Канада. Ст. Коуэн. 8-го августа 1899 г.

На этот раз рабочих вышло очень много. Вышли они на работу бодро, энергично.

О том, что „лучше на сухом умирать", не было и помину.

Каждое село выслало всех, кого только можно было. Кое-кто даже и баб захватил. Николай Зибарев из своего селения увел почти всех мужчин и даже своего 12-тилетнего сынишку не пожалел. Худенький мальчик с интеллигентным милым лицом шел рядом с отцом с котомкой за плечами зарабатывать на муку, лошадей, фургоны.

Села опустели сразу. Дома остались только женщины, старики да больные, неспособные к работе. Но и все оставшиеся по селам усиленно, напряженно работали: копаясь в поле, запасая на зиму дров, таская из лесу бревна на конюшни, амбары и другие постройки. Рыли колодцы, мазали дома глиной, размешивая ее в больших ямах, за недостатком скота, собственными ногами.

А на линии между селами шла конкуренция не на живот, а на смерть: кто больше сработает. Люди надрывались, забегали вперед, выискивая получше кусок земли, чтобы только не отстать от других. Длинный канадский день духоборы работали, вставая до зари, бросая работу в поздние сумерки: никому не хотелось первому уходить с работы. Трудные места брались приступом, с разгону...

В этих энергичных, жадно хватающихся за работу людях, ворующих у себя в пользу работы и сон и отдых, трудно было узнать тех вялых, лениво ковыряющих рабочих, которые еще так недавно перед этим выискивали всевозможные предлоги для того, чтобы, бросив на насыпи лопату и тачку, сойтись в одну кучу и гутарить, гутарить без конца, лишь бы день скорее прошел.

Жизнь забила ключом.

Разом проснулись в духоборах свойственная им энергия, жажда созидательного труда, то несокрушимое упорство в нем, которое является главной отличительной чертой духоборов, благодаря которой везде, куда ни забрасывала их судьба, очень скоро они становились богатейшей частью окружающего их населения.

Чтобы вполне оценить по достоинству то единодушие и энергию, с которой после вышеописанной съездки вышли духоборы на железнодорожные работы, нужно знать, до какой степени они не любят никакого наемного труда, в особенности не земледельческого.

Инстинктивно, в душе своей духоборы любят лишь земледельческий труд, — труд в природе. Лишь в земле, в которую они впиваются всем своим существом, за которую цепляются изо всех своих сил, они видят прямой, естественный и безгрешный источник жизни.

Здесь только каждый духобор чувствует себя хозяином, он в своей сфере. Здесь он никому не подчиняется. Здесь он чувствует, что, идя за плугом, он уже исполняет волю своего Бога и что вместе с окружающей его природой он составляет одно гармоническое, неразрывное целое, подчиненное только одному Хозяину, создавшему все это.

Где-нибудь на железной дороге, где и условия существования лучше и самая работа легче, вы не узнаете в этом скучающем, тоскующем, хотя и старательном поденщике того богатыря Микулу Селяниновича, идущего с могучим, ясным взглядом навстречу степному ветру с косой в руках или за неповоротливым тяжелым плугом.

Они предпочитают тянуть на себе плуг, впрягаясь в него по двенадцати пар, вместе со своими женами, чем работать непонятную, ненужную им, так сказать неодухотворенную, работу, где, по их понятиям, царствует скорее ад, чем Бог...

В этом отчасти лежит объяснение вялого, неохотного отношения духоборов к заработкам.