допускает ответ, со-^ кит в себе и смысл антропного принципа. Может быть, лучше этот вопрос и не задавать? В пользу антроп-ого принципа сказано немало; сейчас это весьма популярное ут-рждение. Но было бы несправедливо оставить в тени следующие лее мысли Бертрана Рассела: "Вселенная велика, и, если верить Эддингтону, нигде больше нет существ, равных нам по разуму. Ес-~т прикинуть количество вещества в мире и сравнить его с тем ко-■чеством, которое составляют тела разумных существ, мы уви- а, что последнее образует бесконечно малую величину. Поэто-j даже если совершенно невероятно, чтобы из случайного одбора атомов родился способный к мышлению организм, мы все л можем допустить, что во Вселенной существуют только те ор-[измы, которые мы обнаруживаем. Кроме того, не настолько уж замечательные существа, чтобы считать себя причиной этого нкого процесса"2. Последний довод, казалось бы, противоречит посредственно предшествующему, ведь существ, сложнее орга-зованных, чем человек, нам обнаружить покамест не удалось. Но оит ли считать существование человека смыслом существования «ленной? Не лучше ли избавиться от гордыни? Изучение смысла — процесс, который может завершиться лишь»том случае, если с лица Земли, а шире — из Вселенной — исчез-"ет тот, кто изучает. Произойдет ли это? Согласимся с Лемом: Еще много лет, а может и на протяжении всей истории Галактики, "" i будет рассматривать проблему смысла"3.
' Голенищев-Кутузов И. Барокко, классицизм, романтизм // Вопросы литературы. 1964. №7. С. ПО. 2 Гинзбург Л. Человек за письменным столом. Л., 1989. С. 411. 3 Толстой Л. Н. Поли. собр. соч. (юбилейное). Т. 41. С. 22. ' Гинзбург Л. Человек за письменным столом. С. 463. 2 Рассел Б. Почему я не христианин. М., 1987. С. 173. гЛем С. Сумма технологии. М, 1989. С. 403.
|