Глава 2. Давайте я помогу, — стеснительно пред­ложила Беру, заглядывая на кухню, где Шми готовила ужин.

 

Давайте я помогу, — стеснительно пред­ложила Беру, заглядывая на кухню, где Шми готовила ужин.

Шми не слышала, как она пришла, и вздрогнула, услышав голос. Клигг и Оуэн вышли еще раз проверить ограду: ночь обещала песчаную бурю, и если ветер сорвет провода, ферма оста­нется без защиты. Шми улыбнулась гостье, та от­ветила радостной улыбкой, даже ямочки заиграли на круглых щеках.

Шми протянула Беру нож. Скоро девочка ста­нет членом их небольшой семьи, пусть привыка­ет. Шми радовалась этому событию. Оуэн еще ни словом не обмолвился о женитьбе, но они с Беру так смотрели друг на друга, что даже посторон­ний понял бы: свадьба — лишь вопрос времени. А поскольку Шми была не совсем посторонней и прекрасно успела узнать характер своего пасын­ка, то ей было ясно: не так уж много понадобит­ся этого времени. Оуэн был очень похож на зем­лю, по которой ходил. Спокойный, основатель­ный, неторопливый, но как только он поймет, что ему нужно, он добудет желаемое без длитель­ных раздумий.

А Оуэну была нужна Беру. Тем более что де­вочка была влюблена в пасынка Шми столь же сильно, как и он в нее. И наблюдая, как Беру ме­тодично и ловко орудует ножом, нарезая ово­щи, Шми думала, что круглощекая крепышка с уложенными вокруг головы русыми косами ста­нет прекрасной женой для фермера. Беру выросла на ферме и не привыкла бегать от работы. И у нее умелые руки, добавила про себя Шми.

И ей не так уж много нужно для счастья. Бес­хитростная Беру ничего не требовала от жизни. Ее существование было простым и ровным, как и у всех фермеров в их краю. И когда кто-нибудь заезжал навестить соседей и рассказать новости, обычно это означало, что неподалеку опять видели тускенских разбойников или что обещают особо разрушительную бурю. Новости выслушивали, неодобрительно покачивая головами, и соглаша­лись, что нынче совсем не так, как вчера.

Шми поначалу забавляли подобные вещи; ей снисходительно прощали, ведь она городская. По­том она привыкла, тем более что и менять в жиз­ни почти ничего не пришлось. Клигг тоже не лю­бил перемен. Он вел точно такую же жизнь, ка­кой жили до него несколько поколений семьи Ларсов. Оуэн ничем не отличался от отца. Правда, Беру выросла в Мое Айсли, но она привыкнет к ферме.

Да, Оуэн женится на ней, и все будет хорошо. Шми опять улыбнулась, представляя, каким весе­лым и счастливым станет тот день.

Голоса и шаги отвлекли ее. Оказывается, вер­нулись не только мужчины. Судя по шарканью металлических ног по земляному полу внутренне­го дворика, пришел и дроид.

— Хозяйка Шми! — возвестил, он, вручая ей оранжево-зеленые плоды, за которыми она посы­лала его часа два назад. — Вот два тангарута. Я принес бы еще, но мне сказали, и весьма невеж­ливо, между прочим, что я должен поторапли­ваться.

Беру прыснула в кулак. Шми строго посмотре­ла на мужа. Тот лишь плечами пожал.

— Надо было оставить его на улице, пусть пропесочится как следует, — сказал он. — Правда, ветер будет сильный и какой-нибудь из камней обязательно что-нибудь ему повредит...

— Прошу прощения, мастер Клигг! — запро­тестовал робот. — Я лишь хотел сказать...

— Мы все понимаем, что ты хотел сказать, Ц-3ПО, — поспешила заверить его Шми.

Она даже положила ладонь ему на плечо, но быстро отдернула руку, решив, что довольно глупо успокаивать дружеским жестом ходячий набор чипов и сервомоторов. Хотя для Шми Скайуокер Ларс робот-секретарь был чем-то большим, чем сочетанием гидравлики и экзоскелета. Анакин не­пременно закончил бы работу, если бы не ушел с тем рыцарем... Оставалось ведь совсем немного, всего лишь собрать корпус. Шми долго никому не давала прикоснуться к роботу. Ей нравилось фан­тазировать, что Анакин вот-вот вернется и все доделает сам. Но после свадьбы по движению души Шми сама нарядила Ц-3ПО в металлический корпус. Робот-секретарь прослезился бы, если бы умел. А Шми решила: пусть так и будет, она — там, где ей место, а Анакин — там, где место ему.

Соседи, конечно, удивились нелепой причуде. О роботе-секретаре со знанием какого-то совер­шенно невероятного количества языков на ферме у Ларсов судачили, наверное, целый год. Клигг не раз флегматично обещал отправить робота на пе­реплавку или продать тайком от хозяйки йавам, но дальше угроз дело не заходило. Хозяину просто нравилось дразнить надоедливого андроида. А для Шми Ц-3ПО был напоминанием о сыне.

— С другой стороны, — продолжал Клигг Ларс, вытряхивая мелкий песок из одежды и волос, — может быть, придут тускены и утащат его. Ты же не боишься тускенов, Ц-3ПО, верно?

— Мои программы не предусматривают такое чувство, как страх, — с достоинством откликнулся робот.

Наверное, если бы он не трясся всем телом и не заикался, он бы сумел убедить в этом неподго­товленную аудиторию. Беру опять захихикала, даже Оуэн улыбнулся.

— Хватит! — вступилась за Ц-3ПО Шми. — Ах ты, бедняжка! Ну, не стой столбом, мне пона­добится и твоя помощь. А ты, — проходя мимо мужа, она попыталась посмотреть на него суро­вее, чем в предыдущий раз, но не выдержала и игриво хлопнула по широкому плечу, — ты про­сто ужасно ведешь себя по отношению к несчаст­ному дроиду.

— Что ж, — Клигг столь же неудачно попро­бовал изобразить злодея и, зверски (по его мнению) прищурившись, оглядел кухню. — Если мне нельзя повеселиться с жестянкой, придется поис­кать кого-нибудь другого.

Грозный взгляд остановился на Беру. Девочка смущенно ойкнула.

— Клигг!

— Что? Если она собирается жить здесь, пусть привыкает защищаться.

— Папа!!!

— Ой, только не набрасывайтесь на доброго старого Клигга, — вдруг подала голос Беру, а Шми подумала, случайно или все-таки специально уда­рение девочка поставила на слове «старый». — Хорошей же женой я буду, если не сумею пере­спорить его!

— Ага! — возрадовался старший Ларс. — Вы­зов!

— Было бы кого вызывать, если спросите у меня! — парировала Беру.

Шутливая перепалка разгорелась с такой си­лой, что не будь вода так ценна для них, Шми давно принесла бы ведро и вылила на головы мужа и будущей невестки. Да и Оуэну не мешало бы остудиться. А то заладил однообразно: «Папа, папа...»

К словесной дуэли Шми не прислушивалась. Ей нравилось наблюдать за Беру. Да, девочка пре­восходно подходит для жизни на водосборной фер­ме. Какой характер! Грубоватый Клигг — боец хоть куда, но Беру, когда позволяет ситуация, даст мно­гим фермерам сто очков вперед. Шми начала на­крывать на стол, улыбаясь, когда до ее ушей доле­тало особо колкое замечание будущей невестки.

Она так увлеклась, что не заметила, когда по комнате принялись летать не только язвительные высказывания. И перезрелый фрукт застал ее врас­плох.

Разумеется, остальные расхохотались.

А когда Шми развернулась, чтобы отчитать шутников, все трое уже давились смехом. Вот только Беру пыталась скрыть смущение. Похоже, именно она запустила импровизированным сна­рядом в Клигга, но взяла мимо цели.

— Послушная девочка, — с удовольствием за­метил Клигг, восторженно булькая. — Всегда зна­ет, когда остановиться.

Шми аккуратно собрала с себя в плошку оран­жевую мякоть, а потом выплеснула содержимое плошки на мужа.

Клигг задумчиво помолчал. И потянулся за вто­рым тангарутом.

Битва была короткой, но яростной, и, не­смотря на то что угроз в воздухе летало больше, чем настоящих снарядов, комнате все-таки по­требовалась уборка. Дети вызвались не только помочь, а даже все сделать сами, но Шми про­гнала их.

— Займитесь лучше собой, — сказала она. — Клигг начал, ему и убирать. Идите, идите, я позо­ву, когда ужин окажется на столе, а не на стенах.

Старший Ларс засмеялся.

— А в следующий раз ляжешь спать голод­ным, — Шми пригрозила ему ложкой. — И в одиночестве!

— Во как! — Клигг в знак примирения поднял руки. — Да никогда!

Ложка указала на дверь, за которую Оуэн и Беру поспешили ретироваться.

— Хорошая будет жена, — сказала Шми вслух то, что думала весь вечер.

Клигг сгреб ее в охапку, прижал к себе.

— Мы, Ларсы, всегда любим самых лучших женщин.

Шми знала, что если сейчас повернет голову, то увидит, как муж улыбается. И знала, что улыб­нется в ответ. Так она и поступила. Да, она нахо­дится именно там, где ей самое место. Честная хорошая работа, удовлетворение от нее и доста­точно свободного времени, чтобы немного повесе­литься. Шми всегда мечтала именно о такой жиз­ни. Пыль дальних дорог — не для нее.

Она негромко вздохнула.

— Опять думаешь о своем парне, — сказал Клигг Ларс. Он не спрашивал, он знал.

— Все хорошо, — пробормотала Шми в ответ, стараясь разогнать темное облачко, заслонившее солнце. — Я знаю: с ним все хорошо. Он в безо­пасности.

— Но когда мы начинаем веселиться, ты хо­чешь, чтобы он был здесь.

Шми удалось улыбнуться.

— Да, — согласилась она. — И не только тог­да. Я хотела, чтобы Анакин был здесь с того са­мого момента, когда мы впервые увидели друг друга.

— Пять лет назад, — вставил Клигг.

— Ты бы ему понравился. И ты, и Оуэн...

— Думаешь, Анакин с Оуэном сумели бы под­ружиться? — с сомнением спросил Клигг, но тут же сам отмахнулся от собственных слов. — Ба! Конечно же. Подружились бы!

— Ты даже ни разу не видел Ани, — провор­чала Шми.

— Парни стали бы друзьями в наилучшем виде, — уверенно заявил муж. — Как может быть иначе? С такой-то матерью...

Шми поцеловала его. Сначала — в знак благо­дарности, потом — совсем по-другому. Но думала она теперь об Оуэне, о расцветающих отношениях между ним и милой Беру. Шми любила их обоих.

Но вместо того чтобы успокоить, мысль о па­сынке встревожила ее. Часто Шми спрашивала себя, а не из-за Оуэна она столь охотно и быстро согласилась выйти замуж за Ларса? Она погладила мужа по широким плечам. Шми любила его. Она наконец-то кого-то любила, не порывисто и стра­стно, как когда-то, то давнее чувство казалось те­перь почти нереальным. Ровное спокойное чув­ство радовало ее, хотя сначала казалось, что это — лишь благодарность за избавление от рабского ошейника. Но все-таки, какую роль сыграл в ее решении Оуэн? Вопрос мучил ее все эти годы. Может быть, нужно было заполнить ту пустоту в сердце? Анакин ушел — гораздо раньше, чем могла предположить Шми, и у нее осталось так много чувств, которые нужно было кому-то от­дать. А Оуэну была нужна мама...

Интересно, а на самом деле смогли бы мальчи­ки подружиться? Они такие разные... Когда по­дойдет время, Оуэн примет у отца ферму, а Клигг передаст ему все дела, как когда-то сделал отец Клигга, а еще раньше — дед, как заведено в семье Ларсов из поколения в поколение. Оуэн, сметли­вый и добродетельный наследник этой земли, едва ли когда променяет гордость и удовольствие фер­мерской жизни на, может быть, более тяжелую, зато яркую жизнь.

А Анакин...

Шми чуть было не рассмеялась, представив, как ее нетерпеливый сын, чья голова забита меч­тами о дальних странствиях и подвигах, возится с влагоуловителями. Кончилось бы все тем, что Клигг постоянно бы злился и ругался: точно так же, как тойдарианец Уотто. Анакин умеет вывес­ти из себя всех обстоятельных и солидных, а его жаждущую приключений душу не приручишь ни­каким чувством ответственности перед поколени­ями фермеров, гнувших здесь спину. Гоняться на болидах, летать среди звезд, искать на свою голову подвигов — вот это как раз по нему. И как раз то, что выводит Клигга из себя.

Воображение нарисовало раскрасневшегося супруга, в гневе разыскивающего, куда подевался Анакин, который в очередной раз замечтался, гля­дя на небо. Шми тихонько хихикнула.

Клигг покрепче обнял ее, не догадываясь о при­чинах смеха.

Шми, наконец-то, было хорошо. Она — там, где должна быть. А Анакин — там, где должен быть он.

 

* * *

 

Она больше не носила пышных и неудобных одежд, которые когда-то были признаком ее вы­сокого положения. И больше не было нужды надевать тяжелые головные уборы, от которых ныли плечи и шея. И можно было не проводить томительных часов в кресле, пока горничные ук­ладывали волосы особо затейливым образом и накладывали на лицо ритуальный грим. Доста­точно было простого белого платья и двух обыч­ных косичек. Но, странное дело, порой ей каза­лось, что без всей этой брони она уязвима и беззащитна. Но — один взгляд в зеркало, и бывшей королеве вновь было легко.

А когда жизнь становилась совсем уж в тягость, можно было прилететь домой и повидаться с род­ными. Сейчас она сидела на нагретой солнцем ска­мье возле женщины, которая была очень похожа на саму Падме, только чуть-чуть постарше и, мо­жет быть, чуть-чуть больше женщиной. Платье со­седки было еще проще, а волосы не так тщательно причесаны. Но это не мешало ей быть красивой. И если Падме Наберрие сияла всей красотой юно­сти, то от Солы (так звали вторую) веяло силой и уверенностью зрелости.

— Ты уже закончила переговоры с королевой Джамиллей? — поинтересовалась Сола, и по ее тону каждому стало бы ясно, что лично она невы­сокого мнения об этих встречах.

Падме бросила косой взгляд на соседку и снова стала смотреть за возней Риоо и Пухи, маленьких дочерей Солы.

— Всего одна встреча, — проговорила она. — Королева должна была передать некоторую инфор­мацию.

— О проекте создания армии, — добавила Сола.

Падме не стала подтверждать очевидное. Уже несколько лет военный проект был притчей во язы­цех и темой для жарких дебатов в Сенате. А она-то, наивная, считала, что то давнее выступление перед сенаторами — еще в статусе королевы — было са­мым трудным.

— В Республике так шумят и галдят, что едва ли сенатор Амидала сумеет все уладить, — пре­небрежительно заметила Сола.

Падме опять повернулась к сестре, удивленная нотой сарказма.

— Разве не это занимает твое время?

— Я пытаюсь этим заняться, — поправила Падме.

— Вы все пытаетесь этим заниматься.

— Ты что хочешь сказать? — Падме в затруд­нении нахмурила брови. — В конце концов, я же сенатор.

— Сначала королева, потом сенатор, и кто зна­ет, сколько постов впереди, — Сола сорвала цве­ток и бросила им в детей.

Некоторое время она наблюдала, как Риоо таска­ет Пуху за волосы, потом прикрикнула на дочерей.

— Ты так говоришь, будто тебе противно, — сказала Падме. — Как будто говоришь о... о сквер­ных вещах.

— О великих вещах, — со смешком поправи­ла ее Сола. — Если все делать во благо.

— Ну, а этим что ты хочешь сказать?

Сола пожала плечами, как будто не была уве­рена, стоило ли вообще заводить разговор.

— По-моему, ты сама себя убедила, что незаме­нима. Что без тебя ничего не должно происходить.

-Сол!

— Но это так, — настаивала сестра. — Ты от­даешь, отдаешь, отдаешь, отдаешь... Никогда не возникал соблазн взять? Хотя бы немножко?

Падме неуверенно улыбнулась:

— Что взять-то?

Сола не отрывала взгляда от дочерей.

— Посмотри на них, — предложила она. — Я вижу, как блестят твои глаза, когда ты смотришь на моих детей. Я знаю, как ты их любишь.

— Конечно, люблю!

— А своих собственных не хочешь завести? — вопрос проскользнул как бы между прочим. — Собственную семью? Мне кажется, пора.

Падме выпрямилась.

— Я... — она замолчала и попробовала еще раз. — Я... я... знаешь, я сейчас работаю над одним важным делом. Правда, очень-очень важным.

— А после того, как ты сделаешь свое очень-очень важное дело, отыщешь другое, на этот раз очень-очень-очень важное, так? И так же пламенно будешь верить в него. Дело будет касаться Республи­ки и правительства, но вряд ли будет касаться тебя.

— Как ты можешь?!

— Я говорю правду, и ты это знаешь. Когда ты сможешь сделать что-нибудь для себя?

— Я делаю!

— Ты знаешь, о чем я.

Падме с вымученной улыбкой покачала голо­вой. Смотреть на Риоо и Пуху было веселее и лег­че, чем задумываться над словами старшей сестры.

— Разве жизнь определяется только детьми? — спросила она.

— Вовсе нет, — отмахнулась Сола. — Только все не так. Точнее, не совсем так. Я говорю в ши­роком смысле, сестренка. Ты все свое время тра­тишь на чужие проблемы, на диспуты, на неуря­дицы целых планет, обсуждаешь, действительно ли некая торговая гильдия честно ведет дела в той или иной системе. Ты все силы тратишь на то, чтобы сделать жизнь других лучше.

— Да что в этом плохого?

— А как же твоя жизнь? — голос Солы вдруг стал серьезным. — А как же сама Падме? Никог­да не хотела сделать лучше собственную жизнь? Помощь другим приносит тебе удовольствие, это я знаю. Это видно. Ну, а все же ты сама? Ты знаешь, что такое любовь, сестричка? А как про­должается мир в детях? Приходила ли тебе хоть однажды мысль об этом? Не пробовала ли ты при­остановиться и подумать: что хорошего ты прине­сешь миру своим незнанием, непониманием, бед­ностью чувств? Вдруг жизнь твоя недостаточно полна?

Падме хотела резко ответить, что ее жизнь и без того полнее некуда, но прикусила язык. Она смотрела, как ее племянницы возятся на заднем дворе, как они чуть ли не на атомы разбирают бедолагу астродроида, и думала, что слова сестры странным и непонятным образом породили бес­покойство, разрушающее спокойствие и уверен­ность ее личного предназначения.

И впервые за много дней Падме думала не об ответственности и не о голосовании, а слова «Про­ект создания армии» не могли заглушить хохота девочек.

 

* * *

 

— Слишком близко, — сумрачно сказал Оуэн отцу, пока они обходили ограду фермы.

Надо было проверить, не повредил ли ее не­давний ураган. Оуэн подумал, что мать наверняка сказала бы по-другому. Шми предпочла бы ска­зать так: «не нашалил ли...» Оуэн любил мачеху, но иногда ее манера говорить смущала его. Он чувствовал себя деревенским увальнем рядом с го­родской красавицей. Молодой человек солидно покачал головой. Все Ларсы сумасшедшие. Отец привел в дом женщину из города, и он сам, Оуэн, собирается предложить Беру стать хозяйкой в их будущем доме.

Его мысли прервал громкий дикий рев. Уже во второй раз, и теперь — гораздо ближе.

Оуэн озадаченно посмотрел на отца. Оба они знали, что банты не разгуливают в их краях сами по себе. Травы в окрестностях одинокой водосбор­ной фермы немного, пастись негде. Но их рев труд­но перепутать, да и с кем тут их путать, на пус­тынной планете? Значит, это не стадо диких бант, а в таком случае... Молодой человек поежился.

— Почему так близко к фермам? — спросил он.

— Мы давно ничего не делали, — откликнулся отец. — Если дать дикому зверю бегать на свобо­де, он со временем забывает урок.

Оуэн скептически наморщил нос и получил от отца подзатыльник.

— Тускенам постоянно приходится давать уро­ки хорошего поведения, — сказал Клигг Ларс. — Собираешь народ, выслеживаешь и убиваешь. Те, кто убежит, хорошо запомнит, где находятся гра­ницы. Тускены, они точно дикие звери, часто про­сят твердой руки.

Оуэн не отвечал. Он просто чесал в затылке.

— Видишь, как давно им преподавали хоро­шую трепку? — фыркнул отец. — Ты даже и не помнишь. В этом-то и проблема!

Банта взревел снова.

Клигг оскалился, глядя из-под руки в направле­нии звука. Звезд на небе было много, да и одно из солнц-близнецов, отстав от товарки, оставило на горизонте быстро гаснущее зарево, но все равно едва ли Ларс что-нибудь разглядел в ночи.

— Пусть Беру побудет у нас, — Клигг махнул рукой и зашагал в сторону дома; ноги утопали в сухом песке по щиколотку.

Оуэн отвлеченно подумал, что неплохо бы раз­грести мусор, который принес ураган, и заторо­пился следом за отцом.

— Вы оба оставайтесь внутри периметра, — наставлял его Клигг. — И держите ружья под рукой.

Оуэн послушно кивнул. Как раз когда они оба добрались до двери, ветер вновь принес тоскли­вый низкий вопль. Совсем рядом.

— Что стряслось?

Шми задала вопрос, как только мужчины вош­ли в дом. Должно быть, тоже слышала рев банты. Но Клигг Ларс лишь улыбнулся в ответ.

— Просто песок, — сказал он, — засыпал в нескольких местах сенсоры, выкапывал их, устал...

Он поспешно ретировался к умывальнику.

— Клигг...

Беру смотрела только на Оуэна, но выражение ее круглого липа было такое же тревожное, как и у Шми.

— Что стряслось? — голос ее был эхом голоса Шми.

— Да ничего! Правда, совсем ничего...

Но Беру — не Шми, ее словами не успокоишь. Она просто встала у Оуэна на пути, уперев кулаки в бедра.

— Просто возвращается буря, — солгал Клигг от умывальника. — Далеко. Может, еще пройдет стороной.

— Далеко, но все же засыпало сенсоры, — уточ­нила Шми.

Оуэн попытался проскользнуть мимо Беру, но девушка крепко взяла его за руку, развернув к себе липом. Оуэн приуныл. Он никогда не умел врать, глядя Беру прямо в глаза. Если честно, у него и в других случаях плохо получалось. Он услышал, как отец прочищает горло.

— Это первый порыв ветра, — сказал Оуэн. — Но я думаю, эта буря будет не такой сильной, как считает отец.

— И долго вы намерены нам врать? — вне­запно поинтересовалась Беру.

— Что ты там видел, Клигг? — не отстала от нее Шми.

— Ничего, — упорствовал старший Ларс.

— Ладно, тогда что ты там слышал? — Шми слишком хорошо знала мужа, чтобы помнить, как он умеет прятаться за словами.

— Банту я слышал, и больше ничего, — Клигг пошел на попятный.

— И ты считаешь, что это банта тускена, — заявила Шми. — Далеко?

— Кто знает? Ночь, ветер... Может, несколько километров.

— Или?

Клигг вернулся в комнату, остановился перед женой.

— Что ты хочешь от меня, любовь моя? — спросил он, обнимая ее. — Я слышал банту. Я не знаю, сидел ли сверху тускен.

— Но были и другие следы, — вдруг прорвало Оуэна. — Доррс нашел их поодоо [*]. Навалили це­лую кучу прямо на сенсоры.

— Еды в пустыне сейчас мало, — перебил сына Клигг Ларс. — Вот они и жмутся к фермам.

— Или тускены осмелели и подбираются к домам. И пробуют, как у нас обстоят дела с систе­мами безопасности.

Шми не собиралась быть пророком, но не ус­пела она закончить фразу, как взревела сирена. Где-то кто-то прорвал ограду.

Оуэн схватил лазерное ружье и вместе с отцом выскочил из дома. Шми и Беру жались друг к дру­гу за их спинами.

— Оставайтесь здесь! — приказал им Клигг. — Или возьмите оружие, что ли!

Женщины попятились, и Клигг зигзагом побе­жал через двор, зная, что сын прикрывает его. Он низко пригнулся, готовый выстрелить во все, что будет напоминать тускена хотя бы отдаленно. Он давно запомнил, что в таких случаях сначала нуж­но стрелять, а уж потом смотреть — во что.

Но до этого дело не дошло. Они обыскали весь периметр, разве что не просеяли песок, но не на­шли ни одного следа.

Этой ночью они спали по очереди, даже во сне не выпуская оружия из рук. А наутро на восточной стороне двора Оуэн отыскал причину сработавшего сигнала тревоги: отпечаток ноги на небольшом учас­тке плотного песка. След был не такой уж и большой и вовсе не принадлежал банте. Его оставила почти человеческая нога, обернутая в мягкую тряпку.

— Надо поговорить с Доррсом и остальны­ми, — объявил Клигг, когда Оуэн показал ему находку. — Собрать народ и загнать зверей об­ратно в пустыню.

— Бант?

— И их тоже, — Клигг сплюнул на песок.

Оуэн никогда не видел, чтобы отец был так зол.

 

* * *

 

Ну вот, теперь даже в собственном кабинете Падме не чувствовала себя уютно. Ей выделили покои в дворцовом комплексе, но с остальным дворцом комнаты не соединялись. Стол был зава­лен голографическими дисками, официальными документами на твердом носителе, безделушками и прочей чепухой. И над всем этим беспорядком в воздухе висела голографическая таблица: в од­ной графе абстрактное изображение солдата, в другой — вымпел переговоров. И в той, и в дру­гой — почти поровну голосов.

То есть во время голосования Сенат расколет­ся почти пополам. И теперь все равно, станет Рес­публика создавать регулярную армию или нет. Орден, разумеется, выскажется против, но у них нет права голоса. А жаль. Больше всего уязвляло, что практически все сенаторы будут преследовать собственные цели, весь спектр — от потенциаль­ных контрактов и военных поставок на собствен­ных планетах до банальных взяток. Никто не ста­нет думать о благе Республики. Никто.

А вот Падме решительно стояла на своем: она должна помешать. Точка. Республика создавалась на принципе терпимости. В ней десятки тысяч систем, а рас — еще больше. И единственное, что их объеди­няло — терпимость. Терпимость друг к другу. Еди­ная армия станет не решением проблемы, а наобо­рот — чем дальше от Корусканта, тем вероятнее ее несанкционированное подавляющее воздействие.

Шум за окном отвлек внимание и заставил выглянуть наружу. Насколько можно было разоб­рать, какие-то люди дрались между собой, а двор­цовая стража пыталась их разнять.

Падме вздрогнула и оглянулась: в дверь каби­нета шагнул Панака.

— Просто проверяю, все ли в порядке, сена­тор.

С тех пор как она перестала быть королевой, капитан дворцовой стражи добровольно взял на себя обязанности личного телохранителя. По крайней мере, пока Падме находилась на Набу. Сейчас Панаке было уже далеко за сорок, но он сохранил прекрасную форму и, похоже, в рукопашной схватке с легкостью мог побороть любого своего соотечественника. При нем Падме чувствовала себя легко и спокойно.

— А разве за безопасность королевы отвеча­ешь не ты?

Панака кивнул:

— Там все в порядке.

— Что это за люди? — Падме указала на окно и потасовку за ним.

— Шахтеры,— отрывисто пояснил капитан. — Контрактники. Вас их дела не касаются, сенатор. На самом деле я шел поговорить с вами об обес­печении безопасности вашего возвращения на Корускант.

— До него еще несколько недель.

Панака посмотрел в окно.

— Значит, удастся хорошо подготовиться.

Спорить с упрямым капитаном дворцовой стра­жи — себе дороже. Все равно лететь придется на корабле, официально приписанном к флоту Набу, и Панака имеет полное право вмешаться. Даже не право, он должен вмешаться. И если говорить правду, его забота радовала Падме, хотя девушка ни за что не призналась бы ему в этом.

Новые крики внизу, во дворе, отвлекли быв­шую королеву. Падме поморщилась. Еще одна проблема. Всегда найдется какая-нибудь пробле­ма, просто несчастье какое-то. Может быть, ра­зумным существам просто необходимо создавать трудности себе и окружающим, особенно — ког­да все хорошо? Может быть, такова их природа? Или сестра все же права?

— Сенатор? — терпеливо напомнил о своем существовании Панака.

— Да?

— Мы должны обсудить вопросы безопасно­сти.

Падме послушно прогнала из головы воспоми­нания о дворике, нагретой солнцем густой зелени и играющих ребятишках. Раз капитан Панака ска­зал, что они будут обсуждать вопросы безопаснос­ти, значит, сенатору Падме Амидале Наберрие при­дется обсуждать вопросы безопасности.

 

* * *

 

— Давно надо было перестрелять их всех! — Клигг чуть было не разбил тарелку, с силой поста­вив ее на стол.

Еще одна ночь прошла под перекличку банта, и теперь уже никто из четверых обитателей фер­мы Ларсов не сомневался, что пришли тускены. Народ песка прятался где-то поблизости, навер­ное даже сейчас наблюдая за огнями в доме.

— Они — звери, дикие звери! — продолжал бушевать хозяин. — Надо сообщить властям в Мос Айсли, пусть уничтожат этих вредителей! И воню­чих йавов туда же!

Шми со вздохом погладила мужа по руке.

— А йавы тебе чем не пришлись? — спросила она. — Они нам помогают.

— Что ты за них заступаешься? — взревел Клигг; Шми испуганно отдернула руку. — Про­сти. Ладно, йавов пусть не трогают. Только тускенов. Они — всего лишь дикие звери, — упрямо повторил он. — Они крадут и убивают. От них добра не жди.

— Пусть только сунутся, — поддержал отца Оуэн. — Не многие из них вернутся в пустыню.

Клигг одобрительно кивнул.

Они попытались доесть ужин, но каждый раз, когда неподалеку взревывал банта, все вздрагива­ли. Руки сами тянулись к оружию.

— Слушайте, — вдруг произнесла Шми.

Все насторожились, но, сколько бы ни напря­гали слух, никто ничего не услышал. Снаружи выл только ветер, банта молчали.

— Может, они просто проходили мимо? — высказала предположение Шми, когда убедилась, что все остальные слышали то же, что и она: ти­шину. — Кочевали в другой район пустыни и про­сто проходили мимо?

— Завтра утром сходим к Доррсам, — поста­новил Клигг. — Соберем фермеров, да и в Мос Айсли следует сообщить.

Он посмотрел на жену и кивнул.

— На всякий случай, — добавил он.

— Утром, — согласился с отцом Оуэн.

 

* * *

 

На рассвете, прежде чем уйти, мужчины ос­мотрели ограду и плотно позавтракали. Шми при­готовила им еду и пошла к влагоуловителям — собрать грибов, как делала каждое утро. Они на­меревались встретить ее по дороге на ферму Доррсов, но нашли только следы.

Цепочку следов Шми прерывали другие. Мно­жество ног, обутых в мягкие опорки.

И тогда Клигг Ларс, самый сильный и сдер­жанный человек, какого только знали в этом краю, опустился в песок на колени и заплакал.

— Нам придется пойти за ней, папа, — сказал у него за спиной уверенный голос.

Клигг поднял голову. И не смог отыскать на липе сына былого простодушия. Рядом с ним сто­ял взрослый мужчина.

— Мама жива, — со странным, почти неесте­ственным спокойствием сказал Оуэн. — И мы не можем оставить ее тускенам.

Клигг вытер слезы, те, которые не успел высу­шить ветер. Потом мрачно кивнул.

— Свяжись с соседними фермами, — сказал он.